Сделать правильный выбор

– Как это? – не поняла Маша. – Она постоянно там, а дочь и муж здесь?

– Ооо! – протянула Людмила. – В нашем бизнесе и не такое бывает. Сколько пар разбежались, ты даже не представляешь! Мы тут все друг о друге много чего знаем. Такая тусовка, сложно что-то утаить. Я знаю, что Алина захотела, чтобы ее дочка получила образование в Израиле. А у Аркадия твоего здесь бизнес какой-то. Вот так и живут, на две страны, встречаются на наших конференциях, может, и ещё где-то. Семья 21-го века. Не самый ужасный вариант, кстати. Плюсов много. Посмотри, как воркуют.

Маша подняла глаза и неожиданно встретилась взглядом с Аркадием. Это было каких-то пару мгновений, которые показались ей вечностью.

– Маруся , я здесь. Ты меня слышишь вообще? Суп сегодня – фантастика! Грибной. Возьми, не пожалеешь.

– Да, конечно, уже иду. Тебе принести добавки?

Наливая суп, она услышала за спиной:

– Как дела? Успела отдохнуть и помедитировать?

Она обернулась, встретилась с ним взглядом, и снова эти несколько мгновений показались ей вечностью.

– Да, отдохнула и даже вздремнула, спасибо, – она ответила нейтральным голосом, стараясь стряхнуть с себя наваждение. – Вот, за супом пришла, подружка посоветовала. Грибной.

– Обожаю грибной, надо попробовать. Да, Маша, у меня к тебе предложение. У наших деятелей завтра очень плодотворный день – прямо с утра. Людмила не рассказывала?

Она отрицательно покачала головой.

– Значит, не успела. И вот я тут подумал – а не съездить ли нам в Тимну? Я там был очень давно, а октябрь – это как раз подходящее время для этого места. Летом там делать абсолютно нечего.

Маша растерянно пожала плечами:

– Это далеко?

– Когда есть машина и желание – нет такого понятия – далеко.

Там очень красиво, поверь, хотя, может быть, ты там уже была?

Она молча покачала головой. Это было ее третье посещение Эйлата за столько лет жизни в Стране.

Первый раз они ездили втроем через какое-то белорусское общество. Гостиница без звёздочек, крошечный бассейн, но столько радости. Лялька тогда была маленькая – лет семь-восемь. Они посетили все возможные аттракции этого курорта, и она наслаждалась счастьем в глазах дочери.

А потом была поездка вдвоем с мужем – с его работы. Лялька тогда была в армии. И это тоже было лето. Но тогда она считала дни до возвращения домой.

– Знаешь, Маша, – голос Арика прервал ее воспоминания. – Есть такие ситуации в жизни, когда лишние раздумья ни к чему. Надо просто согласиться, без рассуждений. Просто сказать – да.

Она изучающе посмотрела на собеседника: интересно, она не ожидала, что он может быть таким напористым. И это, совершенно неожиданно, ей понравилось.

– Ну, хорошо, я просто говорю да, – Маша улыбнулась. – Во сколько выезжаем?

– Вот и замечательно. Давай пораньше приходи на завтрак, к открытию. Быстренько перекусим и тронемся, до жары. Ой, пока я тебя уговаривал, наш суп, наверное, остыл.

Он произнес это с таким сожалением, что Маша рассмеялась:

– Ладно, до завтра.

– Ну, почему до завтра? Мы ещё на ужине увидимся.

На ужине его не было.

Людмила заметила настроение подруги.

– Не ищи, они, наверное, в город поехали, сменить обстановку, поужинать на берегу. Завтра съездите в Тимну, это действительно стоит. И все, Маша, и все. Ты Алину видела? Он женатый человек, – она сказала это непривычно жестко. – А потому, не строй на него никаких планов.

– Люда, ты с ума сошла! Какие могут быть планы? Мы и виделись-то практически один раз. Ну, погуляли, поели мороженое. Все. Что здесь такого?

– Иногда одного раза более, чем достаточно, – задумчиво произнесла Людмила, словно вспоминая что-то.

И Маша неожиданно почувствовала, как забилось сердце, словно кто-то заглянул ей в душу и прикоснулся к ее мыслям.

– Знаешь, был сериал пару лет назад, по-моему называется "Психологи". Или "Психологини". Что-то в этом духе. Так мне оттуда фраза понравилась одна. Все у нас в голове. Запомни. Хотя, не всегда получается думать правильно.

И Маша вдруг поняла, что очень многого не знает о своей подруге.

После ужина они пошли прогуляться у моря.

– Засиделась я сегодня, да и завтра день очень насыщенный, интересные лекторы, не хотелось бы пропускать.

– А ты обязана быть?

– Я ничего и никому не обязана, это все для меня. Иногда получаешь действительно полезную информацию. Даже очень. А иначе какой смысл было ехать? На тук-туке кататься?

Маша не ответила, вспомнив, как они с Ариком ехали в номер, как гнал этот молодой шофер, с лица которого не сходила улыбка. Как их швыряло из стороны в сторону, как ее кинуло на него с такой силой, что она не смогла удержаться. А ещё она хорошо помнила, что почувствовала в это короткое мгновение. Как сказала Люда? Все у нас в голове. Короткая фраза, которую легко произнести и так же легко запомнить. Но есть моменты, когда она становится абсолютно бесполезной.

Они долго гуляли с Людмилой по кромке воды по совершенно пустынному пляжу, наслаждаясь ласковыми прикосновениями низких волн и уворачиваясь от высоких.

– Красота, – мечтательно протянула Люда. – Где ещё можно вот так в октябре , босиком и по воде? Да, нигде. Практически стихи получились.

Она промолчала, а потом неожиданно произнесла:

– Знаешь, Маруся, я тебе никогда не рассказывала, хотя ты и не спрашивала. Там, в прошлой жизни, я была замужем. Он был совсем неплохой, возможно, даже хороший человек. Работал в проектном институте, часто ездил в командировки, без подарков не возвращался. Я никогда не интересовалась, чем он там занимался. О плохом и мыслей не было. После свадьбы я забеременела почти сразу. Выкидыш. Через год второй. Ни разу от него не слышала ни слова, ни упрека. А потом… Потом познакомилась с мужчиной. Он был директором дома культуры, где проводился городской конкурс хоров музыкальных школ. Я и ещё пару учителей были сопровождающими. Там и познакомились. И закрутилось, понеслось. Тайфун, цунами, стихийное бедствие, если одним словом. То ли служебный роман, то ли просто судьба. Не знаю. Дальше ты, наверное, догадалась. Он был женат плюс два. Знаешь, как пишут в анкетах – мальчик и девочка. Хорошие ребята, тоже занимались музыкой – Марк на фортепиано, а Аллочка скрипачка. В моей музыкалке, представляешь?

Она была у меня в группе по теории и сольфеджио, а он – по музлитературе. Привыкла каким-то образом. А к чему не могла привыкнуть, так это к тому, что обманываю своего мужа. Срывалась иногда беспричинно, орала по каким-то пустякам. А он капал мне валерьянку – выпей, Люсенька, успокойся. Жалел меня, говорил, что с детьми работать непросто. Как я мечтала, чтоб у него кто-нибудь появился, но никогда ни единого компромата: ни запаха духов, ни следа от помады. С работы приходил – часы можно было по нему проверять. И дома – и принесет, и сготовит. Курицу делал фаршированную, с рисом и морковью. Баклажаны мариновал с зеленью и чесноком. А я чувствовала себя гадиной, последней дрянью. Жить с чувством вины очень трудно. А для меня оказалось невозможным. Нет, я ему ничего не рассказала про Виктора, зачем? Просто подала на развод. По сей день не понимаю его реакцию – не было ни вопросов, ни криков, ни скандалов, ни уговоров одуматься. Как-то все тихо, быстро и молча.

– Может быть, он знал или догадывался? – спросила потрясенная Маша.

– Нет, абсолютно точно нет. И не знал, и не догадывался. И никогда бы не узнал, я была очень осмотрительна и осторожна. Мы были очень осмотрительны и осторожны. Берегли покой наших семей. Просто Витя мог с этим жить, а я нет. Вот и все.

– А как он, ну, Виктор, прореагировал на твой развод?

– Как? Да, никак. Просто видеться стало проще. Я осталась в нашей квартире, это была квартира моей бабушки, а Боря собрал чемодан и ушел. Я ведь своим разводом не ставила Виктору никаких условий – типа, я разошлась – теперь твой ход. Я не собиралась ничего рушить в его жизни, прекрасно понимала – такую семью не оставляют. Дети замечательные, способные, воспитанные. Жена архитектор. Красивая женщина. Я видела фото. И мать замечательная, и жена. Это понять несложно, даже если об этом не говорится. Дети-то у меня перед глазами были – выставочные дети. И он приходил всегда чистенький, отутюженный. Ухоженный мужчина. Мужчина, которого любят и о котором заботятся.

Через полгода после развода я поняла, что беременна. После двух выкидышей судьба дала мне шанс.

– А Виктор? Он как это принял?

– На удивление спокойно. Не настаивал на аборте, как будто предполагал такое развитие событий. И я решила рожать. Это не было каким-то продуманным ходом с моей стороны, я заранее знала, что из семьи он не уйдет, даже если я рожу тройню. Но как-то потихоньку стала понимать – между нами что-то происходит и это что-то не со знаком плюс. Хотя нет, не понимать, скорее чувствовать. На первый взгляд, все было, как всегда, даже лучше. Вместо вина и шоколада он стал привозить фрукты, все время повторял, как важны витамины, особенно будущей маме. А я ощущала – что-то назревает. Читала это в его глазах и даже в прикосновениях. Ждала, одним словом и дождалась. Я была в середине восьмого месяца, когда он сообщил, что уезжает в Америку, на постоянное место жительства. Что у него там полно родни, уехавшей ещё в семидесятых. Кто в Нью-Йорке, кто в Далласе. Все замечательно устроены. Он перечислял ещё какие-то города – Филадельфия, Бостон, а я была в каком-то ступоре, плохо соображала, что происходит. Помню только, что спросила: когда?

Он замялся немного, а потом произнес: ровно через месяц. И добавил: нам дали разрешение очень быстро.

По его взгляду я поняла, что это вранье. Выезд – это процесс, в этом я убедилась потом лично, на своем примере. И он об этом выезде знал уже давно. Просто не хотел мне говорить. Это потом я поняла, что с его стороны это было благородно – не хотел расстраивать меня в моем положении.

Он говорил что-то ещё о детях, о том, что с такой фамилией у них нет здесь никакой перспективы. А Аллочке прочат большое будущее. Она очень талантливая скрипачка и в Нью-Йорке сможет учиться в Джульярдской школе.

Я кивала, как китайский болванчик, а он обнял меня и прошептал:

– Ты же у меня умная и все сама понимаешь.

– Я умная, только не у тебя, а у себя, – мне казалось, что я слышу свой голос со стороны. И это был совсем чужой голос.

А потом я попросила его больше не приходить. Совсем. Тихо так попросила, без криков и эмоций.

– А он?

– Попытался обнять, но я ничего не почувствовала от его прикосновения – как будто лампочка погасла. Горела, горела и вдруг – темнота. И безразличие. Это потом были слезы. И злость, и обида, и непонимание – как он мог так поступить. Сейчас, когда мне до родов осталось так немного. И он уедет, не увидев нашего с ним ребенка. Я восприняла это, как предательство, и это было очень больно.

Мама утешала, как могла. У нее была своя версия происшедшего: она была уверена, что его жена все узнала и организовала этот отъезд, чтобы оторвать его от меня. Сделала все, чтобы сохранить семью. Родители очень не одобряли эту связь, не понимали мой развод с Борей. Мама всегда говорила: чужой муж своим не станет. Семья всегда перетянет. Вот и перетянула – на другой континент.

Маша молчала. Перед ней разворачивался настоящий фильм, а точнее – сериал. Но участниками этого сериала были не какие-то абстрактные персонажи, а ее близкая подруга. Хотя после этой исповеди она засомневалась – близкая ли? Как много она не знала. Не интересовалась или Людмила сразу, в начале их знакомства, выставила шлагбаум – сюда нельзя? Они общались так давно, что вспомнить это не представлялось возможным. Да, скорее всего, этой темы они не касались: Людмила часто рассказывала про работу, про родителей, про сына. На этом все. Она жила настоящим, словно стерла все то, что осталось там, за спиной, в прошлой жизни. Мать-одиночка, каких понаехали десятки тысяч.

– А потом родился Алечка, – продолжила Люда. – На тридцать седьмой неделе. Он словно чувствовал, что его папа уезжает навсегда и мечтал его увидеть, хотя бы разок.

– Увидел? – с надеждой спросила Маша.

– Нет, ты что. После той встречи я о нем ничего не слышала. Дети его перестали ходить в музыкалку. Он не звонил. Ну, и не появлялся. Та, последняя встреча, и была, по сути, нашим прощанием.

Когда родился Алечка, отступило все – боль, злость, обида. Я была всецело занята сыном. Он оказался похож на моего папу, то есть от Виктора в нем не было ни единой точки. Так, наверное, Бог распорядился, избавив меня от постоянных воспоминаний.

А потом появились проблемы, не появились, конечно, а стали заметны. Это было, как лавина – по возрастающей. Поставили диагноз, который не предполагал улучшения. Где только я с ним не была, по каким специалистам его не таскала. Родители очень помогали, не знаю, что бы я делала без них. А потом они как-то резко сдали, особенно папа – посыпались болячки: одно за другим. Было очень тяжело. Когда Алечке было около пяти, его врач сказала: вам бы уехать, ребенку нужен более профессиональный уход. Насчет лечения не уверена, а вот комфортные условия жизни вам точно обеспечат. К тому же – море и солнце, овощи и фрукты. Езжайте, фамилия позволяет. Родителей уговаривать не пришлось. Они как будто ждали этого толчка с моей стороны. Подали документы, занялись приватизацией квартир, а потом и продажей. Все шло, как по маслу, на удивление. Но все равно заняло больше, чем полгода. Я не жалею ни о чем, хотя бы родителей здесь поставили на ноги, насколько это возможно в их возрасте. С врачом очень повезло – знающий, внимательный, да и вообще – медицина на совершенно другом уровне. Тяну их, как могу. Ну, а про Алечку ты все знаешь. Он в хорошем месте, ухожен, просмотрен. Сердце мое спокойно за него. Потому и смогла так окунуться в этот бизнес – он требует больших вложений, ему надо отдаваться, иначе ничего не достигнуть.

Люда посмотрела на часы.

– Ну, и загуляли мы с тобой, Маруся, а завтра рано вставать. У меня первая лекция уже в восемь тридцать, да и вам лучше пораньше выехать, пока попрохладнее. А почему я тебе все это рассказала? Сама не знаю. Наверное, чтобы предупредить – не залипай. Береги свои границы. Это я тебе, как доморощенный психолог говорю. Хотя, чушь все это. Процесс этот неконтролируемый, голова в какой-то момент отключается напрочь. По себе помню. Просто посмотрела на тебя за ужином и мне показалось, что процесс пошел.

– Ты о чем это?

– Все о том, Маруся. Ты, может, ещё ни о чем не догадываешься, а я уже считываю ситуацию. Что, не так?

Маша почувствовала, как лицо залило горячей волной.

– Да, мы такие – музыканты, филологи, и прочие художники, – философски заметила Люда. – ТДО. Слышала?

Маша пожала плечами.

– Тонкая душевная организация. Нам немного надо, чтобы крышу снесло. Мы горазды напридумывать то, чего нет. Нафантазировать, а потом утонуть в этой фантазии. Но кто предупрежден – тот вооружен, а я тебя предупредила.

Маша кивнула, все еще находясь под впечатлением от услышанного. Люда. Такая позитивная и энергичная, всегда с улыбкой и с настроением. Лёгкая, спонтанная, разбирающаяся во многом, начитанная и эрудированная. Как же много пришлось ей пройти в этой жизни. Не сломалась, не ожесточились.

А ещё Маша подумала про эффект бабочки. Если бы тогда, много лет назад, кто-то другой отправился бы на этот городской конкурс хоров, то не встретила бы Люда Виктора. И не было бы этой обжигающей страсти, заставившей ее забыть обо всем. Жила бы она по сей день со своим Борисом, возможно бы родила малыша. И не случилось бы в ее жизни этого тайфуна, этого стихийного бедствия. А было бы тихое ровное существование во вполне благополучной семье, с мужем, фарширующим курицу, маринующим баклажаны и называющим ее Люсенькой. И это был бы не самый плохой вариант.

– Люд, ты что-нибудь слышала о них? О Боре и о Викторе?

– Да, конечно, на одной планете живём. Боря в Германии, женат уже очень давно. Двое взрослых детей. Общие знакомые доложили. А Виктор… Набрела как-то в Фейсбуке на профиль его жены. Видела фотографии дочки. На сцене, со скрипкой в руках. Красавица. Она и ребенком была чудесным. А про сына ничего – ни строчки, ни фото. Вот и вся информация.

Они, не сговариваясь, свернули к гостинице. Маша молчала, переваривая услышанное. Почему именно сейчас Люда открылась, поделилась историей своей жизни? Хочет предостеречь? Защитить? От чего? Глупости какие. Просто они с Аркадием на этой конференции оказались не у дел. И если бы отель был в центре или если бы у нее была машина… Или если бы, на худой конец, она умела и любила плавать… А так делать ей абсолютно нечего. Ей просто скучно и почему не составить компанию такому же скучающему постояльцу их отеля? Они оба взрослые люди, он женат, она бабушка почти взрослой внучки. И что это Людмила вообразила?

– Маруся, ты завтра с утра тут не копошись, меня не буди.

Людмила вышла из душа привычно обернутая полотенцем. Халатов в этом отеле не было.

– Я тут эсэмэску получила. Мы завтра в 10 начинаем. Хочу отоспаться. Тебе хорошо съездить, место изумительное. Да, воды возьми пару бутылок, как минимум. И фрукты с завтрака не забудь – кафе там по дороге не будет. Спокойной ночи.

На завтрак они с Ариком пришли почти одновременно. Почти всегда занятые столики у бассейна были пусты – народ спал. На бирюзовой воде крошечными звездочками плясали блики от солнца, приятный ветерок раскачивал верхушки пальм, и Маша подумала: если где-то есть рай, то, наверное, он выглядит именно так и так же пахнет кофе и свежей сдобой.

– Райское утро сегодня, – озвучил ее мысли Аркадий, подойдя к их столику. – Я вот тут сыр принес и яблоки.

– Людмила сказала взять с собой фрукты, – произнесла Маша.

– Ну, раз Людмила сказала, то ослушаться мы не можем, – улыбнулся Арик. – Мы, конечно, нарушаем правила, но я надеюсь, что к нам отнесутся снисходительно.

Он обернул яблоки салфетками и положил в рюкзак.

– Кстати, Маша, о вашей подруге. Она считается очень опытным и успешным дистрибьютором.

– Да, она давно этим занимается, и вообще она – молодец!

Маша допила сок.

– Я готова.

– Вот и отлично, по коням.

Парк Тимна очаровал Машу своими красками и формами – ничего подобного она просто не ожидала.

– Странно, что я не была здесь ни разу и Ляльку сюда не свозила, – с сожалением протянула она.

– Лялька – это дочка, – ответила она на вопросительный взгляд своего спутника. – Вообще-то она Юля, но в детстве себя называла Ляля. Ну, а здесь она стала Яэль. А Ляля – осталось для дома.

– Да, здесь многие меняют имена, – кивнул Арик. – И не только дети. А ты осталась Машей?

Она кивнула.

– Людмила – единственная, кто называет меня Марусей. Хотя для израильтян мое имя звучит смешно, почти как " который час".

– А, ну да. Почти как у Карцева с Ильченко: как вас зовут? Авас. Помнишь?

– Конечно помню.

– А можно, я тоже буду называть тебя Марусей?

Она растерянно пожала плечами.

– Я все понял. На Марусю есть эксклюзивная лицензия, и она в руках Людмилы. Я согласен на Машу.

Последние слова он произнес очень медленно и тихо, и Маша почувствовала, как ее накрывает теплой волной. Это было совершенно новое ощущение , не посещавшее ее прежде.

Она тряхнула головой, пытаясь стряхнуть с себя наваждение.

– Что-то мы утонули в этой бесконечной теме – имена. Это, конечно, интересно, но не здесь и не сейчас. А здесь надо фотографировать и фотографироваться. Ну-ка, Маша, встань под этот гриб. Это будет шикарное фото. Я щелкну на свой смартфон, а потом тебе скину. Улыбочка.

Возле Соломоновых столбов они столкнулись со стайкой девчонок.

– Простите, вы нас не сфотографируйте? – обратилась к Аркадию смуглая красотка в коротких цветастых шортах и белой майке, протягивая ему свой смартфон.

– Почему нет? – он сделал несколько фотографий с разных ракурсов.

– Ой, спасибо большое, – защебетали девчонки. – А теперь мы вас.

– С удовольствием, – Арик передал свой смартфон.

– Встаньте ближе друг к другу и улыбаемся, улыбаемся!

Маша почувствовала на своем плече руку Аркадия и замерла от неожиданности. Они знакомы только второй день. Только второй день…

– Спасибо, милая, – Арик заглянул в смартфон. – Маша, а ты очень фотогеничная и я, если честно, получился совсем неплохо.

– Ты сможешь мне скинуть эти фото сейчас? – попросила Маша. – А то потом забудешь или сотрешь, так часто бывает.

– Во-первых, конечно, могу, давай номер. А во-вторых, почему я должен стирать такие удачные фотографии?

– Ну, мало ли, – замялась Маша и неожиданно для себя решительно добавила:

– Ты же сказал, что женат. И мои фото у тебя в смартфоне…

Арик шутливо схватился за голову:

– Ой, а я и забыл! Боже! Все пропало!

Затем, внезапно став серьезным, спросил:

– Проголодалась? – и, не дождавшись ответа, вновь улыбнулся:

– Наверняка проголодалась, ведь мы завтракали в семь. А потому, хочу пригласить тебя на бранч. Там все объясню.

Они заказали салаты с кусочками жареного сыра, кофе и яблочный пирог.

– Даже не знаю, с чего начать. Понимаешь, Маша, жизнь – это не шаблон, у всех складывается по-разному. У нас сложилось так, как сложилось. Мы с женой уже давно проживаем в разных странах. Когда на чаши весов были положены семья и бизнес, она выбрала последнее. Это началось постепенно: сначала вот такие конференции и съезды, командировки, в которых я не мог ее сопровождать. Эти поездки становились все длиннее, Алина быстро стала очень успешным дистрибьютором. Она любила говорить: ребенка воспитывают не словами, а примером. Пусть Неточка видит, что у нее целеустремленная, деловая и преуспевающая мама. Я не знаю, достигла ли она ожидаемого эффекта – скорее нет, чем да. Дочка не была брошенной – она росла со мной и моей мамой. Но ты, конечно, понимаешь, что это не то, что нужно ребенку, а особенно во время переходного возраста. Было сложно, очень сложно. Это ужасно – чувствовать свою беспомощность, особенно, когда это касается твоего ребенка.

Аркадий замолчал, прикрыв глаза и массируя виски. А Маша вдруг заметила, какие у него длинные пальцы – пальцы пианиста или скрипача.

– Пришлось даже обращаться за помощью к психологу. Тогда, когда моя жена открыла офис в Литве, фактически переехала в Вильнюс и в Израиле бывала лишь короткими наездами. Взвешивался вариант, чтобы отправить Неточку к ней, но дочка категорически отказалась. Ей было тогда пятнадцать. Самое ужасное, что Алину это не очень расстроило. Так мне, во всяком случае, показалось. Ты, наверное, хочешь спросить: почему мы не развелись?

Маша кивнула. Именно этот вопрос крутился у нее на языке, вопрос, задать который она не решалась.

– Сам не знаю. Наверное, не видел в этом смысла. Развод предполагает женитьбу, новую семью. Иначе какой в этом резон? Но тогда я не мог пойти на это из-за дочери. Не мог привести другую женщину в свой дом. Были, конечно, отношения, даже длительные, когда Неточка служила в армии, но эта женщина хотела бо́льшего, хотела нормальную семью, и это было нетрудно понять. Как там жила Алина в личном плане? В этом у меня не было сомнений, ты же ее видела. Она интересная эффектная женщина, возраст над которой не властен. Такая женщина навряд ли будет одна. Я никогда не спрашивал, не допытывался. Сначала из гордости, а потом мне это стало неинтересно и безразлично. По-настоящему безразлично.

– Но ты приехал с ней на эту конференцию, зачем? И вы прекрасно общаетесь, я видела в ресторане.

– Да, приехал, давно не был в Эйлате и в Тимне давно не был, – он улыбнулся. – Ну, а если серьезно, нам надо было обсудить кое-какие важные дела. Мы разводимся, Маша. Этот вопрос встал на повестку дня уже, как пару лет. Мы фактически уже давно перестали быть мужем и женой, и это понятно нам обоим. Вчера вечером были на консультации у одного адвоката. По-моему, даже он до конца не понял, почему все это тянулось столько лет. Да и кто сможет такое понять? И еще, Маша, – он заговорщицки прищурился. – Пока это страшная тайна, а потому, никому – даже твоей подруге, договорились? Мне-то это безразлично, но Алина попросила. Она не хочет пока афишировать свой развод. Видимо, есть свои причины.

– Конечно.

Они помолчали, а потом она спросила:

– А как сейчас дочка?

– Сейчас с ней все в порядке. Отслужила. После службы ещё несколько лет жила со мной. Заботилась, – Аркадий улыбнулся. – Она у меня хозяюшка и готовит замечательно. И вообще, хорошая добрая девочка. Умничка и очень чуткая, душевная. Отучилась, работает. Она промышленный дизайнер. Рисует прекрасно. И мальчик у нее хороший, живут вместе уже два года. Правда, в другом городе, но навещают, не забывают.

– А она в курсе?

– Конечно, они встречались с Алиной. Я не допытывался, как она ей все это преподнесла, понимаю только, что отношения у них непростые. Но мама всегда остается мамой, даже если она далеко. Нета никогда не слышала от меня ничего в ее адрес – ни осуждения, ни упреков. Я ее никогда против Алины не настраивал. Она всегда, с раннего детства, была рассудительной и умной девочкой и имеет право на свое мнение по поводу происходящего.

– Да, – Маша кивнула. – Иногда наши дети мудрее нас. И одну и ту же ситуацию мы видим совсем по-разному.

Ей почему-то захотелось рассказать о Ляле и ее выборе: и мужа, и образа жизни. Захотелось показать фото Викули и рассказать, какая она тонкая и умная девочка. Но она одернула себя. Кто для нее этот Аркадий, которого она видит второй раз в жизни? Через день они разъедутся и вряд ли увидятся когда-либо. И это глупо – раскрывать душу малознакомому человеку

– Знаешь, Маша, я хочу ещё съездить с тобой в одно место. Если честно, я сам там не был, но друзья очень рекомендовали.

– С удовольствием. Это тоже национальный парк?

– Нет, просто озеро в горах, называется исчезнувшее озеро. Поехали?

Пейзаж оказался необыкновенным: среди беспорядочного нагромождения красных скал, где-то там, далеко внизу, словно спрятанное от посторонних глаз, отдыхало озеро. Именно отдыхало, укрывшись от надоедливых туристов, детских криков и различных плавательных средств, типа лодочек и катамаранов. Увидеть его можно было, лишь подойдя почти к самому краю бездны.

– Маша, осторожно, ради бога!

Она почувствовала, как он взял ее за руку, как переплелись их пальцы и на миг ей показалось, что они – две частички огромного пазла, которые долго лежали на разных концах стола без всякой надежды когда-либо встретиться и вот так совпасть.

Они долго стояли молча, не в силах шевельнуться и отвести взгляд от аквамариновой поверхности озера, местами переходящей в глубокий насыщенный бирюзовый цвет.

Где-то в тридцати метрах от них, совсем близко к краю пропасти, медитировала религиозная пара.

Больше не было никого, и эта тишина вокруг была необыкновенной, физически осязаемой, гипнотизирующей и расслабляющей одновременно. Здесь, на краю этой бездны, совершенно терялось понятие времени и реальности, словно они очутились в каком-то параллельном мире. И это были абсолютно новые, неизведанные ранее ощущения; ничего подобного Маша ранее не испытывала.

– Ну, вот, ты хотела помедитировать, лучшего места, наверное, и нет. Здесь необыкновенная энергетика.

Голос Арика вернул ее к действительности. Она словно вынырнула на поверхность, глубоко вздохнула, желая продлить эти волшебные мгновения.

К машине они шли, не размыкая ладони и это было так естественно и органично – намного естественнее, если бы они шли просто рядом. Мелькнула мысль, что со своим бывшим мужем они никогда не ходили вот так, переплетя пальцы и чувствуя себя единым целым. Они прожили более двадцати лет, родили дочку, но не сумели сломать невидимую стеночку, разделяющую их. И бесполезно сейчас задаваться вопросом, кто был в этом виноват – она или он? Просто не совпали до конца. Это как в пазле: кажется – вот они, два кусочка картинки, вроде бы, все подходит, но нет… остаётся зазор. И даже если этот зазор в доли миллиметра – картинка не сложится.

Их картинка с мужем не сложилась. Он ушел к женщине, своей ровеснице, старше ее на целых пять лет. И это ерунда, когда говорят, что уходят к молодым. Он сообщил ей тогда об этом достаточно буднично и она так же, буднично, восприняла этот развод. Без драм и трагедий. Без снотворного и антидепрессантов. Делить было особого нечего: небольшую квартиру на юге оставили под сдачу и каждый из них получал на свой счёт половину денег. Такой был договор. Они оба решили, что продать всегда успеют, цены на недвижимость растут. А пока – пассивный доход.

Она помнила, как тогда удивилась Людмила.

– Когда разводятся – рубят все канаты и не оставляют ничего общего, – безапелляционно заявила она.

– У нас есть Лялька, это наше общее и этот факт не изменить. А насчёт квартиры – знающие люди посоветовали. Продать всегда успеем.

– Вам виднее.

Аркадий галантно открыл перед ней дверь машины.

– Прошу, сеньора Мария.

– Благодарю, дон Аркадий, – она с улыбкой подыграла ему.

Он посмотрел на часы:

– А время-то как пробежало, правда, Маша? – и тихо добавил:

– Счастливые часов не наблюдают.

– А куда сейчас? – спросила Маша, осознав, что ей абсолютно все равно куда, лишь бы находиться рядом с этим мужчиной, о существовании которого она недавно и не подозревала.

– На обед приглашать нет смысла, а вот мороженое можно поесть. Скатаемся в город, а потом в гостиницу.

Они приземлились под зонтиком в прибрежном кафе.

– Маша, – спросил Аркадий неожиданно. – А ты, в принципе, готова к переменам?

– Не поняла, – она вопросительно посмотрела на своего спутника.

– А вот, давай проверим. Я помню, что ты любишь фруктовое мороженое, кстати, я тоже. А вот сегодня предлагаю сломать наши привычки и заказать какой-то другой вкус – ну, к примеру, с соленым миндалем. Что скажешь?

– Скажу, что интересно попробовать, – Маша ответила мгновенно, не задумываясь.

– А что ты ещё никогда не ела?

– Ромовое. Бельгийский шоколад. С печеньем. Со вкусом тирамису.

Маша ткнула не глядя в картинки на глянцевом меню.

– Если честно, я вообще очень редко ем мороженое. Не потому, что не люблю. Просто пришло время думать, что ты можно есть, а без чего можно обойтись.

– О! Уважаю, – Аркадий посмотрел на нее с интересом. – Вот вы какая, сеньора Мария. А я могу от очень многого отказаться – от рябчиков и ананасов, от супа из плавников акулы и даже от лягушачьихй лапок. Но только не от мороженого. Это моя страсть. С детства.

Он смешно прищурился и стал выглядеть, как нашкодивший мальчишка.

А потом, неожиданно став серьезным, спросил:

– Тебе понравилось? Не жалеешь, что поехала?

– Ты что, Арик. Я бы одна в жизни туда не попала. Это было незабываемо. Я тебе очень благодарна.

– Я рад, действительно рад.

Он подозвал официанта, сделал заказ и задумчиво сказал: