–Ну, хватит, хватит. Вся моя злость давно выветрилась,–миролюбиво произнесла Юля,–Наталье спасибо скажи, она тут атаки отбивала. А ты чего в свитере? Простудилась?–после этих слов плечи у Галки судорожно затряслись, и она расплакалась. Женщины в испуге повскакали с мест.
–Галчонок, радость моя, не надо так. Расскажи, что случилось?–Юля пыталась развернуть Галку лицом к себе, но та упиралась и никак не хотела поворачиваться.
Помучавшись, минут десять, женщины все–таки смогли оторвать ее от двери и усадить на стул, но когда Галка, наконец, убрала руки от головы, обе оторопели: вместо лица у нее был сплошной синяк и, несмотря на то, что добрую его половину скрывали огромные темные очки, зрелище было жуткое.
–Господи,–перекрестилась Наталья,–кто тебя так?
–Он! Кто же еще?!–с трудом выдавила из себя Галка.
–Кто он?–не поняла Юля.
–Олег!!!!!!
–Это тот «качок», что сюда приезжал?!–у Наташки от возмущения даже голос подсел.
–Да…,–Галка ревела уже в голос, захлебываясь слезами и поминутно икая,– я с его друганом переспать, не захотела…..
–Что!!!!!!! То есть как?–Юля ушам своим не поверила.
–Они в карты играли. Сначала на деньги, а потом им это надоело, решили на желания. Олег проиграл, а тот и говорит: «Хочу с твоей, телкой покувыркаться». Я думала он этому «козлу» в морду даст. Ничего подобного!!! «Господь велел делиться, – говорит, – бери». Я как заору, мол, я не шлюха, чтобы со всеми подряд спать, а он мне: «Шлюха или нет, это я решать буду. Делай, что говорят». Я отказалась, а он меня ударил один раз, второй, я упала – дальше плохо помню. Помню, что кричала, что от кулаков его защищалась… Потом он отстал от меня и ушел доигрывать, а я так и лежала на полу, сколько не знаю, наверное, долго, когда он вернулся, за окном уже светло было. Пришел и говорит: «Ну, что выспалась? Вставай!». А я встать не могу – боюсь. Он меня поднял, через плечо перекинул, а на шею мне мою же сумку повесил, так в машину и отнес. Все время, пока ехали, мне страшно было до обморока, только, когда знакомые дома увидела, успокоилась. А он, мерзавец, осторожный – не на моей улице остановился, а в переулке. «Вот,–говорит,–приехали. Тут недалеко, добежишь. Я тебе через недельку позвоню, раньше все равно не оклемаешься».
–Сволочь, какая!–вскипела Наталья,– Надо в милицию!
–Нет! Что ты, что ты…,–замахала руками Галка,–Туся, я его боюсь. Ужасно боюсь. Ты бы видела его лицо, когда он меня бил…… И потом, у него везде свои люди.
–Он, что из бандитов?–Юля судорожно пыталась сообразить, что делать.
–Нет, просто «крутой», но обычным людям с ним не сладить. Сил не хватит.
–Что значит–не сладить?–опять вспыхнула Наташка,– Я сейчас мужу позвоню!
–Грачева, стоп!–Юля выхватила у подруги телефонную трубку,–Только этого еще нам не хватало ко всем бедам. Галка, ты у врача была?
–Нет. Там же вопросы задавать начнут, а, что я отвечу? Ладно, пройдет….
–Когда–нибудь все пройдет в мир иной,–Юля пристально осмотрела Галкины синяки, пощупала руки, ноги,–Переломов, я думаю, нет, но проверить надо. Ты как до работы добиралась?
–У меня Ленька–сосед таксистом работает, он и довез. Сказал, если что–поможет.
–Значит, делаем так: я сейчас позвоню одному человеку, договорюсь, чтобы тебя осмотрели. Погоди руками махать, лишних вопросов там тебе задавать не будут. Редина человек надежный, правда, она гинеколог, а не хирург, но это даже лучше,–Юля велела Наталье запереть дверь и набрала номер телефона,–Алло? Будьте любезны Светлану Васильевну. Привет. У меня к тебе очень деликатная просьба. Нужно одного человечка осмотреть и сделать это надо без лишних вопросов. Поможешь? Спасибо, родная, за мной должок. Да, Свет, ты ее и по своей части посмотри……… Договорились?–Юля положила трубку и повернулась к Галке–Звони своему таксисту. Наташ, езжай с ней, Светке все объяснишь на месте….. Так…. Дома ей сейчас появляться нельзя…. Галка, мать из деревни приехать не обещала?
–Нет.
–Значит, здесь проблем не будет. Туся, заберешь ее к себе?
–Само собой,–кивнула Грачева.
–Как освободитесь, позвони мне, а я вечером подъеду. Готовы?–Юля выглянула в коридор,–А, ну–ка быстро, пока никого нет….
День оказался на редкость суматошным, хорошо еще, что Ромадин так и не появился. В три часа позвонила Наташка, сказала, что они уже дома и, что осмотр прошел быстро и без формальностей. Теперь предстояло позвонить Лешке. Разговор вышел не из приятных. Еще бы! Никаких комментариев только «…..не могу, не могу,…….. дела, дела,…..такие обстоятельства….», от такого текста, кто хочешь сбесится. Ровно в шесть Юля пулей вылетела из конторы и помчалась на «Сокол». Звонок в Наташкиной квартире не работал, пришлось барабанить в дверь.
–Ты сильнее не могла? А то не все соседи тебя слышали,–прошипела Грачева.
–Ну, извини. Где Галка?
–Спит. Я ее у девчонок уложила.
–Как дела?
–Переломов нет, внутренних повреждений тоже, но отделали её сильно. И еще. Светка её по своей части посмотрела, так там, похоже, одними избиениями не обошлось, просто Галка говорить не хочет. Редина–зараза, в своем репертуаре, говорит на то и канава, чтобы ее по назначению использовать, мол, до следующего раза заживет. А сама список мне дала на три страницы: чего делать, когда прийти, одних наименований лекарств пятнадцать штук. Вот такие, мать, у нас марципаны.
–Да, уж! Пусть она у тебя поживет. Или мне – забрать?
–Обойдешься,–отрезала Грачева,– Здесь хотя бы питаться нормально будет, а то у тебя в холодильнике все богатство: кило льда. Пошли есть.
–У меня вопрос: если тебя решить возможности кого–нибудь кормить, ты зачахнешь или как?
–Вот и не доводи до рецидива,–прошипела Наталья. Юля пожала плечами и послушно направилась в кухню,–Э–э–э. Ты куда? Я в «Грачевском» кабинете накрыла.
В центре кабинета в окружении двух диванов, стоял низкий зеркальный стол необъятных размеров. Эта громадина была полностью заставлена едой.
–Туська, ты чего рехнулась?–от такого обилия съестного Юля даже струхнула,–Тут жратвы на Таманскую дивизию.
–Тебя кто спрашивал?–буркнула Грачева,–Эх, подруга, жизнь–дерьмо, настроение ниже плинтуса. Давай выпьем.
–Ну, давай. Куда ты столько наливаешь?! Это, что водка?
–Обижаешь, мать,–виски. Хозяин самолично из Шотландии привез, из той самой деревни, где их когда–то гнать начинали. Он над этой бутылкой, как Кощей трясется, а мы ее–бздынь! Ну, давай за нас красивых,–и Наталья залпом осушила рюмку,–Господи, гадость, какая! Наша водка в тысячу раз лучше.
–Так, может, лучше «нашей»?–робко предложила Юля,–А эту обратно поставь.
–Водка–это потом. Давай по второй.
–Погоди, я еще первую не закусила.
–Кто же на Руси первую закусывает? Мануфактуркой занюхал и–хорошо.
–С такими темпами нас потом будут искать долго–о–долго.
–Не будут. Никому мы, на фиг, не нужны. Я, во всяком случае.
–Глупости, говоришь!–возмутилась Юля, –А дочери?
–Дочери?! Да, ты знаешь, что мне Ленка перед отъездом заявила?! «Мама, ты стала такая ограниченная, не удивительно, что отец от тебя бегает». Машка, хоть, промолчала, но она тоже так думает. Я знаю. Она с рождения отца больше любит. Вот ведь! Он их видит, в лучшем случае, раз в три дня, а они: папа, папа…… папа–то, папа–это, а я так – мимо проходила. Кончай жевать! Давай выпьем. Давай наш фирменный……
–Ладно,–сдалась Юля, – уговорила: «…не пьянства ради, а поправки здоровья для……» Будь, подруга!
–Ты тоже. Не ставь, не ставь. За здоровье до дна.
Юля опрокинула рюмку и почувствовала, как в голове основательно зашумело,–Ох, до чего же пойло мерзкое. Как капиталисты проклятые его пьют?!
–Аллах с ними, с забугорными. Вот, как наши–то его пьют?–философствовала Наташка,–И ведь, что удивительно: всю жизнь табуретовку хлестали, в лучшем случае «Кристалл», а теперь – виски, «Наполеон», «Мартини»….
–С Толиком,–хихикнула Юля.
–Это кто такой?
–Да, меня тут намедни просветили: оказывается сейчас в определенных кругах самый популярный напиток «Мартын с Толиком», то есть «Мартини с тоником».
–Вещь! За Толика грех не выпить,–Наташка опять залпом опрокинула рюмку и закашлялась,–Трудновато без тренировки. Вот, ты, подруга, мне объясни, чем я перед Господом богом провинилась, что он меня на старости лет в такое дерьмо сунул?
–Рановато ты себя в старухи записала. И никакого дерьма я не вижу.
–А то, что муж со шлюхами спит, а ко мне полтора года не притрагивается–это что? И дочери родную мать ни во что не ставят, тоже нормально? Они и смотрят–то на меня, как на приведение,–она снова потянулась за бутылкой, но налила на этот раз только себе,–Как же мне плохо! Очень плохо! Вот тут,–Наташка хлопнула рукой по груди,–все время болит. Такая тупая постоянная боль. Хуже всего ночью, когда лежишь в спальне одна и в потолок пялишься. Проклятые итальяшки, изобрели кровать размером с футбольное поле, вот я по ней и катаюсь, как мяч до самого рассвета. Черт возьми, Юлька, почему ты тогда меня не остановила?
–Соображаешь, что несешь?–попыталась урезонить ее Юля,–Ты его, как увидела, так сразу же способность соображать потеряла. Это ты на него запала, а не он на тебя. Сашка–то, как раз то мне, то Верке Агаповой подмигивал, должно приценивался, где обломится. Так ты прямо, как фурия на меня налетела: «Не тронь мужика! Учти – он мой!».
–Не помню. Не может быть, чтобы я такое говорила.
–Не помнишь?! А как вы на кухне лизались, а ты ему ширинку расстегивала, тоже не помнишь?! Я когда за спичками зашла, от вашей наглости просто ошалела, даже свет потушить не соизволили.
– Это помню. Я никогда в жизни мужика так не хотела, как тогда Грачева. До этого для меня секс вообще мало, что значил. Мы с Женькой вроде как обязанность выполняли. Он, правда, у меня не первый был, но те двое еще хуже, а тут такое….. Разве я виновата?
–Ты не виновата, но и на стороне виноватых искать нечего. Так получилось, жизнь есть жизнь.
–Знаешь, я поняла! Жизнь–это когда никто ни в чем не виноват и все во всем виноваты! Давай за жизнь,–Наталья разлила остатки виски,–О, замечательно! Бутылочка–то тю–тю!!! Кердык пришел «Грачевской» реликвии.
–Слава богу!
–Рано радуешься, у нас было….,–с этими словами Наташка, как фокусник, извлекла из–под стола новую бутылку,–Гляди, «Черные глаза», любимый напиток «отца народов». Или он, другое любил?…..
–Ты, что ненормальная? Вино после «крепкого».
–Это после водки нельзя, а после виски можно.
–Уверена?
–А–то! Шаманцы……, не, как их, шокландцы…., ну это…., где мужики в юбках……., они завсегда после бани виски, а потом: нырь в океан и красненького для сугрева.
–Точно знаешь?–Юля поглядывала на подругу уже с опаской.
–Я, что зря историко–архивный заканчивала?…. С красным дипломом…..
–А разве там океан? …. Там вроде пролив какой–то?
–Твоя, какая наплевать?…. Промыв, не промыв……. Разливай! Ты чего это неполную? И так жизнь не задалась, а она еще усугубляет.
–Усугубляю не я, а ты,–Юля попыталась незаметно обменять фужер на стакан с вишневым соком, но Наташка углядела.
–Не уважаешь?!
–Ну, все приплыли! Осталось только морду друг другу набить.
–Легко! Еще не вечер…,– содержимое фужера исчезло у Наташки внутри,– А ты действительно напрашиваешься, еще раз увижу, дам в глаз.
Юля внимательно посмотрела на подругу и поняла–даст! Чтобы ее не провоцировать она поднесла фужер ко рту и чуть пригубила.
–Ты, думаешь, я такая пьяная, что уже ничего не вижу? Ах ты, шалава золотушная,–Наталья приподнялась с дивана и занесла правую руку для удара, но не удержалась и рухнула обратно,–Сейчас повторим,–пробормотала она, и снова попыталась подняться.
–Потом повторим. Сначала чайку крепкого попьем. Я сделаю, а ты сиди спокойно,–Юля встала и, стараясь твердо держаться на ногах, вышла из кабинета. Очутившись в полутемном помещении, она остановилась, соображая в какой стороне, находится кухня, потом аккуратно, держась за стенку правой рукой, направилась в противоположный конец коридора. Кухни там не было, зато обнаружился туалет, что было весьма кстати. После посещения этого богоугодного заведения соображать стало значительно легче. Она немного покрутилась на месте и обнаружила второй коридор, который, наконец, привел–таки ее в кухню. Юля включила чайник и села ждать, когда закипит вода. «А вдруг сейчас кто–нибудь явится, Грачев, например. Представляю себе картинку: три бабы, две пьяные «в хлам», а у самой молодой дизайн лица основательно скорректирован…. Господи, только бы здесь не уснуть….» Из оцепенения ее вывел щелчок чайника. Двигаясь медленно, словно во сне, Юля заварила чай, достала чашки, сахар, конфеты, все это водрузила на большой поднос и, пользуясь им, как канатоходец балластом, поплелась обратно в комнату. Она была уже где–то в середине пути, когда в кабинете сначала заорала музыка, а потом раздался оглушительный грохот. Теряя с подноса конфеты, и шарахаясь из стороны в сторону, Юлька влетела в кабинет.
В огромном от пола до потолка книжном шкафу не было стекла, а рядом в груде осколков стояла ее подруга и крутила в руках какой–то предмет, сильно смахивающий на булыжник.
–Грачева, не двигайся. Я сейчас,–стараясь не наступить на то, что было когда–то стеклянной дверцей, Юля осторожно добралась до Наташки, отряхнула ее одежду и кое–как выбрала осколки из волос,–Вот так, а это дай сюда,–она решительно отобрала у подруги булыжник, который при ближайшем рассмотрении оказался бюстом Аристотеля,–Теперь руку давай. Правую ножку подняла, отряхнула и вот сюда поставила. Умница, девочка! Теперь левую. Ай, браво! Погоди. Дай я тебя еще раз осмотрю. Нигде не порезалась? Садись,–она налила большую чашку заварки, и протянула подруге,–Пей! Выпьешь–очухаешься! Аристотель–то, зачем тебе понадобился? – Юля уже стояла у музыкального центра и никак не могла сообразить, где у него регулятор громкости, – Да, как же этот гроб выключается? Ага, нашла. Нет, ты скажи: на кой леший, надо было бедного грека в стекло метать?
–Никого я не метала. Я потанцевать хотела, а он у меня за кавалера. Тяжелый зараза оказался, из рук выскользнул и башкой в стекло.
–Давай еще налью. Лимон положить? И я за компанию,–Юля залпом осушила чашку, в голове слегка прояснилось,– Ну, как самочувствие?
–Нормально,–отозвалась Наташка,– Только трясет немного.
–Третья стадия опьянения–холодный озноб ….. Погоди–ка…… Батюшки, я и не заметила,–у подруги через всю шею, от уха к груди и далее, тянулась струйка крови, которая, при ближайшем рассмотрении, оказалась огромной ссадиной,–У тебя йод или зеленка есть?
–С ума сошла?! У нас уже есть одна с синей рожей, не хватало еще меня зелеными сиськами.
–Обработать надо.
–Открой бар, там водка есть. Вон тот, крайний, полукругом,–ткнула пальцем Грачева,–углубление видишь? Там кнопка.
Юля без особого результата пошарила пару минут в указанном месте, а потом, не придумав ничего лучшего, двинула кулаком в середину ниши, дверца с музыкой отъехала и миру явилась целая батарея разнокалиберного спиртного. Пришлось основательно попотеть, прежде чем она обнаружила бутылку «Столичной»,–Порез глубокий! Терпи, коза,–Наташка поморщилась, но промолчала,–Прижми, кровь плохо останавливается. Одно хорошо, хмель весь вышел, но, зато, жрать хочется–жуть.
–У меня мясо в духовке.
–Сгорело, небось, давно.
–Не–а,–затрясла головой Наташка,– Я духовку как раз перед твоим приходом выключила. Так что остыть могло, а сгореть никак.
–Тогда пошли отсюда, а то я лишний раз повернуться боюсь. Не ровен час, на стекло сядешь, ходи потом с дырявой задницей.
На кухне Наталья достала из духовки противень, на котором стояли четыре глиняных горшочка, и деловито потыкала их содержимое вилкой, –Надо же, еще теплое.
–А почему четыре?
–Привычка.
–Врешь. На всякий случай: вдруг Грачев объявиться.
–Отвяжись, – буркнула Наташка, запихивая противень обратно,–хотела, жрать–жри!
–А ты?
–Я тоже. А голова ясная…. Может, продолжим?
–Что продолжим?–не поняла Юля,– Стекла бить?
Грачева презрительно хмыкнула и через пару минут вернулась с бутылкой вина,–Допьем? Все равно открыли…., а ты у меня переночуешь. Давай за что–нибудь хорошее.
–За удачу. Идет?–подмигнула Юля.
–Идет, идет!
Они выпили. Юля посмотрела на грустное Наташкино лицо, на то, как она ковыряет в тарелке, и осторожно спросила,–Туся, а это правда, что у тебя с Сашкой полтора года ничего нет?
–Правда.
–Так чего же ты? Надо же делать что–то?
–Что делать?–Наташка даже жевать перестала.
–Откуда я знаю? Ты поговорить с ним пыталась?
–Нет. Мне стыдно.
–Как это стыдно?–удивилась Юлька,– Перед кем? Вы же семнадцать лет женаты, у вас детей двое!
–Вот поэтому и стыдно.
–Ничего не понимаю. Объясни подруге–тупой, неразумной.
–Ну, одно дело, когда молодые….. А тут….. уже взрослые люди, как я ему скажу, что мне хочется…. все должно как–то само собой получаться…..
–Это как? Он, что всегда готов должен быть? И ты тоже по первому требованию? Обязаны трахаться– и все?!
–Вечно ты со своей прямотой,–обиделась Наташка,–Но, согласись, что брак строится по определенным законам.
–Ты у нас, конечно, человек опытный, но тут–извини: никто ни кому ничего не должен. Просто встречаются двое и начинают вместе существовать. Почему встречаются? Почему именно этот человек, а не другой? А не почему! Так получилось! Каждый из них себе–то толком ничего объяснить не может, где уж другому. И все законы, все правила, они сами себе устанавливают, их жизнь, значит им и решать!
–Ну, хорошо,–кивнула головой Грачева,– Допустим, установили они законы, так их же надо выполнять!
–Ну, мать, липовая ты отличница!–Юлька даже кулаком по столу пристукнула,–Плохо тебя в твоем «историко–архивном» учили. Даже государство время от времени свои законы меняет, Штаты и те – нет – нет, да и внесут поправочку в конституцию, а в отношениях между людьми тем более. Не сразу же вы дошли до жизни такой. Кто–кто, а я помню, как от вас искры летели, рядом стоять невозможно было. Как же ты допустила, чтобы все исчезло?
–По–твоему я во всем виновата?–вскипела Наташка.
–А кто? Царевна–лягушка?
–Значит я?! Да, он, все время только о своих делах и думает, а я вроде как не существую! Вообрази: в постели он сначала долго говорит, какой у него сегодня был дерьмовый день, как сорвалась сделка, как какой–то там Пупкин или Тютькин не подготовил бумаги, а потом лезет ко мне. Представляешь, мою реакцию?
–Представляю–послала. Потом еще раз послала, потом еще……и, что прикажешь ему после этого делать? Узлом завязать?
–Подумать головой своей! Раз я отказываю, значит, причина есть, а он вообще на меня смотреть перестал.….
–А ты сама–то инициативу проявлять пыталась?
–Нет, конечно. Это он должен ее проявлять. Он мужчина, это же их прерогатива.
–Образованная, плесень,–ругнулась Юлька,– Слова–то, какие: «прерогатива». Никогда они ни какую инициативу не проявляют. Это мы всегда делаем. Когда, открыто, когда просто понять даем: «можно, можно, действуй…», а иногда и на провокацию идти приходиться. Мужики больше всего на свете отказа бояться. Им удар по самолюбию, что атомный взрыв. Как же так, его такого замечательного и отвергли? У некоторых вообще теория: никогда за бабами не бегать, сами придут, сами попросят, сами дадут.
–Пакость, какая.
–Так–то оно так, только ты можешь что–нибудь изменить? Нет? Вот и я нет. И никто не может. А раз так, то надо с этим считаться, более того, пользу извлекать. Только не рассказывай мне сказки, что не знаешь, как. Семнадцать лет назад знала, а сейчас нет?
–Из твоей теоремы следует, что все мы курвы и отъявленные шлюхи! – съехидничала Наташка.
–И она меня ругает за прямоту!! Ничего подобного из моей теоремы не следует. В каждой женщине есть все: от монахини до нимфоманки, как в азбуке, там все буквы нужные от «а» и до «я». Ну, по ситуации, конечно……
–Получается, что это ты своего «нынешнего» соблазнила, а он «бедненький, несчастненький» ни при чем?
–Это ты про кого?–поежилась Юля.
–Это я про «Арамиса», который твой стриптиз наблюдал. Не делай «большие» глаза, я вас видела. Я, может быть, и «ограниченная», как выражается моя доченька, но не слепая.
–Ну, и на здоровье, раз видела.
–На вопрос отвечать будешь?
Юля задумалась, припоминая события того дня: как она сидела перед Алексеем в расстегнутом халате, как подразнивала его, как потом переодевалась перед ярко освещенным окном,–Выходит, что так….. Нет, строго говоря, начал–то он….., только спровоцировала его я.
–А если бы не спровоцировала, неужели он сам не попытался?
–Нет. Девять из десяти не попытался бы. Вспомни, первая заповедь: не хочешь, чтобы к тебе приставали, не смотри встречным мужикам в глаза, гляди мимо.
–И, чего ты их защищаешь,–устало вздохнула Наталья,–можно подумать, они мало тебе в жизни нагадили.
–Защищаю, говоришь?….–удивилась Юлька,–А Ромадин говорит, что я живу под девизом: «Все мужики – сволочи!»
–Надо же! И что ты ему ответила?
–Что не все, а только те, кого знаю.
–Представляю, как его перекосило!
–Да, нет. За столько лет он уже ко всему привык.
Наталья внимательно посмотрела на подругу,–Юля, мы с тобой давно дружим, а я никак не пойму, что у вас за отношения с Николаем?
–Поздно уже,–Юля встала и принялась составлять в раковину грязную посуду, – давай это как–нибудь в другой раз обсудим. Неплохо бы часок поспать, а то скоро уже светать начнет.
***
Стоило прикрыть веки, как голова тут же отъезжала в небытие, а тошнота, загнанная в желудок поистине титаническими усилиями, активно просилась наружу. «В первую очередь вызвонить Людмилу с дачи. Одна я больше двух дней не продержусь……Что ж так душно? Не метро, а газовая камера…… А с Галкой, что делать? Ну, пока поживет у Грачевой, а потом?…. Этот стервец в ее покое не оставит». На улице самочувствие значительно улучшилось, стараясь держаться теневой стороны, Юля довольно быстро добралась до конторы.
–Здравствуй, дорогая!–пропел за спиной знакомый голос
–Люда! Ты моя спасительница!–Юля радостно охнула,–У нас дела, хуже сажи,–и она скороговоркой изложила последние события.
–Чтоб вашу…перекись–марганцем…! Молодежь сопливая необученная! На пару дней оставить нельзя!–сокрушалась Людмила,– Говорила же я, что эта вертихвостка допрыгается!
–Ну, говорила, говорила…. Что делать будем?
–Давай переживать неприятности по мере их поступления. Может жизнь чего подскажет.
Только дверь открыли–местный телефон затрезвонил. Юля перевела взгляд: настенные часы показывали ровно девять. Посмотрела на наручные – на тех вообще было без трех минут,–Алло?
–Наконец–то,–недовольно пророкотала трубка.
–Что значит «наконец – то»?– вскипела Юля,–Я, что должна на работу за час до начала приходить? А, может мне вообще здесь ночевать?
–Неплохо бы, а то я, который вечер на квартиру звоню, звоню, а хозяйку волной смыло,– в голосе у Кольки сквозило явное недовольство.
–Вечер–понятие растяжимое,–Юля решила не обострять ситуацию.
–Только растягивается он у тебя до сорока восьми часов. Ладно, это как–нибудь на досуге….,–подытожил Ромадин,–Ты бумаги просмотрела?
–Просмотрела,–она уже совсем успокоилась,–Заманчиво, но рискованно. Сейчас объясню почему.
–Да, я сам знаю почему, но обсудить все равно надо. Только давай не сейчас, а через полчаса, а то у меня в приемной какой–то настырный фрукт из местной управы топчется.
Дальше ту–ту–ту…….гудки.
Юля усмехнулась, как всегда, последнее слово обязательно должен оставить за собой. Ну, что ж, не самый плохой недостаток, или она слишком снисходительна?…… Развить мысль не удалось. Дверь с шумом распахнулась и в комнату ввалился Бобров.
–Люде–Ванне, нижайшее! Здравствуй, любовь моя,– он по привычке чмокнул Юлю в щеку и уселся прямо на стол.
–Славка, отвяжись!–Юлькин локоть въехал Боброву в бок,–Я на тебя злая, как собака.
Славка поморщился,–Чего вдруг?
–Не вдруг, а опять.
–А «о – десять» не было?
–Кончай острить!–оборвала его Юля,–Вы, когда с Поморцевым обязанности поделите? Как у клиента проблемы, никого из вас в конторе нет. А если оба на месте–еще хуже. Пока вы отношения выясняете, клиент без информации сидит, а они нам деньги платят и в каждом договоре пункт о неустойках прописан. Вот все сюда и звонят! Почему я должна выкручиваться и твоих ребят упрашивать, чтобы на вызов съездили? Ты чего добиваешься? Чтобы я Ромадину нажаловалась? Могу! Он врежет так, что мало не покажется….
–Ладно, ладно….,–Славка страсть, как не любил сориться,–Сегодня ты меня прикрыла, завтра я тебя…..
–Ты меня прикроешь?! Интересно, каким местом?
–Да, каким пожелаешь!
–Иди к черту!–от его благодушной физиономии Юлька чуть ли ни на крик перешла,–Глаза бы мои на тебя не глядели. И имей в виду, если я еще раз услышу, что «Бантику» влетело за несанкционированные действия, все Ромадину расскажу.
Бобров хихикнул, изобразил пальцами «козу» и, со словами: «У–тю–тю, какие мы грозные»,–выкатился из комнаты.
Юля только горестно вздохнула. Прав Славка, никому она не настучит, слишком уж давние и непростые отношения их связывали. Все началось еще, когда Ромадин работал заместителем директора в ЦНИИ Информационных систем. В то время ЦНИИИС был головным НИИ при МИНТЯЖМАШе СССР, а посему обладал мощнейшей базой данных по всем предприятиям тяжелой промышленности Советского Союза.
А, страна тем временем, уверенно шла к развалу. С прилавков исчезали товары, предприятия сокращали производство, потому что не хватало сырья, а добывающая промышленность не могла обеспечить сырьем всех желающих, потому что заводы не поставляли необходимое ей оборудование–круг замкнулся. Именно тогда–то и расцвели пышным цветом всякого рода посредники. Они покупали и перепродавали абсолютно все от детских сосок до урановой руды. Ромадин быстро сообразил, какую ценность в эпоху тотального дефицита может иметь формула: «Что? Где? Почем?» и, пользуясь служебным положением, потихоньку стал сливать информацию различным кооперативам и частным лицам. Постепенно Николай вошел во вкус. Он тоже зарегистрировал кооператив, взял себе скромную должность старшего менеджера, а генеральным директором, сделал своего давнего знакомого Поморцева, того, как раз к тому моменту, турнули из райкома партии. Во всем, что не касалось руководящей роли КПСС, Поморцев разбирался слабо, но это мало кого волновало. Основная его функция состояла в том, чтобы производить благоприятное впечатление на клиентов, а тут Вадиму Павловичу равных не было. Этакий зиц председатель Фунт конца двадцатого века. Вскоре одного впечатления стало недостаточно, потребовалось оформлять бумаги и вести переписку с клиентами. И тут Ромадин вспомнил о Юле. До сих пор остается загадкой, каким образом ей тогда удавалось совмещать обязанности экономиста, референта, начальника отдела кадров, секретарши, курьера и еще бог знает кого. Только бухгалтером кооператива была тетка Николая, да и та согласилась поработать исключительно из родственных чувств. Разместились они в маленькой комнатке все в том же ЦНИИИСе. Ромадин повел дело с умом, он не только торговал старой информацией, но и собирал новую. Параллельно создавалась база данных на всех клиентов, которые хотя бы раз обращались к нему за помощью. Как только какая–нибудь фирма попадала в поле зрения Ромадина, она тут же вносилось в реестр с подробнейшим описанием. Указывался не только род деятельности и фамилии руководителей, но и множества мелочей, например, цвет волос секретарши или какие напитки предпочитает коммерческий директор. Но главным достоинством этой базы было то, что там не просто фиксировались фирмы, их потребности и предложения, но и отслеживались все происходящие с ними изменения. Когда та или иная контора, по каким–либо причинам прекращала свое существование, ее не изымали из реестра, а просто переводили в другой раздел. Стараясь, при этом, отследить, во что она трансформировалось, и чем в данный момент занимаются его бывшие руководители. Прошло совсем немного времени, и Колька стал обладателем ценнейших сведений, которые требовались не только частному капиталу, но и многим государственным чиновникам. Пользуясь поддержкой своего покровителя Цуквасова, который к тому времени уже был вхож во все правительственные структуры, Ромадин одним из первых выбил средства для закупки компьютеров и начал в пожарном порядке переводить информацию с больших вычислительных машин на персональные. Команда у него для этого собралась отменная. Сам в прошлом великолепный программист, Колька хорошо понимал, что без грамотного персонала ему не обойтись. Официально в фирме числилось только четыре человека, но, несмотря на это, Ромадин всем «технарям» платил приличные деньги, используя все возможности, как легальные, так и нелегальные. Бедная тетушка, бухгалтер советской закалки, от всего происходящего приходила в ужас и постоянно грозила уволиться. Но игра стоила свеч, и ребята ценили такое отношение начальства, хотя, как водится, при каждом удобном случае крыли его почем зря.
Кроме Славки Боброва в команду входили Мишка Чаревич, Виктор Вантиков, Илья Лопарев и два Шуры: Ермолаев и Хавыло.
Чаревич и Вантиков были программистами. Мишка, что называется, все хватал на лету, из него просто фонтаном били различного рода идеи. Любую задачу он начинал с того, что предлагал оригинальный и, как правило, сложный метод решения. Он обожал, новые технологии и старался использовать их максимально, даже, если они считались «сырыми». А вот делать рутинную работу терпеть не мог. Для него было просто наказанием, когда программу, что называется, надо «довести до ума». Обычно в таких случаях он дотягивал до последнего, а потом с бешеной скоростью начинал форсировать события. Естественно, что подобный подход отражался на качестве сервиса, и в самый неподходящий момент что–нибудь обязательно отказывало. Только Мишку подобные мелочи волновали мало, в таких случаях, он обычно говорил: «Не царское дело – мух ловить», за что и получил прозвище «Царевич». Его напарник и закадычный друг Витька Вантиков был полной противоположностью. Этот наоборот предпочитал предельную ясность. Прежде чем начать реализовывать какой–нибудь проект, он всегда составлял схему с тщательной проработкой каждого этапа и только после этого приступал к работе. Его программы отличались простотой и безукоризненным сервисом, не было случая, чтобы творения «Бантика» вдруг переставали функционировать по неизвестной причине. Клиенты его обожали. Особенно дамы постбальзаковского возраста, для которых компьютер ассоциировался, ни много, ни мало, с атомным реактором. Лапидарность Витькиного «продукта» позволяла дородным матронам чувствовать себя современными «бизнесвумен» и, они с видимым удовольствием давили на клавиши. Даже внешне эти двое были абсолютно разными. Царевич – невысокого роста, коренастый, с голубыми глазами в обрамлении пушистых ресниц и с кокетливыми ямочками на щеках. А Бантик – под метр девяносто, худой, сутулый, с серьезным взглядом больших карих глаз. Единственная объединяющая деталь – оба носили очки. Было очень забавно наблюдать со стороны, когда они спорили по тому или иному поводу. Уравновешенный спокойный Бантик, четко выговаривая каждое слово, медленно излагал свои доводы. И только по тому, как он поправляет сползающие на нос очки, тыкая в переносицу через каждые две минуты, можно было догадаться, что предмет спора задел его за живое. При этом, крайне возбужденный Царевич нетерпеливо метался по комнате, сметая все на своем пути. У него никогда не хватало терпения дождаться, когда, наконец, Витька закончит говорить и, поэтому он все время пытался перехватить инициативу, а когда это не удавалась, то воздевал руки к потоку и восклицал: «Боже мой, с кем я связался? Ты – одноклеточный! Нельзя же в такой степени следовать правилам! Это не бельевой шкаф, где все по полочкам раскладывается. В жизни необходимо импровизировать, оставлять место для внезапного порыва». Но по–настоящему они не сорились никогда. Максимум, сколько эта парочка могла просуществовать врозь – трое суток.