– Дальше сама, – предупредил Герцог, жестом веля Святому Лиисо остановить каменную длань. До циклопической структуры в центре моря мертвых было уже близко, но Мойра все равно не слишком радовалась перспективе снова идти по чужим костям. Но хорошо хоть Герцог принудил каким-то образом своего отца к помощи – Мойра, честно сказать, знать не знала, что тот ему сказал и как заставлял, но ей было велено молчать и ничего не говорить всю дорогу.

Видимо, что-то там было – какие-то уловки, какие-то краткие договоренности, и Мойра молчала.

Они с Графом, бывшим Арко, слезли с руки, и Граф тут же повернулся к ней:

– Тебя, хозяйка, понести, али как?

То, что он в самом деле говорил, было для Мойры внове. Она понимала, что это, вероятно, все временно, и рано или поздно его плоть одеревенеет, и он замолчит навсегда – но пока это было что-то необычное даже для нее после всех происшедших событий.

– Лучше я сама, – подумав, заключила она. Граф выглядел слишком живым для того, чтобы она могла спокойно ему позволить, и слишком знакомым из-за Арко, что добавляло неприятных ощущений и неприятных мыслей – в том числе, про Герцога.

Если подумать, Мертвый герцог был не сильно то и лучше Императора. Вся разница между ними была в том, что один хотел сохранить свою власть, а второй – разрушить, чтобы, наверное, самому сесть на трон. И править, может, лучше, может, хуже, но, скорее всего, так же. Но это “так же” возникло бы после смуты, после смены оснований, даже веры – и Мойра так-то не была уверена, что это все хорошо, что это все получится хорошо. Но Император вряд ли ее отпустит домой, так? А Герцог более или менее обещал это сделать, если ей не потребуется помощь в спасении от Императора.

Выйдет ли из бунта Герцога что-то дельное, она не могла понять.

Но, по крайней мере, мертвые так получат свободу – только вот кому нужна правда о том, что то, во что все люди Святой земли верили так много сотен лет – это все выдумки, красивые слова, скрывающие подлую, злую власть чародея, который поработил людей не только в жизни, но и в смерти?

– И как нам попасть внутрь? – пробормотала Мойра, когда они дошли до Столпа душ и она впервые взглянула на него настолько близко.

– Я бы попробовал подняться наверх, хозяйка, – важно сказал Граф. – Вон лестница-то. А где лестница, там она куда-то и ведет.

В самом деле, по кругу Столп оплетала, опоясывала лестница, сложенная из каменных плит. Она уходила куда-то вглубь моря мертвых и поднималась куда-то выше, чем можно было разглядеть в тусклом свете погребального венка, который Мойра была вынуждена носить здесь.

– Если я умру прямо здесь, – пробормотала себе под нос Мойра, взбираясь на первые ступени, – мне даже не придется никуда двигаться после смерти. Брык – и все.

– Не боись, хозяйка, если устанешь – я тебя мигом наверх домчу.

– Этого я тоже боюсь, – вздохнула Мойра. – Ты извини, Граф, но мне ужасно непривычно, чтобы мертвецы со мной разговаривали голосом.

– А призраки с тобой рази не говорили раньше?

Призрак.

Один призрак.

Мойра помотала головой, прогоняя ответ и свои ощущения, и сказала:

– И еще то, что я была знакома с человеком, которым ты был.

– А что, все мертвяки только чужие были тебе?

Тоже верно.

– Граф, а почему ты очнулся, когда я позвала?

– Ну, так я чую, надо вспомочь. Вот, значит, и явился. Я-то завсегда помочь готов. Рази ж я когда откажу?

Это не отвечало на ее вопрос – но и новые не торопились приходить.

Они поднимались достаточно долго. Постепенно море костей внизу скрылось за пеленой темноты, и только луч наверху, спускающийся вниз, указывая на стеклянную купель, звал вперед. Это был утомительный, болезненный путь. Понятно, что Графу все это было нипочем – но у Мойры ноги разболелись через несколько сотен ступенек, и пришлось сдаться – позволить мертвецу поднять себя на руки и нести, преодолевая странное ощущение того, что она касалась чего-то совершенно не живого, но все еще движущегося и похожего на живое.

Окно, из которого вырывался свет, было, на самом деле, просто проломом в стене. Словно бурный поток искал, где выбраться наружу, нашел слабину, уперся в нее своей мощью и выдавил из стены целую секцию, выплюнув камни в темноту внизу.

И свет в самом деле был похож на поток. Здесь он даже казался густым и плотным, так, что было страшно дать ему полностью себя осветить. Вдруг он сходу превратит Мойру в ходячий труп, в какую-нибудь первую в мире женщину-Святого, или что-то в этом духе? Или просто … убьет. Насмерть, без затей, с первого раза?..

Мойра, которую тут, в возле пролома, Граф спустил с рук, осторожно шагнула немного ближе, чувствуя, как свет густым маслом покрывает ее кожу – но ничего кроме этого не происходило. Немного осмелев, девушка подошла еще немного, и заглянула в проем. Когда ее глаза привыкли к царящей внутри яркости, она поняла, что все стены там покрыты серебром и стеклом – зеркалами, и в башне нет пола или потолка – это сплошная труба из камня снаружи и зеркал внутри, наполненная бесконечным белым светом, который местами клубился,как туман.

Это было на что-то похоже. Очень похоже! Только Мойра не могла вспомнить, на что именно.

– Тут явно делать нечего, – заключила она, помолчав. – Надо подниматься дальше.

Граф сунул нос в провал, поглядел туда и сюда, и важно кивнул:

– Ни стола, ни стула. Зачем такое строить?

На мгновение Мойра встретилась с ним взглядом, и этого хватило для узнавания – в углах его глаз плескалось такое же белое нечто. Что это было? Энергия смерти, как она есть? Что-то другое?..

Мойра задумавшись над этим, продолжила подъем, с каждой ступенькой стараясь продолжить свою мысль и каждый раз неуклонно сбиваясь.

Она ярко чувствовала, что не рождена для таких вещей: разбираться в каких-то делах чародеев и императоров, вмешиваться в историю государства, путаться с Герцогами и Святыми, это было не для нее. Она хотела в свое Пречистое, назад, в ту жизнь, в которой никто не хватал ее, чтобы допрашивать и пытать, никто не закапывал ее в землю в деревянном ящике, не нападал на нее среди ночи и не пытался принести в жертву, чтобы получить положенные силы и искупление.

Она не хотела знать больше никогда, что Святые не знают покоя, потому что ими командует Император, что мертвые вместо того, чтобы пребывать в благости, ожидая Суда и конца света, лежат грудой костей в огромном море, что проклятые души, разорванные на части, туманом бродят по своим землям, что под землей живет целый народ, предназначенный в жертву.

Она хотела бы все забыть – и вернуться в тому, что было до того, как она услышала за окном голос Альдо.

Но это было невозможно.

В ту же минуту, когда она поднялась на верхнюю площадку Столпа, сверху на нее спустился другой человек – его простые мягкие сапоги легко коснулись камня, и Мойра, не успев отдышаться, встретилась с ним взглядом наяву.

Глава 27

– Моора, – поприветствовал ее Император. – Пожалуй, вживую ты посимпатичней. Хотя не внешность в тебе главное, мы же понимаем.

Мойра, настороженно глядя на него, по-деревенски поклонилась и выпрямилась, не собираясь оставаться коленопреклоненной. И Арко на этот раз не попытался ткнуть ее носом в пол – потому, что он был уже не совсем Арко.

– А я не понимаю, – честно сказала она, ища глазами в нем что-то, что могло бы дать ей подсказки. Получается, она уже попалась, или еще не до конца?

На самом-то деле, глупо было ожидать, что Император не почувствует, как кто-то ползает по его башне, которая была средоточием его силы, если верить Герцогу? Не было ли все это каким-то слишком наивным планом? Но не даром Герцог сам сюда не пошел – он кинул Мойрой в свои проблемы, надеясь, что она как-то покачнет власть его противника, и все.

– Я не понимаю, что во мне такого. Я ничего не значу и не умею. Может, отпустите меня домой?

Император рассмеялся.

– Моора, Моора. Ты – неразвитый, неумелый, но все ж таки – некромант. Твоя сила сродни моей, и поэтому твоя кровь стоит дорогого – если на то пошло, я даже готов заплатить выкуп твоим родным за тебя, если ты переживаешь за них. Наш ребенок будет куда более великим волшебником, чем все другие в моем роду ранее, и укрепит Святой престол еще больше.

– В этом нельзя быть уверенным заранее, – помотала головой Мойра, которой почему-то не очень хотелось рожать от него детей. В конце-концов, в этом предложении было что-то для ее родных, для ее ребенка, для самого Императора – но ничего для нее самой. Просто Император по умолчанию решил, что ей это будет надо, и все.

– Можно быть вполне уверенным.

– Но ведь попытка слить способности герцогов и императоров была неудачной. Почему должно получиться сейчас?

– Ах, вот в чем дело. Герцог наполнил твою голову своими бреднями, конечно же. Послушай, Моора, ошибка тогда была потому, что наша с Герцогами сила – противоположна по своей сути. Твоя же – такая же, как у меня, и поэтому у нас все чудесно получится. Вот увидишь. А когда ты родишь мне сына, я короную тебя своим консортом – поверь мне, ты и мечтать не могла о такой жизни.

– Построенной на …. лжи? – тихо уточнила Мойра. – На том, что души и тела людей посмертно остаются … в рабстве?

– Им обещан покой до дня Суда, – отмахнулся Император. – Всем, кроме Святых. И они получают свой покой. Спят мирно, в тиши и мраке, ожидая возвращения в мир. Чего еще хотеть? А Святые, поверь мне, Святые рады исполнять свои обязанности.

– Потому что иначе они потеряют те силы, которые у них есть. Да и сказать-то против ничего не могут, потому что таблички управляют тем, что они говорят, – внезапно для самой себя упрекнула его Мойра. – Это ведь так работает?

Император посмотрел на нее с немного большим интересом.

– Превосходно. Я начинаю верить, что тебя в самом деле можно обучить, чтобы сделать адекватным некромантом, помощницей для меня и подмогой для Святого престола. Это даже лучше, чем просто … брюхо. Может, догадаешься и о том, как работает это все?

Мойра прикрыла глаза, собираясь с силами и мыслями, и так, слушая что-то внутри себя, начала отвечать.

– Башня усиливает мощь тем, что создает неисчислимое множество отражений того, что в нее помещено. Части … части вашей души.

Тишина.

Встревоженная отсутствием реакции, Мойра приоткрыла глаза – и поняла, что Император больше не стоит напротив нее, на другом конце площадки – а лежит на каменном полу, и над ним неловко поднимается Граф, распрямляя словно затекшие руки.

– Про меня-то он и забыл, – довольно сказал мертвец.

– Что ты с ним сделал?

– Да ничего. Полежит малец, подумает. Думать полезно.

– Да что ты сделал-то? – Мойра заставила себя сдвинуться с места и пересекла площадку, чтобы склониться над телом самого могущественного человека во всей стране.

Она его и увидеть-то когда-то в жизни не ожидала, не то, чтобы оказаться насколько близко, да еще и … перечить ему.

– Да спит он. Вернее, ровно что спит.

Сзади раздался короткий звук. Мойра обернулась на него, и увидела, как Герцог поднимается на последние ступеньки лестницы и входит на площадку.

– Что ж, так тоже неплохо, – сказал он, окинув холодным взглядом обстановку. – Годится. Знаешь, я не ожидал, что он явится лично и так глупо подставится. Здесь, под землей, он и ни один из его предков не появлялся никогда, потому что боялись, что узы присяги не остановят Мертвого герцога. Впрочем, – он подошел ближе. – Я не могу его убить. Но можешь ты – и твой верный пес.

– Сам ты пес, – обиделся Граф. У него даже голос какой-то другой стал – но Мойра даже удивиться этому не успела, как что-то белое вырвалось, словно дыхание, изо рта Графа, коснулось герцога и тот тоже рухнул на камни – только куда громче, потому что его латы были сплошным тяжелым металлом.

– Граф? – с оттенком ужаса подала голос Мойра. Уж чего она точно не делала – так это не велела ему атаковать Герцога, даже если ее конфликтующие эмоции и можно было принять за желание вреда Императору.

– Мойра, – он начал поворачиваться к ней, сбрасывая тело, как ненужную одежду. Арко осел на землю, и из него, словно создавая себя заново из белого света, шагнул кто-то другой.

– Мойра, – повторил он еще более знакомым голосом.

Глава 28

– Альдо, – немного потерянно отозвалась Мойра. – Погоди. Ты не … ? – она шагнула к нему, протягивая руки, но ее прикосновение, конечно же, прошло сквозь его тело, сотканное из белых туманов. – Но как же это? Твое тело что, так и не сожгли? Как это случилось?

– Сожгли, – отозвался он, глядя на нее с выражением, которое она не могла опознать. – Еще как сожгли. Просто не целиком.

– Как это не целиком?

Альдо коснулся своих волос сбоку, словно зеркально показывая то место, где у Мойры на голове в тонкую косичку была до сих пор вплетена прядь его волос – которую даже при обыске и допросах не нашли.

Или внимания не обратили.

– Ты носишь меня с собой все это время.

– Все время? Но почему ты … почему ты раньше не появился? Альдо!..

– Я появился, – покачал он головой. – Я обещал тебя защищать, и я защищал, весь твой путь, как мог. И сейчас стал намного сильней, чем был, могу делать это куда лучше, – он, усмехнувшись, показал на мирно лежащих на полу почти рядом друг с другом заклятых врагов. – Я разбудил Святого Гаало, хотя он уже почти весь исчез, и просил его защищать тебя. Когда же он иссяк, я тащил его тело, сколько мог – только вот, к сожалению, не дотерпел немного, и ты увидела, как его он развалился, когда я вышел из него.

– Но, – Мойра шумно выдохнула. – Это был ты?..

Он тихонько улыбнулся.

– Ты должна меня простить, – сказал он. – Понимаешь, тогда, в таверне, я испугался.

Разве мертвые могут бояться?.. Чего они могут испугаться?

– Я не ожидал, что ты найдешь кого-то из А, да еще и так быстро. Я … был в ужасе, что ты сейчас отдашь мементо и … все. Мне придет конец.

Мементо. “Память”. Его волосы – вот что! То единственное, что осталось от его тела, и связанная с этим память о нем, как о живом. Он нужен Мойре – он защищает ее от мертвых и живых. Мойра нужна ему – она защищает его от смерти тем, что помнит его и носит с собой его волосы.

– И ты …

– И я заставил его убить себя. Это … вышло весьма неладно. Прости меня.

Мойра помнила свой страх, ужас, непонимание, боль – все, чему ее подвергали Молчащие сестры, и снова чувствовала то же самое прямо сейчас.

– Но я был рядом. Я не давал тебе сойти с ума от пыток, и я удерживал их руки, когда они могли причинить такой вред, который нельзя было бы исправить.

– Но такой вред есть. Мою память исправить нельзя, – почти что одними губами ответила Мойра.

– Можно, – покачал головой Альдо, глядя на нее. – Но не нужно. Прости меня.

Она, наверное, думала над этим очень долго долго.

Но мертвые точно никуда не торопятся, в отличие от живых, и Альдо спокойно стоял, глядя на нее, не шевелясь, все это время.

– И что ты сделал дальше?

– Повлиял на писца, чтобы тебя признали невиновной. Вмешивался в Суд. Потом оживил Святого Улхо, чтобы тебя не смели обижать.

Недаром Олух казался ей таким родным!..

– А потом вселился в Арко, когда Герцог велел тебе его поднять.

– И все это время … это был ты.

– Да. Прости меня, – в третий раз повторил он.

– Можно, – вздохнула Мойра после паузы. – Но не нужно. Я не сержусь. Правда. Но сейчас, что сейчас? Альдо?

– Сейчас мы должны решить, что делать. Может быть, ты заметила, что планы их обоих – ущербны. Взять, к примеру, Императора. Его желания просты – он хочет, чтобы мир продолжался так же, каким он был. Чтобы люди жили и умирали, веруя в него и пополняя его тайное войско, чтобы служили ему после смерти как Святые. Чтобы никто не мог опрокинуть его власть, и чтобы его дитя было сильнее него. Поэтому, можешь даже не надеяться, что он тебя отпустит. Он видит в тебе такую же некромантку, как он сам, и сделает все, чтобы ты родила от него.

– Но я, получается, – Мойра задумалась об этом впервые с того момента, как Альдо сбросил с себя плоть Арко. – Я же не некромант, верно? У меня и не было никакой силы, у меня был ты.

– В определенной мере, это твоя сила и есть, – не согласился Альдо. – У тебя есть я, который может сделать то же самое, что некромант. И Императору это нужно, ты нужна. Герцог же хочет, чтобы люди после смерти переходили в истинное посмертие и не лежали тут, в запасном шкафу его величества, пока мир не кончится. Он хочет свободы для всех мертвецов, этот Мертвый герцог. Очень щедро, но не слишком умно.

– И чем плоха его цель?

– Подумай, – предложил Альдо, складывая руки на груди. – Если все Святые внезапно умрут финальной смертью, что за хаос охватит эту страну? Они управляют ей. Идеальные чиновники, неподкупные, нетребовательные. С памятью, как у всей земли, верные и спокойные. Кто встанет на их место, и как эти живые будут управлять? Герцог не думает об этом, ему важней дать свободу мертвым. И это только хвостик нитки, Мойра. Ведь, если уничтожить все, созданное Императорами, то внезапно все, во что люди верили, окажется ложью – что с будет с этими людьми? Сильные выживут, конечно же, но далеко не все так сильны. И те, кто жил надеждой после смерти встретить своих родных – что за отчаяние их ждет? Весь их мир рухнет, и страна рухнет, и кто-то из соседей, например, А, тут же отправится завоевывать оставшуюся без верховодства землю. Герцог просто не успеет перенять бразды в свои руки таким образом.

– Но ведь, может, его можно убедить?.. Убедить оставить Святых хотя бы временно, пока не будет каких-то .. замен?

Альдо медленно усмехнулся.

– Убедить можно и его, и Императора. Я это умею. Вопрос только в том, Мойра, зачем мне, тебе – нам – вообще делать что-то для них.

– А для кого?

– Для нас. С самого начала, как я позвал тебя за окном, были только мы с тобой. Мы двое против этого мира. И мы можем продолжить точно так же. Только теперь на своих условиях.

– О чем ты?

– Это, – Альдо кивнул, указывая на место, где они были. – Ты верно догадалась, это усилитель энергии смерти, который питается от души Императора, отделенной от тела. Чем дольше Император живет, тем больше истлевает в Столпе душ его душа, а чем раньше он умрет – тем более страшной бедой он становится после смерти. Поэтому их, несчастных, не закапывают в могилы, а тягают их трупы по свету до тех пор, пока они не превращаются в пыль, которую можно по крупице развеять на просторе. Закопанный, император будет продолжать распространять свою силу вокруг, тревожа мертвых – и это никому не надо. Но речь не об этом – а о том, что, хоть ты и не некромант, но у тебя есть я. Такая же душа, которая может отделяться от тела, и я могу привести в движение этот механизм.

Он посмотрел на нее выжидающе, но Мойра только продолжала смотреть на него. Все это время, каждый раз, когда она получала помощь, это был Альдо – который молча шел рядом всю дорогу, протягивая ей руку помощи, оберегая от последствий того, что сам начал и во что ее втянул.

Разве она пошла бы в ту ночь на кладбище, если бы он не позвал ее за окном?

– И я могу управлять телом любого из них, по твоему выбору.

– Зачем?

– Чтобы мы вместе решили, как Святая земля будет жить дальше. Император или Герцог – в общем-то, не так важно, коль скоро Святые будут подчиняться ему.

– И мы вместе будем …

– Здесь править, – продолжил он за нее. – Я же говорил, мне надо было жениться на тебе, помнишь? Я говорил всерьез. И сейчас я могу это сделать, снова … жить. И вместе мы найдем способ постепенно заменить Святых и уничтожить Мертвый народ и Проклятый народ. Мы выпустим наружу Забытый народ. Твой дед будет жить в роскоши во дворце. Твои сестры получат богатое приданое и выйдут замуж за аристократов. Твои братья станут лордами. Мы устроим здесь все по своему разумению, и будем милостивыми и добрыми правителями, потому что знаем, каково это – жить и умирать простым человеком.

– Но что мы будем делать с тем что … если ожидание суда и последней битвы – это ложь, придуманная … кем-то давно, то что после смерти-то на самом деле?

– Я не знаю, – покачал головой Альдо. – И не стремлюсь узнать побыстрее. Лучше уж за сотню лет сожгу свою душу в Столбе и просто исчезну. Но, если ты хочешь, мы можем попытаться что-то выяснить. У могущественных людей всегда больше шансов узнать правду.

Мойра некоторое время смотрела в его призрачное лицо, пытаясь найти в нем ответ на какой-то незаданный вопрос, а потом перевела взгляд на лежащих на полу Императора и Герцога.

Будет ли более жестоким убить или оставить в живых, но отнять волю?

Как можно вообще поступить так с кем-то? Разве можно? Разве это нормальный выбор, который можно сделать, выбор, который Мойра может и имеет право сделать? разве нельзя найти какой-то третий путь, никого не убивать, никого не порабощать?

– Этого, – сказала она, наконец, указывая рукой.