Совместно нажитое

– Значит, ты – Лялькин брат, – констатировал Рукожоп с умным видом.

– Значит, – согласился Капитан.

– Тогда наливай. А то я уж подумал…

«Подумал он! Кто бы говорил»? – мысленно возмутилась Марина.

Капитан налил Рукожопу шампанского и открыл новую бутылку.

– И мне, и мне! – В дверях показалась Ляля с кастрюлей.

Потом делали шашлык, потом его ели, и конечно пили. Сначала шампанское, а потом вино, которое привёз Рукожоп. Естественно, что в этой толпе и бардаке Ляле с Мариной так и не удалось толком поговорить.

Спать Марину с мужем отправили в гостевой домик.

– Значит, капитан этот ни при делах, – многозначительно заметил Рукожоп, забираясь к Марине под одеяло. – Тогда кто?

– Что кто? – спросила Марина, садясь.

Хорошо, что она взяла с собой пижаму. Эта пижама с собачками и мячиками защищала её от возможных посягательств не хуже любых доспехов. Ну, какому мужику в здравом уме придет в голову лезть за сексом к женщине одетой в тёплую пижаму с мячиками и собачками? Ведь чего-чего, а секса с Рукожопом ей совершенно не хотелось. Ещё чего!

– Ну, я смотрю, цветы там дома, ты сама не своя, пижама вот. – Рукожоп ткнул пальцем в мячик на пижаме. – Непорядок. Чую. Думал, застукаю тут. Но не капитан точно.

– Правильно чуешь. Разводиться хочу, – заявила Марина.

– Во! – Рукожоп поднёс к её носу внушительный кукиш. – С чего бы это?

– Как с чего? С твоих совещаний и переговоров. Они категорически несовместимы с семейной жизнью.

– Ты сейчас сама поняла, что сказала? При чём тут совещания? Мне, что, деньги зарабатывать теперь не надо?

– Так это ты всю неделю так деньги зарабатывал?!

– Ты, чо? Про оперу опять? Мартыш, далась тебе это опера. Развел кто-то тебя, а ты и повелась. Ишь ты, разводиться! – Он запустил руку ей под пижаму, наплевав на мячики и собачек.

– Хватит! – Марина вскочила с кровати. – Я тебя видела в четверг.

– Чего ты несешь, где видела? – Глаза Рукожопа светились младенческой невинностью.

– В «Большой кухне» видела, как ты с бабой совещался, куда руки свои ей засовывал. Рукожоп!

– Ты что серьёзно вот это всё сейчас?

– Серьезней не бывает.

– Подумаешь, с бабой я был! – Рукожоп пожал плечами, лицо его изображало оскорбленную невинность. – Я тебе ещё по телефону признался, что бабник. У всех сейчас бабы да не одна, и чего? Разводиться-то зачем?

– Как это зачем? – У Марины отвисла челюсть. Вот опять реально отвисла.

– Ну, зачем? У нас семья хорошая, сын взрослый, денег приношу, дай Бог каждому, скоро внуки начнутся, будешь с ними развлекаться. Хочешь, дом, наконец, достроим, займусь прям с завтрашнего дня, всё руки не доходят. Будет лучше, чем у Ляльки с Петюней, вот увидишь! Гораздо лучше. Ты ж знаешь, у меня всегда только всё самое лучшее. Хочешь, собаку заведем? Или ещё ребеночка? Нафига нам разводиться?

– Не хочу тебе мешать.

– Ты мне не мешаешь.

Марина вытаращила глаза и уставилась на мужа.

– А чего ты сюда тогда припёрся? Я тебе не мешаю, так, может, и ты мне мешать не будешь? У тебя бабы, у меня мужики – прекрасная дружная семья! Что ещё надо, чтобы спокойно встретить старость?!

– Ага! Правильно я почуял, значит, всё-таки с этим капитаном хотела замутить, а я помешал. Не вышел номер! – Рукожоп довольно захихикал.

– Правильно ли я тебя поняла? – поинтересовалась Марина. – Тебе с бабами можно, а мне с капитанами нельзя? Мне только с детьми и внуками положено заниматься или с собакой.

– Именно!

– А вот это вот видел? – Марина в свою очередь показала Рукожопу кукиш. – Готовься к разводу. И лучше по-хорошему. Купишь себе квартиру в стиле хайтек, как положено настоящему прощелыге, и будешь туда баб водить в своё удовольствие. И туда, и в оперу, и на стадион, и в хвост и в гриву! А я как-нибудь сама определюсь, с кем и чем мне заниматься.

– Вот ты дура, Мартыш, как все бабы! Ну, кому ты нужна ещё, кроме меня? Нет, на час потрахаться, нужна точно, я ж не спорю, а вот для жизни… На что ты жить будешь? На свою зарплату? Не смеши мой Искандер! Ты привыкла к хорошему, к самому лучшему. К бутикам, к заграницам, к дорогим машинам. У тебя, сколько шуб, не помнишь? А морда твоя, сколько денег стоит? Ты же от косметологов не вылезаешь! Ботоксы-шмотоксы и всё такое! А фигура? Или думаешь, тебя капитаны разные не только Кристаллом поить будут, а ещё и косметологу платить, хирургам пластическим, массажистам и тренерам? Не-а! Шиш! Отцвели уж давно твои хризантемы. Год-другой, и всё. Капитанам молодые девки нужны. Это я ещё по старой памяти тебя терплю. За вложения.

– Бедный, ты бедный!

– Я богатый и умный, а ты дура. Вот и кончай дурить, ложись спать. – Он похлопал ладонью рядом с собой. – Утро вечера мудренее.

– Да пошёл ты! – Марина взяла подушку и ушла в гостиную на диван.

Она улеглась, завернулась в плед, но заснуть никак не удавалось. Даже мечты о Байкачарове не помогали. Марина попыталась вспомнить, сколько у неё денег на зарплатной банковской карточке, но ничего не получилось. Этой карточкой она практически никогда не пользовалась. За все покупки она расплачивалась банковской карточкой, привязанной к счёту мужа. Ничего себе финансовый директор! Нет, конечно, финансы предприятия Марина блюла, холила и лелеяла. Уж, про минимизацию и оптимизацию налогообложения она знала, как никто. Ну, и всё остальное, типа контроля, мониторинга, распределения, бюджетирования, приумножения, кредитной политики, да и обналички, чего греха таить. Как без неё? Без обналички в бизнесе никак. В России живем. Ну, если это действительно доходный бизнес, а не салон красоты. Разбуди Марину ночью, она до копеечки доложит, что у предприятия Ганнушкина на каких счетах, зачем и сколько. А вот о своих собственных финансах она, выходит, не имеет никакого представления. Этакий сапожник без сапог! На днях, вон, ругала финансистов Байкачарова, что те не экономят на переездах и проживании начальства в командировках, а сама в отпуск иначе как бизнес классом давненько не летала. И не за счёт какой-то там компании, а за свой собственный счёт, вернее, за счёт Рукожопа. И что теперь делать? Вдруг этот козлина прав? Кому она нужна в своём пограничном ягодном возрасте? Зачем Байкачарову или, к примеру, холостому капитану Виктору такой головняк? Правда, какой именно головняк она представляет из себя для мужчин, Марина пока понимала смутно.

Кроме этого Марину ещё удивляло и то, как быстро её любимый Серёжа превратился для неё в Рукожопа, мерзавца и козлину. Ведь двадцать пять лет, как ей казалось, они жили дружно, можно сказать, душа в душу. В отличие от Ляли с Петюней они особо никогда и не ругались. Марина в принципе жила, как хотела. Получается, не любовь это была, а удобство и равнодушие. Разумеется, муж от этого удобства отказываться не собирается. С чего бы? Естественно при условии, что она, как и раньше, будет ему беззаветно верна. Будет ждать его вечерами с ужином, по утрам варить ему кашу, следить за его здоровьем, волноваться, не забыл ли он повязать шарф, сопровождать его на всяческих парадных мероприятиях и всем своим видом доказывать и показывать окружающим, что жизнь Сергея Владимировича удалась! Она попыталась вспомнить какие-нибудь счастливые моменты их жизни, но в голову ничего не приходило.

Когда они познакомились, Марина училась в финансово-экономическом институте, его тогда ещё только-только переименовали в университет. Тогда все институты переименовывали в университеты на иностранный манер. Кроме того её институт вошёл в моду, все хотели стать финансистами и не какими-то бухгалтерами, а именно финансовыми директорами и банкирами. Действительно, чему можно почти пять лет учиться по специальности «бухгалтерский учёт», когда бухгалтеров уже начали штамповать различные бухгалтерские курсы за два-три месяца?! Мама Марины в советское время окончила именно этот финансово-экономический институт как раз по бухгалтерской специальности и всю жизнь работала главным бухгалтером большого проектного института. Она презрительно относилась к новоиспеченным на курсах бухгалтерам, однако в духе времени всё же определила Марину не на бухгалтерскую специальность, а на специальность под названием «финансы и кредит».

У будущего мужа Марины, а ныне Рукожопа, тогда были какие-то дела с заведующим кафедры экономики производства, и он регулярно бывал в институте. Как Марина потом узнала, ему клепали там диссертацию. Тогда модно было покупать себе учёную степень, и профессура подрабатывала, как могла.

В финансово-экономическом институте всегда учились самые красивые девушки. И Марина считала себя самой-самой. Ну, разве он мог её пропустить. Ей очень нравилось, как на виду у сокурсников он шёл к ней по широкому длинному коридору института, громыхая всеми своими римскими доспехами. Челюсть вперед, стальные глаза, дорогой костюм, в руках элегантный портфель. Высокий, мощный, красивый! Тогда у него и в помине не было никакой лысины, даже намёка! Его белые практически льняные волосы были модно подстрижены в стиле «универсального солдата». Он шёл к Марине специально, чтобы только поздороваться. Потом стал подвозить её после занятий домой на своём модном иностранном автомобиле Вольво. Тогда иностранных автомобилей в стране было ещё очень мало, шиком считалась какая-нибудь вишнёвая девятка. А тут Вольво! Автомобиль был похож на авианосец. Ей все девчонки завидовали. Потом… Память категорически отказывалась выдавать, как они в первый раз переспали. Просто Марина помнила, что ей как-то это не очень понравилось и всё. Но все девчонки говорили, что в первый раз редко кому это нравится. А некоторым вообще не нравилось ни в первый, ни во второй, ни в третий. Марина была в их числе, но она решила, что, наверное, так и должно быть. Потом он сказал, чтоб она выходила за него, так как он самый лучший. Лучше она не найдет. И Марина согласилась. Правда, мама с папой были категорически против, но кто же в этих вопросах прислушивается к мнению родителей. Мама вот уже двадцать пять лет терпеть не может дочкиного мужа, поэтому и видятся они редко, особенно после смерти отца, который ещё как-то умел находить с зятем общий язык и разряжать обстановку шутками. При мысли о маме Марине сразу захотелось к ней на ручки. Надо будет съездить на следующих выходных.

Размышляя о том, о сём, Марина всё же заснула, и под утро ей приснился Байкачаров. Чего он только ни вытворял. От этого вот Марина и проснулась. Вспомнила, как декабристы разбудили Герцена, а тот ударил в «Колокол». Похоже, Байкачаров, как те самые декабристы что-то с ней сделал такое, что она стала совсем другим человеком. Марина глянула на часы, приняла душ, оделась и отправила Ляле эсэмэску. Марина знала, что Ляля в выходные дольше, чем до девяти не спит, не получается у неё дрыхнуть до двенадцати, но на всякий случай решила узнать, можно ли уже выдвигаться в сторону завтрака.

Ляля ответила, что давно и с нетерпением её ждёт, и Марина пошла в хозяйский дом. Когда она уходила, Рукожоп ещё храпел в своё удовольствие. Намаялся бедный по бабам скакать.

На кухне Ляля уже развила бурную деятельность по приготовлению завтрака. Стол был накрыт и сервирован. В кастрюльке на плите, укрытая полотенцем, едоков ждала овсяная каша, на блюде высилась горка тостов, рядом стояла миска с деревенским творогом, вазочка с вареньем, тарелка с вареными яйцами, тарелка с бужениной и сыром, тарелка с малосольной сёмгой, а также специальная серебряная мисочка с красной икрой. То есть, голодная смерть гостям точно не грозила.

Подруги расцеловались.

– Дай кофе, – попросила Марина.

– Один момент. – Ляля нажала на кофемашине кнопку для приготовления «американо». Уж, кто-кто, а она прекрасно знала вкусы подруги. – Ну, рассказывай.

– Рассказываю. В четверг повела важную московскую шишку ужинать. Ганнушкин попросил. Ну, ты знаешь, командировочного обязательно выгулять надо, это традиция, а сам Ганнушкин с женой в театр наладился. Шишка важная, так что выгуливать должен кто-то из руководства. А мне чего? Мне не трудно, всё лучше, чем дома одной сидеть. Серёжа же в командировку отбыл. В Женеву. Повела, значит, прекрасного мужчину в «Большую кухню». А куда ещё? Место известное, удобное, машину поставить можно. Вот там, в ресторане при выходе и застукала Серёжку с бабой, – начала Марина.

– Ну, мало ли по делам, – высказала предположение Ляля, передавая Марине чашку с кофе. – Ты же тоже там с шишкой мужского пола выступала. С прекрасным мужчиной, сама сказала.

– Ага. Только ты забыла, что Серёжа в это время должен был быть в командировке в Женеве, а не по делам в ресторанах. И эту шибко деловую бабу он вот так вот держал. – Марина встала со стула и ухватила Лялю за задницу.

– Ой! – пискнула Ляля и слегка подпрыгнула. – Прям вот так?

– Хуже. – У него пальцы были прям там, ну, ты понимаешь… Вместе с её платьем. Жопа буквально съела руку. Съела вместе с обручальным кольцом.

– Фуууу! А ты чего?

– Ничего. С учётом того, что накануне мне позвонила Серёжина невеста Лена, консерваторка лет двадцати, которую он в качестве предновогоднего сюрприза отвёз в Вену и повёл на оперу «Дон Жуан»… – При этих словах Марины челюсть реально отвисла уже у Ляли. – Сначала думала сигануть из окна или прям с галереи вниз головой, потом передумала и решила для начала с горя выпить, то есть буквально нажраться.

– Правильно передумала, хорошая мысль. Первое средство от депрессии. И?

– Нажралась в зюзю текилой и переспала с заказчиком.

– С московской шишкой?

– Именно! С прекрасным мужчиной. И так мне это понравилось, ты себе даже не представляешь. Так что пришлось повторить и не один раз. Всё утро повторяли и всю пятницу до самого вечера!

– А Серёжка чего?

– Чего, чего? Ты же видела, чего! Почуял чего-то, сюда примчался, решил, что я с Виктором твоим шуры-муры кручу. – Марина усмехнулась.

– Это плохо, очень плохо. Витьке проблемы не нужны, у него своих полно. Серёжа твой собственник, каких мало, запросто Витьке какую-нибудь козью морду устроит. Ну ладно, а заказчик твой чего? Шишка московская?

– Заказчик? А ничего. Если бы ему не в Москву возвращаться, я бы и сейчас с ним была. Ты даже не представляешь! От него просто невозможно оторваться. Но у него в субботу утром какая-то встреча важная.

– Жену из отпуска встречает, не иначе! – сыронизировала Ляля. – Все они одинаковые.

– Нет, он не такой. Он хороший и ни капельки не женатый. – Марина мечтательно закатила глаза к потолку. – И ещё красивый. Весь такой, не знаю, как сказать. Я только теперь понимаю, что такое настоящий секс. Мама дорогая! Сколько времени-то пропущено. Сначала мурашки по всему телу, потом сплошной оргазм. В одно касание!

– Не врёшь? Так разве бывает?

– Ещё как бывает! После такого уже ничего другого и не надо.

– Ага! Сейчас, значит, начнешь мучиться: позвонит – не позвонит. И вся эта маета, как в юности.

– Не начну. Он мне точно не позвонит. У него моей мобилы нет. – Марина захихикала. – А у меня его.

– Не поняла.

– Да с ним секретарша наша связывается обычно через его секретаршу.

– А он твоим номером не поинтересовался? У тебя лично, когда демонстрировал тебе хороший секс.

– Нет. Он мне свитер подарил. – Марина назвала марку фирмы, изготовившей этот свитер. – Его надо шиворот навыворот носить, чтоб все этикетку видели! Умрут от зависти.

– Ни фига себе! Я, считай, уже умерла. – Ляля присвистнула. – У них носки шёлковые практически по пятьдесят тысяч. Петюне как-то сертификат подарили.

– На носки?

– На пятьдесят тысяч. Можно потратить у них в магазине. Вот. Мы носки купили и галстук, как у президента. Один в один. Так то, когда было! Тогда доллар в два раза дешевле стоил. Так что теперь точно только носки на такие деньги и купишь. Петюня, конечно, хотел ещё денег добавить и уже купить чего-то посущественней, но я его быстро оттуда увела. Терпеть не могу, когда людей за дураков держат.

– Сколько ж этот свитер стоит? Надо зайти посмотреть.

– Зачем? Чтобы узнать за какие деньги ты отдалась московскому командировочному? Так сказать, получить представление о расценках. Чтоб потом уже брать по прейскуранту.

– Ляля! Вот ты дура! Злая причём. Мне муж изменяет, ты не забыла?

– Подумаешь! Они все изменяют. Так устроены. Самцы.

– И Петюня твой?

– И Петюня! Устроен так же, тютелька в тютельку. Только кто ж ему позволит изменять?

– А как ты не позволишь? Он у тебя каждый день на работу вроде ходит, а там секретарши разные и бухгалтерши молоденькие. Сплошное искушение. Он, конечно, не прекрасный принц, но мужчина вроде состоятельный хотя бы с виду.

– А я в отличие от тебя про простатит сказки слушать не буду. Отведу к врачу, анализы проверю и прибью, если что. Он это знает и боится.

– Ага! Мечта всей жизни! Тебе такое надо? Боится, поэтому любит тебя изо всех сил. Но это, ладно, дело десятое, каждому своё. Петюню твоего прибить ещё можно, ты иди, попробуй Рукожопа моего стукни. Я ему про развод, а он мне кукиш под нос. Говорит, изменял, изменяю и буду изменять, а ты сиди дома и внуков нянчи.

– Так и сказал?

– Практически.

– Вот козёл.

– А я тебе что говорю?

– Кто козёл, где козёл? – В дверях показался Виктор. – Завтракать дадут?

– Дадут, дадут! – Ляля расплылась в счастливой улыбке. – Садись за стол. Как спалось?

– Хорошо, как в море. Так же тихо. А где Петюня?

– Петюня уже позавтракал и пошёл в правление ругаться насчёт снегоуборки. Каждую зиму одно и то же. Деньги платим, а убирают через пень колоду.

– А где Окологазпром?

– Кто поминал Газпром всуе? – В помещение ввалился Рукожоп. – Каши хочу!

– Помяни чёрта он и явится, – тихо заметила Марина, делая себе ещё чашку «американо».

Надо же, как тихо подкрался, мерзавец, даже и не звенело ничего, пока раздевался в прихожей. Марина уже начала подозревать, что именно там у него постоянно звенит.

– Сейчас-сейчас, – закудахтала Ляля, накладывая Рукожопу кашу.

– А мне каши? – попросил Виктор.

– И тебе, разумеется.

Мужчины застучали ложками, а довольная Ляля уселась напротив любоваться, как они едят. Ну, да! Нет ничего приятней, когда приготовленная тобой еда улетает в мгновенье ока. У Ляли с Петюней не было детей, и Ляля реализовывала своё материнское в заботе о муже. Марина тоже привыкла о муже заботиться не меньше, чем о сыне. Она всегда по утрам готовила ему на завтрак эту самую полезную кашу, и в выходные, и в будние дни, несмотря на то, что оба уходили рано. Марина ставила будильник пораньше, чтобы успеть привести себя в порядок и сварить кашу. Сама она обходилась тостами и кофе. Ужин же в последнее время всё чаще и чаще перестал быть событием, так как по вечерам Сережа задерживался на работе и приходил поздно. Зато те вечера, когда он оказывался дома, стали для Марины праздником. Она старалась изо всех сил накормить любимого Серёженьку повкуснее да пополезнее, изучала новые рецепты, экспериментировала всячески. Надо сказать, он всегда высоко ценил её кулинарные способности. Многие люди из их круга взяли моду приглашать домой поваров, но муж Марины всегда говорил, что его жена готовит круче любого повара.

Марина ела вкусный деревенский творог, смотрела на мужа, уплетающего Лялину кашу, и не испытывала никаких чувств, кроме сожаления и досады на собственную глупость. Надо всё-таки иногда маму слушать. Вспомнив о маме, она решила не откладывать свой визит к ней, а поехать сразу же после завтрака. Не домой же действительно ехать? Что там делать? Рукожопом любоваться? Покончив с завтраком, она поблагодарила Лялю за гостеприимство, сказала Виктору, как приятно ей было с ним познакомиться, и направилась к выходу.

– Ты куда это? – поинтересовался Рукожоп.

– Поеду, пожалуй, – сообщила Марина.

– Это я вижу. Я спрашиваю, куда собралась?

– К маме собралась. А что?

– К маме езжай. – Милостиво разрешил Рукожоп и попросил у Ляли добавки.

Выходя из дома Ляли, Марина почувствовала, что начинает слегка ненавидеть мужа. Она позвонила матери, сказала, что заедет, та явно удивилась.

После смерти отца мама жила одна на Петроградской стороне в большой квартире бывшей коммуналке. В начале перестройки соседи выехали на постоянное место жительства, как тогда говорили, на историческую родину, и уступили свою жилплощадь родителям Марины по сходной цене. Отец сделал капитальный ремонт, и квартира по тем временам стала практически, как у «новых русских», потом в доме отремонтировали лестницы, поменяли на них разбитые окна и закрыли парадную на замок с переговорным устройством. Сейчас эта квартира стоила огромных денег, мало того, что находилась практически в центре недалеко от метро, так ещё и все окна выходили в тихое место на зелёный сквер. И хотя Марина родилась и выросла в этой квартире, она почему-то никогда не считала её домом. Ей всегда казалось, что её собственный дом обязательно будет другим. Сейчас же её собственный дом, то есть квартира, где она жила с мужем, напоминала родительскую, как две капли воды. Разве что санузлов больше и мебель пошикарней. А так… Как будто один дизайнер всё планировал. Конечно, существовала ещё родительская дача в Репино, вот там, да! Там Марина чувствовала себя дома, но после смерти отца дача стояла заброшенная, и мама задумывалась над тем, чтобы её продать.

В воскресенье на Петроградской стороне было тихо и пусто. Платные парковки сюда ещё не добрались. Марина без труда нашла место для машины.

Мама ждала её, как всегда вооружившись свежезаваренным чаем. Она терпеть не могла чай в пакетиках, называла его «сено-солома» и привозила настоящий цейлонский чай из дружественной Финляндии, куда регулярно каталась с подружками на шопинг. Кроме чая Марину поджидали разномастные печенюшки. Марину всегда удивляло, как мама, регулярно употреблявшая все эти вредные для фигуры вещи, совершенно не толстеет. Мама вообще выглядела прекрасно. Она учила Марину, что женщина обремененная интеллектом должна иметь соответствующую внешность. Некрасивых женщин не бывает, говорила она, бывают глупые и ленивые. Мама всегда следила за фигурой, одевалась элегантно и никогда не выходила из дома без причёски и макияжа. Марине с детства всегда казалось, что мама, как героиня сериалов, уже встает с постели вооружённая любимой причёской под названием «Бабетта». Папа над ней всегда смеялся и называл эту причёску министерской. Мама обижалась и говорила, что он путает «Бабетту» с «Халой».

– А где же шоколадный тортик? – удивилась Марина, не найдя на столе любимого маминого десерта.

– Испортился! – поведала мама, разливая чай. – Пальмовое масло! Антисанкции, то есть импортозамещение, сама знаешь. Интересно, где у нас в стране вырабатывают это чёртово пальмовое масло, чтоб им замещать нормальное сливочное? Всю кондитерку невозможно в рот взять. Вот попробуй финское печенье с шоколадом. Совсем другое дело. Ты не знаешь, почему за что наши ни возьмутся, у них постоянно какое-то непотребство получается?

– Ты имеешь в виду КПСС, автомат Калашникова и майонез Провансаль?

– Майонез не трожь! Его сложно испортить. Хотя если туда пальмового масла … И автомат Калашникова – хорошая вещь. Правда, ходят слухи, что его пленные немцы всё же изобрели. А КПСС не так уж и плоха была, если сравнивать её с нынешними партиями. Жуликов там точно было гораздо меньше.

– Ещё есть Аэрофлот и Сбербанк.

– О, да! Летайте самолётами и храните деньги! Никогда не забуду.

– Сбербанк, между прочим, семимильными шагами движется в сторону цифровой экономики. Они там планируют полную роботизацию.

– Да, что ты говоришь? – Мама расхохоталась. – Открою тебе секрет, там всегда роботы работали. И при Советах, и сейчас. Разве они похожи на людей? Только робот может придумать брать комиссию с переводов из отделения в отделение. Я вот всё жду, когда наши пенсионеры, наконец, осознают, что их пенсии захватили роботы, и уйдут оттуда.

– Куда? На почту?!

– Тут ты права! В двадцать первом веке некоторые до сих пор на почту за пенсией ходят, в очередях стоят. Но скоро всё наладится, я уверена. Эти вымрут, остальные до пенсии не доживут, так что очередей не будет. Ну, да Бог с ними, что у тебя случилось? Я же вижу. С Юркой всё в порядке?

– С Юркой всё хорошо.

– Как же я по нему соскучилась, по птенчику моему. – Мама тяжело вздохнула и полезла за сигаретами.

– Курить – здоровью вредить, – сообщила Марина.

– Догадываюсь. – Мама с удовольствием затянулась. – У меня все анализы хорошие.

– Слава Богу. А я решила развестись, пока у меня анализы не испортились.

– С чего бы это тебе разводиться? – Мама явно удивилась. Правда, челюсть у неё не отвисла.

– Изменяет.

– Почему-то именно это меня ни капельки не шокирует. Мне кажется, измена – это естественное состояние твоего …, – Мама явно попыталась подобрать подходящее определение своему зятю, но не стала этого делать. Странно! Раньше она никогда не стеснялась в выражениях, если дело касалось мужа дочери.

– Тебя это не шокирует, потому что ты умная и меня предупреждала. Я хорошо помню.

– Да, я умная, поэтому и сейчас тебе советую глупостей не делать. Подумаешь, изменяет. – Мама пожала плечами и фыркнула.

– Но ты же говорила… – Марина опешила.

– Говорила. То когда было? Это в двадцать лет за эту сволоту не надо было замуж выходить, а когда на носу сорок пять, как говорится, поздно пить боржоми.

– Почему это?

– Потому что это в кино «в сорок лет жизнь только начинается»!

– Что-то я тебя не понимаю.

– Чего тут непонятного? Тебе, моя дорогая, далеко не сорок! Тебе скоро аж целых сорок пять. И уж если в двадцать найти себе путного мужа трудно, то в сорок пять, нечего и стараться. Нет, помечтать, конечно, можно. Говорят, мечтать не вредно. Хотя, на мой взгляд, очень даже вредно. Из-за глупых мечтаний обычно и делаются разные дурацкие поступки. А кроме того твой муж он кто?

– Кто?

– Номенклатура. Вот кто. Как были они около власти, так и остались. Что папаша его, что сыночек. Думаешь, они чего-то сами, своей головой добиться могут? Нет! Они всегда при калитке. Вернее, своей головой они могут добиться исключительно места при калитке. Ну, может, и правильно. Калиточники всегда на коне.

– У калитки это как?

– Сами ничего полезного не производят. Называй это калитка, труба или ещё как-нибудь. Хоть граница! Пересек – плати. И женился этот козел на тебе только потому, что в те времена папаша его растерялся, запутался слегка. Передел был, сразу и не поймешь, кто нужный, кто нет. Отец твой в депутаты тогда подался. Перестраивать всё хотел. Он этой семейке до зарезу нужным казался.

– Ты хочешь сказать, что я сама по себе ничего ценного из себя не представляю, и поэтому на мне можно было жениться исключительно по расчёту?

– Ну, что ты! Ты у нас умница и красавица получилась, только это существо на тебе бы никогда не женилось, не будь твой папа депутатом. Другой бы женился непременно. А этот нет. Представляешь, как он обломался?

– Почему это?

– По кочану! Потому, что папа твой с его депутатством оказался для их семейки бесполезным, не пристроил зятя в Москву с портфелем в министерство ходить.

– В какое министерство?

– Да им без разницы, в какое. Они же всё умеют, всё знают. Поэтому сейчас это и происходит.

– Что?

– Реванш – вот что! – Мама постучала себя по лбу. – Хорошо отец не видит всего этого, царствие ему небесное. – Мама перекрестилась. – Они опять в силе и при делах. Сейчас образование, умения и способности ничего не решают, всё решают связи. Ох! Говорили нам соседи наши Гринберги, уезжайте, детей спасайте, пока молодые! Мы не послушались. А евреи всегда самые умные были. Их надо слушать!

– Ты преувеличиваешь!

– Хотелось бы. Только, милая моя, сдается мне, что твой, не знаю, как и назвать-то его, тебя из своих лап не выпустит. Тем более, что за спиной твоей никакого всесильного папы нет. Они сейчас с жёнами церемонятся, только если у тех за спиной папаша-воротила или целый аул со свирепыми братьями. Или он против развода не возражает? Говорит, ступай, родная, на все четыре стороны?

– Не говорит. Кукиш показывает.

– Вот! «Сам не ам и другим не дам»! Не допустит он, чтоб ты от него ушла. Он, если захочет, если ему какая-нибудь выгодная партия подвернется, в два счёта тебя на помойку выбросит, а вот чтоб ты сама… Да, ни за что! Что люди скажут?

– Какие люди?

– Уважаемые! Референтная группа называется. У Ляльки своей спроси, что это означает, она психолог. В его референтной группе жёны мужей не бросают. Они сидят дома, рожают детей и молчат в тряпочку. Как говорила твоя бабушка, не питюкают!

– А я адвоката найму.

– Тю! Кому сейчас адвокат помог?

– Мам, а что же тогда делать?

– Ничего не делать. Затаиться и жить дальше. Женщины веками так живут. Без уважения, в отвращении и ненависти к мужу. Не ты первая, не ты последняя.

– Не хочу.

– Конечно, не хочешь. Кто ж хочет? Но, согласись, положение твоё не самое бедственное. Смотайтесь с Лялькой за границу, или к Юрику езжай, сына проведай. Ну, не знаю, что ещё тебе посоветовать. Любовника себе заведи, в конце концов! Только будь осторожна. – Мама достала новую сигарету. – Вспомни, тебе всегда нравилась его железная хватка. С чего ты взяла, что в отношении тебя эта хватка станет какой-то другой или вдруг ослабнет?!

– Но, если что, если я всё же решусь от него уйти, я могу на тебя рассчитывать? Не в смысле к тебе жить переехать. Мы взрослые люди, нам отдельно жить надо, я понимаю. А в смысле помощи.

– В смысле помощи всегда! Только чем я тебе помочь в этом деле смогу? Вот вопрос! Кстати, и жить тоже можешь переехать. Если захочешь, конечно. Обещаю особо тебе не указывать. Кому сейчас мать указ?

Когда Марина вышла от матери, уже совсем стемнело. Домой ехать не хотелось. Да какой это теперь, собственно говоря, дом? Так, берлога прелюбодея Рукожопа. Марина вдруг почувствовала, что, несмотря на материнские печеньки, хочет есть, и решила заехать в тот самый ресторанчик, где они с Лялей обычно встречались за бизнес-ланчем.

Около ресторана тоже оказалось полно свободных мест для парковки, внутри было пусто. Марина заказала себе целую кучу всего и с удовольствием поела. Расплатиться она решила с помощью своей зарплатной карточки, но не тут-то было. Банк карточку упорно не принимал. Марина вспомнила, что карточку недавно поменяли, её привезла из банка Маринина помощница Кристина вместе с конвертом пин-кода и велела активировать в банкомате, что Марина так и не удосужилась сделать. Пришлось достать карточку Рукожопа. Когда официантка вставляла её в считыватель, мелькнула мысль, а вдруг Рукожоп эту карточку заблокировал. Мало ли. С него станется. Позвонил в банк и вуаля. Уж если её муж имел на кого-то зуб, этому кому-то нельзя было бы позавидовать. Та самая железная хватка. Мол, хочешь развода, оцени сразу жизнь без моей карточки. Однако всё обошлось, платеж прошёл, и Марина выдохнула с облегчением. Действительно с чего бы это уважаемому Сергею Владимировичу иметь на неё зуб. Это Марина в данной ситуации на него зуб имеет. Ещё какой!