Еще в конце восьмидесятых, когда об Интернете никто и слыхом не слыхивал, он опутал весь ЦНИИИС, (а это семь этажей), оптоволоконной паутиной, растащив дисплеи из зала ВЦ по рабочим местам. Поначалу многим, особенно начальству, было непонятно зачем все это нужно. Не проще ли держать всю технику в одном месте, так и контроль осуществлять легче и ремонт. Особенно сопротивлялся хозяйственник, под началом которого находились ЦНИИИСовские пожарники. Полковник в отставке, он органически не переваривал, когда нарушались всякого рода циркуляры и поэтому всех регулярно пугал увеличением числа «возможных очагов возгорания». Но если директор института, в прошлом крупный чин Госплана и консервативный по натуре человек, периодически ловился на эту удочку, то Ромадин оставлял все выпады бывшего вояки без внимания. Он–то хорошо понимал перспективы данного мероприятия. С приходом ИНТЕРНЕТА для Илюхи наступили золотые времена, он не просто зависал в «паутине», он там жил. Любимое выражение Лопарева: «День без НЕТА–жизнь насмарку!»–очень точно отражало формулу его существования. Человек, который за всю свою жизнь выучил единственную фразу на иностранном языке: «Die Stunde zu Ende» (урок окончен), да и ту с ошибкой, самостоятельно начал осваивать английский, и довел свое знание до такой степени, что не просто мог читать и писать, но и достаточно свободно общаться. Правда, окружающих периодически бросало в дрожь от чудовищного Илюхиного произношения, но ему было на это абсолютно наплевать.

Двое последних были «спецы по железу» или, как их именовал Бобров, «кнехты». Он же вполне серьезно утверждал, что оба его Шурика ведут свою родословную от Лесковского «Левши». В общем–то, Славка был не так уж и далек от истины.

Про Ермолаева говорили, что он запросто может собрать приличный компьютер из двух спичечных коробков. Его стол был постоянно завален всяким хламом. Для непосвященного человека – это просто груда железа, но для Шуры источник вдохновения или, как выражался Царевич, «вечный Клондайк». Как истинный самородок Ермолаев был натурой увлекающейся. Обычно он брался за дело с большим энтузиазмом, но, как только его что–нибудь отвлекало, он тут же обо всем забывал и переключался на другое и так до бесконечности. Он повсюду оставлял отвертки, кусачки, компакт–диски, а, если открывал свой сейф, то оттуда начинали вываливаться блоки питания, платы, пустые коробки, сгоревшие вентиляторы и еще бог знает что. Если Шура поехал к клиенту, то еще не факт, что он туда попадет или попадет к назначенному времени, поэтому Бобров всегда старался послать с ним кого–нибудь из программистов. Обычно «пасти» Шуру доставалась Бантику. Витька сначала пытался возражать, но потом смирился, видимо решив, что это ему кара за какие–то неизвестные грехи. Еще Ермолаев имел одну пагубную для окружающих страсть. Поскольку собственный компьютер у него постоянно находился в стадии очередной модификации, он регулярно делал набеги на чужие машины. Такая «оккупация» обычно заканчивалась попыткой улучшить бедную «тачку», а результатом этой попытки, было, как правило, обещание хозяина: «начистить Шуре морду».

Второй Шура тоже был в своем роде легендарной личностью. На вид недалекий, простоватый малый, он все время, что–то точил, паял, сверлил и легко мог восстановить любой механизм. Ему постоянно тащили на ремонт всякую бытовую технику, и не было случая, чтобы он кому–нибудь отказал или, что–нибудь не сделал. В отличие от Ермолаева, Хавыло любил порядок. Инструмент у него хранился в специальном планшете, все винтики и шайбочки в баночках, а прежде чем начать мастерить он клал на стол большой лист гетинакса. Если Ермолаева все звали просто Шурик или Ермолай, то Хавыло обычно уважительно именовали Михалычем или Шурой большим. И это не из–за высокого роста (он был всего на три сантиметра выше Чаревича и вровень с Ермолаевым), а из–за атлетического сложения. Каждое рабочее утро Михалыч начинал с того, что переодевался в специальную робу: куртку и брюки, из плотной ткани темно–синего цвета. От интенсивного употребления роба выцвела и приобрела белесый колер с грязноватым оттенком. Именно это качество делало данную вещь универсальной. Никогда нельзя было понять чистая она или грязная, а острослов Царевич за такой уникальный цвет прозвал знаменитую спецуху «радость мукомола». Бедный Хавыло, которому из–за профессиональной специфики приходилось делить площадь с Ермолаевым, постоянно страдал от козней последнего. Стоило ему на пару минут выйти, как по возвращении он обязательно обнаруживал на своем столе какой–нибудь хлам. Кроме того, у него вошло в привычку тщательно изучать, то место, на которое он собирался сесть.

Это началось с того дня, когда Ермолай по своей всегдашней расхлябанности положил Михалычу на стул раскаленный паяльник. Рискованный эксперимент закончился весьма плачевно. Хавыло со всего размаху плюхнулся на стул и тут же, подобно истребителю с вертикальным взлетом, взвился вверх метра на полтора. Потом он, громко матерясь, бегал за Ермолаевым по каморке, одной рукой держась за поврежденные органы, а другой остервенело, пытался достать обидчика с помощью здоровенного гаечного ключа. На шум сбежался народ во главе с Бобровым и развел конфликтующие субъекты в разные стороны. Хавыло отправили лечиться, а Ермолаеву было сделано серьезное внушение. Когда отбюллетенив три недели, Михалыч вернулся, напарник встретил его виноватым взглядом и неуклюжими попытками окружить заботой безвинно пострадавшего. Хавыло воспринял это как должное и далее конфликт развивать не стал, но с тех пор каморка «кнехтов» стала сильно напоминать пограничную зону. Сразу от двери начиналась белая полоса, которая делила ее на две равные половины. В одной была чистота и образцовый порядок, другая весьма смахивала на местность после вражеской бомбежки. Следует отметить, что «противник» никогда не оставлял попыток захламить чужую территорию, но теперь Михалычу было достаточно одного взгляда, после которого пристыженный Шура трусливо ретировался.

Дела фирмы шли успешно, но тут, на вконец обалдевшее от перестройки государство, наступили девяностые. Великую страну с богатейшей историей объявили тюрьмой народов и превратили в привокзальный сортир, а на ее месте возникла целая свора худосочных державочек с имперскими амбициями. Те, кто оказался у кормушки, первым делом, принялись делить совместно нажитое с остальным народом имущество. Каждый в результате получил свое: сильные мира сего – это самое имущество, а народ – чувство глубокого удовлетворения, что он присутствовал на чужом празднике жизни. Надо было срочно приспосабливаться к новым условиям, а они, что называется «оставляли желать…». Советский Союз исчез с поверхности матушки Земли, словно прыщ с подбородка, естественно исчез и МИНТЯЖМАШ. ЦНИИИС остался без финансирования и начал тихо умирать. Директор – бывший госплановец принял поистине Соломоново решение: меньше штат–больше свободных помещений, сдаем территорию внаем–получаем выгоду для себя любимого. Естественно, что при таком подходе к делу, желание делиться у этого гениального стратега даже в проекте не значилось. Особенно ему мешал Ромадин. Колька был в корне не согласен с этой гнилой политикой. Грамотный с аналитическим складом ума, он ясно видел, что это путь «в тупик». После очередного скандала, в ходе которого директор обвинил его в воровстве, Ромадин подал заявление об уходе. Выбор был сделан. Прежде всего, следовало решить, куда перемещать команду? Самое простое–фактически перевести фирму на тот адрес, где она была зарегистрирована, то есть на квартиру к матери. И вот в малогабаритной однокомнатной квартире разместились десять человек. Сам Ромадин, Поморцев, Бобров со своим «кружком «Умелые руки», бухгалтер и Юлька с Галкой. Но на самом деле, постоянно там присутствовали только двое последних. Ромадин в основном проводил время в чиновничьих кабинетах, банях, саунах, на светских вечеринках, на политических тусовках и еще бог знает где. Поморцев, которого теперь из генерального перевели в замы, вообще не появлялся. Даже для того, чтобы подписать документы приходилось ехать к нему домой. Тетушка–бухгалтер и раньше–то в основном работала у себя на дому, а после того, как их попросили из ЦНИИИСа, ей и вовсе отпала нужда посещать что–либо, кроме налоговых органов.

Квартирка с трудом вместила имущество вольных фирмачей. В комнате, максимально освободив пространство, разместили восемь компьютеров, один из которых был отдан Юле, а на остальных до поры до времени покоилась информация. Самым востребованным местом стала кухня. Сюда перевели телефон, установили факс, ксерокс, из кухонных шкафов убрали почти всю посуду, а освободившееся место занял архив, папки, бланки, канцелярские принадлежности и еще много чего. Здесь за большим деревянным столом Юля с Галкой разбирали документы, отвечали на звонки, вели переписку, принимали посетителей, готовили еду, а коридору и ванной, как аутсайдерам, была отведена роль склада. Оба эти помещения были забиты до отказа тюками, свертками, коробками, а то и просто всяким хламом. Денег едва хватало на оплату самого необходимого, и поэтому мужики старались подработать, где только можно и, естественно, в штаб–квартиру заглядывали редко, только в случае крайней необходимости, исключение составлял Бантик, но у того была причина личного характера. Эта причина звалась Галкой.

Этой особе едва исполнилось шестнадцать лет, но она уже успела бросить девятый класс, обзавестись сомнительными друзьями и даже сходить на пару месяцев «замуж». Видя такое дело, её мать, слезно умолила Юлю пристроить непутевое чадо. В первый же рабочий день Галка опоздала на два часа. По чистой случайности в тот момент «на рабочем месте» присутствовала большая часть команды. Раздался длинный звонок, чем–то напоминающий пожарную сирену, и на пороге появилось существо раскрашенное, как боевой индеец. Секунд сорок все ошарашено молчали, потом Бобров свистнул и восхищенно произнес: «Едрень–малина!»

Сказать, что внешний вид новой сотрудницы произвел впечатление, значит, не сказать ничего. Волосы у нее были выкрашены сразу в два цвета оранжевый и лиловый. В правом ухе висело с десяток колец, а в левом большой крест. Юбки не было. Вернее она была, но вровень с курткой, длинные ноги в сетчатых чулках заканчивались грубыми ботинками на гусеничном ходу. Существо демонстративно жевало жвачку и взирало на всех отсутствующим взглядом. Юля мысленно обругала себя за мягкотелость и виновато посмотрела на Ромадина. Наверное, на ее лице отразилось что–то жуткое, потому что Колька молча встал, взял Галку за руку и повел в ванную, которая из–за недостатка места, кроме своего прямого назначения, использовалась еще и, как комната для переговоров. Первым вернулся Ромадин, минут через пять появилась Галка. Ее умытая мордочка выражала раскаяние, крест из уха исчез. Она скромно потупилась и спросила, что надо делать. Юле потом так никогда и не довелось узнать содержание того разговора. А Галка оказалась способной, коммуникабельной девчонкой, хотя и весьма безалаберной. Она никогда ни с кем не скандалила и не обижалась, если ей делали замечание. Приблатненая особа уступила место стройной симпатичной девушке, оказавшейся к тому же натуральной блондинкой. Ребята таскали ей конфеты, а тетушка–бухгалтер, расчувствовавшись, называла внучкой. На этом фоне всеобщего умиления только Ромадин выглядел бездушным чинушей, он поставил ей условие–через два года аттестат или увольнение и Галка, смирившись, подала документы в вечернюю школу. И все бы хорошо, если бы не ее неуемное кокетство. Можно ли упрекать молодую девушку за желание нравиться?.. Но Галкина тяга к противоположному полу была поистине огромна, дальше шли только профессионалки. Она меняла молодых людей чаще, чем покупала новые колготки и постоянно висела на телефоне, болтая с очередным кавалером. В конторе все относились терпимо к издержкам ее личности, разве что изредка посмеивались, но один человек по–настоящему страдал. Бедный Бантик! Он не был влюблен–он любил. Конечно, Галка это знала, возможно, в глубине души она ему даже симпатизировала, но в общем–то Виктор ее не интересовал. Галке хотелось постоянного праздника, фейерверка, хотелось, чтобы жизнь сверкала, как елочный шар. Она искренне верила, что все только того и ждут, как бы выказать ей свои знаки внимания. Никаких предостережений Галка слушать не желала и, если вдруг разговор сворачивал на тему: «жизнь–штука сложная», она затыкала уши и, отрицательно мотая головой, кричала: «Как мне надоели банальности. Придумали бы что–нибудь новенькое!» А когда ей возражали, что это не банальности, а реальности, парировала: «Значит, мне надоели реальности!»…..

«Да….,–вздохнула Юля,–не хотела ты, милая, принимать жизнь, как есть, все в фантазии пряталась. Вот она и отомстила, кроваво отомстила……»

***

Прошло пять дней, а они так и не встретились. Три раза разговаривали по телефону, а остальное время либо «занято», либо «недоступен».

«Обиделся,–решила Юля,–имеет право. Поступила, как последняя свинья. И главное, даже объяснить ничего не попыталась».

–Юль, …. Юля, где у нас Наташка?–Людмила даже за плечо ее потрясла

–А?.... Что?…–наконец, до нее дошло, – Галку к врачу повезла.

–Звонок междугородний. Может быть, ты поговоришь?

Юля прокашлялась и взяла трубку,–Алло? Добрый день. Кто ее спрашивает?…. Ох, Ленка! Я тебя не узнала. Мама с документами поехала… Как вы там? Что?… Отлично! Купаетесь много? Кто приезжал? Ах, вот как…. Я передам, передам… Целую. И Машку тоже…. Это Ленка, из Испании. К ним туда отец приезжал.

–Один или с прицепом?–поинтересовалась Людмила.

–Я, что у ребенка буду об этом спрашивать?

Мысли опять вернулись к Алексею: «До чего же гнусно получилось. Парень мне, можно сказать, исповедуется, а я……»

Вдруг, взгляд ее упал на визитку: «Ростовцев Сергей Сергеевич. Клуб «Видеоцвет». Исполнительный директор». Дальше шли три номера телефона, Юля машинально набрала первый из указанных.

–Алло?–голос показался незнакомым,–Алло? Кто это?

–Здравствуйте, Сережа. Это Юля, если вы, конечно, меня помните.

–Отлично помню!–обрадовался собеседник,– Что за церемонии? Почему на «вы»? Мы, как будто, подружились или я ошибаюсь?

У Юли отлегло от сердца,–Не ошибаешься, я просто не была уверена, что это твой телефон.

–Чего не заходишь? Или не понравилось? В тот раз, правда, шумновато было…

–Да, нет, все нормально. Дела. Я и Лешку почти неделю не видела. Он тебе не звонил?

–«На ловца и зверь…..»,–Сергей, видимо был в отличном настроении, – Сегодня звонил. Сказал, что зайдет. В семь. Может, подъедешь? У нас перемены, основное помещение открыли. То, что ты видела–это так, предбанник.

–Ты меня заинтриговал. Если в полседьмого подъеду, нормально будет?

–Не вопрос. Жду.

Разговор давно прекратился, а Юля все держала трубку в руках. Ей казалось, что гудки говорят нечто важное: «Пи–пи–пи…. ты–ты–ты…. та–та–та… когда–когда–когда…» Напросилась. Явно напросилась. «Пи–пи…ты–ты…та…та…. напра…силась …напра…». Какой неприятный осадок. А, если он не один придет? Получится, что шпионю…. я же просто хочу все объяснить… извиниться.…А, вдруг, что случилось?… Черт, сердце щемит…. Мне бы его увидеть, и все…. Вре–е–е–ешь!… Ты же его ревнуешь!! И не к юбкам вовсе, к молодости. Ревнуешь, потому что каждый раз, когда он встречает кого–то моложе, ему не приходиться заниматься «сравнительной арифметикой». И страха у него перед будущем нет. А вот у тебя есть. И не знаешь ты о нем ничего….. не можешь знать, потому что отстала на целую жизнь…. Хотя нет, не отстала. Переросла….. Если одежда на вырост, ее ушить можно, а, если она мала – только выбросить. А как выбросить? Последняя…. Ох, как тошно……»,–от этих мыслей у нее даже мурашки по спине побежали,–Люда, мы акт Злобину отправили?

–Господи! Забыла.

–Давай сюда, я отнесу,–Юля медленно вышла из комнаты и направилась в канцелярию, но, вспомнив про свой «охромевший» компьютер, повернула в противоположную сторону, туда, где располагалась служба технической поддержки. У «кнехтов» дверь была заперта. Юля заглянула к программистам, там, в наличии имелся только Бантик, его просить нельзя, из–за Галки. И так уже вопросы пошли: «Где Галочка? Что Галочка?» Лучше всего подошел бы Ермолаев. Этот не отреагирует даже, если ему на нос НЛО сядет,–Привет, Вить. Чего один?

–Все на выставку поехали. «Техноком–новый век». В Манеже.

–А ты?

–Должен же кто–то в лавке остаться.

–И Бобров уехал?–вопрос был задан, чтобы хоть как–то оправдать свое присутствие.

–Нет. Они с Жутьбарсом еще утром поцапались, а потом побежали к шефу справедливости искать.

Юля представила, как Бобров с Поморцевым орут и матерятся, а Колька с каменным лицом все это выслушивает, и злорадно ухмыльнулась. У Славки наверняка уши двигаются, так всегда бывает, когда он в ярости. А Поморцев, определенно, во все стороны слюной брызгает, эта слюна ему даже на подбородок стекает, одно слово– «Жутьбарс». Это прозвище он получил еще во времена «квартирной одиссеи». Как–то Ромадин назначил общее собрание. В указанное время все, кроме шефа, были на месте. Тот позвонил, сказал, что опаздывает, и велел ждать. Чтобы как–то убить время, компания принялась «хором» разгадывать кроссворд. Один из вопросов гласил: «Как звали собаку Карацупы?». Поморцев, обрадованный, что может, наконец, продемонстрировать свою эрудицию, моментально выпалил: «Жутьбарс!» С тех пор это слово прилипло к нему намертво.

С ходу на второй этаж попасть не удалось. По центральной лестнице таскали мебель. Пришлось идти через подвал в другое крыло здания и подниматься по винтовой железке. Это ступенчатое сооружение начальство гордо именовало «пожарной», а народ–«чернухой». На отправке почты дежурила Мотина, дама ленивая и глупая. Увидев перед собой пакет, она недовольно процедила,–Это чего?

Раздражение, накопившееся за последние дни, требовало выхода,–Акт!

–Какой?–вопрос был задан тем же тоном.

–Сдачи работ!!!!!–количество децибел произведенных Юлькой сильно превышали допустимые значения.

–Понятно, что не половой. Куда?

Дальше разговаривать было бесполезно. Едва сдерживаясь, чтобы не дать этой тупой корове по голове, Юля выкрикнула,–Там написано!!!–и хлопнула дверью.

–Здравствуйте, Юлия Сергеевна. Голубушка, что это вас так разозлило?–как всегда элегантный Моторин осторожно взял ее за руку,–Вот, опять с визитом. И потом, я же обещал вам скорую встречу

Она решительно высвободила руку,–Это обещание можно было и не выполнять. Я бы вас охотно простила.

–«Слова, слова, слова…..» На самом деле, вы так не думаете. Или нет, думаете, но не так.

–Юрий Антонович,–Юле было не светских любезностей,–вам не кажется, что вы выбрали для дискуссий не самое подходящее место?

–Согласен. А какое место, по–вашему, подходящее?

–Извините, мне надо идти,–она сделала попытку обойти Моторина, но тот решительно загородил ей дорогу.

–Может быть, стоит это обсудить?–он снова попытался взять Юлю за руку, но она решительно спрятала ладонь за спину, и прошипела почти по–змеиному: «Пропусти! Слышишь, пропусти!…..»

Моторин, улыбаясь, отошел в сторону, а Юля быстрым шагом заспешила вдоль коридора. Спиной она все время чувствовала мужской взгляд, который, словно рентген, проникает ей под одежду. Захотелось бежать, но вместо этого, совершенно не давая себе отчета в том, что делает, она обернулась. Мужчина стоял на том же месте и пристально смотрел в ее сторону, потом поднял правую руку и лениво сделал пару взмахов. Почему–то именно после этого, у нее по позвоночнику пробежала дрожь и опять, как тогда в метро, застучало в висках…… Очнулась она только, когда поняла, что стоит напротив своего отдела и смотрит на криво прибитый номер. Плохо соображая, Юля машинально толкнула дверь, та не открылась. Она толкнула сильнее, результат тот же,–Что за чертовщина?– и принялась стучать.

Несколько минут было тихо, потом послышался Наташкин голос,–Технический перерыв. Кто это?

–Я это! Я! Открывай!–дверь медленно заскрипела, и Юля увидела перепуганную физиономию Грачевой,–Вы, чего закрылись? Случилось, что?–Наташка молча пропустила ее внутрь и повернула в замке ключ.

Обстановка в комнате была мрачная. В углу, спрятав лицо в колени, сидела Галка, плечи у нее часто вздрагивали, Людмила высматривала кого–то на улице. Ничего, не понимая, Юля снова повернулась к Грачевой,–Ну?

–Он нас выследил.

–Кто выследил?

Ответить на вопрос Наташка не успела. Галка, с грохотом опрокинув стул, вскочила и, захлебываясь слезами, выкрикнула,–Он меня убьет!……Убьет…. Я боюсь….. боюсь его….. Юля,…. Юличка, родная, что мне делать?–дальше началась настоящая истерика.

–Тихо, тихо. Сейчас народ сбежится,– пыталась успокоить ее Юля, –Да, помогите же мне! Наташка, найди нашатырь…. Успокойся, успокойся…. Люда! Люда, отлипни ты от этого окна, что там еще такое?

–Пока ничего, – Людмила, наконец, бросила свой наблюдательный пост. Вдвоем они усадили Галку прямо на стол, а Наталья сунула ей под нос пузырек с нашатырным спиртом, Галка резко вдохнула и закашлялась, истерика ее сразу пошла на убыль.

Юля облегченно вздохнула и вопросительно посмотрела на Наташку. Та виновато помялась, – Как эта сволочь нас отыскала? Не знаю. Только выходим мы из клиники, а он навстречу. И–хвать Галку за плечо–«Вот,–говорит,–ты где! Напрасно прячешься, красавица». Галка ему: «Оставь меня в покое. Я никому ничего не сказала, и говорить не собираюсь. Можешь не волноваться». А он: «Я и не волнуюсь, слишком много чести. А в покое я тебя оставлю, когда сам захочу». За плечо ее дерг: «Пошли! Садись в машину! Кому сказал?!» Я по сторонам–ни одного милиционера, уже крик собралась поднимать. Хорошо Ленька, что нас привез, из машины выскочил, в руках железяка какая–то…. А тут еще охранники из здания покурить вышли…… В общем, этот бугай в сторону, а мы в машину и сюда. Только боюсь, что он и здесь объявится.

–Похоже, ты права,–Юля тяжело вздохнула,– Этому мерзавцу надо свою власть доказать. Он, мол, хозяин жизни, а остальные «дерьмо собачье». Галка, он про выход с «чернухи» знает?

–Не–е–е…..–у той зуб на зуб не попадал.

–Слава богу, что хоть на это у тебя ума хватило. Возьми ключи от сейфов и иди в архивную, сделаешь вид, что документы ищешь, а я к Ромадину.

В приемной, ни с кем не здороваясь, Юля буркнула Алине: «Мне срочно» и дернула дверь директорского кабинета,–Прошу прошения, Николай Александрович,–начала она прямо с порога и только тут заметила, что в кабинете люди,–я, понимаю, вы заняты, но я на пару минут.

Колька недовольно посмотрел в ее сторону,–Это не может подождать?

–Ничего, ничего, мы практически все обсудили. Можем и прерваться,–Моторин! Господи, она же совсем про него забыла, и опять по спине забегали противные мурашки.

–Ну, что там у тебя случилось?–Юля отвела шефа к окну и, не вдаваясь в подробности, объяснила ситуацию.

Ромадин помрачнел,–Вот дуреха, так и знал, что когда–нибудь влипнет. Ладно, бери «Тайоту»

Юля, еле удержалась, чтобы в знак благодарности не чмокнуть Кольку при всем народе.

«Тойота» действительно стояла у подъезда, а вот шофера видно не было. Она поискала водителя глазами, потом повернулась к охраннику: «Петрович, ты Мишку–водителя не видел?»

–Здесь где–то. Да, куда он денется, вон у него и машина не закрыта.

Юля решительно нажала на сигнал. Звук был такой, что на первом этаже стекла зазвенели,–Е–мое! У него, что сирена от электрички вмонтирована?

–Вроде того,–засмеялся Петрович,–«Люблю,–говорит,–когда на трассе от меня шарахаются».

–Если не ошибаюсь, мадам, вы Галина начальница?

Юля обернулась. На нее в упор смотрела наглая физиономия с абсолютно бесцветными глазами,–Простите, а вы кто?

–Не надо, мадам. Вы прекрасно знаете, кто я,–физиономия стала еще наглее,–Один совет: не лезьте, куда не просят. Это наше с Галиной дело.

–Если и дело, то уголовное.

–А вот этого не советую!–теперь его физиономия стала не только наглой, но и злой, да к тому же багровой, как свекла.

–Вы, что мне угрожаете?–как же Юле хотелось плюнуть этому уроду в лицо.

–Пока предупреждаю.

–Приберегите свои советы для кого–нибудь другого, а я буду делать то, что сочту нужным.

–Послушайте, дамочка…….

–Немедленно извинитесь, молодой человек. В противном случае, я обещаю вам крупные неприятности,–Моторин сделал шаг вперед и, как бы невзначай загородил Юлю от противника,–У вас плохой слух? Повторю: немедленно извинитесь перед Юлией Сергеевной. Я жду!–последняя фраза была произнесена с особым нажимом.

В воздухе запахло дракой. Юля стала судорожно озираться, стараясь отыскать парней, обычно сопровождающих Моторина, но двор, как назло, был пуст, даже Петрович и тот куда–то исчез. Тем временем у «визитера» стала багровой не только физиономия, но и шея, он набычился, выставил правую руку вперед и пошел прямо Моторина. Тот даже не пошевелился. Парень медленно приближался, на безымянном пальце правой руки блеснул массивный золотой перстень. Расстояние между противниками стремительно сокращалось, оставалось уже не больше метра, как вдруг все прекратилось. Юля не знала, что такого этот тип увидел в глазах Моторина, только вдруг он остановился, потом резко развернулся и быстро пошел к своей машине.

–Что ему от вас надо?–на лице Моторина сияла безмятежная улыбка, – Загадочная вы женщина, даже не предполагал, что у вас могут быть такие знакомые.

–Это не у меня, у сотрудницы. Девчонка совсем. Мы с ее матерью работали когда–то вместе. Грязная история,–вздохнула Юля,–Галка в нее по глупости попала, а он теперь ее преследует.

–Может быть, я смогу вам помочь?

–Вы серьезно?

–Похоже, что шучу?–не дожидаясь ответа, он достал из кармана мобильник,–Занято. Ладно, попробуем по–другому,–еще раз набрал номер,–Алло? Привет, Володя. Не знаешь, Корнеев на месте? Передай ему: пусть мне перезвонит.

–Вы, что «крыше» звонили?–она понимала, что шутка неудачная, но надо же было как–то разрядить обстановку

–В какой–то степени, своему начальнику службы безопасности. Я с ним лет двадцать знаком. А кого это вы искали?

–Искала?–Юля смутилась: «Интересно, когда он успел заметить?»

–Ну, да. Пока мы с этим типом беседу вели, вы все по сторонам оглядывались.

–А, это….. Ну, вас же сопровождают обычно два молодых человека, вот их и искала.

–Я на свидание с охраной не хожу,–зазвонил телефон,– Извините. Да? Здравствуй Миша. Дело есть. Один излишне нахальный тип сильно досаждает хорошему человеку. Надо помочь. Записывай: темно–зеленая «Мазда», номер….,–и Юле,–Все, больше можете не беспокоиться. Корнеев свое дело знает.

–Огромное спасибо, Юрий Антонович. Я, честно говоря, растерялась.

–Не заметил,–покачал головой Моторин.

–Правда, правда. Я вам очень благодарна.

–Могу, я попросить об услуге?–теперь его взгляд уже не казался Юле ни напористым, ни откровенным,– нас через неделю юбилей фирмы, будете моей спутницей?

–Неудобно как–то,–ей и вправду было неудобно: и отказывать неудобно, и идти неизвестно куда с мало знакомым человеком неудобно,– На такие мероприятия приглашаются друзья или, по крайней мере, давние знакомые, а я ни к тем, ни к другим не отношусь.

–Не сразу же люди начинают дружить,–возразил Моторин,–Сначала они знакомятся, потом начинают общаться, потом дружат, потом…. Мы уже знакомы, значит, пора переходить к следующему этапу. Юбилей вполне достойный повод для общения. Ну, так как?

–Хорошо, Юрий Антонович, я приду.

–Замечательно. Я предварительно позвоню вам, где–нибудь в среду. Устроит?

Юля улыбнулась и молча кивнула головой.

***

Город благостно остывал после изнурительной жары, солнце уже не висело над головой, подобно раскаленной жаровне, а застенчиво пряталось в листве. Население, вконец измученное дневной духотой, спешило воспользоваться ситуацией. На террасах летних кафешек, сбросив пиджаки и галстуки, восседали еще молодые, но уже слегка раздобревшие от офисной работы, мужики и, отдуваясь, потягивали пиво. По тротуарам радостно воркуя и гомоня, слонялись стайки максимально оголенных подростков, на бульваре были заняты все сидячие места, кто постарше располагался на скамейках, а молодежь где придется. Сидели на качелях, песочницах, цветочных ограждениях и просто на земле, то тут, то там на глаза попадались влюбленные парочки, казалось, что весь воздух, пропитан любовью и, если бы не ползущий из «Макдоналдса» запах горелой картошки, вполне можно было бы представить, что находишься в сказочной стране.

Дорогу Юля не помнила, но ноги сами несли ее в нужном направлении, и, как–то так получилось, что она довольно быстро оказалась перед знакомым зданием. На фасаде мерцала шикарная неоновая вывеска «Видиоцвет», раньше ее здесь не было. Цветовая гамма менялась каждые тридцать секунд, сначала она была лиловой, потом бирюзовой, потом лимонной – эти, казалось бы, странные сочетания создавали эффект нечто магического. Юля немного полюбовалась неоновым великолепием, потом аккуратно спустилась по ступенькам внутрь и решила, что попала не по адресу. На месте, где совсем недавно был бар, теперь висело огромное панно с каким–то футуристическим рисунком. У левой стены стояли два авангардных дивана, а между ними непонятная конструкция из металла, то ли вазон, то ли пепельница и все это, прямо–таки купалось в «лилово–бирюзовом» неоне.

–Добрый день, меня зовут Денис. Сергей Сергеевич, к сожалению, сейчас занят, – перед ней стоял высокий молодой человек в темном костюме,–Он поручил мне быть вашим гидом,–вежливый кивок и профессиональная улыбка,–Прошу.

Они прошли через арку, потом через холл и оказались в большом зале. Посетителей еще не было, зато обслуживающий персонал сновал туда–сюда, словно пчелы в улье.

–Последние минуты перед открытием, «пытаемся надышаться»,–пошутил Юлин спутник,–Направо, пожалуйста.

Они повернули и оказались в небольшом помещении. Деревянные панели, уютные столики, мягкий неизвестно откуда проистекающий свет. В центре стояли четыре стула и подставки для нот. На стульях лежали инструменты: гитара, саксофон и контрабас,–Присаживаетесь,–Денис махнул рукой вглубь зала,–Что вы желаете?

Юля заказала апельсиновый сок и огляделась. Здесь тоже чувствовалась суета. Метрдотель, энергично жестикулируя, что–то выговаривал официантам, по залу пробежала девушка с мокрой шваброй, дверь в служебное помещение была распахнута настежь….

Постепенно зал стал заполняться людьми, публика была явно не посторонняя. По тому, как люди по–хозяйски располагались за столиками и радостно приветствовали друг друга, чувствовалось, что многие были здесь далеко не первый раз. Наконец, появились музыканты. Трое мужчин и девушка.