Теперь мне по жизни ни о чем не надо было беспокоиться. Обычно Сережка сообщал, что там–то и там–то происходит то–то и говорил, что надо бы на это посмотреть, а иногда и вовсе ставил перед фактом, мол, завтра идем туда–то. Сначала все было в кайф. Еще бы! Мне, можно сказать, с рождения приходилось самой за все шевелить мозгами, а тут такая пруха, но потом стало напрягать. Нельзя сказать, что мои желания или привычки не брались в расчет, но как–то так получалось, что они всегда были на втором плане, а, если я пыталась возражать, то Сережка мне с легкостью доказывал, что сделать так, как он предлагает, будет гораздо лучше.
Весна плавно перетекла в лето, а экзамены в каникулы. Погода стояла отменная, и настроение было соответствующее. Ребята, вроде бы, совсем неплохо ладили. Никаких конфликтов, никто никого не грузил, хотя я часто замечала, что Макс по–прежнему раздражает Котова, а тому, в свою очередь, не очень–то уютно в Сережкином обществе, но внешне это никак не проявлялось. Мне иногда казалось, что эти двое, руководствуясь какими–то высшими целями, заключили между собой пакт о ненападении. А целей этих я понять не могла. Неужели только из–за желания помочь Наташке, они согласны почти ежедневно терпеть друг друга?
Кстати к Кузиной и тот и другой относились очень бережно. Стоило Наташке вскользь обмолвиться, что ей нравиться какая–нибудь группа, как они тут же притаскивали диск или скачивали музыку из интернета, если она говорила про новый фильм или спектакль, мы чуть ли не на следующий день бежали его смотреть. А уж, если Кузина, не дай бог, пожаловалась, что замерзла, то мужики готовы были с себя рубашки поснимать. Вообще–то Наташка по натуре баба не капризная, но от такого внимания начала борзеть. То ей не так, это ей не эдак…. И еще она завела странную привычку постоянно виснуть то на Князеве, то на Котове. Едим, к примеру, на эскалаторе, разговариваем, а она вдруг облапит кого–нибудь из ребят за шею, уставится в глаза и произнесет с придыханием: «Хрупкой женщине необходимо твердое мужское плечо…», потом, расхохочется и все в шутку переведет.
Как–то мы решили на выходных прокатиться за город. Компания получилась большая, кроме своих были еще и гости. К Маришке двоюродный брат из Одессы приехал, а Юрка Гусев свою подругу привел. На мой взгляд, девица так себе, ростик маленький, ножки коротенькие, пухленькая, как поросеночек, но по всему видно, что Юрец от нее тащится, как кот от валерьянки. Сам Гусь парень что надо. Высокий, волосы черные густые, черты лица тонкие, ни дать, ни взять греческий бог, и вдруг такое…. Странные люди мужики!…. А вообще–то, девка оказалась компанейская, да и Маришкин брат тоже.
Чудить Кузина начала еще на вокзале. Сначала она приставала к Палею, все допытывалась, имеет для него значение, если он у подруги не первый или нет. Потом стала допрашивать Борьку Грищука, в каком возрасте он свою девственность потерял, и кто же была та счастливица, которая с ним переспать решилась, а когда народ тему не поддержал, обозвала всех отстойниками и надула губы. В электричке она демонстративно достала банку с пивом и выпила ее в гордом одиночестве, а потом еще джин с тоником. Короче, когда мы добрались до места, Кузина была уже хороша.
Попав из раскаленного города на берег реки все первым делом полезли купаться. Наташка и тут отличилась. Заявив, что человеческое тело само по себе прекрасно, она зашвырнула свой бюстгальтер в заросли орешника и в таком виде полезла в воду. Народ эту выходку тактично проигнорировал, а я, матерясь про себя, как пьяный извозчик, отправилась разыскивать Кузинский бюст.
«Не надо. Там колючки. Обдерешься,–Макс смотрел на меня каким–то особенным взглядом. Смотрел и сочувственно улыбался,–Я найду». Через мгновение его коренастая фигура скрылась в кустах.
Ребята уже успели искупаться, и теперь каждый был занят каким–нибудь делом. Девчонки раскладывали еду, Борька Грищук возился с костром, несколько человек во главе с Котовым натягивали волейбольную сетку, только Кузина все еще маячила в воде с очередной банкой пива.
Внезапно налетел ветер, и деревья еще несколько мгновений назад неподвижные, словно солдаты в почетном карауле, оживились и затеяли веселую болтовню, а с причудливо изогнутых веток дождем посыпались сухие листья и паутинки. Непонятно почему, но мне вдруг стало грустно, даже сердце защемило, я осторожно подошла к Сережке и уперлась лбом в его влажную спину.
–Ты, чего? Голова болит?
–Не–а. Просто так.
Котов улыбнулся и ласково погладил меня по щеке…
«А–а–а–а!!!» Голос я узнала сразу. Наташка барахталась на приличном расстоянии от берега и орала, как резанная. Сережка, Юрка Гусев и невесть откуда взявшийся Макс прыгнули в воду почти одновременно, но Котов успел первым. Втроем они выволокли Кузину на берег и посадили на траву. Бледная, с ног до головы перепачканная в песке и иле, она сначала судорожно икала, а потом ее стало рвать. Худенькое синюшное тело исторгало из себя целые водопады, вибрируя и извиваясь при каждом новом приступе. Зрелище было кошмарное. Я кое–как разыскала в сумке полотенце и сделала ребятам знак разойтись, потом наклонилась к Наташке,–Как ты?
–Скверно. Ой, Майечкин, до чего же скверно!–она уткнулась в ладони и горько разрыдалась.
Как же в тот момент мне было ее жалко!
–Ну, тихо, тихо…. Наташенька, родная, нельзя же так. Зачем ты себя истязаешь?–я села рядом с подругой и попыталась ее обнять.
Она отрицательно замотала головой,–Не надо меня жалеть. Мне от вашей жалости повеситься хочется.
–Да никто тебя не жалеет. Откуда ты это взяла?
–От верблюда! Господи, за что?! Почему одним пряники, а другим шишки? Всех же любят! Вон у Гусева от одного взгляда на свою халду ширинка лопается. А Андрюха с Маришкой? Думаешь, они просто так на пару тусят, чисто для повышения духовности. Или вон, глянь, как Маришкин двоюродный Таньку окучивает. Эти вообще всего три часа как знакомы.
–Можно подумать, что тебя все ненавидят. Одна сволочь–это еще не конец света, жизнь–то продолжается. А наши ребята люди нормальные и Палей, и Гусев, про Князева я вообще не говорю. От него только и слышно: «Натуся то, Натуся это…..»
Наташкину реакцию я не забуду до самой смерти. Никогда прежде я не видела у неё в глазах такой ненависти.
–Ты, что меня совсем за идиотку держишь?–прошипела мне в лицо Кузина,– Ты кого обмануть пытаешься? Меня или себя? Да Князеву на мою личность тысячу раз насрать, он же в тебя втрескался по самое не балуйся. Не фига делать круглые глаза!–голос у Наташки стал визгливым и злым,–Этот все стерпит, лишь бы рядом с тобой потереться, а ты его своими приколами еще и вдохновляешь.
–Какими приколами? У тебя, что совсем чердак потек?
–«Максик, пожалуйста….. Максимушка, сделай…….» Тебе, заразе, мало одного парня. Да еще такого, что все девки обзавидовались. Тебе еще подавай, а я вместо крыши. Ловко устроилась,–тут Наташку затрясло, и она снова разревелась.
Плакала Кузина навзрыд, по–детски хлюпая носом, и растирая слезы грязными кулачонками. Я смотрела на ее трясущиеся плечи, на порванные купальные трусики и молчала. Так продолжалось минут пять, потом я очнулась,–Давай, я тебя домой отвезу.
Наташка всхлипнула и согласно закивала головой.
Опять поднялся ветер, и потянуло дымком от костра. Я оставила Кузину на берегу, и пошла собираться. Навстречу мне попался Князев,–Как она?
–Плохо. Сейчас домой повезу.
–Нет, нет, я сам отвезу.
–Не надо. Больше она ехать ни с кем не захочет, а одну отпускать нельзя.
–Давай я с ней поговорю. А вдруг?
Я смотрела, как Макс приближается к Кузиной, а в голове вертелись слова: «Этот все стерпит, лишь бы рядом с тобой потереться….».
На поляне у костра возились только Маришка с Татьяной, остальной народ, разбившись на две команды, азартно резался в волейбол.
–Аут!–мяч, весело подпрыгивая, подкатился к моим ногам. Котов догнал его и сильным ударом отправил обратно,–Ты чего пристыла? Пошли играть!
–Сереж, погоди. Поговорить надо.
–Может потом. Ребята ждут.
–Я уехать должна.
Он нехотя остановился,–А что случилось?
–Наташку надо домой отвести.
–Что так плохо себя чувствует?
–Да как сказать. Физически более–менее, а морально ей хреново.
–В таком случае, не надо никуда уезжать. Здесь она скорее в норму придет, в коллективе всегда проще отвлечься. Ты же сама говорила, помнишь?
–Помню. Но это другой случай. Сейчас ей видеть никого не хочется.
–Да через час все пройдет.
–Ну, пойми же ты, плохо ей! Плохо и стыдно.
–А что такого случилось–то? Ну, перебрала малость, поприкалывалась. С кем не бывает?
–Ты хотя бы на минуту поставь себя на ее место.
–Зачем? У меня самого лет в пятнадцать подобный случай был.
–Тем более. Не думаю, что тебя тогда на публику тянуло.
–Ну, хорошо. А почему с ней должна ехать ты? Этот,–Котов кивнул в сторону, где сидели ребята,–что проводить не может?
–Этот,–с ударением произнесла я,–может. Более того, думаю, что сейчас они на эту тему и беседуют. Вот только вряд ли Кузина согласится.
В подтверждение сказанного, Макс поднялся и пошел обратно, поравнявшись с нами, он отрицательно покачал головой.
Сергей проводил его недовольным взглядом,–Тогда отвезем вместе.
–Не надо. Я поеду одна. Так будет лучше.
–Нет не лучше, а если к вам в электричке бандиты привяжутся? Этого еще только не хватало!–горячился Котов.
–Сереж, не волнуйся,–я попыталась взять его за руку,–Мы же не ночью поедем. Какие еще бандиты среди бела дня?
–Самые обыкновенные. А еще наркоманы, алкоголики и бомжи.
–Можно подумать, что я в электричках одна не ездила. Как же я жила–то до встречи с тобой?–он не ответил,–Все будет нормально, я тебе звонить буду. Обещаю. Наташку доставлю, и сразу домой, а ты вечером приедешь. Хорошо?
–Что еще за половинчатые решения?–взорвался Котов,–Неужели не понятно, что ты поступаешь неправильно? Решено. Едим вместе.
Считая разговор оконченным, он резко развернулся, явно намереваясь поговорить на эту тему с Кузиной. Я решительно встала у него на дороге.
–Нет. Не едем! И скажи, пожалуйста, откуда такая уверенность, что ты прав, а я нет? Мы с Наташкой обо всем договорились. Почему надо поступать так, как считаешь ты, а не как удобно нам? Господи, что за твердолобость?
Глаза у Котова сузились и приобрели стальной оттенок,–Ну, раз я твердолобый, то о чем со мной разговаривать…..
***
В электричке было невыносимо жарко. Люди, измученные духотой и вынужденным бездельем, спасались, как могли. Дородная матрона, натянув широкополую шляпу по самые брови, обмахивалась толстенным журналом. Недалеко от нее, мужчина то и дело доставал из авоськи бутылку с водой и протирал утомленное лицо. А у самой двери молоденькая мамаша пыталась успокоить хныкающего карапуза. Не считая нас с Кузиной, в вагоне ехали шесть человек. Я вспомнила, как Котов пугал меня бандитами и достала телефон.
«Абонент не отвечает или временно не доступен. Попробуйте позвонить позднее….» С того момента, как поезд отошел от станции, это был мой пятый звонок. Рядом, свернувшись калачиком, дремала Кузина. Состав въехал на мост и солнце, еще недавно светившее в противоположном направлении, ударило в наши окна. Наташка заворочалась и открыла глаза.
–Ой, надо же, уснула!
–Тебе полезно,–я опять набрала номер. «Абонент не от…..»,–Вот говно!
–Не мучайся. Он телефон выключил.
–Вряд ли. Скорее всего, просто не ловит.
–Я видела,–и, словно испугавшись, добавила,–Хотя может быть это и не телефон был…. Зря ты с ним из–за меня поругалась.
–Ни с кем я не ругалась. Просто поспорили немного,–я засунула телефон на самое дно сумки,–Голова болит?
Наташка посмотрела на меня виноватыми глазами,–Лучше бы я одна поехала или, на худой конец, с Князевым. Май, ты прости меня ради бога. Я тебе столько всего наговорила. У меня после того,–она нервно сглотнула слюну,–мозги плохо работают. И всем гадости делать хочется. Я себя бояться стала, я…?–она не договорила и уткнулась мне в плечо.
Домой я попала в половине седьмого. В квартире стояла пугающая тишина, Димка уже вторую неделю был в военных лагерях где–то в Калужской области. Я поставила чайник и опять взялась за телефон. Абонент по–прежнему молчал. Час, второй, третий…. В одиннадцать вечера раздался звонок.
–Привет. Как дела?–это был Князев,–Нормально добрались?
–Да,–я даже не пыталась скрыть своего разочарования,–А вы как?
–Порядок. Только что ввалился. Хотел Наташке позвонить, но вдруг, думаю, спит. Как она? Днем такая дерганная была.
–Вроде ничего. Правильно сделал, что не стал звонить, пусть отдохнет. Утро вечера мудренее.
–Сама–то как? Тебе сегодня по полной программе досталось.
По спине пополз предательский холодок, захотелось разреветься. Этого еще только не хватало,–У меня все супер. Сейчас спать ложусь.
–Ой, прости, пожалуйста. Спокойной ночи. Я тебе завтра позвоню.
–Ты Наташке лучше позвони,–но на том конце уже были короткие гудки.
«Этот все стерпит, лишь бы рядом с тобой потереться….» Теперь эта фраза почему–то не казалась мне абсурдной.
***
В воскресенье я провалялась в постели почти до полудня. Настроение было отвратительное, чувствовала себя кругом виноватой. Перед Наташкой, потому что счастливая, перед Максом, потому что втянула его в эти дурацкие отношения, но больше всего перед Котовым. Человек волнуется, хочет как лучше, а я что делаю?
В первом часу позвонила Кузина.
–Привет! Мы с Максом в Сокольники собрались. Поедешь с нами?
–Неохота,–я демонстративно зевнула в трубку.
–Ты спишь, что ли еще?
–Уже нет, но и двигаться лениво.
–Так и будешь весь день дома сидеть? Ой, погоди,–пару минут было тихо, потом в трубке послышалось возбужденное сопение,– Макс пришел, а я еще юбку хотела погладить,–небольшая пауза и вопрос больше похожий на утверждение,–Ты точно не поедешь?
Какая же я дура! Купилась вчера на ее истерику: «Видеть никого не хочу……Он со мной только из жалости…». А сегодня скачет, как обезьяна.
Я бесцельно послонялась по квартире и уже без всякой надежды набрала номер.
–Алло?–ответила трубка Сережкиным голосом.
–Привет. Что у тебя с телефоном? Я раз сто, наверное, звонила.
–Батарейка села,–последовала длинная пауза, потом он добавил,–Доехали как?
–Без проблем. Кузина в электричке даже уснула,–спросить или не спросить, почему он вчера не приехал….,–Представляешь? Дрыхла так, что я ее еле добудилась,–спросить или не спросить…,–А вы еще долго были?
–Да нет,–разговор явно не клеился,–в восемь дождик пошел, пришлось срочно сваливать.
Я сделала последнюю попытку,–Какие планы?
–Есть парочка дел,–попытка не удалась.
–У меня тоже,–при отступлении главное сохранить лицо,–Квартиру надо убрать пока Димки нет,–я уже хотела попрощаться, но моя хрупкая совесть, безжалостно измордованная чувством вины, не выдержала,–Сереж, ты злишься на меня за вчерашнее?
–Что теперь об этом говорить?
–Ладно, пока. Увидимся,–теперь надо срочно себя занять, иначе…..
Я врубила музыку и с остервенением принялась за уборку. Часа через три квартира сияла, как пасхальные яйца Фаберже, оставалось вымыть пол в коридоре.
«Дзинь–дзинь–дзинь……» Я знала, кто стоит за дверью. «Дзинь–дзинь–дзинь….». Грязная вода медленно стекала с мокрой тряпки в ведро. «Дзинь–дзинь–дзинь……». А вот не буду открывать, пусть катиться, откуда пришел. «Дзинь–дзи…….».
–Здравствуй, – перед моими глазами замаячил огромный букет,–Помощь требуется?
Короче, пол я так и не домыла…..
***
После этого случая я поменяла тактику, во–первых, перестала нянчиться с Кузиной, во–вторых, максимально сократила контакты с Максом.
Разумеется, никто Наташку не бросал, просто я перестала опекать ее по пустякам. С добрыми делами тоже меру знать надо. Не могу же я всю жизнь заниматься ее проблемами и на свою жизнь плюнуть не могу. Да Кузиной и не нужна моя жертва, ей счастье нужно, свое счастье.
Неожиданно заболела бабушка. Когда отец сообщил мне ночью по телефону, что ее увезли в больницу, я даже не поверила. Как это может быть? Моя энергичная продвинутая бабуля, которая обожает рок, водит машину и посещает бассейн, слегла с сердечным приступом? Только в больнице, увидев ее измученную, всю в каких–то трубках, до меня, наконец, дошло, что дело плохо. Два дня бабушка пробыла в реанимации, потом ей стало лучше, а еще через пару недель врач сказал нам, что готов выписать пациентку. На календаре было начало июля, и город напоминал раскаленную сковородку, плавилось все: стекло, асфальт, воздух, даже вода в фонтанах. Обсудив ситуацию, мы на семейном совете решили вывести бабулю на дачу, понятно, что оставлять ее одну было нельзя. Первой нести вахту досталось мне. С одной стороны все складывалось как нельзя лучше, есть вполне законная причина, чтобы не встречаться ни с Наташкой, ни с Максом. Но с другой стороны, длительное время не видеть Котова мне было не под силу.
Тоска напала на меня уже к вечеру второго дня. В следующие двое суток мое глючное состояние только усиливалось по нарастающей.
***
В привокзальном сарае, который местное население называло «Супермакетом», ударяя исключительно по букве «а», все полки были заставлены либо водкой, либо сомнительным коньяком.
–А, что вина никакого нет?–мой вопрос адресовался пышнотелому созданию, сладко похрапывающему за прилавком.
–У нас его только по выходным завозят, когда народ на дачи наезжает,–произнесло создание бесцветным голосом и, уловив мой удивленный взгляд, добавило,–местные–то его не берут.
–А пива тоже нет?
–Спохватилась. В такую жару его еще до обеда разобрали.
–Ну, а вода какая–нибудь или сок?
Тетка посмотрела на меня так, словно я требовала свежих омаров, потом недовольно процедила,–Щас, посмотрю,–и скрылась в подсобке.
Я сидела под яблоней, забравшись с ногами на старую скамейку. Никто из нашей семьи не помнил, откуда взялось это чудо парковой архитектуры. Ее гнутые чугунные ножки, сплошь покрытые ржавчиной, как загаром, до половины ушли в землю, а спинка, имевшая в былые времена изящный аристократический изгиб, сохранила из двенадцати тонких перекладин всего четыре. Надежно скрытая со всех сторон разросшимися до неприличия кустами смородины, скамейка благополучно существовала в самой глубине участка. Здесь всегда стояла тишина, и можно было незаметно наблюдать за калиткой.
Мне нравилось это место. Полчаса назад я вымыла оставшуюся после ужина посуду и пожелала бабуле спокойной ночи.
На маленьком раскладном столике передо мной стоял стакан, помятый пакет апельсинового сока и бутылка водки. Сегодня четверг, Сережка обещал приехать в субботу, это, в лучшем случае, через тридцать шесть часов. Я открыла бутылку, наполнила стакан мутноватой жидкостью на одну треть, а на две трети долила апельсинового сока. Потом поднесла его к носу и с отвращением понюхала. Водка была явно паленая. Да наплевать, оно и к лучшему. Теперь залпом…… Ох!…
Лучше бы не пила, в организме гнусь, а эффекта никакого.
Я бессмысленно пялилась в пространство и пыталась словить кайф. Похоже, придется повторить. Обречено вздохнув, потянулась за стаканом, но столик накренился и стал падать. Бутылку и пакет с соком удалось поймать, а вот стакан, звякнув, исчез под скамейкой. Когда я, проползав на четвереньках добрых десять минут, наконец, выпрямилась, на дорожке перед домом появился знакомый силуэт. «Глюк! Точно, глюк!»–измученное сознание напрочь отказывалось верить в реальность.
–Эй, есть, кто живой?–выкрикнул «глюк» Сережкиным голосом.
–Есть, есть,–истошно заверещала я и, словно стадо слонов, ломанулась напрямик через кусты. Раз, два, три…, последний прыжок и вот мои руки кольцом на его шее, а ноги радостно болтаются в воздухе.
–Так и убить можно,–Котов внимательно посмотрел мне в глаза,–Май, ты, что пила?
–Есть немного. Я уже озверела здесь за четыре дня. Полный отстой.
–Пить–то зачем? Женщина пить не должна.
–Да я так….
–Не так и не эдак,–менторским тоном объявил Котов,–глупости делать совсем не обязательно.
Я почувствовала себя шкодливой девчонкой, которую старшие застукали на месте преступления,–А, ты, чего так рано? Мы же договорились, что в выходные приедешь.
–В выходные не получится. Мы с ребятами в субботу в баню собрались.
Я знала, что у Котова есть три приятеля, с которыми он дружит с детства. Когда–то эти четверо вообще все делали вместе. Вместе учились в школе, вместе занимались спортом, теперь у каждого была своя жизнь, свои дела, а у некоторых даже семьи, но они по–прежнему продолжали встречаться при любой возможности.
Знать–то я это знала, но видеть Сережкиных друзей мне никогда не приходилось. Он так ни разу и не взял меня с собой, да и рассказывал до обидного мало, как будто охранял эту заповедную территорию.
–А когда вы успели договориться?–у меня еще теплилась надежда, что это было давно, и что Сережка просто забыл мне сказать.
–Во вторник Генка позвонил, решили встретиться. Время как раз подходящее, а то потом закрутимся с делами и опять месяца на два.
Внутри у меня, шипя и разрастаясь, пополз пакостный холодок, – А в воскресенье, что?
–Наташка помочь просила. Надо мебель передвинуть. Ремонт у нее.
–Ремонт? А кого она еще просила?
–Да я не спрашивал. Знаю только, что Андрюха с Маришкой точно будут.
Это, уже ни в какие ворота!
Кузинская семья была патриархальной. Отец, мать, три старших брата, две тетушки с мужьями и детьми существовали мощным кланом, со своими привычками, традициями, с обязательными посиделками на праздники и подарками ко дню рождения. Раз в месяц у кого–нибудь из родственников устраивались семейные обеды, на которых полагалось хвастаться достижениями и обсуждать насущные вопросы. А, если у кого–нибудь, не дай бог, намечались заморочки, то Кузинская «мафия», вся, как один, кидалась спасать сородича.
Наташка так привыкла к этой коллективной ответственности, что, по–моему, не приняла в жизни ни одного самостоятельного, пусть даже и пустякового, решения. Прежде чем, что–то сделать, она должна была загрузить своей проблемой десяток человек, и при этом, каждому поведать, что думают об этом предыдущие. В конце концов, достав всех окружающих, она выбирала совет того человека, который четко и ясно расписывал ей как и в какой последовательности следует поступать.
Я чувствовала, что временами Наташка страдает от этого семейного «рабства». Может быть, именно поэтому она так тянулась ко мне, с детства привыкшей к принципу «моя жизнь–мои проблемы», но в реальности Кузина никогда не смогла бы так жить. Вот только зачем ей понадобился балаган с перетаскиванием тяжестей? Ведь ясно же, что в воскресенье понаедут родственники и не только мебель, но и стены запросто передвинут.
Самое противное, что Котов все это прекрасно знал, потому мне и было так обидно. Возможно, если бы минуту назад он не был свидетелем моей слабости или, вместо того чтобы читать проповеди, хотя бы отнесся к ней с пониманием, я бы попросила его забить на все и приехать, но подставлять свою гордость под порку еще раз…. Да ни за что!
–Ты переночуешь?
–Нет. На станции обява висит, с шести до девяти утра с Москвой будет прервано железнодорожное и автобусное сообщение. Можно конечно электричкой на пять пятнадцать уехать, но не факт, что и ее не отменят, значит, придется сегодня когти рвать.
Он уехал с последним поездом. Я держалась героически, и только когда за Котовым захлопнулась калитка, почувствовала, что дрожу. Как добралась до скамейки, не помню, колбасило меня уже по полной программе. Какого черта он приезжал? Отметиться? Галочку поставить? Мол, у меня важные дела, но раз я тебе обещал, так и быть… Я схватила проклятую бутылку за горлышко и шарахнула о чугунную ножку. Дз–з–звяк!!!.... Осколки веером разлетелись в разные стороны, и я разревелась.
***
С утра в воскресенье моя ущербная личность маялась в очереди. Никогда не могла понять, почему местные аборигены и заезжие дачники так стремятся купить разливное молоко. Толпятся на жаре по часу, да еще уговаривают себя: «Ах, совхозное, ах, свеженькое, прямо из–под коровки…..» Совхозы уже лет десять как накрылись, а ближайшую коровку можно найти, разве что, в Смоленской области. На мою беду на дверях «Супермакета» висел огромный замок. Продавщица в грязном халате на голое тело делала вид, что принимает товар, а на самом деле активно перемигивалась с грузчиками. В середине площади копошились рабочие. Четверо мужиков в оранжевых жилетах ладили ограждение, а еще двое вспарывали отбойными молотками асфальт. Их действия повергли в настоящий хаос основную транспортную артерию поселка. Дело в том, что пространство перед железнодорожной станцией служило еще и автовокзалом, каждые пять минут здесь останавливалось с десяток автобусов и маршрутных такси, не говоря уже о частниках. Теперь вся эта рычащая, фырчащая братия была вынуждена тесниться на территории вполовину меньше обычного, а бедные пассажиры сыпались из открытых дверей, как горох. И тут, мне вдруг показалось, что я вижу Князева.
–Дочьк, ты чего? Заснула что ли?–окликнула меня стоящая сзади бабулька,–Молоко будешь брать?
–А? Буду,–я протянула продавщице бидон и снова посмотрела на остановку.
Знакомых не было….
…Нагруженная, как вьючный мул сумками, я никак не могла справиться с калиткой.
–Маечка,–бабушкин голос звучал весьма загадочно,–к тебе гости!
Она еще не закончила фразу, а передо мной уже вырос Макс. Загорелый в шортах и улыбка на пол–лица.
–Привет. Прикольно выглядишь,–он моментально выхватил у меня сумки и поволок к крыльцу.
Да, уж…..Только этого мне не хватало. К тому моменту, когда я, злясь и чертыхаясь, доплюхала до дома, Макс уже оживленно беседовал с бабушкой. В руках у него был бидон, а на траве валялся батон хлеба, который он, конечно же, не заметил.
–Ты как здесь оказался?
–Проездом. Мама просила родственникам в Красногорск кое–что отвести.
–А я думала, ты тоже мебель у Кузиной двигаешь?
–Мебель? Я ничего не знаю,–взгляд у Макса был виноватый,–Да меня целую неделю на работе не было. Шеф в ссылку отправил. У его приятеля в офисных компах вирус обнаружился.
–А, ну–ну…,–ворчливо протянула я.
–Я на минутку. Просто зашел узнать, как ты тут?–засуетился Князев, он попытался пристроить бидон на крыльцо, но подгнившая от времени доска треснула и грохнулась вниз, бидон полетел следом. Макс моментально ринулся исправлять положение, но тут, угрожая повторить маневр соседки, предательски заскрипела вторая доска. Бидон Князев все–таки достал. Двухлитровая посудина была заполнена меньше, чем наполовину. На Макса было больно смотреть.
«Ладно, не переживай,–бидон перекочевал ко мне в руки,–на кашу хватит. Идем, я тебя чаем напою».
Уехал Князев только под вечер.
Сначала мы пили чай, потом он взялся чинить поломанное крыльцо. Если не считать сломанной ножовки и парочки заноз, ремонт прошел без особого ущерба.
Макс подошел к делу капитально. Сначала обследовал сарай, как ни странно, в нем обнаружилось все что надо. Потом, соорудив из двух табуреток некое подобие верстака, обстругал доску, вслед за этим отпилил от нее две равные части (вот тут–то ножовка и погибла) и стал их по очереди прилаживать к крыльцу. Мне даже в голову не могло прийти, что Князев умеет нечто подобное, но получилось совсем неплохо. Но на этом все не закончилось.
Моя непосредственная бабуля возьми, да и пожалуйся гостю, что у нас в терраске течет крыша, а для пущей убедительности она ещё и штабель из тазов и ведер показала (в них мы во время дождя обычно воду собираем). Я попыталась вмешаться: «Ты че, бабуль? Какая вода? Два месяца уже ни капли не было». Какое там! Князев решительно заявил, что видел в сарае кусок рубероида, и что это не займет много времени. Дальше было, что называется, «ни в сказке сказать, ни пером описать». Единственное, о чем я молилась, чтобы Макс остался хотя бы живым. Два раза им была предпринята попытка свалиться с крыши, один раз меня чуть не покалечил упущенный молоток, а сколько раз падала лестница, даже сосчитать не берусь, последний раз она сделала это вместе с Князевым. Хорошо, что он стоял не на верхней перекладине, а где–то посередине. Свалился он с нее кубарем, но удачно, только перемазался и шорты порвал. Пришлось срочно греть воду и латать попорченную одежду….
Мы стояли на остановке и ждали, когда придет автобус.
–Май, ты извини меня за молоко,–последовала пауза,–Ну, и за все остальное… Вечно я во что–то влипаю.
У него был такой смущенный вид, что я не удержалась и чмокнула его в щеку,–Глупости. Спасибо тебе большое. И от меня и от бабушки.
….А ночью я проснулась от непривычного шума. Что происходит? И вдруг до меня дошло. Дождь! Первый с начала лета! Какая–то сила заставила меня подняться с постели и выйти на террасу. Я стояла возле того места, где обычно текла вода, и слушала как капли барабанят по крыше. Стояла и ждала, но ни одна из них так и не упала на пол.
***
Удивительно, но вторая неделя оказалась гораздо легче первой. Может быть, я просто привыкла, а может быть, когда человек предоставлен самому себе, ему легче успокоиться и взглянуть на вещи объективно. Наверное, отсутствие постоянного раздражителя дает мыслям свободу, или….. Не знаю, только нервничать я почти перестала, и даже не особо расстроилась, когда прямо во время разговора с Сережкой, сдохла моя моторола.
А в субботу меня сменил отец.
Наконец–то я волокла по перрону набитый рюкзак и с наслаждением представляла, как залезу в теплую ванну. И тут в конце платформы я увидела Котова. Он держал в руках потрясающую розу.
–Ты как узнал, что я приезжаю?
–Димка сказал.
–Так он же не знал во сколько.
–И я не знал. Вот и караулю почти три часа. Думал, опоздаем.
–Куда опоздаем?
–Эх, ты, пещерный житель. В Москве уже две недели театральный фестиваль идет. У нас билеты в сад «Эрмитаж». Пошли быстрее.
Где–то в районе диафрагмы я ощутила знакомый холодок. Так. Опять за меня все решили,–У меня другие планы.
–Какие планы? Ехать что ли куда надо?
–Нет, я отдохнуть хотела, в порядок себя привести.
Сережка рассмеялся,–А мы, что работать будем? Майка, не глупи, ты в полном порядке. Поехали.
Его медовые глаза смотрели на меня ласково и снисходительно, как на маленькую глупышку, которая непременно хочет сделать что–то себе во вред, только бы доказать окружающим какая она взрослая.
–А это куда?–я ткнула пальцем в неподъемный рюкзак.
–В камеру хранения сдадим. Надеюсь, фамильных драгоценностей там нет?
К «Эрмитажу» мы подбежали в последний момент. Тетка, которой Котов сунул билеты, недовольно пробурчала: «Опаздываете, молодые люди». Вокруг было необыкновенно красиво. Деревья, цветочные клумбы, скамейки, фонари–все представляло собой огромную декорацию. Среди публики сновали актеры одетые и загримированные, как балаганные шуты, они гонялись друг за другом на ходулях, показывали фокусы, задирали окружающих.