Я виноват. Я виноват. Я всегда виноват!
Но только я не думал, что когда-нибудь скажу такое: как я отпускаю тебя, так и ты отпусти меня. Я хочу жить.
– От этой духоты можно просто сойти с ума. Я так… не могу подобрать слово… раздражена? Этот чертов английский язык! Я не чувствую себя собой, когда произношу эти слова. Я прошу тебя, говори мне всё, что угодно, только не на английском!
Аша бросил горсть песка в огонь. Потом вцепился в землю, словно желая сдержать её, и тяжело и медленно заговорил на хинди, в паузах продолжая бросать песок в огонь.
– Что ты делаешь?
– Это последние стихи моего отца. О нерожденных детях. Из-за нищеты родителей нерожденных. Родителей, которые испугались и думали, что они принимают мудрое решение. А они нарушили закон Божий!
– Перестань бросать песок. Костер погаснет.
Аша встал, и в огонь снова полетел песок, потом в сгоревшее мясо, фрукты, в засоленные оленьи ребра и потроха. Саша поднялась на защиту провизии, но песок полетел и в неё.
– Да ты что? Спятил что ли?
Дело дошло до рукоприкладства и драки, нелепой схватки мотылька и богомола. Аша схватил её за горло.
– Алекс! Я переживаю страшное. Я чувствую, как из меня уходит жизнь. Каждый день шаг за шагом она отступает от меня. Алекс, мне страшно. Спаси меня. Мы вернемся туда? Завтра утром… мы вернемся туда вдвоём?
– Да к черту смерть, Аша…
Сквозь тучи выглянула Луна, и залила всё своим серебром. Оно было в плеске волн, в прохладном ночном ветре, на лицах. Луна серебрила всё. Этого благородного блеска, видимо, так не хватало дикому острову, что он подставил каждый лист, каждый камень, песчинку и слезу. Всё, что у него было. Он хотел, чтобы все это обрело свет.
ГЛАВА 5
СОЛНЕЧНЫЙ УДАР
Этой ночью Саше не спалось. Она сидела у кромки воды взволнованная и надменно разговаривала со Вселенной.
«Он позвал меня. Вы слышали, он позвал меня?»– спросила она у какого-то созвездия так, словно все звезды должны были ей завидовать. В голове её кружились словоформы, образы, картины. Для того, чтобы их увидеть, не надо было даже закрывать глаза. Она видела их большой бамбуковый дом в том солнечном краю, огород, который она разобьёт, и будет кормить его плодами с этого огорода. Она видела цветы, которые они посадят возле входа в дом, и клетку с птичкой. И козу на привязи. И засмеялась. «Козу, конечно, будет взять не откуда, но мы что-нибудь придумаем».
Она зашла в воду. Большой, теплый океан обнял её, и она поплыла. Весь остаток ночи она провела в океане.
К утру ветер усилился, начинался дождь.
По берегу метался обгоревший кусок газеты. Ветер снова и снова подбрасывал его и нес в сторону каменного пригорка. Впереди него к своему счастью, в которое она не могла до конца поверить, бежала Саша. Ни дождь, ни ветер не могли остудить, погасить в ней ожидание надвигающегося праздника жизни. И когда ветер и дождь распяли на камне газетный листок, она уже подходила к пещере Аши.
Он лежал на боку, прижавшись к стене, на своем любимом полотенце с блондинкой.
– Ашуня, ты спишь? А на улице дождь.
Саша подбежала к нему и потянула за плечо. Он завалился на спину и застыл в какой-то некрасивой позе.
– Ты играешь?
Вдруг она почувствовала, что это не похоже на игру. Он лежал такой незнакомый и чужой, что ей было страшно дотронуться до него. Но, преодолев робость, она решила нащупать пульс на запястье левой руки, потому что она ближе к сердцу. Пульса не было. И грудь не поднималась от дыхания. Она увидела бледные губы, пряди мокрых волос на лбу и набухшие синие вены на шее.
– Махадев! Я не понимаю… Тебя больше нет?…
Красивый мой! Любимый мой! Зачем?!
У Саши закружилась голова, её начало тошнить. Она вцепилась в его руку, как делала всегда, когда ей было страшно. Она сидела возле него на коленях и не могла насмотреться. Саша хотела расцеловать его влажное лицо, глаза и губы, и тонкие пальцы, но робко поцеловала в лоб, а потом вжалась в него носом и заплакала.
«Прощай, мой герой. Ты лучшее, что было в моей жизни. Ты лучшее, что было в жизни. Прости, я не смогу тебя ни сжечь, ни закопать. У меня не поднимется рука. Красивый мой, любимый мой, прощай». Саша сняла с себя сарафан, укрыла им Ашу и вышла из пещеры.
Внезапно вырвавшееся из-за туч солнце ослепило. В глазах потемнело. «А почему ночь? Как всё не вовремя».
Она знала, куда ей идти. Эта страшная мысль уже однажды приходила ей в голову. Но тогда это были просто её черные мысли. А сейчас они вдруг стали реальностью.
Совершая свою вечную работу, волны набегали на берег и откатывались, выносили на песок нежные прозрачные водоросли, шлифовали камни. Исполняя свою бесконечную песню,
гремели, шуршали и будили, всё вокруг, даже то, что, казалось бы, уже и не могло ответить им жизнью.
«Что это шумит в ушах? Волны.
Кто это бежит по берегу, раскинув руки? Отец.
Что он кричит? «Где мой ребенок?!»
Я здесь, отец! Я здесь, отец мой. Я упаду тебе в ноги. Прости. Прости.
Что это шумит в ушах? Волны.
Кто это бежит по берегу, раскинув руки? Я.
Что я кричу? «Где мой ребенок?»
– Что это шумит в ушах? Алекс! Что это?!
Почему ты молчишь? Тебе больше нечего сказать? … Правильно. Всё уже сказано».
И был ветер, который метал его волосы и сдувал с солнца облака, но не хватало воздуха. И было солнце, которое слепило глаза, но не хватало света. И были камни, которые впивались в ноги, но не было устойчивости. И пели птицы, но не их песни звучали в ушах. И был океан, и был остров. Её нигде не было.
«Всё всегда заканчивается одинаково: аплодисменты, актеры уходят, герои снимают грим. А что остаётся? Что-то остаётся? Саша, ответь. Что это? Откуда этот крест на скале? А это и не крест! Крест не складывает руки и не садится на корточки. «Дура!»
Горло горело, он не мог крикнуть, а камни и палки не долетали до скалы.
Что мы ищем, хочу я понять,
Днем с огнем и ночью без сна?
Ты всё ходишь к морю волны считать,
Для меня ярче Солнца светит Луна.
Нас с тобой познакомил девятый вал,
Вырвал, бросил и спутал верх и низ.
А потом долго смерть я изобретал,
Пока ты сочиняла жизнь.
Вот следы на песке размывает прибой,
Волнам разницы нет: мертвый или живой.
Только что был тот след
И его уже нет…
Это тоже про нас с тобой,
Обреченных на одиночество,
Ходим, топчем песок, видим всюду пророчества,
Страшно, если любовь, как зачатая жизнь,
Не начавшись, может закончится.
«Когда мне плохо, ты приходишь даже с того света? Как жаль, что из наших грёз и желаний нельзя создать новый, реальный мир. Но дай мне помечтать ещё чуть-чуть… Ничего не говори. Я всё слышу.
«Ты тропа для меня, потерявшего путь в лабиринте.
Раскаленный светляк,
Пролетевший сквозь сумрачность ночи.
На тернистом пути если кто-то мне беды пророчит,
Ты молитва моя на священном и древнем санскрите.
Ты прохладная тень, когда солнце палит и сжигает.
Ты живая вода, что питает и укореняет.
Ты дала высоту моему непростому полету,
Ты как небо сама, мой покой, растворивший в себе все невзгоды,
Ты земля, по которой нам вместе ходить,
Где ты рядом со мной, и поэтому хочется жить.
Пора спускаться на землю. Отсюда только один выход. Надо прыгать».
От резкого толчка Саша открыла глаза. Она сидела на корме, на черном ящике. Солнце шло на закат. На палубе недалеко от неё стояла пара. Его она узнала сразу. Он обнимал за плечи молодую женщину в зеленом сарафане.
– … но, видимо, не в этой жизни, – говорил он ей весело и нравоучительно, – А что будет в следующей жизни, никому не известно.
Борт накренялся. В наушниках звучал Моцарт.
Эпилог
По берегу шли двое.
– Мне очень нравится, как ты меня называешь на иностранный манер – Ану, – сказала девушка.
– А мне нравятся твоя белая кофточка и салатовые брючки. Они тебе очень идут. – Ответил ей её попутчик. Они шли влюбленные и восхищенные друг другом. Вдруг порыв ветра принес к их ногам газетный лист.
– Посмотри, откуда здесь это?
– Не удивлен. Если уж в космосе полно мусора, то что говорить про необитаемый остров.
– Бессовестные. Засоряют такую красоту. – Девушка подняла листок. – Здесь карандашом стихи написаны.
Я здесь или не здесь?
Живу иль не рождался?
Кем буду? Кто я есть? И кем я был?
Но на гончарном круге том же я вращался,
Где из песка и глины мир Господь лепил.
Кем был? Кто есть? Кем стать мне суждено?
Из пыли сотворен, и превращусь в неё.
– Последняя строчка исправлена: «Из света сотворен, и превращусь в него».
Конец…