Тогда она даже не сразу уловила смысл сказанного. Просто смотрела, как шевелятся губы Бориса, и моргала. Нет, когда они с Ольгой вернулись в беседку, Юля сразу почувствовала, что что–то произошло. Все говорят вполголоса, на нее стараются не смотреть, глаза прячут, Ольга Дину окликнула, а та грязные тарелки подхватила и в сторону, а головой в ответ – мол, сейчас вернусь. Ольга за ней, а Борис наоборот, подошел к Юле вплотную, под локоть бережно взял и терпеливо так, внятно, словно дитю малому три раза одно и то же: «Алексею пришлось уехать, они с Ростом Ирину повезли к врачу. Нет, не в Москву. Тут через четыре дома дача профессора Штауфа. Он с Ириной хорошо знаком и давно ее наблюдает»……

Юля опять замотала головой. Бесполезно. Перед глазами снова всплыло виноватое Борькино лицо.

А потом…..

Потом внезапно возник хозяин и каким–то непонятным образом разрядил ситуацию. Народ снова загомонил, правда, уже без высоких нот, на столе появился огромное кондитерское сооружение из трех этажей, зазвучала музыка и праздник вошел в прежнее русло. Вот только Юля всё ещё держалась за Матюхинский рукав, словно боялась, что если отпустит его, то потеряется в этой неразберихе чужих и непонятных для нее, отношений.

Неожиданно появился Рост: «Приступ прошел, Ирине вкололи лекарство и теперь она спит. Нет не у Штауфа, а у Лешки на даче. Ну, и он там, потому, как через три часа повторно колоть надо»….

Юля едва не расхохоталась: на том месте, где меньше суток назад лежала она, где они с Лешкой занимались любовью, теперь лежит его бывшая жена. Хотя, почему бывшая? Они же не разведены. А то, что она лежит именно там, Юля была уверена. Не на кухне же он ее разместил, и не в кабинете, там диван сломан, так что больше негде.

Правая нога затекла и рука тоже,–скрип–скрип–др–р–р–р…… Так и соседа разбудить можно. Юля прислушалась, из–за стены доносилось мерное похрапывание,–«Вот повезет кому–то. Мужик что надо, надежный. Да, только не ценим мы таких, нам бы, что называется все «с пендикряком да на фортепуцию», чтобы нервы себе помотать, в истерике побиться».

А не одной Юле тогда неуютно было, правда, поняла она это гораздо позже. И вообще, несмотря на старания хозяина, атмосфера за столом была какая–то заторможенная. Катенька, нехотя ковыряла кусок торта, глаза у нее закрывались, а голова медленно клонилась в сторону мужа. Ольга усиленно пыталась заставить изрядно захмелевшего Ивана выпить крепкого чаю. Рост, блаженно прикрыв глаза, медленно раскачивался на стуле в такт музыке. Жанна, которая было по привычке начала рассказывать очередную тусовочную историю, вдруг смолкла и с увлечением занялась раскладыванием конфетных фантиков. Феликс Браншиц вообще куда–то исчез. И только в дальнем углу беседки Дина с Леной что–то возбужденно обсуждали.

Вот ведь как бывает, разговаривают двое, ты и лиц–то их толком не видишь, не то чтобы слова различать, а точно знаешь, что слова эти к тебе отношение имеют, если не впрямую, то косвенно. И ничего тогда Юля с собой поделать не могла. В упор, не отрываясь, то на Дину, то на Лену глаза переводила, а те и не замечали ничего. Чем старательнее Дина убеждала в чем–то подругу, тем решительнее та ей возражала, даже руками для пущей наглядности, стала размахивать.

А потом Юля услышала у себя за спиной усталый голос Марка: «Поздновато, пора, однако, на боковую». Все словно только этого и ждали: «Да, да …. Ой, как глаза слипаются…. И прохладно уже стало…»

Первыми ушли Ольга с Иваном. Орлов, правда, пытался произнести напоследок тост, но княгиня решительно пресекла его инициативу. За ними потянулись остальные. Марк хотел заботливо поднять на руки свою задремавшую жену, но Катенька проснулась и мягкой переваливающейся походкой засеменила впереди мужа. Сергей, словно нехотя «прикладывался к сигарете» и терпеливо ждал, когда освободится Дина. Наконец, девушки разошлись. Лена направилась в дом, а Дина, наоборот, к столу. Откуда–то из темноты появился Шустров,–Фелька–то давно спит сном праведника.

–Пожалуй, и нам пора,–Дина смачно зевнула,– Устала я чего–то, а еще на второй этаж лезть. Лестницы, Андрюха, у тебя больно крутые.

–Ничего, ничего,–усмехнулся Шустров,–Рост тебя куда угодно донесет с превеликим удовольствием,–Дина притворно нахмурилась, погрозила ему кулаком и потащила Сергея за собой.

Похоже, здесь все знали свое место, только Юля была ни при чем.

–Ну, а…,–закончить Андрей не успел.

–Ну, а мы полезем на чердак,–перебил его Борис.

–На чердак? Ну, ты, понятно, со школы его обожаешь, но леди моего лучшего друга…

–Я тоже обожаю чердаки,–поспешила Юля.

–Желание гостьи закон, но учти там стены фанерные, а Борька храпит, как стадо слонов.

–Ничего страшного,–храп–самое меньшее, что беспокоило ее в тот момент,–Я крепко сплю.

***

Зря она хвасталась. Сначала никак заснуть не могла: кровать скрипучая, да и сосед за стеной такие децибелы выдавал, что мертвый воскреснет. Только задремала – кошмар привиделся, теперь вот мысли не самые веселые. Юля вылезла из постели и подошла к окну.

Внизу было тихо. Пара фонарей, которые не особенно усердно освещали уходящую за дом дорожку, да сооружение непонятного назначения: то ли скамейка, то ли каменный вазон – это все, что можно было разглядеть. За стеной после некоторого затишья возобновились шумовые эффекты. Понимая, что со сном дело не выгорит, Юля оделась, и, прихватив пиджак Бориса, оставленный ей в качестве дополнительного одеяла, вышла из комнаты.

Как ни странно сориентировалась она довольно быстро: держаться правой стороны, первый поворот на лестницу, по ней до конца, еще раз направо – вот он холл, дверь толкнула и на улице, аккурат на том месте, что из окна видела. Видимо, дом действительно здоровый, если хозяин уйму времени на экскурсию угрохал, а сюда так и не довел. Фонари еле–еле светятся. Не похоже это на Шустрова. А, может, специально?

Дорожка: гравий пополам с травой в темноту уперлась. И куда ни кинь, сплошные заросли, кустарник, ровно чащоба непроходимая. «Это очень характерно для моего брата»–вспомнила Юля.

–Я тебя умоляю, не делай этого!

–Да, не могу я так больше! Должна же быть какая–то ясность, в конце концов!

От неожиданности Юля даже испугалась. Она узнала голоса.

–Может оно и так, но сегодня не самый подходящий момент для выяснения отношений.

Все ближе, ближе….

–А когда подходящий? Я уже год жду этого момента, с тех пор, как в Москву вернулась.

«Ой, как некстати…. Еще решат, что я специально… Так. Куда?… В дом не получится, единственное…», – дальше раздумывать было некогда и Юля, стараясь по возможности не сильно шуметь, забралась в кусты.

–Господи, ну, чего тебе не сиделось в своем Нью–Йорке? Работа, зарплата, условия…

–Не в Нью–Йорке, а в Бостоне. Знаешь, везде хорошо, где нас нет.

Они стояли под фонарем. Лена и Дина. Лиц Юля практически не видела, ветки мешали, а вот слова слышала хорошо.

–Не надо туда ходить! Ты понимаешь это или нет?!

–Понимаю, но все равно пойду.

–Ну, тогда и я с тобой.

–А вот – это нет. Ты останешься. И имей в виду, если попробуешь мне помешать, я тебе….. я тебя…..

Что там произошло, Юля не рассмотрела, только Дина вдруг круто развернулась и исчезла в доме, а Лена наоборот юркнула в темноту. И какая сила толкнула Юлю за ней? Неважно. Единственное, что её в тот момент волновало – как бы не потерять Лену из виду. Хотя никакой загадки, в том, куда они направлялись, не было, только Юля этой дорогой шла второй раз в жизни, а Лена, судя по всему, ходила неоднократно…..

Едва различимый среди зелени дом был погружен в глубокомысленную темноту, только наверху в мансарде едва светилось окошко–веер. К тому времени, когда Юля добралась до знакомой калитки, Лена уже минут десять, как исчезла из ее поля зрения, наверняка она уже в доме. Совершенно не понимая, что ей делать, Юля, словно завороженная смотрела на тусклое пятно, слабо мерцающее под самой крышей. Вдруг свет ярко вспыхнул и тут же погас, теперь уже окончательно. Одна, две, три минуты….. и вот уже яркая точка заплясала в углу террасы, отчаянно пробиваясь из кухонного окна на волю.

Повинуясь какой–то неведомой силе, Юля подобно сомнамбуле, путаясь в траве и натыкаясь на кусты, добралась до нее и прильнула к стеклу. Лена сидела на кровати, уронив голову в ладони. Издали она напоминала нахохлившегося воробья: маленькая сгорбленная фигурка, колени сжаты, плечи подняты, в двух метрах от нее стоял Лешка. Напряженно жестикулируя правой рукой: вверх–вниз, вверх–вниз, он говорил, говорил, говорил……

Вдруг Лена вскочила и, крепко сжав пальцы в кулачки, что–то выкрикнула. Лешка отпрянул, сделал несколько шагов назад, и вновь принялся «рубить воздух», а Лена, наоборот, словно окаменела. Выглядела она ужасно: рот напоминал кровавую рану, слезы растекались по щекам и подбородку черными пятнами, губы дрожали.

Юля давно забыла об осторожности, она почти впечаталась в стекло, да и не могли они ее заметить, ничего сейчас они заметить не могли. Она не стала прятаться, даже когда Алексей к окну повернулся. Господи, какое у него было лицо! Боль, злость, жалость, и еще что–то….. по щекам желваки ходят, ртом воздух глотает, будто задыхается, и опять говорит, говорит, говорит…. Юля инстинктивно отпрянула назад. «Господи! Что я делаю!» – её раскаяния хватило на две секунды…. Теперь Лешка стоял к Юле боком, и она видела, как правая щека у него начинает подергиваться, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее.

Неизвестно, что вывело Лену из оцепенения то ли нервный тик, то ли его слова, только она в одно мгновение подлетела к Лешке, прижалась, руками за шею обхватила, лопочет что–то, и все поцеловать пытается. Тот сначала опешил, а потом руки ее от себя отодрал и шарах бедняжку в сторону кровати. Она, как мячик подскочила и опять к нему кинулась. Пальцами по лицу шарит, глаза собачьи, а потом – целовать. Быстро, быстро: лоб, нос, щеки, губы. Лешка стоит, не шевелится, потом руки поднял и обнял ее…….

Юля сделала шаг назад, один, второй, третий….. Стоп! Перила. Терраса кончилась….

Она сидела на той самой скамейке, про которую ей когда–то рассказывал Алексей, за домом рядом с качелями, на любимой скамейке его деда. Сидела и ждала когда начнет светать. Сидела, не потому что надеялась увидеть какое–то продолжение, а потому что знала: в темноте обратную дорогу ей не найти. Значит надо ждать. Ждать и думать. Хотя о чем думать? Собственно не о чем, да и не хочется. З–з–з–з…, з–з–з–з… «Проклятые комарихи, если бы не Борькин пиджак, эти курвы меня бы точно сожрали»,–Юля опасливо поежилась, стараясь как можно глубже зарыться в Матюхинскую амуницию. В кармане что–то звякнуло, она запустила туда руку и достала пачку сигарет. «Странно, Борис же, вроде, не курит,–это была первая осмысленная фраза, которая посетила ее голову с того момента, как она опустилась на скамейку,–Вот именно «вроде»….. Вроде не курит, вроде нравиться, вроде жив, а конкретного – ничего»….

И вдруг она поняла! Поняла, что еще было тогда у Лешки во взгляде–любовь!

Искалеченная, почти убитая, перепаханная гордостью и унижением, но все–таки она там была.

***

–Вот, …. вот,… здесь останови.

–Давай я тебя хотя бы к метро подвезу.

–Не, не надо. Пока развернешься, пока на светофоре постоишь…. А я напрямик дворами, тут минуты три не больше.

–Ну, как хочешь, – сдался Марк,–только на ходу не прыгай, дай остановиться, – пара виртуозных маневров и серебристая «Мазда» застыла у тротуара.

Стараясь несильно шуметь, чтобы не потревожить мирно посапывающую на заднем сиденье Катеньку, Юля выбралась из машины,–Спасибо, что подвез,–рукой на прощанье махнула и вперед быстрым шагом не оглядываясь. Сейчас ей больше всего хотелось оказаться как можно дальше от фейерверка, искусственного водопада, пьяных разглагольствований Орлова, запаха сена на чердаке, чужих донельзя запутанных отношений и виноватых глаз Матюхина….. Стоп…… Нет….. Борис здесь ни при чем…..

Первое, что она увидела, когда вернулась сегодня утром, была широкая Матюхинская спина. Борис сидел на каменном вазоне и дремал в довольно неудобной позе: руки скрещены на груди, а ноги наоборот широко расставлены. По мере того, как Борькина шея меняла угол наклона, руки его разъезжались, а тело начинало заваливаться в сторону. Очнувшись, хозяин возвращал непослушное туловище на место, пару минут оно сохраняло вертикальное положение, затем все повторялось.

Юля немного понаблюдала, как Борис героически сражается с законом притяжения, потом сняла с себя пиджак, – Спасибо. Давно здесь сидишь?–пиджак перекочевал на широкие Матюхинские плечи.

–Не очень,–он поморщился,–В комнате духота страшная и открытое окно не помогает.

Духота и в правду была невыносимая. Юля подняла голову–сплошные белые комья, словно тюки с ватой выпотрошили,–А, сколько сейчас времени?

–Половина восьмого,–Борис кивнул на пиджак,–Пригодился?

–Ага,–чего уж там, он же все равно знает, где она была,–А всё–таки, давно сидишь?

–Часа три, может, больше. После того, как Ленка вернулась.

–Борь, мне уехать надо. Поможешь?–Юля почему–то была уверена, что он обязательно найдет выход.

И, действительно, минут через двадцать, когда она уже умытая и прибранная застилала кровать, появился Матюхин с плетеной корзинкой в руках,–Катюшке нездоровится, Марк ее сейчас в Москву повезет. Вот с ними и поедешь,–Юля кивнула и стала искать глазами свою сумку,–Не спеши, раньше чем через полчаса они не отчалят, еще поесть успеешь.

Он извлек из корзины термос, чашки, тарелку с бутербродами и расположил все это на подоконнике,– Не, возражай, кофеек тебе сейчас не помешает, да и мне тоже.

После завтрака Борис каким–то обходным путем вывел ее за территорию участка, куда ровно через минуту подъехала машина Марка. Юля с благодарностью посмотрела на своего спасителя, – Спасибо. Ты там…., – она замялась,– ну, скажи что–нибудь….

–Не переживай, я все улажу…..

«Я все улажу, я все улажу,…–крутилось у Юли в голове пока она ехала в машине, вот и сейчас тоже, – «Я все улажу…. Хороший ты человек Матюхин, да, только не волшебник. Как там: если делать все, что левая задняя хочет, а потом хоть трава не расти, тебе же все это и вернется,… вернется,… вернется….».

Напрямик к метро пройти не удалось, в первом же дворе дорогу ей перегородил бетонный забор, отгораживающий свежевырытый котлован от остального мира, пришлось вернуться назад и двадцать минут топать пешком вдоль, раскаленного, как горячая сковородка, шоссе. А в метро, как назло, поезда шли с сильно увеличенным интервалом, так что народу на платформе набралось, как в часы пик. В результате домой Юля попала уже далеко за полдень, злая и абсолютно разбитая. Не хотелось ничего.

Она бросилась на диван и закрыла глаза…. Дзинь, дзинь, дзинь…. «Кинуть бы в это мерзкое устройство чем–нибудь тяжелым,…–дзинь, дзинь, дзинь…., телефон замолчал,–Слава богу,…… Щас, начнет орать мобильник.. Не, не начнет, я его на работе оставила,– Юля снова закрыла глаза,–Лежать бы так и не двигаться. Никогда,–дзинь, дзинь, дзинь….,–Господи! Достали!»–она с трудом поднялась и медленно, все еще надеясь, что звонки прекратятся, подошла к телефону,–Алло!

–Дома?! Отлично,–даже по голосу было слышно, что у Ромадина великолепное настроение,–Сейчас буду.

–Коль! Нет! Нет!–но трубка уже плевалась короткими гудками,–Только этого мне не хватало…..

Осознавая всю неизбежность предстоящего, Юля поплелась в ванную и, едва закончила принимать душ, заверещал дверной звонок: тр–р–р…., т–р–р….., потом кулаком: бам, бам, бам…..,–Юлька! Открывай!….

Кое–как обмотавшись банным полотенцем, и, сделав на всякий случай зверское лицо, она побежала избавлять несчастную дверь от экзекуций,–А, если я не одна?! Может, у меня тут орда любовников?

–Выкину, всех,–в руках у Кольки были два объемных пакета с надписью «ВестМаркет»,–Имею право. Праздник у меня,–он по–хозяйски прошествовал в кухню и водрузил пакеты на стол,–Кликуша на развод подала! Гуляем! Иди, готовься, я тут сам справлюсь. Все равно в хозяйстве от тебя пользы никакой!

Юля была озадачена–Что, правда, жена твоя на развод подала?!

А Колька уже вовсю гремел посудой,–Правда, правда. Брысь с кухни!

Она подчинилась, случай и, правда, был не из рядовых. Ромадин с супругой давно уже существовали отдельно друг от друга, у каждого была своя жизнь. Собственно так у них было с самого начала, но если основными Колькиными занятиями были карьера и бизнес, а многочисленные романы являлись всего лишь приложением, то у жены все наоборот. Та отрывалась на полную катушку: бары, рестораны, вечеринки, светские мероприятия, курорты, любовники. Правда, в «советское время» ей приходилось, вроде как работать, чтобы не портить репутацию папочке–крупному чиновнику, но, когда от Советского Союза остались одни воспоминания, она плюнула на условности и пустилась во все тяжкие. Ее загулы и кутежи приобрели масштабы просто космические, в Москве не было ни одного мало–мальски заметного мероприятия, на котором бы не отметилась Гликерия Романовна. Со временем любовники у нее становились все моложе, а ежедневные дозы алкоголя все значительнее. Жила она на широкую ногу: зимой Канары, Мальдивы, летом Франция, Италия и шопинг, шопинг, шопинг…, по началу, проблем с деньгами не было. Папочка, сумевший воспользоваться своим высоким партийно–аппаратным положением, сколотил приличное состояние и ни в чем ей не отказывал. Но, когда до него дошли слухи, что дочь ведрами глушит спиртное, не пренебрегает наркотиками и содержит молодых любовников, да не одного, а нескольких одновременно, старик резко поменял тактику. Он оплачивал ее расходы на квартиру, на прислугу, на заграничные поездки, на наряды, но на руки денег не давал. Дочь, разумеется, такое положение не устраивало, и она быстро нашла выход. Гликерия вдруг вспомнила про Ромадина и стала активно тянуть с него деньги. Чаще всего это происходило так: супруга звонила на мобильник и без предисловий требовала, что бы ей была переведена определенная сумма, но бывало, что и заявлялась лично, устраивала скандал с криками, обвинениями, битьем посуды и прочая и прочая. Менять номер телефона или прятаться было бесполезно, жена находила его всегда. Ромадин стервенел, но платил, потому, как послать ее подальше или развестись, он не мог.

Дело в том, что в начале девяностых, Цуквасов, бывший к тому времени уже депутатом сначала Верховного Совета, а потом Государственной Думы, познакомил Николая с неким Дмитрием Натаповым, охарактеризовав того, как весьма неглупого мужика со связями в определенных кругах. По тому, как Цуквасов это произнес, Николай смекнул, что связи нового знакомого явно криминальные. Натапов предложил Ромадину покупать за границей подержанные иномарки, а потом реализовывать их в России. Колька, конечно, понимал, что большая часть этих машин, если ни все, будут краденные, кроме того, было абсолютно ясно, что без взяток, откатов и выплат различного рода «братве» не обойтись, но то, что дело чрезвычайно выгодное и рискнуть стоит, он не сомневался.

В те годы «народ» делал деньги, что называется «из воздуха». В основном работали по схеме: «срубил бабки–и концы в воду–вынырнул в другом месте–срубил бабки–исчез (если повезло)…..». Сиюминутная выгода Николая не устраивала, но и упускать шанс он не собирался. И тогда Ромадин решил подстраховаться. Свое «ТОО…» он преобразовал в АОЗТ «Скиф», основной пакет акций записал на матушку, а остальные распределил между сотрудниками. Долю получили все: Юля, тетушка–бухгалтер, Поморцев, Бобров со своей командой и даже Галка. Сам он в «Скифе» даже не числился, место генерального директора опять занял Поморцев, но поскольку у Ромадина была доверенность на матушкину и даже тетушкину долю, то в фирме все осталось по–прежнему. Но, чтобы запустить дело с машинами, нужны были большие деньги, и Николай решил поговорить с тестем, тот к тому времени уже имел солидную долю в нескольких фирмах и обширнейшие связи. Колька подробно разъяснил ему суть дела и предложил поучаствовать, старик согласился, но поставил условие, что причитающийся ему пакет акций будет записан не на него, а на дочь. Деваться Кольке было некуда, и акции в новой фирме распределились следующим образом: сорок процентов– Гликерии, двадцать пять–Ромадину, двадцать пять–Натапову и десять процентов получил Цуквасов. Так появилось АОЗТ «ЛиРоН»–Ливанская–Ромадин–Натапов, (Цуквасов от участия в названии отказался). Потом Роман Алексеевич свел зятя с нужными людьми и «ЛиРоН» получил кредит, что называется под «смешные проценты», система «купи–продай» – завертелась. От первой сделки компаньоны получили прибыль почти двести процентов, тем более, что банк, выдавший им кредит, благополучно лопнул, и отдавать деньги, по сути дела, было некому. За первой сделкой последовала вторая, третья, потом началась приватизация….. Обязанности в «ЛиРоНе» распределялись так: Роман Алексеевич окучивал банкиров, Цуквасов лоббировал интересы фирмы в Думе и всякого рода «структурах», Натапов контактировал с бандитами, а Николай работал. Время было лихое – только успевай поворачиваться, но Ромадину все было «в кайф», опасность его только подстегивала, но когда напряжение нервной системы достигало наивысшей точки, а азарт и кураж грозили перерасти в безрассудство, Колька приезжал в «Скиф».

Его первое «детище» давно уже оставило матушкину «однушку» и перебралось в уютный московский особнячок, запрятанный в проходных дворах в самом центре столицы. До революции он принадлежал какому–то купцу, при советской власти в нем располагались разные учреждения, а потом его наводнили всякого рода фонды, союзы и объединения непонятно какой общественности. Здание и без того было не в лучшем состоянии, а тут вдруг начало разваливаться прямо на глазах, средств у городской власти в то время не было, вот Ромадин и купил особняк. Ему так понравился этот уютный двухэтажный домик с огромными окнами, колоннами, лепным фризом и остатками мраморной лестницы, что он в него просто влюбился. Здание тут же отремонтировали, причем строителям Ромадин поставил жесткое условие: обойтись с особняком максимально бережно, никакой кардинальной переделки. Условие они выполнили, вот только с крысами справиться не смогли. Каким образом эти наглые животные проникали в здание, никто объяснить не мог, их травили, отлавливали, ставили всякого рода ловушки, но крысы возвращались обратно максимум через пару месяцев.

В «Скифе» Ромадин отдыхал душой. Он очень ценил ту «домашнюю» атмосферу, которая здесь царила, и всячески оберегал ее от «волчьих» законов внешнего мира. Для него это было не просто предприятие, дающее некую прибыль, это была ниточка, которая связывала нынешнего, делового и жесткого бизнесмена, с тем далеким Колькой–программистом, талантливым и беззаботным.

Дела шли успешно и со временем «ЛиРоН» превратился в крупный многопрофильный холдинг, а Ромадин в серьезного бизнесмена с отличной репутацией, но заполучить контрольный пакет акций и стать полновластным хозяином Николаю никак не удавалось. Правда, со временем его доля значительно увеличилась. Несколько лет назад погиб Натапов, его взорвали в собственной машине. К делам фирмы этот инцидент отношения не имел. Дмитрий Иванович хоть и не был «в законе», но в криминальных делах участвовал основательно и с кем–то сильно не поладил, за что и поплатился. У него остались вдова, женщина недалекая и болезненная, и два великовозрастных балбеса. Видимо не особо доверяя наследникам, Натапов оставил им только десять процентов акций, а пятнадцать получил Ромадин, при условии, что тот будет ежегодно выплачивать Натаповской семье определенный процент от прибыли. Теперь у Ромадина было сорок процентов акций «ЛиРоНа», столько же, сколько и у супруги. Пару месяцев назад неожиданно умер тесть Роман Алексеевич, и Николай предложил жене продать свою долю, но та, хоть и стала богатой наследницей, отказалась наотрез.

–Царевна–Моревна, ты где?–из кухни пахло чем–то очень аппетитным,–Хватит марафетиться. Подгребай сюда!–Ромадин в фартуке, надетом прямо на голое тело, энергично шуровал вилкой в злобно шипящей сковородке,–Пять сек, и мяско готово. Стаканы достань.

–Шкаф открой. Они на полке стоят.

–Нет там ничего. Уф!–большая чугунная сковорода приземлилась на стол, –Ты, когда последний раз в этот шкаф заглядывала?

–Когда надо, тогда и заглядывала,–огрызнулась Юля. Стаканы нашлись на подоконнике за занавеской,–Распоряжается тут,…–последние слова были сказаны уже в воспитательных целях, но долго ее воспитательный момент не продержался, больно уж мясо оказалось вкусным.

Ромадин был доволен,–Ну, давай за победу! За нашу победу, как на войне говорят!

–Может, объяснишь, что происходит?

–Легко,– глаза у Кольки блестели как два прожектора,–Вчера утром позвонила Кликуша. Вежливая такая, приветливая, все интересовалась как дела, как здоровье? А потом, осторожно так: «мол, понимаю, ты очень занят, но дело важное, не мог бы ты уделить мне часик, когда тебе будет удобно»–нормально, да?! Я чуть язык не проглотил! Ладно, говорю, чего тянуть–то, давай сегодня в «Каравелле» встретимся, часика в два, а сам думаю: ресторан место публичное, там она орать постесняется. Пришел ко времени, сижу, жду. Появляется моя благоверная. Мама дорогая! Прическа волосок к волоску, костюм, блузка, что называется «белый верх, темный низ», и трезвая, как стеклышко, даже вчерашним перегаром не пахнет. «Коль,–говорит,–мне развод нужен и как можно быстрее. Согласна на любые условия». Оказывается, эта старая кочерыжка нашла жеребца на двадцать пять лет моложе, влюбилась и решила его поскорее захомутать. «Без проблем,–говорю,–хоть завтра, в обмен на твою долю в «ЛиРоНе», и цену называю минимальную. И, что ты думаешь, Гликерия глазки потупила, в улыбке расплылась и головкой кивает, согласна, мол, согласна. Так что теперь бумаги оформим и–я свободен! Я ничей!

–А Цуквасов как же?

–А, что Цуквасов? Он мужик умный, в дела не лезет, начальника из себя не строит. Ему от меня только деньги нужны на всяко разное…. И потом, я «хоть и сам теперь с усам», но он мужик влиятельный, мало ли что…. «Закон кустарника» еще никто не отменял. Ну, давай запотевшую, да под огурчик,…. – Юля отрицательно замотала головой,–Чего так?

–Не могу, которую неделю сплошная пьянка. Не по возрасту мне уже такие нагрузки.

–Возраст мы сами себе определяем,–усмехнулся Ромадин,–но усугублять нехорошо,–он перелил водку в свой стакан, а в Юлькин налил апельсинового соку,–Знал бы, рассолом разжился,–потом встал в полный рост,–Эх, господи! Не прими за пьянство, прими за лекарство!–и, смачно крякнув, разом осушил стакан.

Это была так заразительно, что Юля тут же последовала его примеру: залпом выпила сок и довольно подмигнула.

–Одобряю! Всегда бы так,–Колька разложил остатки мяса по тарелкам,– Не спорь! Лучше расскажи, как там Галка?

–Да, вроде ничего. Бантику голову морочит.

–Надо же,–усмехнулся Ромадин,–А прежний ухажер отстал что ли?

–Думаю, да,–Юля замялась, а потом вдруг, как выстрел,–Моторин помог,–и замолчала, специально замолчала, надеялась, что Колька что–нибудь ей сейчас про Моторина расскажет, а тот и бровью не повел,– ты давно его знаешь?

–Юрку–то?! В смысле Юрия Антоновича?–ей показалось, или действительно у Ромадина голос изменился?–Помнишь, у меня друг был, геолог Валерка Прохоров? Он погиб несколько лет тому назад, на похоронах мы с Моториным и встретились. Вообще–то я и до этого его видел у того же Валерки. Давно, правда, это было, а вот после похорон контакт завязался основательный.

–А почему ты этот контакт у нас «припарковать» решил, а не в головном офисе? Там здание новое современное, кругом мрамор, эскалаторы, лифты стеклянные, в туалетах лавандой пахнет, про охрану я вообще не говорю: «все равны как на подбор, с ними дядька Черномор», не то, что наши: Петрович со Степанычем. ВОХРовцы со стажем.

–Секреты бизнеса,–усмехнулся Колька,–Похоже, сильно он тебя заинтересовал. Юрка–то.

–А почему нет? Ты, что против?

–А, если да?–опять усмехнулся Колька,–Можно подумать это что–нибудь изменит?

–Что ты имеешь ввиду?

–Да, так…–Ромадин помолчал, потом тряхнул головой, словно хотел от чего–то избавиться,–Давай еще по одной, за мою свободу. Тебе сок или компанию поддержишь?

–Мне сок, а тебе достаточно,–Юля решительно убрала со стола бутылку,–Щас, кофе сварю.

–Кофеек–это хорошо,–Колька допил водку и с удовольствием потянулся,–Свобода!!!!

–И, что ты намерен делать с этой свободой?

–Как что? Пользоваться.

–Ну, это понятно, а как?–Юля разлила кофе по чашкам,–Сахара нет.

–А когда он у тебя был–то?–пробурчал Ромадин,–Ну, как только получу кликушину часть и развод в качестве бонуса, тут же выкуплю у натаповских родственников оставленные им Димкой акции.

–А они согласятся?

–Смеешься? Рады будут. Вдова давно стонет: «…ой, да я ничего не понимаю, ой, собрание акционеров, ой, мне бы деньги…», а сыновья и того хлеще. Они же всю свою сознательную жизнь за широкой папочкиной спиной просидели. Работать не хотят, профессии нет. Димыч каждого раз по пять в учебные заведения пристраивал, куда там! Учиться…. Зачетку принести, чтобы отметку поставили и то в лом! А тут деньги, сразу и без труда. Я цену хорошую дам, в память о Димкиных заслугах, кроме того, за те пятнадцать процентов, что он мне завещал, им же ежемесячное содержание выплачивается. Поверь, не малое. Уверен, через месяц в моем распоряжении будут девяносто процентов акций «ЛиРоНа»!

–Дай бог. А потом?

–Потом…. потом начну новую жизнь. Семью заведу, по–настоящему. Пора уже в жизни капитально обосновываться.

–Это что–то новенькое. И кандидатуру на роль хранительницы очага нашел?

–Циник ты неисправимый,–Колька поморщился,–Семья–это не роль, а призвание, только пока выясняешь, есть у тебя это призвание или нет, дров наломаешь ни одну поленницу.

–С этим не поспоришь,–Юля разлила остаток кофе.

–Может быть, вместе попробуем?

Тут Юля почувствовала, как у неё задрожали колени,–Чего попробуем?

–Выходи за меня замуж,–голос у Кольки был глухой и тихий,–Чего молчишь? Не–нет, да–да.

–Уф!… Есть от чего онеметь. Меня первый раз замуж зовут, до сего дня никто не решался.

– Ладно, прости, если обидел.

–Тю! Дурной, ну, какая обида?… Просто это так вдруг…. Ты, небось, и сам не ожидал?

–Ну, как тебе сказать….

–Коля,–Юля осторожно дотронулась до его ладони,–Давай отложим этот разговор. Подумать надо…. Правда, надо. Обещаю,–она так и не поняла, чего испугалась больше: того, что Колька повторит свое предложение или того, что он его отменит.