Вэй Аймин. Книга 2

Глава 4

Вот уже три дня, как патрули Вэй дзяндзюна прочесывали местность вдоль границы. Гонджу, покинув поместье, отправилась на восток, в сторону поселения беженцев из Шань. Но уже к утру след её был потерян и дзяндзюн, получивший нерадостные известия, распорядился прочесывать дорогу от поселения до перевала Иншань. Она не могла пройти мимо перевала незамеченной. «Что опять придумала эта девчонка? – задавался вопросом Вэй Нин, – мне не следовало её выпускать из поместья».

Когда ему сообщили о побеге, он, спокойный, что дальше границы она не уйдет, и уверенный, что и женщину то же, рано или поздно, перехватят на перевалочном пункте, у крепости, просто-напросто распорядился следить и ждать. Когда же ему сообщили, что гонджу пропала он начал беспокоится. А уж по истечении трех дней, так и не напав на её след и не перехватив женщину, за которой ушла Минмин, он понял, что, возможно, существует другой путь, по которому они пересекли границу, какая-то тайная тропа. Именно для этого гонджу и взяла с собой собаку, и теперь, выслеживая, бродит где-то за пределами территории Иншань, возможно даже с другой стороны границы, в Шань.

Вэй Нин немедленно приказал доставить того самого лаоши, который сподвигнул гонджу на её побег.

Каково же было его удивление, когда в лаоши он признал опального сына давана Шань, бывшего тайзы⁴⁴, того самого, который два года назад был, якобы, казнен за попытку переворота, но на самом деле скрывался всё это время. В итоге, оказавшись среди беженцев из Шань, стал лаоши и даже смог найти подход к его дочери. Вэй Нин, не добившись ровным счетом ничего от Чжао Вэйли, приказал запереть его. Сам же стал обдумывать как ему поступить: кинуться на перевал и отрапортовать, что его дочь потеряна, попросить помощи Фу дзяндзюна, или ждать новостей и надеяться, что и в этот раз она развернет ситуацию в свою пользу?

Наконец, на седьмой день, потеряв последнюю надежду и не желая больше тратить впустую время, дожидаться её возвращения, он выехал к пограничному перевалу, но по дороге его нагнал Хей Ин, отправленный им прочесывать окрестности предгорий Иншань.

– Баогао⁴⁵, – прокричал еще издали Хей Ин, – дзяндзюн, гонджу нашли.

– Где? – спросил дзяндзюн.

– В поле у мельниц, с запада от притока Суньхэ. – Хей Ин указал направление. – С гонджу всё в порядке. Футин её везет в поместье.

– Хорошо, – кивнул Вэй Нин.

Он развернул лошадь и направился назад к поместью. Вернувшись и убедившись, что с дочерью все нормально, он даже не стал с ней разговаривать, заперся у себя в кабинете, так он был зол. Боясь наговорить или сделать что-то, о чем потом пожалеет, он решил взять паузу.

***

Минмин вот уже второй день сидела одна в комнате. Её никуда не выпускали и никого не подпускали к ней, даже Бинбин, изображавшую её всё то время, пока она отсутствовала не пускали к ней. Диди, которую охрана впускала в комнату только для того, чтобы принести Минмин еду и убрать, едва забегая, тотчас спешила покинуть покои гонджу, боясь навлечь на свою голову гнев чжужена⁴⁶. На третий день, не выдержав, Минмин отказалась от еды. Только после этого, к вечеру, к ней в комнату впустили Пей Яна.

– Что происходит? – спросила Минмин, накинувшись на него с порога.

– Не знаю, – пожал он плечами, – разбирайся сама со своим футином. Я всего лишь уведомил, что если меня к тебе не допустят, я соберу вещи и уеду назад в сымиао⁴⁷.

– О! – кивнула Минмин, – значит ты не в курсе, что происходит снаружи?

– Почему же, – улыбнулся он, заговорил по-русски, – в курсе. Я не знаю, что творится у твоего отца в голове, но что происходит за пределами поместья, я знаю. Я пытался добиться, чтобы меня пустили к тебе с того момента, как ты слиняла. Кстати, почему ты мне не сказала?

Она усадила его за стол, сама села напротив.

– Не хотела тебя впутывать.

– Но ты всё равно меня впутала… тот допрос с пристрастием, который устроил мне твой отец… В общем… я понимаю, что ты привыкла всё решать своими методами, действовать самостоятельно, не считаясь с чувствами других, но в следующий раз…

– Я постараюсь, но…

– Ладно, – улыбнулся он, – мне, в принципе, всё равно, поступай как знаешь. Вот только твой отец… думаю он еще не скоро отойдет от такого стресса.

– Но раньше всё было гораздо… м… он сразу меня прощал, и…

– Видимо лимит прощения исчерпан.

– Ладно, – кивнула Минмин, – я с этим разберусь, что там с той женщиной?

– С кем?

– С той женщиной… из Шань, дочь которой убили. Не помню её имени.

– А… – Павел кивнул, – её выпроводили из поместья уже на следующий день. Не знаю где она теперь, но…

– Как выпроводили? – Минмин вскочила с табурета.

– Она уже не нужна, дело о … того дафу, похороны сына которого ты так бесцеремонно прервала, не помню как его там… в общем его освободили, дело закрыли.

– Но…?

– Магистрат отверг обвинения, – со вздохом объяснил Павел, – всё сделано согласно утверждённым религиозным обрядам. Жрецы встали на сторону обвиняемого. В общем, его оправдали. Не знаю, сколько он им заплатил, но…

Минмин поникла, села на табурет.

– Не понимаю… как так можно? В прошлый раз всех этих чиновников наказали и… Тебя не было в Иншань, ты возможно не знаешь…

– Я слышал, – кивнул Павел, – то, что произошло в прошлый раз… чиновники проворовались и наказание было поддержано властями и магистратом. Но в этот раз ты пошла против религии. Чтобы изменить мнение людей по вопросу религии, какие бы аморальные постулаты она не поддерживала – нужно, в первую очередь изменить мышление людей. Задумайся, даже та женщина, дочь которой была принесена в жертву и похоронена с сыном богатея, она ведь не обратилась за помощью к властям, в магистрат, она безропотно приняла произошедшее и решила последовать за своими детьми. Это потому что у неё в голове с воспитанием, с… не знаю с чем, но закреплено понятие того, что жертвоприношение – это норма.

– Но я ведь смогла её уговорить вернутся, – настаивала Минмин.

– Скорее всего потому, что она знает кто ты. Ты для неё гонджу, та, которая дала ей кров, пищу, ты для неё верховная власть и она будет слушать тебя, что бы ты ей не сказала, – Павел вздохнул. – Минмин, ты должна понять, куда можно нам с тобой влезть, а куда не следует. Борьба с религиозными понятиями, какие бы извращённые они не были, например – жертвоприношения – это борьба с ветряными мельницами. Кроме того ту перепись населения, те свидетельства о рождении, которые ты придумала, та система с налогом на медицинские услуги и бесплатными ишен и дайфу, всё это уже не работает. Люди не знают, как с этим поступать, им мало что объясняют, в итоге всё превратилось в полный бардак.

– Но можно еще раз всё объяснить, – задумалась Минмин, – устроить какую-то помощь, я не знаю… консультации?

– Это все постепенно блокируется самим магистратом, а инициатор – власти в столицы.

– Значит всё, что я делаю – бессмыслица? Всё бесполезно?

– Ну почему же, ты заложила какие-то зерна. Им нужно прорасти. Не сразу, но результат будет. Может ни при нас, а когда нас уже не станет, но образованные люди поймут, примут… Ты выросла фактически на пике цивилизации, в двадцать первом веке, а скатилась к подножью… в седьмой или шестой век до нашей эры. Ты не можешь насадить порядки… ты не можешь в рабовладельческом строе построить социализм. Ты ведь понимаешь, что мы с тобой попали в рабовладельческие времена? Люди приписаны к земле, которую даван дарует своим вассалам: чиновникам и родственникам, а те ею управляют и распоряжаются.

– Поэтому ты здесь решил стать хэшаном? Ушел в сымиао?

– В общем, это одна из причин. В любом случае ты уже постаралась, уже сделала, что смогла. Та община шаньцев, которую ты тут построила… ты в курсе, что осенью прошлого года, когда из столицы прибыли солдаты и хотели этих шаньцев забрать, как военнопленных, а там уже отправить в рабство или казнить, или принести в жертву, уж как решит даван… так эти шаньцы восстали. Конечно, не вернись твой футин вовремя и не встань он на их защиту, у них бы ничего не получилось, но… факт остается фактом – эти шаньцы, они поддержали тот порядок, который установила ты, а не пошли на бойню как безропотные овцы. Это уже успех!

– Что же мне делать теперь? Смирится с тем, что…

– Да, смирится, – перебил её Павел, – принять эту цивилизацию, принять их порядки. Конечно, не оставаться в стороне, когда ты можешь помочь. Ты ведь врач, так будь им. Помогай людям, но не перебарщивай. Как говорится: «Вошел в деревню – следуй обычаям этой деревни»⁴⁸. Они сами разберутся. Им только нужно время. Представь, что все цивилизации идут разными путями, но в итоге приходят в одну точку – вершину. Твоя задача, как образованного человека, принять эти обычаи и традиции, какими бы варварскими они тебе не казались, помогать чем сможешь и ждать пока эта цивилизация сама достигнет своей вершины, и не важно, какой тропой она к ней идет.

– Но убийство…

– Для них это не убийство, а жертва. Жертва богам, и с этим нам с тобой трудно смериться, а им еще труднее понять, почему ты не принимаешь этот порядок. Ты ведь должна быть одной из них. Именно здесь у них будет резонанс, именно здесь они перестанут принимать тебя и поддерживать. На самом деле в этот раз ты доставила гораздо больше проблем своему отцу, чем все прошлые разы. Слышал, тот господин… дафу⁴⁹, он отправился в столицу и еще неизвестно, чьей поддержкой он там заручится. А ваше с отцом положение весьма шаткое, не всегда можно будет отделаться огромным урожаем. Тем более, насколько я понял, в прошлый раз так же взяли за объяснение… э… что-то про волю богов, верно? А теперь ты им, этим богам и жрицам противоречишь… В общем…

– Я поняла, – кивнула Минмин. – Я не буду высовываться.

– Вот и умничка, – он улыбнулся, – а за это у меня есть поощрительный приз. Чтобы ты не скучала.

Минмин улыбнулась, протянула ладони.

– Э… – Павел покачал головой, – приз сушится.

– В смысле?

– Я скрипку тебе сделал, – вернее две, одну тебе, одну себе. Тебе подойдет одна вторая. Она даже… возможно будет немного великовата, но недолго.

– Ты меня собрался учить игре на скрипке? – удивилась Минмин.

– А что еще тут делать? Пока тебя держат взаперти… – усмехнулся Павел, – возобновим тренировки, когда разрешат, а пока тебя не выпускают даже из комнаты, будем всем на нервы действовать твоей игрой. Ты себе представить не можешь, насколько это… утомительно, слушать как учатся играть на скрипке.

– И месть моя будет страшна! – Минмин рассмеялась.

– Ну вот ты и вернулась…

– В смысле?

– Не печальная и озабоченная, а саркастичная и задиристая. Наконец!

– Ох! Ты об этом.

– Давай я тебе поэму прочитаю… недавно написал.

– Но… – Минмин попыталась найти какую-то отговорку, но увидев в его глазах обиду, выпалила: – давай… конечно!

Когда я правил миром,

Как бог среди богов,

Взлетая в кручи белых,

Прекрасных облаков.

Смотрел на мир бескрайний:

В полях, в лесах, в степях,

В морях и океанах, в горах,

В своих домах, в пещерах

Люди чахлые, убогие – мой взор,

Мою судьбу не трогали,

Не теребили боль души моей

Бессмертной. Лишь иногда, в ночи,

Спускался с крыши мира я

Отпить сих вод ключи.

Я брёл по краю леса, -

Хибарка предо мной,

Зайдя на свет огарка

Свечи в хибарке той,

Смотрю: склонилась женщина

Над люлькой, слезы льет,

А в люльке бездыханное

Дитя. И всё… и вот…:

Мирская боль нахлынула, ударила,

Как хлыст. В душе, в сердцах не тот уж я,

Гордыни позабыт – тот круг

В котором вечно я кружился,

Жил, дышал, смотрел я в мир,

И праздно я, не думал, не роптал.

Спросил я безутешную:

«Чем я могу помочь?»

В глазах: тоска смиренная,

В ответ: «Верни мне дочь!»

Склонясь над тельцем крохотным,

Губами я приник ко рту, вдохнул,

Жизнь пламенем взвилась,

Но в самый миг – боль в чреслах

И бессилие, разверзся свод небес:

Как факел – синим пламенем сгорел

И крыльев нет. Воскрес. Спросил:

«За что же так? Я лишь хотел помочь!»

Но строг закон: мир бренный тот

Оставь иль будь готов.

Простишься ты с бессмертием.

Решил? Так поживи

Среди людей без имени,

Без крыльев, без души.

Разорвана, рассеяна в веках

Судьба моя. Душа моя бессмертная,

Сплету ли нити я?

Когда-нибудь и где-нибудь

Найду ли я тебя? Иль жизнь моя

Сакральная, звеня, стекла, ушла

Сквозь пальцы, как водица

Стекает и журчит.

Сверкает в каплях радугой

И память теребит.

Я не жалеть о прожитом,

Не плакать о былом,

Пришел в ваш мир смеющейся,

Уйду – как грянет гром.

Лишен я здесь бессмертия и сил

Помочь могу, лишь опытом

И знанием. Как песня на ветру,

Пою о вечном, о былом,

Несу завет веков, в ваш мир,

Что стал так дорог мне,

Что въелся в плоть и кровь.

Павел замолчал. Минмин вздохнула, задумчиво произнесла:

– У этого стиха какой-то смысл… я так понимаю – это твоя судьба?

Павел уклончиво кивнул.

– Что ты хотел сказать этим стихом?

– Что сказать… – он задумался. – Пожалуй, он получился немного напыщенным.

– О! – только и вымолвила Минмин, затем кивнула, – пожалуй.

– Будь осторожней в этом мире, – добавил он, подумав.

– Я уже это поняла, – вздохнула она.

– Не повтори ошибку своей матери.

– Ошибку? – удивилась Минмин, – о чем ты?

– Я о том, что твоя мать сделала что-то, за что потом расплачивалась всю жизнь… ведь её недаром сослали в эту глушь.

– Почему ты так уверен в этом?

– Хм… – хмыкнула Павел, – разве это не очевидно? Твоя мать – любимая дочь и сестра обоих прежних государей, если бы она не натворила что-то, что противоречит устоям общества, в котором она жила, её бы ни за что не отослали так далеко от столицы… Порой я удивляюсь, как работает твоя голова. Ты такая умная и прозорливая во всём, но бывают моменты, когда ты просто самых очевидных вещей не видишь. Или пытаешься не видеть? Возможно это что-то связанное с психологией, какой-то барьер. Как то, что ты не желаешь запоминать лица и имена людей… это из-за того, что ты не ассоциируешь себя с этим временем? Или предполагаешь, что рано или поздно один из этих людей окажется у тебя на операционном столе и тебе придется спасать его жизнь, а когда спасаешь знакомого человека… это совсем по-другому, чем оперировать незнакомца…

– Возможно ты прав, – кивнула Минмин, – ты психиатр, тебе в этом проще разобраться. А как ты узнал, что я плохо запоминаю лица и имена?

– Да… так… наблюдал за тобой.

– О! – кивнула Минмин.

– Ага, – улыбнулся он своей улыбкой сфинкса.

***

Через пару дней Минмин удалось через охранников, стоявших у дверей её домика, уговорить футина её принять. Она постучалась, вошла в кабинет, поклонилась. Вэй Нин удивлено вскинул брови:

– Давно не видел тебя такой смирной, – взглянул на неё Вэй Нин и вернулся к своим делам.

– Футин, – Минмин подошла к его столу и очень спокойно, по-взрослому, без жеманства и заискивания, произнесла: – прости меня, я доставила тебе столько хлопот.

Вэй Нин отложил бамбуковый свиток, который держал, внимательно посмотрел на дочь.

– Я поставила всех нас, всё поместье, всех шаньцев в трудное положение… я…

– О чем ты? – удивился Вэй Нин.

– Я вмешалась в религиозный обряд и люди могут теперь подумать, что я не соблюдаю обычаев… не верю во всех этих богов и шаманов, и жрецов, и еще там кого… всех их не уважаю и не слушаюсь…

– Ты считаешь, что в этом твоя вина? И за это ты просишь прошение?

– Да, я вмешалась в церемонию похорон и еще попросила тебя о перезахоронении, теперь все в городе, и магистрат в том числе, могут на нас за это ополчиться.

– С этим я разберусь, – покачал головой Вэй Нин, – это не такая уж и большая проблема.

– Но теперь этот дафу, как там его… он… я нажила очередного врага.

– Ах, это, – Вэй Нин кивнул – хоть это ты осознаешь, уже хорошо.

– А что еще?

– А то, что ты ушла из поместья и одна, непонятно где, непонятно как провела несколько дней… Это тебя не волнует?

– Ну, – Минмин пожала плечами, – я же в порядке?

– А если бы что-то всё таки случилось? Ты в курсе, что я уже был готов поднять всех на той стороне перевала, идти к Фу дзяндзюну на поклон чтобы найти тебя. Кроме того на тебя было совершено покушение и мы до сих пор не знаем, кто за этим стоит. Я пытался скрыть то, что ты пропала, даже нарядил Бинбин в твои наряды и заставил сидеть в твоей комнате, но если бы… я даже не мог тебя открыто искать, иначе те, кто тебя пытался убить, узнали бы…

– Извини, я думала…

– Вот именно, ты думала… ты поступаешь так, как считаешь нужным… сама считаешь, а о других… о чувствах других совсем не задумываешься.

– Извини, – потупившись, проговорила она. – Я обещаю, что этого не повторится.

– Ты уже давала подобные обещания, и каждый раз их нарушала.

– Хорошо, – Минмин подняла руку, – я клянусь, что не буду вмешиваться в политику, не буду вмешиваться в дела города и магистрата, буду советоваться с тобой каждый раз, покидая поместье, буду всегда с охраной выходить и перестану сбегать.

– О! – удивлено поднял брови Вэй Нин, – разве такое возможно?

– Да, – Минмин кивнула, – но при одном условии… я ишен, и если кому-то будет нужна моя помощь, меня не должны останавливать и ограничивать.

– Хорошо, – кивнул дзяндзюн, – пусть будет так.

– Значит договорились? – обрадовалась Минмин.

Вэй Нин кивнул, стараясь скрыть улыбку, опустил голову.

– Как там та женщина? – спросила Минмин.

– Кто?

– Женщина, которую я вернула из Шань.

– Её отправили пока к Хей Ину, пусть помогает по хозяйству. А-Лей тяжело с ребенком одной.

– О! – кивнула Минмин, – и то верно, почему я сама не додумалась. Ей с А-Лей будет… может будет лучше, возможно она сможет оправиться от горя.

– Как ты перешла хребет? – спросил Вэй Нин.

– Есть тайная тропа. Ванзы по следу нашел…

– Но откуда ты знала про тропу, даже я, дзяндзюн, живущий здесь столько лет, управляющий всей областью Иншань, даже я не знал о ней.

– М… догадалась. Когда искали ту женщину из Шань, её не смогли выследить по дороге к перевалу, верно? И это твои солдаты, которые тут знают каждую кочку. Кроме того, когда, еще во время потопа, мутин спасла её сына, я расспрашивала, что случилось с семьей мальчика и узнала, что его футин погиб в горах на охоте. Он был охотником, кормился этим, а значит знал все тропы. Мне оставалось только найти эту тропу.

– Почему ты мне сразу об этом не сказала?

– А ты бы поверил? Ты запер меня в поместье на недели… месяцы. Я… я просто задыхаюсь здесь. Я не могу так жить. Наверное я бы сказала, но я была тоже зла… я имею на это право.

Вэй Нин внимательно посмотрел на дочь, кивнул.

– Возможно я перегнул палку. Давай забудем все наши обиды?

– Ок, – кивнула Минмин.

– Ок, – усмехнулся Вэй Нин.

– Я готова следовать твоим правилам, если только меня не ограничивают, не запирают. И всё, что касается лечения людей…

– Да, – кивнул дзяндзюн, – я обещаю. С этим я не буду тебя ограничивать.

– Спасибо, футин.

Глава 5

Шилан стоял у ворот огромного поместья, рядом выстроились его дувеи и тридцать хэйдзявеев, выделанных ему даваном в качестве персональной охраны.

– Такое большое, – ошарашено проговорил Юй Мин.

– Такое мрачное, – добавил Цин Вуи.

– Пойдемте, – кивнул Шилан и переступил через порог своего нового дома.

Поместье находилось в северо-западной части внутренней городской стены, недалеко от вангона. Поместье долго пустовало, было конфисковано более десяти лет назад у одного из проворовавшихся чиновников, семью которого вместе с имуществом отписали казне, а самого казнили. По приказу давана в поместье прислали мастеров для его перестройки, но Шилан выпроводил их, сославшись на то, что он сам по собственному усмотрению будет всё постепенно обустраивать. Слуг не было и, войдя в поместье, Шилан первым делом распорядился чтобы хэйдзявеи занялись обустройством своих комнат по их собственному усмотрению.

К вечеру некоторые помещения, в том числе главные покои и кухня, были приведены в порядок. Шилан осматривал свои новые владения, зашел в хозяйскую комнату, примерился к столу, уселся, огляделся. В комнату вошли Юй Мин и Цин Вуи. По пустой комнате отдались эхом их шаги.

– Шаочжугон, – доложил Юй Мин, – кухня отмыта и приведена в порядок.

– Хорошо, – кивнул Шилан, – пусть повар готовит еду, среди нас же есть повар?

– Так точно, – отрапортовал Юй Мин, – среди хэйдзявеев есть несколько поваров.

– Хорошо, – кивнул Шилан, – пусть тогда и готовит, если нужно нанять повара…

– Не нужно, – отчеканил Юй Мин, – еще… поместье такое большое, все сто ваших солдат здесь поместятся.

– Правда? – удивился Шилан, – тогда пусть и переезжают. Что им в лагере делать. Конюшня тоже большая и есть место… там есть какой-то сад заброшенный, пусть всё там выкорчуют и организуют тренировочное поле.

– Слушаюсь, – кивнул Юй Мин.

– Э… шаочжугон… – вмешался, стоявший всё это время молча, Цин Вуи. – Будет ли уместно…?

– Что? – спросил Шилан.

– Две наложницы, пожалованные вам даваном… они прибыли и…

Шилан оторопел.

– И что мне с ними делать? – спросил он у дувеев.

Те переглянулись.

– Э… шаочжугон, – начал объяснять Цин Вуи, – женщина и мужчина… если они …

– Я знаю, что происходит между женщиной и мужчиной, – перебил его Шилан, – я говорю о том, куда мне их деть? Я могу их отправить обратно?

– Ну… – дувеи переглянулись, замялись.

Шилан вздохнул.

– Если я отправлю их обратно, даван решит, что я отказываюсь от его подарка… ладно, пусть остаются, отправьте их… не знаю… в прачечную, что ли?

– Слушаюсь, – Юй Мин, – в поместье есть отдельные дома.

– Там есть где переночевать?

– Есть, – кивнул Юй Мин.

– Пусть переночуют ночь, потом решим, что с ними делать.

– Так точно, – отчеканил Цин Вуи.

– Хорошо, идите… да, – вспомнил Шилан, – покормите их.

– Слушаюсь, – Юй Мин и Цин Вуи развернулись и вышли из комнаты Шилана.

Он же немного почитал, перекусил, принесённым ему одним их хэйдзявеев, ужином, развернул на кровати, оставшейся от прежнего хозяина поместья, матрац, который принесли из кладовой его дувеи и улегся спать. Матрац от сырости попахивал плесенью, но Шилан, бывало, и не в таких условиях спал. Сыюэ⁵⁰, начало лета, зной ночи быстро справится с сыростью. Он снял верхнюю одежду, остался в лёгкой рубашке и нижних штанах. Накинув на себя свой же плащ и положив под голову руку, сразу уснул.

Среди ночи его разбудило горячее дыхание в плечо. Он лежал на левом боку, спиной почувствовал, как к нему прислонилось что-то мягкой, теплое. Перехватив правой рукой чью-то руку, играющую с его чреслами, резко развернулся и пережал локтем шею нежданного гостя.

– Лаое⁵¹, – захрипела женщина.

Он ослабил хватку, отпрянул, женщина отдышалась. Насколько он мог судить в темноте, она была абсолютно голая. Он попытался приподняться, отодвинуться, но она подползла к нему, продолжила ласки. Он ненадолго оторопел, не зная, что делать. Женщина воспользовалась моментом, перекинула ногу через его тело и насела на него, начала неспешно двигается вверх-вниз. Сейчас, даже если бы он и захотел, он не смог бы остановиться. Жар побежал по телу, кровь прилила, ударила в голову, в виски, голова закружилась. Он откинулся на матрац и какое-то время, лежа на спине, пытался прийти в себя. Затем перехватил женщину за талию, приподнял и, положив её на спину, лёг сверху.

– Лаое, – елейным голосом простонала женщина, – ах…

Раз уж он не мог контролировать своё желание, значит он хотя бы будет контролировать то, как он его удовлетворит. Всё закончилось быстро. Он откинулся на спину, отдышался, приходя в себя. Женщина обвила его грудь рукой. Только теперь он почувствовал резкий запах благовоний, пота, волос, обильно смазанных маслом. Запахи ударили в нос, ему стало настолько неприятно и омерзительно, что захотелось отодвинуться, отпрянуть от неё. Он отбросил её руку, приподнялся, сел.

– Уходи, – сказал он спокойно.

– Лаое, – пропищала женщина, пытаясь повторить попытку обнять его за плечи.

– Катись, – резко прикрикнул он.

– Лаое, – захныкала женщина, – я так старалась… так старалась вам понравиться… Что я сделала не так? Лаое… если вы недовольны, я в следующий раз…

– Следующего раза не будет, – гаркнул он.

Шилан вскочил, перепрыгнул через её тело, подтянул и перевязал поясом штаны, накинул верхний халат.

– Лаое… – плаксиво, прикидываясь обиженной, пропищала женщина.

Шилан поднял с пола её тряпье, кинул его ей, развернулся и вышел из комнаты на улицу.

– Эй, кто-нибудь! – крикнул он.

К дверям подскочили два охранника, стоявшие за углом.

– Это так вы охраняете мои покои? – крикнул он на них.

– Но… мы думали… – начали они оправдываться.

– Каждый из вас пусть отправляется на задний двор и получит по десять ударов… смените караул. И чтобы я вас больше не видел в моей поместье.

– Но… слушаюсь, – ответили охранники, понурившись.

– Эй! Кто-нибудь, – крикнул опять Шилан.

Из помещения напротив выбежали заспанные Юй Мин и Цин Вуи, подбежали к Шилану и стражникам.

– А-Мин, – Шилан кивнул на хэйдзявеев, – проследи, чтобы они получили наказание и вернулись в лагерь, и… отправь эту, – он обернулся, кивнул на свою комнату, где одевалась ночная гостья, – их обеих, не знаю… куда-нибудь подальше с моих глаз. Даван, когда мутин вошла в вангон наложницей, даровал ей сотню дворов с крестьянами… поселите их в тех домах…

Шилан зашагал вдоль галереи, сам не понимая, чем он раздосадован.

– Шаочжугон, – окликнул его Юй Мин, – вы куда?

– В конюшню, – ответил Шилан, – там переночую.

Ему была неприятна сама мысль – возвращаться в комнату, в кровать, где всё пропахло этой женщиной. Уж лучше потерпеть запах конского навози и жесткий настил из сена, чем…

– Шаочжугон, – окликнул его Юй Мин, – в поместье есть несколько свободных комнат, может…

Шилан обернулся.

– Хорошо, – кивнул он, – веди.

На следующий день настойчивых дам выпроводили из поместья и отправили на проживание в один из деревенских домов, платящих оброк Лин гуифей.

***

Через несколько дней, в течение которых даван гадал и приносил жертвы, Шилана вызвали в вангон. Его даже не пропустили в главный зал, евнух зачитал приказ прямо на лестнице у входа: «Назначить циванзы Лин Шилана – шаодзяндзюном⁵², выделить под его командование тысячу солдат и отправить на южную границу Шань в подчинение к, отбывшему туда ранее, И дзяндзюну».

Приняв приказ Шилан поблагодарил давана, поклонился в сторону главного дворца и прямиком отправился в лагерь.

Прибыв к номинальной границе c Вэй, присоединившись к армии И дзяндзюна, Шилан и тысяча солдат, находящихся теперь под его командованием, развернули лагеря в указанном ему И дзяндзюном месте, вдоль одного из притоков реки Дофа. Из-за рельефа местности боевые повозки не могли участвовать в сражениях, все военные действия велись пехотой и конницей. Имея на руках карту с расположением и количеством войск противника, И дзяндзюн окружил помеченные территории, уничтожил укрепления и в течение двух недель разгромил все позиции вэйцев и ставку Фу дзяндзюна, быстро отвоевал принадлежащую ранее Шань территорию, подошел со своей пятитысячной армией к перевалу Иншань.

Таким образом, еще в столице получив приказ от давана: «Занять территорию провинции Иншань», уже через несколько недель после начала военных действий И дзяндзюн, был готов с пятитысячной армией вторгнутся на пограничную заставу, перейти перевал, захватить всю территорию провинции Иншань.

Вечером Шилан, вызванный в главный шатер И дзяндзюна, шел вдоль рядов пленённых ранее вэйцев, оставленных в живых специально для отправки в столицу. После окончания военных действий и захвата провинции Иншань, этих пленных доставят в Аньян или Цисы, где они будут ожидать своей участи: казнь, рабство или церемония жертвоприношения богам.

– Хей Ян, – услышал Шилан проходя мимо пленных, – передай воды.

Шилан остановился и обернулся, посмотрел на говорившего. Тот, к кому обращался солдат, парень лет семнадцати, сидевший у бочки с водой, зачерпнул миской воду, передал её другому просившему.

– Как тебя зовут? – подошел к парню, сидевшему рядом с бочкой Шилан и переспросил по-вэйски, – Хей Ян?

Парень поднял голову, посмотрел на Шилана, кивнул.

– Как зовут твоего футина? – опять поинтересовался Шилан.

– Тебе какое дело? – огрызнулся парень.

К нему ту же подошел охранник и, даже на зная вэйский, поняв по выражению лица и тону, что парень дерзит, ударил его по спине древком яньюэдао⁵³, парень повалился на землю, но сразу поднялся, встал на колени и так же нагло посмотрел на Шилана.

– Отвечай, когда тебя спрашивает дзяндзюн, – рявкнул охранник по-шаньски и опять замахнулся на парня.

Шилан остановил его жестом руки, присел перед парнем на корточки.

– Как зовут твоего футина? – повторил он свой вопрос.

Парень продолжал молчать.

– Молчишь, нет всем еды и воды, – рявкнул охранник уже по-вэйски.

– Хей Кай, – ответил за парня сидящий рядом пленный, – его футина зовут Хей Кай, он дувей дзяндзюна… бывший дувей дзяндзюна Вэй.

– У тебя есть брат? – продолжил спрашивать Шилан, – как его зовут?

Парень молчал. Шилан вынул из ножен, висевших на поясе, нож, который он получил от синеглазого мальчишки, показал его Хей Яну. Тот внимательно посмотрел на нож, увидел клеймо, узнал, вскинул взгляд на Шилана.

– Хей Ин, – вздохнул парень, – откуда у тебя этот нож?

Шилан кивнул, встал, обратился по-шаньски к охраннику:

– Эти пленные, почему они сидят отдельно?

– Шаодзяндзюн, – охранник поклонился, – шуся отвечает: эти пленные предназначены для завтрашнего жертвоприношения… перед боем.

– Еще жертвоприношения? Разве их не должны были отправить в столицу?

– Эти ранены, – ответил охранник, – поэтому И дзяндзюн предполагает, что они не дойдут, приказал завтра на рассвете, перед выступлением, всех принести в жертву.

– Понял, – кивнул Шилан.

Он развернулся и, ничего не говоря, продолжил путь к шатру И дзяндзюна. Войдя в шатер он поклонился, подошел к столу, на котором стояла большая, деревянная, прямоугольная коробка, в которую был насыпан песок, повторяющий рельеф местности хребта Иншань. И дзяндзюн, рядом с ним Ли дзяндзюн, такой же как и Шилан тысячник, находящийся под командованием И дзяндзюна, во всю обсуждали план нападения. Шилан внимательно слушал спор, не вмешиваясь. Он, познавший муштру и отправленный на передовую по приказу давана еще одиннадцатилетним… вернее тринадцатилетним мальчишкой, был приучен никогда не возражать командиру. Он говорил только тогда, когда его спрашивали. И сейчас, имея свое мнение по поводу нападения на перевал, он его не высказал, молча слушал. И дзяндзюн, в конце концов выведенный из себя упрямством своего подчинённого, накричал на того, отдал окончательный приказ:

– Завтра на рассвете, после церемонии жертвоприношения, выступаем, – он провел над перевалом воображаемую черту, показывая как и куда должны следовать отряды. – Первой идет конница, затем пехота. По дороге могут следовать в ширину только колонны из пяти-семи солдат, поэтому каждую колону со всех сторон окружают щитоносцы. В некоторых местах, согласно нашим лазутчикам, дорога совсем узкая. В случае засады, у врага преимущество – высота. Поэтому лучники должны быть всегда наготове. На перевале… – он указал точку на песочной карте, – в крепости скорее всего осталось двести-триста солдат. Все основные силы противника нами уничтожены, что они могут сделать? Закидать нас камнями, – он засмеялся своей шутке, его подчиненные последовали его примеру.