Покорители пространств

И вдруг все четверо, не сговариваясь, стали думать: "Корабль-спасатель! Мика здесь! Лети сюда! Корабль-спасатель! Мика здесь! Он с нами! Лети сюда…"

Может быть, целый час они отправляли этот сигнал. Помогла ли сила их мысли, или произошло простое совпадение? Кто знает? Но корабль- спасатель вдруг блеснул в вышине серебристым боком и осторожно спустился прямо на аллею.

Дима протянул ему маленького умершего астронавта.

"Майкрософус лишен энергии жизни, – тут же отправил корабль- спасатель сообщение на космолёт. – Надежда на восстановление равна 0,001. Помещаю тело астронавта в реанимационное отделение. Стартую".

Через несколько секунд в невероятной вышине звёздочкой блеснул кораблик, навсегда уносящий Мику. Путешественники стояли молча. Даже в природе наступила тишина. Мальчикам и старику показалось, что тишина не обычная, а особенная – космическая. Опустела Земля без маленького удивительного создания Вселенной.

Дима изо всех сил держался, чтобы не заплакать. Ему было тяжелее всех.

ЭПИЛОГ

Прошёл целый месяц. В третьем "А" опять все дружат.

Овсянкин всё ещё немного завидует Диминым пятёркам. "Несправедливо, – думает он, – что некоторым с рождения дан ум, как у академиков, а другим… " Но вспоминает Проводницу – страшную подмигивающую старуху с когтями – и изо всех сил прогоняет зависть. Зато теперь он с превеликим усердием учит уроки и тоже получает в основном пятёрки. Может быть, даже Диму догонит в учёбе. Но Дима нисколько не огорчается. Пусть хоть все в классе отличниками станут!

У Гриши и Лёни открылся комедийный талант. Они теперь на праздниках смешат всю школу и, может быть, даже станут в будущем великими артистами.

Чебурекин собирает деньги – по 25 рублей с каждого одноклассника. Ведь третий "А" опять решил пойти в поход. Антон сам посчитал, сколько и каких продуктов придётся купить, сколько денег потребуется на проезд. Он лучше всех в классе умеет считать деньги. За такие большие способности его выбрали главным финансистом третьего "А".

Девочка с красивым бархатным бантом, Люся Брусничкина, всё ещё мечтает выйти за Овсянкина замуж и, когда никого нет дома, подкрашивает ресницы маминой тушью. Но сапоги на шпильках не надевает – мама один раз сильно отругала её за эти сапоги. Без них, конечно, ей труднее понравиться Олегу. Были б сапоги – он бы давно уже в неё влюбился.

Дима, как и раньше, помогает Коле решать задачки, а Коля показывает другу разные приёмы и учит его боксу. Они теперь вместе ходят по вечерам в заброшенный сарайчик и подкармливают Тоську и Сюзю. А на днях решили построить для своих хвостатых приятельниц тёплую конуру и поставить её не на улице, а прямо в сарае, чтобы было ещё теплее.

Олег услышал, как друзья разговаривали на перемене про конуру, и тоже захотел строить вместе с ними.

– У меня есть три хорошие доски и пила-ножовка, – сказал он.

Пусть приходит. Дима с Колей не против помощи.

Природа совсем погрустнела. Листья опали, аллея стала светлей и прозрачней. Деревья дрожат по ночам от холода.

В воскресенье мальчики собрались около сарая. С досками, гвоздями и инструментами. Они уже строили скворечники на уроках труда. И решили, что конура будет похожа на большой скворечник, только не с круглым отверстием, а с квадратным.

И вот они стали у входа в сарай вымерять, расчерчивать и пилить доски. А в это время из-за поворота появился Дормидонт Спиридонович под ручку со своей любимой женой Верой Марковной. Он теперь каждый день совершал с ней такие прогулки. Он и сумки тяжёлые носил теперь сам. И даже подарил жене новые украшения: колокольчиковые бусы и колокольчиковый перстень. Все эти колокольчики мелодично позванивали при ходьбе.

– Теперь Вера Марковна не потеряется. И ни к какому Феде с длинными усами не сбежит, – шутил Дормидонт Спиридонович.

Старушка очень гордилась и дорожила первым в жизни подарком своего мужа.

– Вера Марковна, – увидев мальчиков, обратился к жене Дормидонт Спиридонович, – я останусь и помогу ребятам. Проявлю искреннее человеколюбие к собаке и кошке.

– Оставайся, – согласно кивнула старушка.

Колокольчики тихонько зазвенели, будто засмеялись.

И вот так получилось, что все путешественники, спустя месяц, собрались вместе.

Тоська всё время крутилась рядом, везде совала свой толстый кожаный нос, радостно тявкая.

Сюзя наблюдала за строительством с крыши сарая. Она лишь поблёскивала глазками, помахивала хвостиком, но не лезла со своими советами.

Наконец подготовительные работы были завершены. Осталось прибить доски к перекладинам и поперечным брусьям – и новый дом для кошки с собакой готов.

Вдруг совсем невысоко над ними ослепительно сверкнуло. Что это? Солнечный зайчик? Ещё один? Ещё?

Ребята и Дормидонт Спиридонович зажмурились.

– Это корабль! Корабль! – закричал Дима.

Небесный путешественник-корабль покачался в воздухе, выпустил два белоснежных крыла и медленно приземлился.

Все замерли в ожидании чуда.

Отодвинулась боковая панель, открылся вход – и из корабля, сверкая серебром, вылетел Мика!

Земляне ахнули.

Мика с улыбкой во весь монитор подлетел к Диме. Мальчик взял его, поднял высоко над головой и подпрыгнул от счастья:

– Ты жив, Мика?!..

– Я жив! – ответил малыш-астронавт. – Меня ремонтировали, то есть лечили, почти месяц. Теперь я стал ещё выносливее, чем раньше.

– Ты к нам вернулся? Навсегда? – Дима радостно обнял друга.

– Нет, я вернулся, чтобы попрощаться, – виновато ответил астронавт. – Мы возвращаемся на Компьючиту. Я хотел, чтобы вы знали: я жив! И не грустили обо мне.

– Мика, я тебя никогда не забуду, – прошептал Дима.

– И я…

– И я…

– И я! – воскликнули Коля, Олег и Дормидонт Спиридонович.

– Я тоже вас не забуду! Я не забуду тебя, Дима, никогда!..

Все увидели на лбу у Мики, то есть в верхней части монитора, сначала свои портреты, потом портрет смешной и доброй старушки Веры Марковны, потом Тоську, и Сюзю, и какую-то сороку. А после них там отобразился весь третий "А" со всеми его думами во время контрольной. А затем – сражение со страшным монстром Чарогрюмом. И сияющая красота светлых мыслей в Пространстве…

Корабль уже поднялся в воздух, поторапливая астронавта.

– Прощайте! – воскликнул Мика, взлетая.

Догнав корабль, он оглянулся и крикнул с высоты:

– Я буду помнить вас всю свою жизнь – лет триста… А потом передам память своим потомкам…

И он скрылся в кабине корабля. Кораблик покачался на прощание – и через мгновение исчез в прекрасной прозрачной синеве осеннего неба.

Снова стало грустно. Но всё-таки сильная радость прибавилась к грусти разлуки. Земляне долго стояли, подняв головы. Вместе с людьми в высоту смотрели смешная собака и грациозная умная кошка.

– Уу-ву-у! – первой не выдержала собака и взвыла.

Тогда все перевели взгляд на неё.

– Вот видишь, Тося, как получается, – сказал Дима. – Пройдут века, и нас уже не будет на Земле. Все про нас забудут. А жители далёкой-далёкой планеты сохранят о нас память.

– И станут слагать о нас легенды, – гордо произнёс Дормидонт Спиридонович.

– У-вуу… – мечтательно подвыла Тося.

– И про тебя что-нибудь сочинят, – потрепал её за ухом Коля.

И все засмеялись. А Дима, глядя на собаку, вспомнил, как он первый раз увидел Мику. А потом он представил, как одинокий маленький кораблик мчится сейчас в бескрайних просторах Вселенной. И тогда Дима зажмурился и изо всей своей силы пожелал:

"СЧАСТЛИВОГО ПУТИ!.."

ВСЕ МЕЧТАЮТ ЛЕТАТЬ

ШУРШЕНЯ-ОБЕРЕЖЕК

Солнце поднялось высоко, пригрело землю, когда Шуршеня проснулся и вылез из дупла. Нежась в тёплых лучах, подпрыгивая и кувыркаясь, он дошёл до родника. Умылся, вброд перебрался через ручеёк, впадающий в речку, а речку перешёл по перекинутому над ней брёвнышку. Шуршеня направлялся в поле навестить молодую семью жаворонков.

В гнезде, свитом в ямке среди густой травы, лежало четыре серовато-жёлтых яичка. У жаворонков гнёзда выглядят непрочными, ведь их строят будущие мамы. А женскую работу видно сразу. Шуршеня подоткнул стебельки, подтянул конский волос, переплетённый с травинками, – укрепил гнездо. Подпёр его колышком, чтобы не заваливалось набок.

Вот так-то лучше.

А папам-жаворонкам некогда вить гнёзда: они постоянно дерутся и выясняют отношения с птицами, живущими по соседству.

Шуршеня присел у гнезда, потом прилёг и стал слушать, как в сердцевинке яиц бьются крохотные сердечки ещё не вылупившихся пташек и шебаршатся их крылышки, как поскрёбывают махонькие коготки о скорлупки яичек. Скоро птенцы появятся на свет.

Жаворонки не боялись Шуршеню, ведь он оберегал лесное хозяйство, потому что был лешим и должность унаследовал потомственную – обережек.

Мама-жаворончиха, трепеща крылышками, взлетела так высоко, что стала почти невидимой, и из сияющих небес лилась её радостная песня. Вдоволь наплескавшись в синеве неба, мама спустилась на землю проведать своё гнёздышко. Приземлилась она вдалеке от него, метрах в двадцати, и, прячась в траве, быстро побежала к своему домику. Никто: ни зверь, ни недобрый человек – не должен проследить, где выведутся у неё детки. Птичка забралась в гнёздышко, распушила крылья, прикрыв ими яички, присела и наконец-то успокоилась.

Шуршеня убрал с её головы паутинку. "Эх, молодо-зелено!" – по- стариковски подумал он, хотя ему недавно исполнилось всего двести пятьдесят лет, то есть примерно лет десять, ведь у леших четверть века приравнивается к одному году человеческой жизни. Внешне Шуршеня представлял собою тонкое берёзовое поленце с большими, зелёными, как весенние листочки, глазами, почти незаметным носиком и ртом, напоминающим два штришка на белой берёзовой шкурке. Когда Шуршеня закрывал глаза, его лицо становилось неприметным, и маленького лешего невозможно было отличить от обыкновенной берёзовой ветки толщиною с детскую руку. Ростом он пошёл в свою родню: был не выше трёхлетнего ребёнка и не обещал сильно вытянуться в будущем. Со всех сторон из него росли веточки разной длины. С помощью веточек-ног он и передвигался: не то чтобы шагал, скорее, плыл над землей, иногда отталкиваясь от неё растопыренными лапками.

Зимой, подобно деревьям, Шуршеня скидывал листву и становился обнажённым. Только глаза зеленели на белой берёзовой шубке. Сейчас он покрылся почками, готовыми вот-вот лопнуть и превратиться в листья. Скорей бы уж! Зудят, чешутся, щекочутся эти почки перед тем, как раскрыться. Особенно на голове, где у него неисчислимое количество тонюсеньких веточек, а на них не сосчитать малюсеньких почек. Шуршеня рад был бы постричься наголо, но ради красоты терпел все эти муки. Пройдет неделя-другая – он весь зазеленеет. Красивым станет! И папа с мамой, и дедушка-дуб, в дупле которого живёт их семья, и белки в сосновой роще – все в лесу станут любоваться маленьким лешим. Он, конечно, не будет, как девочка, серёжки на себя навешивать, украшения из ягод делать, но и портить, лишать себя природной красоты тоже нельзя: обидишь её, Великую Прародительницу Природу.

Шуршеня хоть и был юн годами, но выучился многому у своих родителей и у дедушки Кедраши.

Пока он сидел у гнёздышка, со стороны реки пахнуло сильным жаром. Шуршеня вскочил, оглянулся: за рекой, из края в край, насколько мог охватить глаз, разметался пожар. А ведь там его мама и папа! Секунда – и пожар встал стеной, взметнулся к небесам. Леший взмыл в воздух, хотел перелететь через эту огненную стену. Но с другой стороны выше огня поднялись, держась за руки, его родители и сквозь гул пожара стали кричать:

– Шуршеня! Начинаются лесные пожары! Спасайся в городе! Поживи в парке. Мы улетим далеко – за большую реку. Может, ещё увидимся! Письма смотри под деревянным Кедрашей… Прощай!

– Мама! Папа! – закричал он что было сил. – Летите скорее! У вас веточки загорелись!

Папа и мама исчезли за огненной завесой.

Шуршеня опустился на землю и стал смотреть на пожар. Зрелище завораживало своей страшной силой. Страх пробирался в каждую веточку, в каждый нераскрывшийся листик, и обережек не чувствовал, как ему стало нестерпимо жарко, и не думал, что пламя легко может переметнуться на эту сторону речки. От горя он, может быть, никогда бы не поднялся с земли, но вдруг услышал, как плачут птицы. Это родители-жаворонки кружились над гнездом. Шуршеня подхватил своими ветвями гнёздышко, поднялся в воздух и понёсся в сторону города. Птахи помчались за ним.

Кроме обычных, у лешего-березовичка есть потайные веточки-крылышки. Листва с них не спадает никогда.

Когда Шуршеня поднимал их, готовясь взлететь, под каждым листочком расправлялись миллиарды ворсинок. Разглядеть их можно было только под микроскопом. А невооружённым глазом человек мог увидеть лишь то, что снизу листочек не гладкий, не глянцевый, как сверху, а шершавый. Этими ворсинками обладали только лешие-березовички. Благодаря им, березовички, когда нужно, превращались в настоящие гравитолёты и даже могли поднимать в воздух огромные тяжести.

Уникальные ворсинки давались лешему при рождении и если погибали по какой-то причине, то уже не восстанавливались никогда. Поэтому Шуршеня очень испугался, увидев, что у папы и мамы загорелись веточки. "Может, это не крылышки горели, а обычные берёзовые листочки?" – с надеждой думал он.

Имея такие ворсинки, лешие становились обладателями и других поразительных свойств, которые нам с вами показались бы магическими, потому что мы ещё не всё можем объяснить в Природе, а она не всё может нам раскрыть – боится нас.

Но с этими удивительными способностями нашего героя мы познакомимся немного позже.

В свои двести пятьдесят лет Шуршеня хорошо знал каждое дерево в ближайшем лесу, все полянки, пни и колдобины. На одной из полян, вдалеке от дороги, была лунка. В неё-то он и опустил гнёздышко. Тут же опустились в него встревоженные жаворонки.

МАЛЕНЬКИЙ ЛЕШИЙ И ДЕВОЧКИ

Лето было в самом разгаре.

Шуршеня перебрался в город. Вдруг мама с папой вернутся? Где они станут его искать? Конечно, в городе – ведь они сами велели ему убегать сюда.

Поселился он в детском парке, под заброшенной деревянной горкой, с которой давно никто не катался. Дел у обережка и в городе много, но он всё равно постоянно грустил и с тревогой думал, спаслись ли его мама и папа, смогли ли долететь до большой реки, а, главное, перелететь через неё? Большая река очень далеко. Шуршеня и представить такое расстояние не может. Смогут ли они оттуда вернуться назад?

Рядом с горкой росли кусты шиповника. Когда они цвели, маленький леший выбирался из-под горки и любовался ими, закрывал глаза и вдыхал их аромат. Осы, пчёлы, шмели кружили над ними, собирали нектар и уносили в свои кладовочки – готовились к будущей зиме. Шуршеня видел, как все силы, соки внутри растений устремляются к цветам, в сердцевинке которых уже зарождаются будущие плоды. Потом благоуханные лепестки стали опадать с цветов, а на их месте появлялись ягоды. Но шиповнику жаль было расставаться с юностью, и он нет-нет, да и вспыхивал новыми алыми цветами.

Однажды сюда пришли три очень грустные девочки. Их звали Юля, Катя и Таня. Они принесли что-то в маленькой картонной коробочке. Девочки вырыли ямку, достали из коробки мёртвого мышонка, завернули его в кружевной лоскуток, перевязали ленточкой и положили опять в коробку, а её – в ямку. Затем повздыхали над мышонком и даже чуть не заплакали. Засыпали ямку землей, сделали из двух щепочек крестик и воткнули его над холмиком. Нарвали одуванчиков, утыкали ими последний приют мышонка. Сплели веночек и повесили его на крестик. Таня протянула руку к цветку шиповника, чтобы сорвать его, но Шуршеня заставил двух шмелей перелететь именно на этот цветок. Таня потянулась к другому цветку – туда тотчас перелетела оса. Тогда девочка сорвала кустик полыни и воткнула его в холмик – получилось маленькое деревце.

– Девочки, давайте будем всю жизнь помнить этого мышонка! – сказала Таня. – Я завтра принесу сыру и положу его здесь.

– А я печенье, – поддержала её Юля. – У нас мама будет сегодня печь.

– Тогда я сделаю напиток из ягод, – решила Катя. – Знаете, как вкусно получается? Вкусней кока-колы.

Они договорились встретиться здесь же в десять утра. Девочки ушли, а Шуршеня стал с нетерпением ждать, когда наступит завтрашнее утро. "Наверное, это очень добрые девочки, – думал он. – Они жалели совершенно незнакомого мышонка".

Утром Катя, Таня и Юля действительно собрались у шиповника. Принесли по большому пакету. Березовичок не мог сдержать любопытства и во все глаза глядел на девочек. Они, не замечая его, убрали с холмика все увядшие цветы и полынное деревце. Вновь рвать одуванчики девочки не стали, так как было пасмурно, цветы не раскрылись и напоминали маленькие зелёные фонарики с одним лучиком света. Юля с Таней опять было хотели отломить веточку шиповника, но Шуршеня сумел отвести их руки, и они просто понюхали нераскрывшиеся цветки и полюбовались ими. Катя сорвала несколько листов подорожника, сложила из них чашу, воткнула на могилку мышонка. В неё девочки положили кусочек сыру, конфетки и печенье. Погрустили немножко. Затем расстелили большое покрывало. Понаставили на него всяких чашек и блюдечек с бутербродами, салатами, орешками, конфетами, бутылочки с напитками. Вынули из пакетов красивые вилочки, стаканчики, вазочку для сладостей. Хорошо позавтракали. Убрали всю эту утварь и стали доставать игрушки: куколок, детскую посуду, мебель и разноцветные лоскутки материи. Сначала они долго делили и выпрашивали друг у друга лоскутки, шкафчики, стульчики. Потом распределяли, у кого сынок – плюшевый мишутка, у кого – полосатый кот с провалившимся глазом; у какой Барби муж – серый зайка, а у какой – поросёнок без хвоста. У красавицы, конечно, зайка, потому что он новый, а старенькой Барби, у которой нога отваливается, и бесхвостый поросёнок подойдёт. Зато он очень милый. Катя обняла и поцеловала его, потом его обняла и поцеловала старенькая Барби, и у неё отвалилась нога.

Наконец всё было распределено. Осталось построить домики, нарядиться, сделать причёски, приладить ногу и ходить друг к другу в гости.

– Чур, мой домик под горкой! – первая сказала Таня.

– И мой!

– И мой! – быстро повторили девочки.

И они прямо на покрывале потащили всё своё богатство под горку.

Леший мгновенно забился в уголок и притворился веточкой, но было так интересно, что он не стал прикрывать глазки и забыл превратиться в невидимку.

Так как мебели для трёх квартир не хватало, девочки принесли щепочек, камешков, стали строить креслица, диванчики, столики, набрасывать на них покрывальца и скатерти, расстилать коврики в комнатах. Наконец они стали печь пирожки из глины, готовить салаты из травы, понарошку угощать ими друг дружку и своих кукол.

Шуршеня первый раз в жизни видел, как играют девочки.

ПОДАРОК ДЕДУШКИ КЕДРАШИ

Люди и лешие очень редко встречаются. А если и произойдёт такая встреча, то человек убегает со всех ног. Не понимает, что леший обычно хочет подружиться, помочь. Или ему самому нужна помощь. Вот и получается, что лешие на нашей планете как инопланетяне, которых пока что люди не научились понимать.

Шуршеня уже полвека носит на спинке маленький рюкзачок. Среди веточек его не приметишь. Это подарок дедушки Кедраши, который до самой смерти одиноко жил по соседству с их семейством. Для Шуршени он был как самый родной дедушка.

В рюкзачке – берёзовый туесок размером с напёрсток. А в нём – три волшебные бусинки-горошинки. Их нужно отдать доброму человеку. Сначала загадать своё желание, а потом отдать. Если бусинки в руках человека послужат добру, то и мечта лешего сбудется.

Дедушка Кедраша за всю жизнь не смог познакомиться ни с одним человеком, чтобы подарить ему бусинки. Все люди от него убегали. "Почему?" – не понимает Шуршеня. Кедраша больше других леших напоминал человека и был очень симпатичным. Его зелёные глазки, похожие на две большие виноградины, глядели всегда с добрым любопытством. Кедровая шишка-нос шевелилась, сморкалась и чихала всеми пятьюдесятью двумя ноздрями. Под ней красовались зелёные усы – две густые кисти кедровых иголок. Весёлый рот почти никогда не закрывался: Кедраша постоянно шутил и смеялся. Шуршеня, правда, запомнил дедушку беззубым. Но, наверно, и он в молодости мог похвастаться многочисленными зубами. А ещё у Кедраши хранилась настоящая человеческая шапка. Он нашёл её лет шестьсот назад. Берёг: надевал редко, просушивал в погожий денёк, пересыпал сухими опилками. Как увидит людей, наденет шапку, чтобы совсем уж на человека стать похожим, выбежит к ним навстречу, улыбнётся, чихнёт: вот он, мол, я, Кедраша, – а они всё равно от него врассыпную, только пятки сверкают. Так и не отдал никому волшебные бусинки. А как мечтал! Он хотел научиться летать. Ведь дедушка Кедраша был хвойником, а они не летают. Вот и подарил их Шуршене на двухсотлетие.

Дедушка Кедраша знал заклинания на древнем языке. Он мог остановить или поднять ветер, вызвать тучу и попросить у неё дождя. Все лесные звери его слушались. Шуршеня любил древние слова и очень хотел выучиться дедушкиным премудростям. Но у леших свой порядок: березовички-обережки не должны быть заклинателями.

Шуршеня теперь смотрел, как играют девочки, и решал, отдать им бусинки или нет. Надо было убедиться, что девочки действительно добрые, хорошие люди. Ведь волшебная сила в руках злодея может много горя принести.

– Ой, девочки, он на нас глядит! – первой заметила Юля.

– Кто? – удивились подружки.

– Вон кто! – Юля выразительно посмотрела на Шуршеню.

Леший смутился, но не стал обманывать девочек.

– Ты кто? – шёпотом спросила Катя.

– Шуршеня, – "прошуршал" в ответ березовичок.

– А что ты тут делаешь? – ещё тише спросила Катя.

– Живу, – едва слышно ответил Шуршеня.

– Живёшь? Здесь?

– Да, – ответил леший-обережек и рассказал подружкам, что с ним случилось, потому что ему давно хотелось поделиться хоть с кем-нибудь своими печалями.

Девочки наперебой стали приглашать Шуршеню жить к себе. Но он отказался: лешие – не домовые, не должны жить в человеческом жилище.

Девочки стали приходить к нему каждый день.

Катя, Юля и Таня решили, что леший станет их секретом, и они никому не разболтают о нём. Странно, но подружки сдержали своё обещание. Может, сам леший помог им держать язык за зубами? А, может, зря мы думаем плохо о девочках, а они-то как раз умеют хранить тайны?

В конце июля Таня уехала в детский лагерь, а Юлю забрала на дачу её бабушка. Только Катя навещала Шуршеню.