А в это путешествие я упросил её поехать. Индонезийский фан клуб организовывал встречу. Там ещё оставались адекватные люди. И мне захотелось быть опять в той привычной, нормальной атмосфере… и всё. – Аша тяжело задышал, сморщил лоб и заскрипел зубами. Саша испугалась, что у него сердечный приступ. «Не надо, не надо…» ,– хотела она крикнуть ему, но так разволновалась, что забыла, как это сказать.
– Я даже не знаю, успела ли она меня простить.
А ты ноешь. Тебе больно. Ты жалуешься на свою никчемную, бесцельную жизнь, которую ты теперь потеряла. Да если бы я такое потерял, я бы радовался. Да ты сейчас в Эдеме: райский остров и красавец мужчина – мечта домохозяйки! А я жил полноценной жизнью! Я работал, реализовывал себя, я видел мир и ощущал жизнь. А теперь скажи, кому больнее – слепому от рождения или тому, кто видел всё, а потом ослеп? Ты и не жила! – Саша услышала: «Ты ничтожество», – А я жил!
– И ты не жил! Ты тоже пребывал в своих иллюзиях. Всю жизнь изображать героев?! «Я в предлагаемых обстоятельствах». А Ваше «Я» , Ваше бесконечное «Я» не устало от таких предлагаемых Вам на блюде обстоятельств?
– Я работал! У меня была семья!
– Без детей?!
– Дура!!
–Мурк!!
Остаток ночи Саша наблюдала, как при свете Луны волны размывали его следы на песке. Один за другим. «Если утром останется хоть один отпечаток, будет шанс, что он когда-нибудь придет».
ГЛАВА 13
БЕЛЫЙ РОЯЛЬ
Утреннее солнце освещало свежие следы возле вчерашнего пепелища. Угли мигали красными огоньками, испускали струйки серого дыма. Из-за скалистого пригорка появлялся Аша и волок что-то увесистое. Саша скинула кроссовки и побежала к нему.
– Неправильно, что огонь погас. – Это было сказано, не глядя на Сашу и себе под нос. Он присел и стал развязывать преобразованный из двух рубашек мешок, который он принес с собой.
– Что это?
– Дары моря. Это солить, это сушить, это запекать. – Он протянул Саше нож. – Рыбу надо выпотрошить и вымыть. Справитесь?
– Когда Вы успели?
– Ночью не спалось. Давайте побыстрее, чтобы сделать всё до жары.
Аша начал ловко нанизывать рыбу на прутик. Саша с ножом в руке была похожа на убийцу, вернувшегося на место преступления: намерение в позе и растерянность в глазах.
– Всё понятно. – Аша забрал у неё нож. – Делайте то, что делал сейчас я.
Он играючи начал потрошить рыбу. Эти действия были настоящим перфомансом. Было видно, что он не старался изображать что-то специально, это было просто продолжением его самого: в его ловких руках рыба сначала разделась – избавилась от чешуи и внутренностей, потом, изрубленная на куски, весело искупалась, обернулась широким зеленым листом и отправилась в горячие угли как в сауну.
– Вы все это делаете так… – Саша не нашла слов.
– Я родился и все детство провел в деревне. Это Вы… а здесь надо…
– Вас отец всему учил?
– Я Вас умоляю, только не надо меня больше ни о чем спрашивать. Вчера вечером мы и так оба сказали больше, чем достаточно.
Аша получал удовольствие от процесса, а когда понял, что им любуются, он опять начал расцветать. Чешуя разлеталась во все стороны, как праздничное конфетти.
Саша начала нанизывать рыбу на палочку и напевать «Нова радость настала, какой не бывало…», потом духовный стих «Не унывай, душа моя». Так она набирала петли на спицы в своем кружке и напевала с девочками, готовясь к Рождеству.
– Сказать Вам, о чем я сейчас думаю?
– Ну, скажите.
– Вот же она, бессмертная душа, как эта палочка. Жизнь просто нанизывает на неё наши тела из рода в род, из поколения в поколение. Она передается нами друг другу, и проходит сквозь нас.
– Ну да, наверное… – Аша пожал плечами.
Больше его волновала другая фраза, произнесенная ею вчера вечером. Эта фраза навела его на некоторую мысль, с которой он захотел разобраться. «И все-таки, знает она меня или нет? Интересно. «Всю жизнь изображать героев…» как это понимать? Кто ты, Алекс?»
Рыба приготовилась очень быстро и своим ароматом сама позвала всех к трапезе. Пока она остывала на песке, Аша приготовил стол: мешок был развязан и преобразован теперь в скатерти. Предварительно Аша стряхнул с них налипший мусор, выложил фрукты, принесенные в том же мешке, что и рыба, и жестом пригласил Сашу к столу. Саша присела возле бананов.
– А фрукты тоже ночью собирали?
– Утром.
Было подано горячее. Белые, мягкие куски рыбы таяли во рту, опьяняли своей сладостью и делали Сашино сердце добрее и покорнее.
– Блаженство, блаженство… – смаковал Аша, – Эти черти могут за нами вообще не приходить. Нам здесь и так хорошо. Правда, Алекс?
Саша почувствовала, что он хочет развить какую-то неприятную для неё тему и решила соскочить с неё заранее.
– Как называется эта рыба?
– Она не представилась. Вы ещё что-то хотите у меня спросить?
– Нет.
– Та-ак! – он вытянул руки и ноги, на лице появилась довольная улыбка. – Значит, теперь моя очередь. Что ты любишь?
– Какой оригинальный вопрос.
– Отвечай.
– Поесть и поспать.
– Это нечестно. Вчерашняя исповедальность не нужна, но за этим ответом не чувствуется твоей индивидуальности. Переигрываем. Отвечай снова. Что ты любишь? Покопайся в себе.
Он смотрел на неё, и под этим взглядом невозможно было не отвечать. «Не смотри на меня. Ты вынимаешь мне душу».
– Я люблю… – Сашин голос дрожал, – я люблю… изучать. Доходить до сути вопроса. Я люблю все, что звучит: музыка, речь, природа. Всё это во мне как-то чудесно трансформируется и… а дальше, я не могу передать словами.
– Вот это уже лучше. Я, конечно, не понял, во что это все у тебя трансформируется, уж извини, но это интересный ответ. Вопрос второй: чего ты сейчас хочешь?
Саша вздохнула.
– Что, вопрос сложный?
– Вопрос простой. Ответ сложный. Я не знаю, чего я хочу. Я много чего хочу.
– Ты специально все портишь? Закрой глаза и представь что-нибудь самое… желанное.
Саша закрыла глаза и увидела, как она ладонью прикасается к его щетинистой щеке. «Только не открывай глаза и не смотри на него. Нет, открой глаза и посмотри в сторону»,– приказала она себе, открыла глаза и посмотрела на него.
«Ух, какой взгляд. Представляю себе твои желания».
– Я хочу пойти к Вам в гости. Вы меня ни разу не приглашали.
Ответа не последовало.
– Что такое? Там не прибрано?
– Там все нормально. Я хорошо устроился в отличие от некоторых. У меня маленький уютный грот. Ты понимаешь? – он поднял вверх указательный палец, – Грот.
Когда они зашли в его дом, и она увидела его самодовольную улыбку, ей опять стало противно.
– Нравится?
– Не хватает только белого рояля.
Все стены пещеры, словно обоями, были убраны афишами. Всё пестрело буквами, портретами, с верху донизу.
– Что это? – спросила тихо Саша, обводя глазами стены.
– Это – я! – ответил он, смеясь. – Представляешь, приплыло недавно к берегу вот это, – он показал на стоящую в углу черную пластиковую коробку. – Открываю, а там… вся эта красота. Это афиши всех моих фильмов. Мы же с фестиваля плыли. В Индонезии. Ну и потащили наши ребята туда всё: все афиши, билборды, плакаты первых фильмов и последних. Фанатки всё растащили.
– Ну, видимо, не все.
– Да, – смеялся он, – кое-что осталось.
Она словно оказалась внутри фанатского сайта, где поклонницы выкладывали его фотографии, любовались ими, писали комментарии, бранили друг друга и воспевали своего героя, чтобы он только заметил их. Саша их называла «мухи с айфонами». И сейчас она испытала чувство гордости за себя, что давно покинула эти ряды и не принимала участия в общем жужжании. Она хорошо помнила тот вечер, когда перестала следить за его «творческой» жизнью. Когда он начал выкладывать свои фотографии с собачками. Глаза у него там были такие же растерянные, как и у его собаки. Она еще тогда подумала, что так выглядит конец поиска и творчества – не «я и мои размышления и идеи», а «я и мои собачки». И продолжала пересматривать его старые фильмы.
– Я очень уважаю Вашу профессию и Ваш труд, но я бы не стала выпрашивать к себе внимания, как это делают некоторые… поклонники.
– Не стала бы? Какая ты!
– Какая я? Я просто не люблю, когда 150 человек на одну котлету.
– Понимаю. Когда одна на котлету – это лучше.
«Да что ты возомнил о себе?»
– И так не хочу.
– А как же ты хочешь?
Саше показалось, что вопрос прозвучал почти непристойно. Она отступила от него на шаг.
– Никак не хочу. Я хочу тарелку щей и черного хлеба.
– Судя по словам «хлеб» и «тарелка» ты хочешь какого-то блюда. Я такого не знаю. Не могу помочь. А предложу-ка я тебе… подожди, я тут кое-что наколдовал.
Он шмыгнул на улицу и вернулся с прозрачным пузырьком, в котором качалась какая-то белая жижа.
– Посмотри, какая красота!
– Это белая муть.
– Чувствую, говоришь что-то обидное. А зря. Вещь хорошая. Я дома такую делал. Ингредиенты, конечно, не те, но результат превзошел ожидания. Ты сейчас попробуешь.
Он свернул два листа в кулечки и налил в них белой мути.
– Тебе и мне. Не бойся, всё проверено.
– Да, давно у меня живот не болел. Это что-то алкогольное?
– Пей, – приказал он коротко, и пока Саша вливала это в себя, добавил, – ну можно сказать, что алкогольное. По мозгам бьёт просто сумасшедше.
У Саши округлились глаза.
– Да ты не бойся, тут и было-то грамм 50 – 70. Может, чуть больше. По консистенции напоминает ликер, правда? Ты мне знаешь что скажи: картинки поехали уже или ещё нет?
Саша вцепилась в его руку. И действительно, через несколько секунд афиши сдвинулись и вернулись на место. Саша слегка качнулась за ними следом.
– Вооо! – захохотал он, – кушаем-то плохо. Вах, вах, зачем пила, когда не ела? Ничего, сейчас всё пройдет. Иди, присядь. А я тебе расскажу.
Он довел Сашу до вороха листьев в углу и усадил там. Сам встал посреди «комнаты» и стал указывать пальцем.
– Вот эта афиша… белая с красными буквами… был сериал «Одинокое сердце», мы на нем познакомились с женой. А вон там – «Слава народа»… ну о-очень малобюджетный был, но о-очень хорошая команда. Вот на этом сериале – «Молодой, красивый, гордый», я сломал ногу, долго восстанавливался, потом потянул мышцы, потом отравился. В общем, почувствовал себя старым, уродливым и беспомощным. Да на мне вообще живого места нет. Я левую руку три раза ломал. Каждый раз в одном и том же месте. У меня с ней теперь какая-то ерунда: пульс не прощупывается. Вот это сериал «Раджа». Видишь, с золотыми буквами? Я играл там Бога. Ты представляешь: я – Бог!
– Да, ты – Бог! – крикнула из кучи листьев Саша.
Он оглянулся:
– Что, никак не отпускает?.. А до всего этого я играл в театре. Правда, очень мало. И очень давно. Но это я вспоминаю особенно тепло. Я сейчас тебе кое-что почитаю. Я знаю, ты ничего не поймешь. Но ты же любишь все, что звучит.
Он читал что-то на своем языке. Взволнованно, вдохновенно, так, что не требовалось никаких переводов и толкований. Все искусства слились и расцвели в этом живописном танце, в этой поэтической музыке слова, жеста и взгляда. Всё это забрало её и потащило за собой. Саша видела не человека, она наблюдала цветение сада и порхание в нем бабочки, почувствовала глубину всех морей и рек, и как он купался в этом, наслаждаясь течением. Вокруг звучала музыка. Она заполнила пространство. Это было за гранью игры. Откровение. Исповедь и проповедь в одном. Из него лился поток той непонятной энергии, что заставляла переживать с ним одно, но как это у него получалось, она не понимала.
Чем дальше он читал, тем больше росла тревога, что всё это скоро должно кончится.
«Гипнотизёр. И всё это теперь только моё. И всё это теперь ничьё. И всё это теперь ляжет в компостную яму этого острова?! Я задыхаюсь!»
Он остановился перевести дух.
– А о чем было последнее? – произнесла Саша непослушным языком.
– Это о весне. О том, что придет весна, принесет надежду, счастье…
Саша встала, подошла к нему, положила руку на плечо.
– А я почему-то не хочу этой весны… Да не почему-то!!! А потому что здесь время все только уносит! И не принесет оно тебе ни надежд, ни счастья, ничего! Ничего не будет!!
– Не кричи! Не плачь. Я в такой же ситуации. Ну хватит. Слышишь! Успокойся. И ещё… – он убрал её руку со своего плеча, – всё, до чего мы дотрагиваемся руками, глазами, сердцем наше тело, наш мозг запоминают. Это становится нашей памятью, частью нас самих. Я не хочу запоминать какого цвета у тебя глаза и какого размера пуговки на твоей кофточке. На утро у тебя есть еда. Иди.
– Хорошо.
Саша вышла из пещеры неровной походкой и пошла куда глаза глядят. «Совсем не обидно. Совсем не обидно. После того, что я увидела и услышала, прощается всё. Вот это личность… А я свободна. Вот сейчас и проявится моё «Я». Для этого надо преодолевать препятствия. Хватит философии. Надо больше двигаться, чтобы философия не донимала. Пойду в лес». Подражая шагу своего кумира, и подобрав палку, как он в прошлый раз, когда они ходили к ручью, Саша направлялась в заросли.
– И вот я здесь! – крикнула она на весь лес. Испуганные птицы вспорхнули с насиженных веток. На дереве напротив сидела какая-то зверюга и скалила на Сашу свои желтые зубы. Саша сразу признала в этом злобном существе директора школы.
– Олег Анатолич! И Вы здесь?! Ну куда же Вы без меня! Кто же будет исправлять орфографические ошибки в Ваших документах! А Вы опять в своем галстуке 1975 года производства? А я сегодня непослушная, свободная и у меня есть палка. А ну, пошел отсюда!
Саша замахнулась на Олега Анатольевича, и он с визгом, на пружинящих лапах ускакал в высокие зеленые кроны.
«Нет, я уже большая девочка и понимаю, что от алкоголя таких встреч не бывает. Что он туда намешал, этот брахман, этот индийский наркоша? Он меня что, хочет на наркотики подсадить? Какую Бабу Ягу я ещё здесь увижу по его милости?»
Саша огляделась. Её внимание привлекло одно большое дерево. Оно стояло в золотых солнечных лучах, пробивающихся сквозь листву. Сначала ей показалось, что на одной из её раскидистых веток сидит большая птица. Но потом она отчетливо увидела Ашу. Он сидел, лукаво улыбался, покачивал головой и ногами. За его спиной были ободранные крылья. С них слетали перья и летели как увядшие листья вниз. Саша пошла к нему. «Я и до тебя доберусь». Аша с ветки протянул ей руку и помог взобраться наверх.
Они сидели вдвоем и молчали. Потом Аша уперся лбом в ствол дерева, а Саша положила ему руку на плечо. Потом Саше захотелось спать, и она опустила голову к нему на колени. Большое крыло её укрыло, и приснилось, что она бежит по водным искрам босыми ногами, сверху кто-то тянет к ней руку, и она тянет свои руки, но никак не может дотянуться и повторяет «Я не добираю высоты, я не добираю высоты…»
Чтобы восстановить душевное равновесие, Аша решил немного «помедитировать». По-своему. Завернув небольшую самокрутку, он сел посреди своей «комнаты» и сладко затянулся. Очень долго не мог сконцентрироваться, в голову лезли мысли, путались, не могли успокоиться. Кто-то задавал ему вопросы, и он, как школьник, пытался ответить на них правильно. Или хоть как-нибудь, ответить.
«Ну что, выяснил? Узнал? Легче стало?
Выяснил. Значит, ликер работает. Это просто на меня ничего не действует.
Что с тобой происходит? Что не так?
Издеваешься? Всё не так. Не там и не с теми. По всем канонам и правилам мы с ней должны цепляться друг за друга, хвататься как за соломинку. А я не хочу цепляться. Я хочу жить! Так, как я себе это представляю. Так, как это идет ко мне. Бессмысленное желание? Один, конечно, здесь пропадешь… и я не желаю ей ничего плохого…
Ты хочешь с ней сблизиться? прорасти?
Да кто заставляет меня с ней сближаться?! О чем вообще речь? Просто мысли вертятся по кругу. Какой гармонии я в себе ищу? Как могла бы сказать Алекс, во мне сейчас дисгармония, какофония. Но то, как я читал, ей понравилось, судя по её реакции. А она не глупа. И хоть говорит иногда высокопарно, но правильные вещи.
Зря я отпустил её в таком состоянии.
Ничего с ней не случится. Дальше своего шалаша не уйдет.
Голи, не надо так!»
Третью ночь подряд Аше снился один и тот же сон: он шел по берегу моря с Голи и их ребенком за руки, и им было хорошо. Себя он видел отчетливо, а вот лица жены и ребенка были словно в дымке. Аша даже не мог понять, это девочка или мальчик. Ему так хотелось разглядеть Голи и малыша, что он просыпался с сильным сердцебиением. Но сегодня к сердцебиению добавился холодный пот. Этой ночью как всегда все повторилось: они втроем шли по берегу, им было хорошо, потом Аша начал вглядываться в их лица, и вдруг с лица ребенка на него взглянули Сашины глаза. Он проснулся от звука своего голоса: «А!»
Аша открыл глаза и начал таращиться на афиши. Ещё была ночь, в небе светила убывающая Луна. «Подлая тетка! Все мозги мне сдвинула. Зачем ты залезла в мой сон?! Только тут тебя не хватало».
Он повернулся на бок и поймал себя на ощущении, что когда он закроет глаза, то снова увидит этот взгляд. «Голи, отгони её. Не приставай ко мне. Я не принимаю тебя», – произнес он вслух, убежденный, что этот способ укрепит его. Потом закрыл глаза и горько ухмыльнулся от увиденного: «Ты уже на месте, моя дурочка».
Утро застало его записывающим такие строки:
Всё так банально и так предсказуемо,
Так нереально и невыразимо.
То, что казалось, грядет неминуемо
Смотрит на нас и проходит мимо.
Нет здесь родных, каждый здесь иностранец,
Нет здесь ни друга и ни врага,
И превращается в огненный танец
Беседа у теплого очага.
Холод полной Луны,
Шепот теплой волны,
Мертвый штиль перед часом цунами –
Это всё, это всё между нами.
ГЛАВА 14
ШНУРОК или «АЛЕКС, БЕГИ»
Откуда у входа в пещеру оказались Сашины кроссовки, Аша не мог понять. Он помнил, что вчера сюда она пришла босиком.
– Сами вы притопать не могли. – Сказал он им. – Где хозяйка?
Аша выглянул из пещеры:
– Алекс! Алекс!! – никто не отозвался. «Да и зачем бы ей оставлять обувь в пещере и уходить гулять. Значит, стоят со вчерашнего дня?»
Беспокойство легким облаком пролетело, но не задержалось надолго. «Дальше шалаша не уйдет…» Он поднял кроссовки. В одной не было шнурка.
– Вот как она так ходит? – посмеялся Аша.
Проходя мимо контейнера, он шутливо бросил:
– Пойду, вынесу мусор, Алекс. То есть… Голи.
Ни под навесом, ни возле него никого не было. Не было и свежих следов на песке. Вдруг вспомнился их разговор и её вопрос «А чтобы пропасть?» и его ответ. Вот это окрасило реальность новыми красками, очертило резкими контурами. По рукам побежали мурашки. «Напоил и обидел, подлец. И что же ты предпочла? Воздух, сушу или воду? Паникёр. Не суди по себе. Надеюсь, ничего страшного не случилось». Но становилось только тревожнее. «Где? Лес? Начнем с леса! Найду». Аша кинул кроссовки возле шалаша и побежал в лес.
Он ходил по зарослям, выкрикивая её имя. Дошел до ручья, до темной пещеры, рвал и ломал без мачете бурелом. Казалось, что уже обшарил и обкричал всё. «Куда ж ты провалилась? Или специально прячешься? Да нет, она бы не стала. Не из таких. Найду».
Сашино утро началось в лесу. Она очнулась на большой ветке раскидистого дерева. Она лежала животом на мягком мхе, руки и ноги свисали вниз. В полусне она тихо хихикала: кто-то щекотал большой палец левой ноги. Открыв глаза, она увидела на пальце нечто плоское, пучеглазое. Оно как будто тужилось, принимая цвет Сашиной ноги. Саша истошно закричала по-русски:
– А! Уберите это! Спрыгни, тварь!
Она трясла изо всех сил ногой, но бедняга, видимо, испугался не меньше, чем она сама и только еще крепче впивался коготочками в Сашин палец. Саша кричала, визжала, сходила с ума от омерзения и страха: «А вдруг он ядовитый!»
Визги и лепет на русском прервал бранный окрик на хинди. Затем голос Аши продолжил:
– Что там?! Змея?! Замрите! Я иду!
Аша поднял длинную палку и стал карабкаться на дерево. По лианам и свисающим воздушным корням для него это было сделать достаточно легко, и Аша быстро добрался до высокой Сашиной ветки и сел на неё.
– Где змея? – выдохнул он.
В Саше дрожало всё: и тело, и голос.
– На моей ноге… сидит какой-то урод. Он пьёт мою кровь.
Аша подхватил её ногу, содрал насекомое и бросил вниз. В Сашином пальце остались две клешни. Он аккуратно вытащил и их, но под кожей оставались мелкие коготки. «Будут нарывать».
– Там все ужасно?
Он отпустил ногу.
– Всё нормально. Спускаемся… Ну что же Вы?
– Аша, я боюсь высоты. Я не смогу.
– Это Вы пьете мою кровь! Я Вас искал все утро! Я обегал весь лес! А Вы теперь говорите, что не можете спуститься? Каким… Вас тогда сюда занесло?
– Вы мне помогли.
– Я?! Это каким образом?! А… Вы про это. Вы должны были идти в шалаш и спать!
– Не кричите на меня. Я спускаюсь.
Саше хватило сил и мужества добраться до ствола и вцепиться в него. Она оказалась так высоко над землей в неустойчивом положении. Её начало трясти. Чтобы подстраховать, Аша встал позади неё. Прямо перед ним оказались растрепанная прическа, белая кофточка и салатовые брючки, подвязанные шнурком от кроссовки. Вдруг её дрожь и трепет стали для него осязаемыми. Он увидел, как дрожит воздух между ними. «О Богуан, как такое может быть?»
– Не бойтесь.
Он обхватил её рукой. Ветер заиграл на листьях и ветках что-то порывистое и нежное, и начался их медленный танец снижения. Между ними ломалось, искривлялось пространство, но движение не прерывалось. Сашины руки то хватались за его плечи и шею, то снова цеплялись за лианы. Потом она отдыхала на его колене, пока он искал устойчивое место. И опять продолжалось движение. Они встречались дыханием, но каждый раз опускали глаза, чтобы не встретиться взглядом. Ей казалось, что они спускаются бесконечно долго и невероятно быстро.
К концу пути Саша стала смелее: самостоятельно и уверенно цеплялась за ветки, обвивающие ствол лианы, но Аша не отпускал её. А когда спустились на землю, ещё сильнее притянул к себе.
– Ш-што? – тихо спросила Саша.
– Беги, Алекс, – услышала она безголосый шепот в ухе и получила толчок в спину.
Саша бежала по лесу каким-то козлиным бегом – высоко поднимая колени – и бормотала испуганным голосом себе под нос чушь: «Я паучок, я паучок, я бегу, бегу, бегу». Минут через десять такого бега она перестала понимать, куда она бежит: от него или к нему. В голове перепутались все направления.
ГЛАВА 15
МИСТИКА
В этот день парящий в небе белый альбатрос наблюдал двух странных людей на острове. Один из них, чередовавший занятия тяжелой атлетикой с йогой, утомившись и пропотев, направился к океану. Стоя по колено в воде, широко расставив ноги, Аша заговорил с островом: «Ну что, проверяешь, не оскотинился ли я? А вот нет. Да я святой! Рам в изгнании! А вон там моя Сита собирает ракушки мне на ужин! А это тебе моё благословение!» Аша сложил из пальцев непристойную фигуру и показал небу и океану. И оторопел, увидев свое отражение в воде. «Ну и кто кому показывает?»
Второй странный человек сидел под навесом в обнимку с газетой и раскачивался в каком-то непонятном танце. Душой и мыслями Саша была в лесу. А ей казалось, что и телом она была там. Она спускалась и спускалась с дерева, повторяя все движения корпуса, рук, головы. Она повторяла этот танец много раз и удивлялась и радовалась тому, что тело помнит все движения. Потом она раскрыла газету и написала стихи. И белый альбатрос мог бы сто раз пожалеть, что он не умеет читать!
– Что это было сегодня? – спросил Аша у своего отражения. – Что это за атмосферные явления в воздухе? Мне не могло это дрожание просто почудиться?
– Ты собираешься пойти сейчас к ней? Успокоить? Это похоть.
– Но…
– Аша!
– Голи!
Саша отложила газету. «Нет. Нет. Не надо себя обманывать. Ты опять все себе придумываешь, паучок-дурачок».
Над островом снова вставало солнце. На небе не было ни облачка, в ветвях не пролетало ни ветерка, день обещал быть жарким. Саша спала под навесом.
– Алекс!!
Саша подпрыгнула во сне от неожиданности. Быстро вскочила, закрыла газету и спрятала её за спину.
– Да я всё равно не понимаю, что Вы там пишете.
Саша обняла голову руками и села по-турецки.
– Вы с ума сошли? Что Вы так кричите? Я думала, шалаш загорелся.
Аша молчал. Он подбирал слова. «Зачем ты пришел, то и говори. Или сначала подарок, а потом сказать?»
– Это Вам. – Он положил перед Сашей большую раковину. – У неё спилена верхушка. На ней можно играть. Такие раковины используют у нас во время богослужений. Они призывают к молитве. Алекс, я клянусь, я Вас не обижу. А Вы совсем не следите за огнем. Поэтому я и кричу!
С чувством выполненного долга Аша отправился восстанавливать костер. Саша встала и пошла за ним. Возле кострища стояла пустая жестяная плошка, валялись пустые бумажные кульки. Саша чуть не наступила на один.
– Что это за мусор?
Аша зачерпнул океанской воды и поставил плошку на огонь.
– Это не мусор. Сегодня мы будем выпаривать соль. У нас дома нет соли.
– У нас и дома нет.
– Давай больше не будем устраивать эти шоу с разрыванием нервов. Только душу травим.
– Окей. Не будем.
– Больше не будем. И не будем друг друга обманывать. Потому что я давно догадался, что ты меня знаешь. Не надо качать головой. Признайся, что ты меня узнала. И я признаюсь, что обманул тебя. Никакая коробка с афишами ко мне не приплывала. Это я сам в тот вечер… сам втащил её в лодку. Зачем?! Держался за неё, как за соломинку. Чокнутый, просто чокнутый! Я ведь долго думал, что это из-за неё лодка перевернулась. Нет, я понимаю, что просто там было миллион человек вместо положенных 10 . Но раз она там была, значит и она виновата. Я её обвинил.
И вот ночью я ложусь спать, и все это с афиш смотрит на меня. Я начинал всё это заново в себе переигрывать. Всё это проживалось мной снова и снова, проходило через всего меня, просто с головы до ног, через каждую извилину и мышцу, услаждало и мучало. А потом сон приходил ко мне. И там я начинал придумывать новые сценарии, сам в них играл, сам режиссировал. И поначалу это спасало. Но потом…я испугался, что сойду с ума. А недавно круг замкнулся. Я не захотел больше ничего придумывать. У меня пропало желание. Но это оказалось ещё страшней. Всё как-то погасло в один день. Не захотелось ни жить, ни умереть. Вот это всё колышется передо мной, – Аша указал на океан, – а я этого не вижу. Пустота. Потому что… кому всё это нужно? Всё, что во мне, всё, что вокруг меня. Вот так я и хожу: вроде живой, но знаю, что умер.
– Да, это интересно: быть одновременно и живым, и мертвым. Мы застряли меж двух миров. Кто мы? Аша, кто мы? Мы призраки. Для тех, кто остался там, мы, возможно, умерли. Но мы живы. А вдруг это шанс? Наш шанс. Твой шанс.
– И что мне с этим шансом здесь делать?!
– Для начала, чтобы стало легче, сними со стен этот свой иконостас.
– Ещё чего!
– Я не знаю, как это объяснить и, наверное, буду говорить сбивчиво. Но я Вас понимаю. Внутренняя пустота – это страшная вещь… Но ведь даже когда человек умирает, он не исчезает до конца. Он трансформируется во что-то. Во что-то другое. Закон сохранения энергии, слышал про такой? Говорят, что мысль материальна. А я думаю, что и дух имеет свою плотность. И если там тебе не удалось трансформировать тело в своего ребенка, то здесь – попробуй трансформировать свой дух. Во что – не знаю. Это твой путь. И тогда, наверное, заполнится внутренняя пустота. Нет… я не объяснила. Наверное, к этому надо прийти самому. Пройти этот путь.
– Что всё это значит? Что ты предлагаешь? Перестать быть самим собой и начать делать табуретки?!
– Начните.
– Я всегда считал себя хорошим человеком. Положительным персонажем. Но когда я общаюсь с тобой, я чувствую себя какой-то мелочью.
– Все хотят быть хорошими.
Аша сидел, не поднимая головы.
«Что за туманные теории, Алекс? Бред. Во что-то другое… Как я могу стать чем-то другим? Зачем? Я – это всегда я. Не путай меня. Мне ли это не знать – даже играя, перевоплощаясь, остаешься собой. И сколько бы эти герои, эти чужие души во мне ни жили, ни хозяйничали, я всегда возвращался к себе прежнему. Хотя возможно ли вернуться к себе прежнему? А куда я тогда возвращался? Вот оно, моё колесо Сансары. Не соскочешь. «Всю жизнь изображать героев…» Да что тебе об этом известно? Что ты знаешь про этих героев, которые изо дня в день лезут в тебя, в твоё нутро и хотят изменить твой генетический код! Нет. Нет. Не путай меня. Остаться собой. Сберечь себя. То, чем я являюсь. Я знаю, кто я.
Ты кто?! Ты зачем меня нашла?! Чего от меня хочешь? Или кто здесь от меня чего хочет? Черт…»
– Я тебе расскажу одну историю. Меня в ней кое-что напрягает. Но ты же знаешь ответы на сложные вопросы и всё мне объяснишь. Ты недавно интересовалась, как ты здесь оказалась. Слушай.
В тот вечер, когда все это произошло с кораблём, я толкнул этот ящик, будь он проклят. Я увидел, что он влетел кому-то в голову. Это была ты. Я испугался и хотел помочь, но не успел тебя поймать. Когда мы с Голи были уже в лодке, а кто-то в неё только карабкался и тащил туда свои чемоданы, а вокруг были те, кому не хватало места, и они просто цеплялись за лодку руками, и этот скрип пальцев по мокрой резине до сих пор у меня в ушах, я увидел тебя. Ты плыла лицом вверх. Я думал, что всё, ты погибла. Что меня дернуло добраться до тебя?.. У тебя был пульс, и я втащил тебя в лодку и надел свой спасательный жилет. А потом ты больше суток без сознания плыла в этой лодке, пока очередная волна не перевернула её вместе со всеми нами.
– Я так долго была без сознания?
– И это все, что ты можешь сказать?
– Нет! Ещё! Спасибо!
– Не за что.
– Вы надели на меня свой спасательный жилет. Вы сделали это осознанно. А лишили меня чувств Вы не осознанно. За что же Вы себя корите?
– Не то. Я совсем о другом, – загадочно произнес Аша.
– Вы видите здесь мистику?
– Если ты так спросила, значит, ты её тоже видишь! Как это назвать? К чему это отнести? Что за аномалия такая? Почему ящик попал именно в тебя? Почему потом я тебя увидел? Почему мы здесь оказались вдвоем? Где все?! … Ну ладно я – пловец, я грёб ручищами и тащил на этот остров Голи. Но ты?.. Тебя могло вообще унести в океан. А ты оказалась здесь…
– Вы пловец, а я чудак. Видимо, мне не нужно уметь плавать, чтобы не утонуть. Ко мне пришла вот какая мысль…
– Хватит философии. Пойдем, сыграем в крикет.
– Я не умею.
– Я не сомневаюсь.
Саша поднялась и медленно пошла к океану. Аша мешал соль в плошке. «Опять за ракушками пошла. Мисс предсказуемость». Но Саша не дошла до берега. Она остановилась возле серого камня, встала на него и произнесла такую речь:
– Надо же, как мы с Вами не совпадаем: Вы такой… бодрый, а я – медуза-философ. И почему-то оказались здесь вдвоем. Нет, нет никакой мистики и знаков. Всё в жизни очень просто. До примитива. Вот валяются на берегу рядом палка и камень. Один лежит здесь уже сто лет, вторую вчера принес прибой. Разная история, разная природа. И чего им друг от друга ждать? Какого взаимопонимания? Нет, они, может, чего-то и ждут, да только никогда этого не случится.