Вэй Аймин

– Как я устала, и кушать хочется. Что-нибудь осталось? Похлебка соседки вроде где-то была?

Дзяндзюн ничего не ответил, молча стоял и смотрел на дочь. Минмин попыталась обойти его, делая вид, что что-то ищет, но он преградил ей путь.

– Я понимаю, – начала она оправдываться, – всё это очень непривычно и неожиданно, но я должна была действовать быстро. Я до сих пор не уверена, выживет ли А-Си, она потеряла много крови. Переливание я не могу сделать, у меня нет необходимых инструментов и я не знаю её группу крови…

Она не договорила.

– Кто ты? – спросил дзяндзюн.

– Эх… – сокрушено вздохнула гонджу, – начинается…

Она отвернулась, посмотрела на двор по которому расхаживал петух.

– Кто ты? – повторил вопрос дзяндзюн.

– Я не могу ответить на этот вопрос, – медленно, обдумывая каждое слово, ответила гонджу, – я и сама многое не понимаю.

– Ты сиэнзы⁵⁶ или эмогуи?

– Что? – удивилась гонджу.

Она повернулась к футину и только теперь обратила внимание, что его рука лежала на рукоятке висящего у пояса меча.

– Я – ни то, ни другое.

– Тогда как всё это объяснить? – спросил он.

– Самое главное – я всё еще ваша дочь, я человек, я не причиню зла, я только стараюсь помочь. Долгое время я пыталась скрыть всё, что я знаю, но, похоже, дальше скрываться не получится. Я не могу объяснить, кто я, откуда я, почему я здесь. Я самой себе не могу ответить на многие вопросы. Но я хочу, чтобы вы поверили, что всё, что я буду впредь делать, и это никогда не изменится, я буду делать только во благо людей. Я обещаю… Прошу – поверьте!

Дзяндзюн внимательно смотрел на неё, рука немного расслабила хватку на рукоятке меча. Гонджу подошла к стоящей у входа корзине, которую они ранее привезли из поместья, порылась, достала холодный баодзы, откусила, прожевала.

– М… а есть что-нибудь попить? – спросила она как ни в чём не бывало.

– Хорошо, – наконец проговорил он. – Я готов поверить, но…

– Но только после того, как я вам это докажу? Без проблем, – обрадовалась гонджу, она дожевала баодзы, достала еще один, откусила, – я готова сотрудничать, – жуя, проговорила она. – Можете поставить мне в охрану хоть целый гарнизон. Я это только приветствую. То, что я собираюсь сделать с шелком и многими другими идеями, которые у меня накопились, всё это как раз требует секретности. Чем меньше людей об этом будет знать – тем лучше. Мы сможем заработать больше денег, если все секреты и технологии останутся эксклюзивными. И куча охранников только будут этому способствовать. Кроме того мне нужна будет помощь.

– В чем?

– В обустройстве сюесяо и обучении детей и работников, в налаживании процессов производства шелка и многого другого. И, в конце концов, в зарабатывании денег!

– Так всё это для того, чтобы заработать деньги?

– Ну, деньги – это средство, а цель, попросту говоря, – улучшить жизнь этих людей, – гонджу кивнула в сторону фанзы, – я не могу больше безмолвно наблюдать, как эти люди страдают. Я не могу стоять в стороне, в то время, когда я могу им помочь, у меня есть для этого необходимые знания, возможности. А у кого есть возможности и способности – у того есть и моральные обязательства.

– Хорошо, – дзяндзюн кивнул, – оставим пока этот разговор. Всё равно я и половины не понял из того, что ты сейчас сказала. Я готов помочь, но я буду неотступно следить и контролировать каждое твой действие.

– Отлично.

– И еще…

– Что?

– Чжангонджу, она…

– Да, – усмехнулась гонджу, – её тоже надо как-то переубедить, что я не… эмогуи или что там еще может ей прийти в голову… – Минмин сокрушено вздохнула, – это будет труднее… чем я думала.

– Думала?

– Угу, – кивнула гонджу, – А-Лей, – окликнула она служанку, – есть чай?

А-Лей убежала на в дом.

– Интересно, – пробормотала Минмин себе под нос, – почему он называет свою жену – чжангонджу… это ведь титул, а не обращение к любимой женщине… Ладно, подумаю об этом на досуге…

Глава 5

Конец июля, погода не радовала. Московское лето непредсказуемо. Даже в июне может пойти снег. Но в этом году июнь выдался жарким. А вот июль не смог похвастаться ни одним жарким днем. Дожди зарядили еще во второй декаде. Иногда всё-таки забегали теплые деньки, но как будто спохватившись, «а что мы тут делаем, ведь уже почти август», – спрашивали они и исчезали, оставляя лишь кое-где проблески голубого неба в плотной сетке тяжелых, серых облаков.

Я постучалась в кабинет психиатра: для допуска к работе в образовательном учреждении каждый сотрудник должен ежегодного проходить медосмотр. Я не исключение. Но, в связи с моей непростой ситуацией, меня направили на дополнительное освидетельствование к психиатру.

«Итак, – подумала я, – быстро отвечу на вопросы, дам только позитивные ответы. Получу галочку в обходном листе и всё, весь август до конца отпуска – свободна».

– Заходите, – раздалось за дверью.

Я открыла дверь, вошла.

– Здравствуйте, – поздоровалась я, – я на медосмотр.

Я протянула обходной лист и замерла. Передо мной сидел Павел, тот самый Павел, который посещал где-то год назад курсы поступающих в МГУ, на которых я преподаю, тот самый Павел, которого я несколько месяцев назад нашла, лежавшим в подворотне, отказывающимся от вызова скорой помощи.

– Здравствуйте, Валентина Степановна, – улыбнулся он мне, встал, протянул руку.

Я, от неожиданности, растерялась, протянула свою; он пожал её, сел обратно за стол, сделал пригласительный жест, указывая:

– Садитесь.

За все свои годы я так и не привыкла к тому, что мужчины иногда пожимают мне руку при знакомстве. Это как-то по-европейски. В России, среди женщин, такое приветствие – словом, большая редкость. Но не это выбило меня из колеи.

– Я не думала, – проговорила я, – что вы работаете психиатром.

– А еще для вас стало неожиданностью то, что в феврале вы обнаружили меня в подворотне, валяющегося в снегу, почти без сознания? – с усмешкой договорил он за меня, – А теперь я должен вас освидетельствовать на психическую вменяемость?

Я сглотнула. Он буквально прочитал мои мысли.

– Не переживайте. Со мной всё в порядке, примите это как… незначительный эпизод из прошлой жизни. Я понимаю, после такого тяжело доверять человеку, но у всех нас бывают трудные моменты, все мы так или иначе сталкиваемся со своими … демонами. И главное научится преодолевать такие трудности. Хорошо?

– Хорошо.

– ОК, давайте ваш лист, я подпишу.

Он взял лист, черканул на нем свою подпись.

– Секундочку, я поставлю печать.

Он стал рыться у себя в тумбочке. Я немного расслабилась, облокотилась на спинку кресла.

– Вообще странно, – заговорил он, одновременно перебирая ящики своего стола. – Обычно педагогов ко мне не отправляют. Визирование обходного листа делает обычный участковый психотерапевт или тот, кто сидит на комиссии в день, когда вы обходите всех специалистов за раз. А вас направили ко мне…

– Я лежала в больнице, и видимо поэтому… Вы даже ни о чем меня не спросили, так просто подписываете…? – удивилась я.

– В больнице? – он остановился, – а с каким диагнозом?

– Саркома лёгких.

– Оперировали?

– Да, – кивнула я, – но… потом еще был курс химеотерапии, не всё удалось вырезать.

– М… понимаю, – он внимательно посмотрел на меня, – какой результат?

– Полгода. Может быть год.

Он замер. До него дошел смысл последней фразы. Подумав недолго, покрутив обходной лист в руке, достал, наконец, печать, поставил оттиск, положил лист на стол перед собой.

– Давайте сделаем так, – предложил он, – на обходном листке я вам уже расписался… Вы сейчас куда-то спешите?

– Ну… – потянула я.

– Полчаса найдется свободного времени?

– Э… полчаса найдется.

– Отлично.

Он облокотился на спинку кресла, внимательно на меня посмотрел.

– Скажите честно, бессонница беспокоит?

– Да, – кивнула я.

– Угу, – промычал он себе под нос, – а головные боли?

– Да, я принимаю обезболивающие, так что…

– Я не сомневаюсь, – перебил он, – вы сейчас принимаете целый компот из обезболивающих и прочее, и прочее… Расскажите мне о себе.

– Что?– удивилась я неожиданному повороту разговора.

– О своем детстве, родителях, просто поболтаем. У вас есть время, у меня тоже, перед следующим пациентом… Вы меня, можно сказать, спасли тогда, зимой. Если бы не вы, я, возможно, подхватил бы воспаление легки, залег бы в больницу, не прошел бы аккредитацию, не получил бы эту работу, и умер бы от голода и болезни, – он посмеялся, – я шучу. Не делайте такое серьезное лицу. Я просто вижу, что вы человек очень замкнутый. Трудно раскрываетесь, не идете быстро на контакт. Даже беседуя с хорошо знакомым человеком, а я считаю себя таковым, учитывая, что был вашим студентом, вы не убираете эту… «стену», этот блок. Возможно эта закрытость добавляет напряжение в вашей, и без того тяжелой, жизни… Просто представьте, что всё, что вы сейчас расскажите, останется в этих стенах. Вы же, наверняка, знаете – выговорившись, становится легче. Может мы сможем решить с вами вашу проблему с бессонницей. Хорошо?

– Хорошо, – ответила я. – Я действительно давно ни с кем не разговаривала.

– Вот видите, вы уже готовы принять этот факт. Итак, немного о себе… всё, что пожелаете.

– М…с чего начать?

– Начните с начала, – посоветовал он, – с родителей.

– Я родилась в семье… Мой отец был дипломатом и они с мамой тогда жили в Китае.

– О! – воскликнул он. – Вы выросли в Китае?

– Нет, родители, вскоре после моего рождения, вернулись в Красноярск. Там у мамы ещё были родственники, мама сама была оттуда. Отец заболел и умер.

– Сколько вам было лет?

– Четыре.

– Значит вас вырастила мать?

– Ну… да, вернее… не совсем. Мама умерла, когда мне было четырнадцать.

– Сирота, – он вздохнул.

– Меня вырастила тетя. Когда мне было семнадцать я уехала в Москву, поступила в медицинский.

– Красноярск – достаточно большой город. Наверняка был хороший медицинский ВУЗ, но вы решили там не оставаться, а поехали в столицу?

– Да, – кивнула я, – тетя продала квартиру родителей после моего совершеннолетия, и… мне негде было жить.

– Что стало с деньгами, полученными от продажи квартиры?

– Их потратили на меня. На дорогу в Москву, на первое время в Москве. Кроме того я ведь жила в её доме, она меня кормила все эти годы…

– Понятно, – покачал головой Павел, – потом?

– Потом я поступила в ВУЗ, закончила его. Вышла замуж, родился сын. Несколько лет я работала хирургом. Потом, после смерти сына я ушла из больницы.

– У вас умер сын? Сколько ему было?

– Семнадцать. Он попал в аварию, его привезли в мою больницу. Я не знала, что это мой сын, оперировала его, увидела его лицо когда сняли кислородную маску… уже мертвого, на операционном столе.

– То есть он фактически умер у вас на руках?

– Да… Потом я некоторое время не могла работать. Мы расстались с мужем.

– Муж ушел или ваша инициатива?

– Ну, это было обоюдное решение.

– И всё же… – настаивал он.

Я промолчала.

– Он сейчас один, ваш бывший?

– Нет, он ушел к другой.

– Встретил её после расставания?

– Нет, еще когда мы были вместе. Я не знаю подробностей, я никогда не интересовалась. Это я предложила расстаться.

– А ваша жизнь с ним… были ли интимные отношения перед расставанием?

– Нет… мы давно уже жили как… дальние родственники… просто под одной крышей.

– То есть у него уже тогда была связь? Перед уходом?

– Да… я так думаю… мне было не интересно. Я устала от всего и не хотела продолжать такие отношения. Поэтому и предложила разойтись, он тут же согласился.

– Понятно, потом?

– Потом, через… где-то полгода меня пригласила соседка по подъезду преподавать химию в МГУ. Я согласилась. К тому времени я закончила аспирантуру. Потом защитила кандидатскую. Дальше, в принципе, вы знаете. Какое-то время я преподавала в МГУ на подготовительных курсах.

– Да, да, – закивал он, – где мы с вами и встретились.

– Вы, кстати поступили? – поинтересовалась я, вежливо.

– Нет. Я слишком взрослый. Решил ограничиться тем дипломом, который у меня уже был. Значит вы родителей лишились в юном возрасте, потеряли ребенка, и ушел муж, когда вы были… едва за сорок? Верно? – я кивнула. – Вы с кем-нибудь встречались после развода? Вы же в разводе теперь, я правильно понял? Простите, может я не то сказал…

– Да, в разводе, – скупо ответила я, меня начали раздражать эти вопросы. – Нет, не встречалась.

– Живете одна?

– Да, одна. Была собака, но в феврале она умерла.

Павел задумался, покрутился на своем кресле, потеребил в руках ручку, пощелкал на ней колпачком, посмотрел направо от себя. В углу, в сторону, куда он развернул свое крутящееся кресло, стояли два футляра: футляр из под гитары и из под скрипки.

– Этот обходной лист? У вас такое серьезно заболевание и вы продолжаете работать?

– Ну… жить то на что-то надо. Кроме того у меня только двенадцать часов в неделю, три группы.

– Это…? – переспросил он, не до конца поняв сказанное мною.

– Я только на курсах преподаю, девяти-одиннадцати-классникам. Три группы по четыре… э… урока в неделю каждая.

– Это в университете?

– Да, – кивнула я.

– А хобби у вас есть?

– Хобби? Ну… – я посмотрела в угол, на футляры, – сейчас особо ничем не занимаюсь, а раньше немного играла на фортепиано.

– А я вот делаю музыкальные инструменты.

Он встал. Подошел к футлярам, взял тот, который от скрипки. Гордо уселся на диван, стоящий между окнами слева от письменного стола.

Кабинет его был достаточно большой: слева от входа вся стена была уставлена стеллажами с книгами, напротив входа стоял письменный стол, позади стола – два окна. Кабинет был угловой и, справа от входа, было еще два окна, между которыми стоял диван. Перед диваном – два кресла, повернутые друг к другу. На полу перед диваном и креслами лежал ковер.

– Сами делаете? – удивилась я.

– Да, – гордо ответил он.

Он раскрыл футляр и достал скрипку.

– Полностью, начиная от чертежа и подбора дерева, заканчивая изготовлением и натяжкой струн. Всё сам, даже лак и струны делаю сам.

– В смысле? Струны? Лак? – не поняла я.

– Да, струны тоже… и для гитары. У меня есть небольшая плавильная печь, где я расплавляю металлолом, выливаю бруски и потом протяжкой из них вытягиваю струны.

Я удивлено на него смотрела. Зачем так заморачиваться?

– Зачем мне всё это? – спросил он, как будто прочитав мои мысли. – А вот представьте, что вы попадаете на необитаемый остров и вам захотелось поиграть на скрипке, а скрипки нет, что вы будите делать? Оставите эту идею… а вот я сделаю себе скрипку.

– Я думаю, попади я на необитаемый остров, – ответила я, – я в первую очередь озаботилась бы пропитанием и жильем.

– Это-то всё понятно, а дальше? Когда найдете эти пресловутые бананы, и построите свой шалаш, что дальше? Помирать со скуки? Кстати, вы говорите, что играете на фортепиано?

– Ой, нет, – спохватилась я, – когда-то училась в музыкалке, – сейчас, даже если сяду за инструмент, ничего не вспомню.

– Ну так вспомните! – подхватил он идею, – повторите, наймите репетитора. Пианино есть?

– Нет.

– Купите. Детей нет, мужа нет, чем еще заняться? Музыка расслабляет. Может поможет вам с вашей бессонницей. Кстати, давайте я вас научу некоторым упражнениям.

– Да не надо, я в порядке.

– Интересная формулировка русских фраз: «да не надо мне ничего», или еще одна… «да наверное нет», или «да, нет, наверное». Иностранцы наверняка с ума сходят от натуги… понять такое. Я лингвист… по своему первому образованию…

Я вежливо изобразила на лице удивление и закивала головой, одобряя. На самом деле хотелось всё это закончить, но я не знала, как вежливо намекнуть…

– Садитесь, всего пара минут, – сказал он мне, указывая на ковер, на который уселся сам, скрестив ноги.

– Что, прямо так? На ковер?

– Да, скидывайте туфли, не стесняйтесь. У нас с вами еще несколько минут есть. Дальше у меня следующий пациент. Несколько расслабляющих упражнений и всё.

Я села, как он сказал, напротив него, скрестила ноги, благо была в брюках. Он протянул руки, взял мои кисти, попросил закрыть глаза.

Через мгновение я открыла глаза. Всё было как в тумане.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

– М… – заколебалась я, – не понимаю, что-то не то…

– Вы отключились на несколько минут.

Он встал. Мои ноги затекли, я не могла сдвинутся, как будто я проседала на полу несколько часов. Он протянул руку, помог мне подняться. Меня качнула, он помог удержать равновесие, подержал за локоть, пока я одевала обувь. Помог подойти к креслу возле дивана, усадил.

– Вы, что меня загипнотизировали? – спросила недоверчиво я.

– Нет, это небольшое упражнение на релаксацию. Ничего страшного. Никакого гипноза, но гарантирую, вы сегодня ночью будите спать как младенец.

Я уже пришла в себя, встала с кресла. Подошла к его столу. Он сел на свое место за столом, протянул мне мой обходной лист со своей подписью и печатью.

– Давайте сделаем так, – сказал он серьезно, – я назначу вам на послезавтра прием. Это вас ничем не обязывает. Вы можете прийти, или не прийти. Но если вы сегодня и завтра будите хорошо спать и поймёте, что мои методы работают, я настоятельно прошу всё ж таки воспользоваться шансом и посетить мой второй прием. Саркома лёгких, химеотерапия – это серьезные вещи… неурядицы в личной жизни. Нельзя всё держать в себе, и нельзя махнуть на себя рукой и просто доживать последние дни. Попытайтесь наполнить свою жизнь чем-то, что отвлечет вас от этих мыслей. Займитесь музыкой. Или живописью, или еще чем-то, что настроит вас на позитивный лад. Приходите послезавтра, – он начал листать свои записи, – в какое время удобно? – спросил он.

– М… я…

– Давайте так, я записываю вас на двенадцать. Вы ведь в отпуске? У всех педагогов отпуск летом. Ох, как я вам завидую! Если захотите перенести – вот мой номер, – он передал мне визитку. – Хорошо?

– Хорошо.

– Отлично, – хлопнул он в ладоши. – Тогда до послезавтра, всё-таки надеюсь, что вы придёте. Просто поговорим. На ковер сажать не буду и гипнотизировать, – он сделал пальцами скобочки, как будто слово, которое он только что произнес, он выделил и обозначил – мол, в переносном смысле. – «гипнотизировать» тоже не буду.

Я поблагодарила, распрощалась, вышла.

Глава 6

А-Си и малышка медленно, но уверено шли на поправку. Уже через две недели гонджу перестала посещать их фанзу каждый день. Оскар иногда приходил в поместье. Минмин, Мими и он играли в салки, вышибалы, классики, футбол. К ним присоединялись пара ребят постарше – дети работников поместья. Бай Ци еще ранее сплел из бамбуковых прутьев мяч, и теперь он пригодился как нельзя кстати. Все игры придумывала гонджу, объясняла правила и следила за их неукоснительным исполнением.

Через несколько недель первые отрезы шелка были сотканы, окрашены и готовы к продаже. Краску сделали из цветов, лесных ягод, свеклы, но серовато-бежевый цвет шелкового полотна она плохо закрашивала, цвета были блеклые, тусклые. Винным уксусом удалось немного освежить цвет. После ополаскивания в растворе ткань немного смягчилась и заблестела.

– Этого всё равно мало, для того, что я задумала, – сокрушалась гонджу, рассматривая материал, готовый к продаже.

– Мало? – переспросила А-Лей, – а что вы задумали?

Гонджу не стала объяснять. Она, Хей Кай, Хей Ин, А-Лей и Бай Ци стояли во дворе ткацкой, где на ветру сушились узкие, с локоть шириной, полоски окрашенных отрезов шелка. После завтрака Минмин прибежала сюда к ткацкой посмотреть результат вчерашней работы.

– В любом случае, для начала совсем… неплохо, – оценила работу гонджу, – Бай Ци, вырежи мне вот такую печать, – она нарисовала на земле знак змеи, обвивающей чашу, – вот такого размера, – Минмин сомкнула большой и указательный пальцы, – эту печать нужно будет ставьте на всех, произведенных у нас, шелковых тканях. Хей Кай, передай футину, что нужно отослать эти ткани в столицу и попытаться разместить их на продажу в самой популярной лавке. Цена – на вес золота.

– Что? – ошарашено переспросила А-Лей.

– Да, на вес золота.

Хей Кай отрицательно покачал головой.

– С этим делом вам, гонджу, лучше обратиться к чжангонджу. Дзяндзюн вряд ли сможет вам здесь помочь.

Минмин скривила губы. Она старалась избегать любых контактов с мутин, и в эти несколько недель ей с трудом, но удавалось это сделать.

– Хорошо, – вздохнула она, – отнесите, пока, эти ткани ко мне в комнату. Я подумаю, как быть дальше. Бай Ци, – повернулась она к старому солдату, – я всё хотела спросить: Иншань это же серебро⁵⁷ и гора⁵⁸? За этим названием что-то стоит? Какой-то смысл?

– Да, – ответил тот, – раньше здесь было серебро.

– Где – здесь? – переспросила гонджу.

– В горах, – за Бай Ци ответил Хей Кай, – раньше тут, в этих местах, в горах находили слитки серебра.

– А сейчас? – спросила я, – больше серебра нет?

– Больше не находили уже очень давно.

Минмин уселась на скамейку у входа в ткацкую, жестом пригласила остальных. А-Лей села рядом. Мужчины остались стоять.

– Да садитесь вы, в ногах правды нет. Расскажите мне, что произошло. Нам бы чаю? – попросила она.

А-Лей улыбнулась, встала:

– Сейчас принесу, – сказала она и убежала.

Бай Ци и Хей Кай сели рядом с гонджу, Хей Ин пробормотав, что пойдет и поможет с чаем, последовал за А-Лей.

– Раньше Вэй была очень богатой страной, – начал Хей Кай, – серебро находили повсюду. Торговали с северными странами, привозили через степи Чжурчжена меха; с запада, из Чаохань⁵⁹, везли жемчуг и драгоценности, а еще пудру и всевозможные средства для женщин; с юга, по Суньхэ, везли всевозможные ароматные пряности. И за все расплачивались тем серебром, которое находили в наших горах. Вэй был центром, где правил один даван и все шли к нему на поклон, все боялись его могущественной армии. А потом, когда серебра не стало, города с их правителями стали один за одним отделяться. Каждый хотел провозгласить себя даваном своей территории. Наместники, поставленные над вассальными территориями при прапрапрадеде нынешнего давана, стали сражаться друг с другом. Из одной страны, со столицей в Вэй, Тиенся⁶⁰ раскололась и превратилась во множество маленьких княжеств со своими гондзюе⁶¹ и хоу⁶². Теперь с Чаохань невозможно торговать. Везти товар через северные земли тяжело и долго. И морские разбойники заняли острова западнее Янь, в Донхай⁶³. Можно теперь только наземной дорогой через Ушань и дальше в Синлунва или через Каскас. Но там земли гиблые, и рядом с Нэймэн⁶⁴, контролируются нэймэнами… местное население обложено данью. Между Вэй и Ци высокие горы, и земли южнее Суньхэ разорены разбойниками. В Нанхай⁶⁵ и южнее можно попасть только спустившись по Суньхэ и дальше на юг… но там тоже дикие земли. На севере, дальше Чурждена, вообще, земли с дикими, разрозненными племенами нэймэнов, которые постоянно воюют друг с другом, нападают на Чжао. Там любому торговцу уготована только одна судьба: разорение его каравана и жизнь в услужении – рабом, и это в лучшем случае, если еще останешься жив.

Он остановился, отпил из, принесенной А-Лей и, поднесённой ему Хей Ином, чашки чай, продолжил:

– Последнее, что еще имеет Вэй – это выход к морю через Суньхэ. Пока мы контролируем заставу и крепость на ней, мы еще можем торговать с Ву, Янь, Лиао. – Бай Ци сделал паузу, отпил чай, – с севера, с запада, с юга уже ничего не везут, да и платить нечем.

– Хей Кай, – спросила гонджу, – Вы говорите серебро не находили, вы имеете в виду слитки?

– Слитки? – переспросил Хей Кай.

– Куски серебра, – пояснила гонджу.

– Да, говорят находили большие. Теперь ничего нет.

– А из руды серебро не добывали?

– Из руды? Что такое руда?

– Горная порода. Ее разбивают на мелкие кусочки, почти в песок, а затем, с помощью ртути или цианистой щелочи… конечно же нет, – ответила гонджу сама себе.

– О чем говорит гонджу? Я не понимаю, – спросил Хей Кай.

– В горных породах тоже есть частички, крохотные-крохотные, серебра. Их можно добыть, но процесс очень сложный. Наверняка его еще не придумали.

– Гонджу иногда говорит такие вещи, которые нам непонятны, – улыбнулась А-Лей.

Минмин задумалась, она сидела на скамейке, пинала ногой землю, попивала из, поданной ей А-Лей, чашки ароматный чай.

– Поэтому серебро ценится гораздо выше золота, – пробубнила она себе под нос.

– Что? – переспросил Бай Ци.

– Да так, – ответила гонджу, – мысли в слух. Я всё думала… почему, расплачиваясь в городе монетами… серебряные ценятся выше золотых. Серебро в самородках попадается гораздо реже золота. Поэтому оно ценится здесь и сейчас гораздо выше золота, потому как его еще не научились добывать…

Она задумалась. Хей Кай встал, одернул рубашку, поправил пояс. Он отдал А-Лей пустую чашку. Та занесла её в ткацкую, где, на столе у входа, стоял, принесенный ею, поднос с чайником и чашками.

– Благодарю, – кивнул он А-Лей, повернулся к Минмин, – гонджу опять говорит непонятные вещи.

– Не обращайте внимание, – махнула Минмин рукой. – Мне тут пришла мысль как разбогатеть, но осуществить этот план подручными средствами будет достаточно долго, муторно и трудно. Труднее, чем изготовить шелк. Но если всё получится… В первую очередь нужно заручиться согласием футина. Скажите, Хей Кай, серебро… те найденные слитки, кому оно будут принадлежать? Предположим их опять начнут находить…

– О найденном серебре нужно будет сообщить давану, вернее магистрату. А те сообщат в столицу. Но из столицы раз в несколько лет специально посылают людей, они обыскивают горы. Если бы что-то было, уже бы нашли. Все ближайшие склоны, – он указал на восток, в сторону горных хребтов, – изрыты и исследованы сотни раз. Ничего не находили уже десятки лет.

– Да, но всё же, – настаивала гонджу, – если найдут, то нужно будет поделиться серебром?

– С магистратом? Нет. Всё серебро должно быть отправлено в столицу.

– То есть… всё? Если вдруг у нас появится много-много серебра не весть откуда, и даван подумает, что мы нашли слитки серебра, что он может сделать?

– Магистрат изымет всё серебро, а за то, что мы добровольно его не сдали – накажет.

– Я так и подумала. – Минмин тяжко вздохнула. – Хорошо, пока этот вопрос оставим. Бай Ци, мне нужна печь в которой можно будет плавить металл. В городе есть кузнецы?

– Есть, – кратко ответил Бай Ци.

– Мы можем нанять того, кто мне выложит эту печь?

– Можем.

– А посуду здесь как делают? Нужно будет расплавить смесь для выдувки стекла. И еще мне нужно будет сделать такой… эх, – она вздохнула, – рисовать не на чем. Наверное сначала надо изготовить бумагу. Хорошо, – она вскочила со своего места. – План следующий: во-первых, приведите ко мне того, кто выложит мне печь для плавки и кузницу, ну, и, в первую очередь, выделите мне место в поместье или за его пределами, где всё это можно будет делать не опасаясь что-нибудь спалить. Во-вторых, стекло… нужно подумать… Приведите мне мастера, который изготавливает и обжигают чашки, керамику. В-третьих, Бай Ци, опилки у тебя в мастерской, мне нужно их расщепить… нет, лучше из тряпок… Нужно сначала сделать лотки с ситечками, из чего можно сделать ситечко для процеживания…?

А-Лей, Хей Кай, Хей Ин и Бай Ци смотрели на гонджу как на сумасшедшую. Она остановилась, улыбнулась.

– Вы правы, – ответила она сама себе, – нужно выбрать что-то одно. Бумага! Давайте начнем с нее! Её тоже можно будет продавать. Пойдем…

Она схватила Бай Ци за рукав и потешила его в сторону его мастерской.

– А-Лей, – оглянулась она, – соберите шелк, когда он просохнут. Скоро полдень и будет жарить нещадно, не дайте им выцвести на солнце.

***

Для первой партии бумаги гонджу попросила Бай Ци приделать ко дну большой деревянной кадки что-то наподобие лопастей, вывести рычаг наверх кадки и приспособить его под упряжь, куда можно будет запрячь осла. В кадку сначала засыпали мелкие опилки, собранные у Бай Ци в мастерской, залили доверху горячей водой. Через какое-то время, после того как опилки, перемешанные, как в блендере лопастями, размякли и превратились в волокнистую целлюлозу, их откинули на сито, сплетенное из конского волоса. Сито ограничивали прямоугольной деревянной рамкой, так, чтобы зачерпнутое содержимое не полилось за края. После того, как вода стекла, оставшуюся на дне целлюлозу откинули на войлок из овечьей шерсти, накрыли сверху другим слоем войлока и, прижав с двух сторон деревянными досками, поместили под пресс из камней. Когда вода отжалась и на войлоке остался мокрый лист, его аккуратно сняли, поставили в углу печать гонджу и просушили, подвесив на веревку.

Просохшие листья получились корявыми, неровными и толстыми. Их повторно положили под пресс, и затем, когда они выровнялись, края аккуратно обрезали ножом по линейке.

– Отлично, – удовлетворилась выполненной работой гонджу. – На каждом листе не забывайте ставить мою печать. Отдайте несколько футину и мутин – это подарок. Пусть опробуют. И нужно мельницу сделать, где можно будет перемалывать опилки и коноплю в труху. Так листья будут тоньше, мягче, качественнее.