Холодное под ее руками стало льдом, и потом был странный звук, и вой боли, и звук падения чего-то большого, и лязг железа по полу. И снова звук и вой, и еще один – прежде, чем она решилась посмотреть.

Прямо перед ними, у ног Святого, лежало тело, проткнутое словно незримыми мечами в десятке мест, и из тонких, узких ран, покрытых льдистой коркой, даже кровь не сочилась. Следом лежало такое же тело, и его как раз переступал, почти в полете, еще один кочевник.

Мойра почти что зажмурилась снова, но его пронзило до того, как он коснулся ногами пола: снизу на доли мгновений выдвинулись тонкие, острые лезвия, сотканные из покрытых инеем серых копий, и тут же втянулись обратно, заставив налетчика рухнуть на пол в середине прыжка.

Руки Святого, которые Мойра удерживала на весу, были покрыты инеем, тоже, и она видела, как на его ногтях появляются новые следы крови, словно ниоткуда.

– Глядите! Глядите, люди! Святой нас защищает! Должны и мы защитить Святого! А ну, навалимся! Мужики!.. – хозяин гостиницы подхватил обороненную одним из налетчиков секиру, передал кому-то из гостей, сам переложил поудобней в руке свой топор и, когда костяные копья пробили очередного нападающего, переступил через него и кинулся в брешь, увлекая за собой своих работников.

Мойра собралась с силами и кое-как подвинула Святого, чтобы тот мог видеть пространство за прорубленной и заваленной внутрь дверью, и костяные копья пошли вскидываться уже там, подкарауливая врагов в неожиданные моменты. Гости – не все, но некоторые – не удивление, тоже поспешили на помощь. Поднимая оружие поверженных кочевников, они, кто лучше, кто хуже, присоединялись к бою, тесня нападающих со двора прочь.

Мойра уже не чувствовала рук – замерзшие, сведенные судорогой от долгого нахождения в одном положении, они подрагивали, и девушка боялась, что в неурочный момент просто не удержит. Боль быстро становилась невыносимый, злой, и от этого страх, отступивший было, начал подкатывать снова.

– Помогите, – позвала она, надеясь, что кто-то сжалится, кто-то услышит. – Помогите, пожалуйста! Я скоро не удержу одна!..

Сначала ей ответила тишина, но потом какая-то женщина подошла сама и подвела к ним хромающего ребенка, поставив его плечо под одну длань Святого, и сама подняла руки под локоть Мойры, облегчая ее ношу.

– Постоим со Святым против врагов, – тяжело прошептала она, явно борясь с собственным страхом. – В вере наше спасение.

В вере – и в той силе, которой, оказывается, в самом деле обладали Святые. Никогда в жизни Мойра не видела такого, и не слышала о таком, но Святой Гаало, казалось, без устали продолжал отправлять в бой свои десять острых копий, бесконечно орошая кровью свои пальцы, и одного за другим посылая кочевников на встречу с их богами.

Сколько длился этот бой – Мойра не понимала. Ей казалось, что она слишком быстро устает, что она слишком слаба, да и ее товарищи – тоже. Они сменяли друг друга – еще несколько людей, слишком слабых, чтобы сражаться, по очереди вставали в помощь Святому, который продолжал разить врагов, сберегая жизни живых защитников постоялого двора. Продолжал до самого утра – а когда забрезжил рассвет, оставшиеся кочевники, что-то яростно крича друг другу, внезапно побросали все, что унести не могли, взлетели на своих верховых животных и отступили.

Хозяин постоялого двора, могучий и несгибаемый, как кряжистый дуб, вытер со лба пот и кровь, глядя им вслед, а Мойра едва смогла с помощью добрых людей донести Святого Гаало до его стула – настолько ее вымотало напряжение.

А каково было самому Святому? Сколько чудес он совершил за эту ночь? Сколько жизней он отнял, и сколько спас?..

– Слава, слава Святым, слава Святому, – запричитала женщина, что помогала им. – Я уж думала, конец нам пришел! Защитил нас Святой! Слава, Слава Святому!..

Мойра тоже бы кричала и плакала от облегчения и счастья, если бы могла, но сил не было, поэтому она просто сидела, неподвижно, тихо, прямо на полу. Люди один за одним проходили мимо, прикладывались к руке Святого Гаало, лежащей на его коленях, уходили.

– Что, живая, “дочь Мойра”? – спросил хозяин, подходя сначала к девушке.

– Да. Наверное. Кажется, – с трудом ответила она, поднимая на него взгляд. – Мы отбились, получается?

– Да. С помощью чудес Святого Гаало, – хохотнул хозяин. – Я, право, надеялся, что они не нападут. Тут неспокойно было уже несколько дней в округе, но у нас тут всегда людно, а скотины мало. Думал, может, и обойдется. А вот, не обошлось бы, не случись тут Святого. Хоть я, признаюсь, и не видал, чтоб Святые такие вещи выделывали. Это ж настоящие чудеса! не хуже исцеления, а вот исцеление, говорят, только хор Святых вместе и творит.

– Вот мы туда и идем, – вставила та женщина, что помогала Мойре. – С унучеком туда и идем. Болезный он у меня. А, может, Святой Гаало сам вылечить-то может?

– Та ты ж спроси, дура-баба, – добродушно сказал хозяин и сам, легко шагнув, преклонил колена перед Святым. – Спасибо, Святой Гаало, век твоей помощи не забуду, и какого потомка в твою честь, значит, назову, – он поднял голову на табличку, нахмурился. – Эй, девка, поди ты сюда-ка. Кажись, почил наш Святой-то.

Мойра дернулась в ужасе, ее окатило такой волной мрака и глухого отчаяния, что в глазах потемнело, и в мыслях тоже. Казалось бы, всего ничего они вместе и пробыли, но опасности и страхи намертво привязали девушку к древнему Святому, и потерять его было больно физически – словно третий раз она теряла Альдо.

Она рванула к Святому, почти отталкивая хозяина, откуда только силы взялись, и уставилась, с дрожащими веками и губами, на тусклую табличку.

Она была пуста, и голова Святого, безвольно склоненная набок, показывала, что ошибки тут быть не может.

– Святенький Гаальчик, – Мойра бухнулась на колени, ткнулась головой в его руку и колени, покрытые бархатом, и глухо выдохнула. – На кого же ты меня покинул? Как же я теперь дойду? Ты ж мне обещал, что дойдем до Святого Престола вместе! И я обещала. Что доведу тебя. А теперь что?..

– Святой … помре? – уточнила женщина, которая уже было подошла к ним, чтобы в самом деле спросить про исцеление. – Батюшки! Батюшки! Что ж такое то, Святой нас спас и сам почил? Отдал за нас свою силушку, свою жизнюшку!..

Люди кругом зашумели, волнуясь, обсуждая. Кто-то измышлял уже, как и куда нести мощи, кто-то всхлипывал пуще Мойры, кто-то начал молиться. Сама Мойра никак не могла собрать себя, снова и снова переживая все моменты своего пути, и вторая, мученическая смерть Альдо, который отвлек от нее крестьян, смешивалась для нее со смертью заботливого Святого. Хозяин, оберегая ее, даже отогнал остальных подальше, признавая ее право на прощание и скорбь без суеты, а потом кто-то коснулся ее лба твердым и упрямым, требовательным движением.

Мойра встрепенулась, поднимая заплаканное, гневное лицо, но тут же замерла в удивлении и сомнении. Это был Святой Гаало – в полной тишине, тут же воцарившейся вокруг, он выпрямил неловко шею и еще раз постучал Мойру по лбу.

Она тут же метнулась взглядом на табличку, но там, ниже его помутневшего имени, ничего толком нельзя было разобрать. Буквы смешивались в неясную вязь, в которой было больше “с” и “ш”, чем всего остального.

– Святенький Гаальчик? – с прерывистым всхлипом спросила она. – Ты с нами еще, Святенький Гаальчик?

Снова череда бесконечно перемежающихся “с” и “ш”, с проблесками других букв.

– Что там?! Что там, родимые?

– Да что творится-то?

– Чудо творится, – оборвал всех хозяин постоялого двора. – Тихо вы.

Слова начали складываться из разрозненных букв, медленно, куда медленней, чем раньше.

“Дойду с тобой я”, – сказал Святой Гаало. – “Бо обещал тебе.”

– Святенький Гаальчик, – Мойра обхватила его колени, чувствуя в этот момент такой прилив счастья и надежды, что хватило бы, чтобы осветить целый мир. – Мы дойдем вместе, как собирались! Ты войдешь в хор Святых, а я испрошу прощения, и все будет хорошо, так ведь?

“Молись и надейся, дочь Мойра, бо невелик твой грех”, – он постучал Мойру по лбу, и она, засмущавшись с чего-то выпустила его. – “Иссякли силы мои, слаб я. Последнее чудо было явлено, и более не будет”.

– Я с вами на телеге кого-никого из мужичков отправлю, – пообещал хозяин. – Только благодаря Святому мы в живых-то и остались.

– Спасибо, – Мойра с благодарностью посмотрела на него, думая, что, может, живые и не так уж плохи. Вот хозяин, например, оказался очень даже ничего, а та женщина и сама ей помогла в ужасном ночном бою, и других заставила.

Хотя мертвые, что Альдо, что Святой Гаало, все еще казались ей как-то надежней.

Глава 10

Святые совершенны, могущественны.

Святые терпеливы, потому что бесконечны во времени.

Но иногда даже бесконечности приходит конец. Мойра видела это по Святому Гаало даже слишком хорошо.

Хозяин постоялого двора, благодарный за помощь, в самом деле отрядил своего служку на телеге, чтобы тот довез их прямо до ворот Святого престола, и всю дорогу, по большей части, Святой молчал. Табличка его оставалась блеклой и тусклой, и даже имя трудно было разобрать. Он отвечал, когда Мойра о чем-то спрашивала его, но ответы его были кратки и отрывочны, и он не двигался вовсе ни разу, так что трудно было понять, теплится ли в нем еще его душа.

Это было заемное время, настоящее чудо, которое было даровано им Святой землей или Небом, и Мойра до жути боялась, что оно иссякнет раньше времени, и Святой Гаало просто не успеет добраться до Хора святых. А что случается с теми из них, кто не успевал, она и спросить-то боялась.

Древний, усталый, Святой Гаало угасал, утекал сквозь пальцы, сквозь доски телеги, вместе со скрипом колес, со взбрыкиванием тяглового вола, что был запряжен в телегу, и Мойра не решалась часто о чем-то говорить с ним, боясь приблизить неизбежное.

Слишком много сил он потратил, когда стоял щитом между ними, живыми, и другими, тоже живыми, но чужими. Хозяин потом пересчитал тела, пронзенные костяными копьями – их было больше пяти десятков. Сильнее любого богатыря давних времен, надежней иной дружины встал всего один древний Святой из заброшенной, пустой деревни. А не случись его на том дворе в ту ночь – не выжить бы никому.

– Почти приехали, хозяйка, – вежливо позвал Мойру спереди служка. Строго-настрого ему наказал хозяин беречь и Святого, и Мойру, и сделать все, как Мойра укажет – только внутрь самого Святого престола не велел заезжать, потому как пошлина за телегу была огого какая.

Мойра встрепенулась, посмотрела вперед – и впервые увидела город, о котором всю свою жизнь только слышала – Святой престол, место, где жил сам Император, место, где звучал немолчный хор Святых.

Вверх, к небесам, возносился Трон Святой Земли, словно паря над зданиями, шпилями, парками, стенами – оттуда, с невообразимых высот смотрел Император на страну, которой он правил. Белый и золотой, Трон казался волшебным мостом до самых облаков. Высокие стены опоясывали город по кругу, перемежаясь башнями.

Мойра жадно впилась взглядом в этот чудесный вид, и все смотрела и смотрела, словно не могла напиться им и насытиться – никогда она не видела ничего красивей, даже часовня на их деревенском кладбище, которую она привыкла считать невероятно красивой, казалась бледной и унылой по сравнению с этим величием.

– Святенький Гаало, миленький, мы почти, – пообещала она, осторожно взглянув на нее. Табличка всего на пару секунд блеснула живым, написав только лишь “Хорошо”, и Мойра снова перевела взгляд на город – на этот раз уже тревожно, потому что мысль о том, что она может не успеть, и Святой Гаало не доберется до Святого Хора, снова завладела ее мыслями. Немного отодвинутая нездешней, невероятной красотой города, теперь она билась в висках и на кончике языка буквально с каждым шагом упряжного вола.

– Раааступись! – заорал служка на столпившихся на вход людей, всадники и телеги. – Раааазбредись, народ! Святого везу! Слышьте? Святого везу! Куда лезешь, дворянчик? Не вишь, Святой в хор торопится!..

Мойра, еще раз глянув тревожно на Святого Гаало, спрыгнула с телеги и пошла, расталкивая людей, вперед, туда, где на воротах стояла стража в красивых блестящих доспехах, похожая на сказочных воинов, и с ними, конечно, Святой – потому что как без Святого решать, кого пускать в Святой престол, а кого – нет?

Святой Антрий – Мойра, только разглядев его имя на табличке, рванулась вперед пуще прежнего, вызывая крики и недовольные тычки.

– Святой Антрий! Пощади меня грешную, там в телеге мы везем Святого Гаало! Он совсем плох, и может отойти в любой момент. Успеть бы до Святого хора!.. – откуда только храбрость взялась – и пробиваться, и ругаться, и прямо к Святому с требованиями броситься.

К счастью, Святой понял все моментально. Выпрямился во весь свой немалый рост, оглядывая толпу, и, повернувшись к стоящему рядом с ним капитану Стражи, сказал:

“Немедля Святого Гаало ввести в город”.

– Расступитесь! Расступитесь! Дорогу, – капитан тут же ринулся вперед, махнув паре своих подручных, и они, вместе с увязавшейся за ними Мойрой, прошли сквозь народ, как горячий нож в масле. – Поберегись! Дорогу Страже!

И потом:

– Дорогу Святому!

Святой Гаало даже и не шелохнулся, когда капитан, поклонившись, поднял его на руки и понес, словно ребенка. Скукоженный, высохший, Святой казался сейчас совсем маленьким, и не скажешь, что совсем недавно грозно разгонял тени и разил костяными копьями чужеземцев.

– Святенький Гаальчик, потерпи немного, – горячо попросила его Мойра, и тогда ее спутник, наконец, отреагировал – постучал ее привычно костяным пальцем по голове. Может, это было подбадривание – но получилось, что прощание. У ворот, под благословением Святого Антрия капитан передал Святого Гаало в руки сержанта на лошади, и тот, придерживая свою ношу, не разгоняя коня, чтобы не растрясти, двинулся прочь. Мойра кинулась было за ним вслед, но капитан ловко поймал ее за рукав.

– А ты-то куда?

– Как куда? За ним.

– В Святой хор тебе хода все равно нет. Справятся без тебя, передадут его. А ты ночь отдохни и обратно иди, откуда ты там? Гостевой дом на следующей улице прямо, увидишь, не ошибешься.

– Спасибо, – ответила Мойра, не сводя глаз с удаляющегося всадника. Капитан, впрочем, зорко следил, чтобы она не свернула куда не надо, поэтому пришлось идти совсем в другую сторону – но девушка то и дело оглядывалась, словно что-то еще должно было случиться.

Она стояла уже у самого поворота, ее толкали и пихали проходящие мимо, когда конь всадника словно споткнулся, встал на дыбы – и тут же, не выдержав резких движений, голова Святого Гаало рухнула в грязную пыль городской дороги.

Мойра впилась в щеки руками, затыкая себе рот, чтобы не закричать и бросилась туда – хотя что она могла сделать?.. Она видела, как прохожие бережно подняли голову и свалившийся убор, и подали обратно стражу на коне и тот, более не пытаясь быть деликатным, припустил во весь опор.

Когда Мойра добежала до места падения, его уже и не видно было в сети улочек вдалеке.

– Как неладно-то вышло, – прошамкала старуха, которая сидела там, в тени.

– Да что неладно-то, бабуся? – спросил крутящийся возле нее малец, ее, может, внучек.

– А вот то и неладно, не успели Святого до Хора, значит, довезти. Не вольется его душенька в сонм голосов, не разделит мудрость с остальными.

– Но всего чуточку же не успели, – сказала Мойра, поворачиваясь к ней и глотая злые слезы. – Совсем же чуточку!

– А это, девонька, и не важно. Чуточку, не чуточку. В Рай, знаешь, тоже иногда без чуточки не пройти, а тут и так же. Дошел Святой до Хора – быть ему среди голосов, не дошел – нет.

– И что … что теперь с ним тогда будет?

– Святые говорят, что тогда сгинул без памяти и следа, – наставительно сказала старуха. – как обычный человек, а то, может, и хуже, потому что мы-то все встанем на последний суд и последнюю битву, в очищенной плоти своей, молодые и сильные. А Святой-то … уже и нет.

Мойра всплеснула руками, прижала ладони к глазам, чувствуя, как слезы подкатываются изнутри, но заплакать почему-то не смогла.

– Нету у них плоти-то больше, изношена она вся, за такую долгую службу. Потому и идут они в Хор, чтобы души и памяти их сплелись в единой мудрости. Ну, что ты, девонька? Ерзо, принеси-ка воды!.. Вишь, горе у нее. Твой Святой, что ли, был?

– Мой, – глухо выдохнула Мойра.

Только ее. И кроме нее, некому и слезы пролить по тому, что так вышло все, глупо, нехорошо. Дали бы ей самой Святого Гаало отвезти в Хор, может, и довезла бы она.

Точно бы довезла – почему-то Мойра верила твердо, что ради нее Святой и в этом мире задержался.

– Ерзо! Етить твою, – старуха сама подошла к Мойре, отняла ее руки от ее лица, уже исцарапанного несколько минут назад, почти насильно напоила водой, усадила посидеть рядом с собой, поглаживая по спине. – Ты, девонька, откуда будешь?

– Из Пречистого, – ответила Мойра, понимая, что, к стыду своему, напрочь и начисто запамятовала, как называлась та деревня, где она встретила Святого Гаало.

– Это ж далеко, – прошамкала старуха и подслеповато поморгала, глядя вдаль. – Ерзо! Поди, проводи девоньку на гостиный двор. Да не на тот, что у ворот! На нормальный отведи, донны Аршавы двор, знаешь? Вот туды веди. А то там, у ворот-то, обуют втридорога, и народ там никудышный. Иди, иди с Ерзо, девонька, иди. Госпожа Аршава о тебе хорошо позаботиться.

Может, стоило бы с подозрением к этому отнестись как-то, расспросить, может, обдумать – но Мойре было все равно в эти мгновения. Ей казалось, что ее душу избили, и та превратилась в один огромный, болезненный синяк, который болел и растревоженным, и просто так, и за Ерзо она ковыляла без мыслей, без размышлений.

Глава 11

Кое-как снова думать о чем-то, кроме судьбы Святого Гаало и своего Альдо Мойра начала уже намного позже. Мысли и чувства ее собственные, не замутненные болью и горем, снова возникли с ощущения теплой чаши в руках, со странного кисло-сладкого, пряного вкуса на языке.

– Ну, вот, так лучше, малышка? – заботливо спросила темноволосая женщина, наклоняясь к ней. Она была немного похожа на Лантару и ее детей, словно та же чуждая кровь коснулась ее жил.

– Да? – нетвердо ответила Мойра и нерешительно ей улыбнулась. – А я … а ты?…

– Ты такая вошла, совсем лица не было, поэтому я дала тебе теплого вина. Похоже, помогло! Я – Аршава, хозяйка этого гостевого дома. А ты?

– Я Мойра. Просто я …

– У тебя что-то случилось, – кивнула Аршава. – Расскажешь потом, если захочешь. Тебе нужна комната на ночь, поесть сейчас и утром, так, малышка?

– Так, – кивнула Мойра. – Спасибо.

Аршава потрепала ее по плечу.

– Сиди, отдыхай. За все будет три “табуретки”, я сейчас принесу тебе поесть. С едой все кажется не таким ужасным, я тебе точно говорю.

Она была права. Тепло, чувство безопасности, теплая и вкусная, простая еда с незнакомым привкусом сделали свое дело, и Мойре немного полегчало. Она выпила за покой и посмертие Святого Гаало, и, посомневавшись, можно ли пить за посмертие Альдо, если он вверил себя другим богам, решила осторожно выспросить.

– Госпожа Аршава, – позвала она проходившую мимо с подносом хозяйку. – А твои предки, случаем, не из страны А?

– Давно-давно в роду были, малышка. А что?

– У меня умер друг, он был такой же крови. Я хотела расспросить о том, какое там … небо. И посмертие.

– О, малышка, я-то в этом не разбираюсь. Я посвящена Святому Аршаво, – весело сказала она. – Но тебе повезло! Вон там, в углу, сидит Даэризеш, помощник посланника из А. Видишь? У него красный капюшон. Он достаточно разговорчивый, да и скучает-сидит. Может, его спросишь?

Пока Мойра крутила шеей, Аршава проскочила дальше, покачивая подносом, но ориентир она дала точный. Мужчина с красным капюшоном в самом деле скучал над бокалом вина и тарелкой с кем-то белым, нарезанным ломтиками, и он был, в самом деле, той же крови – и в нем она была сильной, яркой, очень заметной. Он выглядел чужеродным и загадочным, хоть и даже и вполовину не таким красивым, как Альдо.

Мойра, быстро дохлебав свою похлебку и рассовав хлеб по карманам на потом, взяла свою чашу с недопитым теплым и пряным вином, и пошла к его столу.

– Уважаемый Даэризеш, – поклонилась она ему в пояс, не очень уверенная, как к нему обращаться. – Позволь разделить с тобой стол! Я ищу … твоих знаний, – с трудом сообразила она, как и что говорить.

– О! Редко такое бывает, чтобы юная дева в этой стране сама говорить со мной желала, – обрадовался он и блеснул яркой улыбкой. – Садись, раздели со мной пищу, что послали ваши Святые и прекрасная Аршава.

Мойра глуповато улыбнулась, села на краешек стула и отпила невесомый глоток из своей чаши.

– Каких же знаний ты ищешь?

– Я хочу спросить, – начала Мойра и смешалась, испугалась и растеряла все слова.

– Что-то такое важное, что даже страшно? – выгнул темную бровь Даэризеш.

– Да, – Мойра выпила еще глоточек, чтобы перебить мутное ощущение липкого страха, и продолжила. – Какое посмертие ждет тех из твоего народа, кто умер на этой земле? И какое посмертие ждет тех, кто верит в … Незримого охотника?

Какой бы вопрос ее собеденик не ожидал, но явно не такой, потому что он даже помолчал, продолжая выгибать бровь и разглядывать ее.

– Ты не похожа на кого-то из моего народа. И не похожа на того, кто верит в Незримого охотника. Но я расскажу тебе, если ты расскажешь, почему спрашиваешь.

– Мой, – Мойра тяжело перевела дыхание, чувствуя прямо-таки сопротивление тела от своих слов. Что это? Знак, что она делает что-то не так? Что она совершает ошибку? – Мой друг, односельчанин, он был наполовину той крови, его мать из страны А. И он у… умер. И вернулся, как призрак, попросил себя выкопать. А когда его выкопали, его тело встало и пошло. Мы его сожгли. Сожгли. Вот так вот. И я теперь … мне страшно, что мы сделали что-то не так.

Мы. Она и Альдо, они, они вместе сожгли его тело. Это в самом деле были “мы”, не она одна.

– Твой друг – он был посвящен Незримым? – помолчав, спросил мужчина.

– Он говорил, что да. У него было имя на языке А, – Мойра собралась и аккуратно выговорила по буквам. – Саардакеш.

Все имена из А звучали для нее странно и чуждо, словно прозвища каких-нибудь демонов. Саардакеш, Даэризеш – разве так могли звать нормальных, обычных мужчин? Даже представить было странно, например, Святого Даэризеша.

Посланник из А свел темные брови вместе, потом кивнул.

– Похоже, в самом деле, был посвящен. Тогда вы все сделали верно – единственно верным способом.

– Правда?..

– Да. В нашей стране принято сжигать тела мертвецов. Я понимаю, для тебя это странно, чуждо – вы такого не приемлете. Но у нас не верят в воскрешение плоти, только в бессмертие души.

– Как же тогда вы все встанете на последний суд? Последнюю битву?

– Милая дева, наш последний суд вершится сразу после смерти, когда наши души, лишенные плоти, боги взвешивают на весах. И тогда они смотрят, что перевесит: наши добрые дела и служение Незримым или наши плохие дела.

– А какие дела считаются хорошими? – Мойра сто тысяч историй слышала о том, что демоны страны А жестоки и коварны, и что они требуют от своих последователей всяких жутких вещей. Поэтому, мол, Лантара и отбивалась и кричала так, когда ее святовали – демоны не хотели ее отпускать.

– Да, что же, хорошее – оно везде примерно одинаково. Почитать своих родителей, беречь своих детей. Подавать бедным, не проявлять жадности. Вести свое ремесло честно и с достоинством. Платить долю королевскую без препон.

– А злые дела?

– Тоже, понятное дело. Воровать, обманывать, убивать. Прелюбодействовать, вкушать нечистую пищу. Нарушать обеты. Это все везде одинаково, везде общее. Некоторые вещи, вестимо, разняться, но не так, чтобы за них воевать.

Посмертие. Посмертие точно разнилось.

– Но если вы все не спите в ожидании Суда, то куда вы отправляетесь, когда умрете?

И куда ушел Альдо, вот что хотела она знать.

– Мы уходим в миры своих Незримых. Становимся частью бесконечной их, бессмертной свиты. Те, кто посвящены Незримому Охотнику, проводят посмертие в Вечной охоте в стране, где много дичи и много лесов. Те, кто идет за Незримым Рыбарем, удят рыбу и ходят под парусами. Те, кто принадлежит Незримой Пряхе – прядут нити судеб тех, кто живет.

– А сколько их всего, ваших Незримых? – с подозрением спросила Мойра.

– Двадцать семь. Но новые Незримые все еще рождаются.

– Это как?

– Люди страны А, которые чем-то особенным отличились, что-то невероятное сделали, могут после смерти не стать свитой кого-то из Незримых, а сами взойти на собственный трон.

Вот еще, придумали, с отвращением подумала Мойра. Как это, стать богами? Таких богов и не надо, что и целый пучок. Не может такого быть, как не может быть двадцати небес! Небо одно, и земля одна, и если каждому кусту дать своего бога, это что за силы будут божества?

– Значит, наш Альдо … Саардакеш, он теперь в этой стране Охоты со своим Незримым Охотником, так?

– Думаю, да. Если его тело было предано огню, а душа – Незримому, так и есть.

– Хорошо, – скованно кивнула Мойра и подергала себя за волосы, где в них была вплетена прядь волос Альдо. – Он мне велел, – вздохнула она нехотя. Кажется, она совсем не хотела расставаться с этой памятью об охотнике. Они не были дружны в жизни, но в его смерти все поменялось. И Мойра, наверное, в самом деле могла назвать его другом. Кажется. Может быть.

– Что же он тебе велел, дева?

– Он мне велел найти кого-то из Страны А, тут, в Святом Престоле. И отдать его волосы, чтобы их посвятили Незримому Охотнику.

Даэризеш снова смерил ее взглядом и кивнул.

– Так делают. И я могу это сделать для тебя и твоего друга. Давай мне его волосы.

– Сейчас, – Мойра вздохнула, развязала кончик косички и начала медленно расплетать.

Посланник немного иронично приподнял бровь, отпил из своей чаши, потом посмотрел куда-то в окно, терпеливо ожидая, пока Мойра терзала свои волосы. А потом внезапно поднялся на ноги, что-то увидев снаружи.

– Погоди, дева, тут, я ненадолго, – сказал он и, придерживая край своего богатого плаща так, чтобы никого не обметать им, ринулся к выходу.

Только бы не оказалось, что он не заплатил, очень отстраненно подумала Мойра и обернулась на окно, в которое он смотрел. Там ничего особенного не было видно: та сторона постройки выходила на берег текущей через весь Святой Престол реки, и в открытые ставни было видно один из мостов через нее, на котором бойко шла торговля. Мойра видела, что чем там только не торговали. И снедь какая-то была, и ткани, и корзинки, и плетеные башмаки, и еще Святые весть что. И только не видела она, что могло так привлечь внимание Даэризеша. Может, ей просто понять не дано?

– А куда он сбежал-то? – спросила Аршава, проходя мимо с очередным подносом.

– Не знаю. Мы говорили, он там, в окне, что-то увидел и велел ждать.

– Да? – Аршава выпрямилась, поставила поднос на стол и пригляделась тоже к пейзажу за окном. – Странно как. Что-то не вижу его. А! Вижу.

Мойра встала рядом с ней, вытягиваясь на мысках, и в самом деле увидела, как Даэризеш, изящно огибая людей, спешит от начала моста куда-то по нему, на другую сторону, быть может? Но что его туда позвало?

– Вот если он сейчас не заплатит, я его старшому нажалуюсь, – проворчала Аршава. Она было уже собиралась отвернуться, заняться своими делами, как обе они увидели, что Даэризеш одним прыжком взлетел на парапет моста. – Это он что задумал? Надеюсь, не купаться? Да в эту воду всю гниль города сливают!..

– Что он делает? – Мойра вцепилась в ее руку, не отдавая себе отчет в том, что делает. Внезапно на нее навалилось чувство дурноты, словно что-то плохое должно было произойти.

– Да что-то я, малышка, не пойму, – посетовала Аршава. Даэризеш тем временем замешкался, покачиваясь на парапете, зачем-то достал из-за голенища сапога длинный и тонкий нож, поднял его – и внезапно буднично и спокойно вонзил его себе в шею, и тут же начал падать вперед, в реку.

– Святушки мои, – охнула хозяйка постоялого двора, и потом, повернувшись к Мойре, внезапно перехватила ее за руку, и строго спросила, глядя в глаза. – Это о чем таком ты с ним беседу беседовала, что он пошел и сам зарезался? Он теперь точно помер, слышишь? В реку же булькнулся, достать и не успеют!.. Что ты ему наговорила?

– Ничего такого, – с ужасом ответила Мойра. Она то и дело возвращалась взглядом к окну, к тому месту, где только что на парапете стоял посланник из страны А, а теперь зеваки толпились стеной, вглядываясь вниз. – Про их богов говорили. Из страны А! Только и всего.

– Только и всего? Только и всего? – Аршава встряхнула Мойру, как собака свою добычу, словно пытаясь из нее вытряхнуть правду. – Только и всего, а он возьми, да и убей себя? Просто так?

– Я ничего ему не делала!

– Что ты ему сказала? Ты понимаешь, что ты человека убила? Что он убился, не заплатив? Что он, может, душу свою из-за тебя проклял?

– Но я ничего ему не делала! – почти закричала Мойра, до которой постепенно доходил ужас того, что случилось, и в чем она оказалась замешана. Ей становилось страшно, и Аршава совсем уже не казалась доброй и милой. Она не выглядела как заботливая хозяйка постоялого двора, а как настоящий демон из Незримых. Демон, который по ее, Мойры, душу пришел. – Я только спросила его про Незримых. И попросила взять волосы своего друга, чтобы он посвятил их Незримому! Он согласился! Он просто согласился, а потом почему-то ушел, он что-то в окне увидел!

– Смерть свою он там увидел, – Аршава встряхнула ее еще раз. – Стража пусть с тобой разбирается!..