Некоторые сообразительные девушки пытались взять приступом перспективного студента, но убедились, что Матвей и женитьба – вещи несовместимые. К близким отношениям он относился не как к романтическим, чему-то обязывающим, а с позиции изучения процессов.

От аспирантуры Матвей отказался, считая её пустой тратой времени, выбрал распределение в академический институт, где от него требовалось посещение раз или два в неделю и предоставление материалов по назначенной сверху теме, в остальное время он был свободен.

Поскольку Матвей с юности имел репутацию мастера, способного починить любое устройство, к нему обращались, когда ломалась какая-нибудь установка для исследований. Он реанимировал её, получал «большое спасибо», никак этот факт, не сопоставляя с деньгами. А зарплата необыкновенного сына полуграмотной Мани была минимальна. Сказать об этом она стеснялась.

Прошло несколько лет, схема прибора для сканирования мыслей человека была разработана, определена элементная база. Матвей приступил к компоновке.

Ввиду дефицита – постоянного спутника социализма, комплектующие для прибора купить в магазинах было невозможно, но Матвей указывал их в заявках для ремонта поломавшейся техники.

Руководство академического института подписывало эти документы, потому что серьёзные проблемы с приборами решал только Матвей.

К тому же статьи по теоретической физике, написанные им по заданию института, заинтересовали учёных на родине и за рубежом, что добавляло уважения к его персоне.

Когда в учреждение «сверху» поставили дорогую установку, закупленную в Великобритании, Матвей был единственной кандидатурой для того, чтобы определить, насколько она соответствует тематике института.

Испытав установку в действии, поразмышляв над сопроводительными документами, Матвей сформулировал замечания и предложения по её усовершенствованию. Эти бумаги, написанные на русском языке, он, в качестве отчёта, положил на стол руководству, а написанные на английском, отправил с куратором, сопровождавшим установку, в фирму-производитель.

Из Великобритании пришёл ответ с благодарностью, техническим заданием на продолжение работы и чеком на некоторую сумму в фунтах. Попало это послание не в почтовый ящик Матвея, а в секретный отдел института, куда его и вызвали.

– Как случилось, что вы предложили сотрудничество капиталистической стране, а? – хитрые глазки внешне простоватого мужика, «шныряли» по лицу Матвея.

Он не ожидал, что его соображения по модификации установки могут рассматриваться в таком ключе, повеяло больницей с окнами в клетку. Оправдания насчёт того, что документы сначала были направлены руководству института, и не вина Матвея, что англичане откликнулись раньше, не имели действия.

– Вижу, что проблемы с психикой у вас были. Надо держать себя в руках, а то, смотрите…. Напишем, что отказываетесь от работы и оплаты?

Матвей подписал отказ, честно предупредив, что без соответствующей доработки прибор не решит поставленных задач.

Наука мужика из особого отдела не волновала, он отвечал за «секреты».

Вышел Матвей из его кабинета, сожалея о том, что научную политику учреждения, определял не учёный совет, а особый отдел.

Женщины

Фамилии авторов книг на столе сына: Бурбаки, Макс Планк, Фрейд ничего не значили для Мани, но название Тибет было знакомо. Эрудиции и жизненного опыта ей хватило, чтобы понять: поездка туда стоит серьёзных денег, она необходима для продолжения работы. Отнесли антиквару вторую вазу эпохи Мин.

Отправлялся в путешествие Матвей с женщиной. Маня, превратившаяся в мягкую старушку, вытирала полотенцем посуду, когда услышала звук открывающейся двери в прихожей, и вышла встречать сыночка с тарелкой в руках. Рядом с Матвеем стояла дама, выше его ростом, с признаками седины в иссиня-чёрных волосах. Лицо узкое, волевое, подбородок чёткий с сильной прорезью, нос похож на красиво очерченный клюв. Глаза, узкие и длинные, будто выходящие за пределы лица. Они смотрели не на человека, а вглубь его, словно видели насквозь, от этого казалось, что хозяйке глаз больно. Взгляд гостьи остановился на старушке, приказал ей сесть на стул, что она и сделала, и велел выпустить тарелку из рук. Тарелка аккуратно поехала по коленям, потом по вытянутым полным ножкам в стоптанных тапочках.

– Не бойся, мама, Этери на всех проверяет свои способности, – «успокоил» сын родительницу, и в сторону женщины, – прекрати.

Было заметно, что он доволен успехами знакомой.

Они скрылись в его комнате. Напуганная мама пошлёпала в кухню, вид «избранницы» не соответствовал её представлениям о нежной застенчивой невесте и о светловолосых внучатах.

Когда Этери ушла, Маня осторожно спросила, собирается ли сын жениться на «девушке», так аккуратно она назвала гостью. Матвей не имел привычки знакомить её с женщинами, и никогда не приводил их домой, эта была первая.

– Для чего? – спросил он с искренним любопытством, как, если бы ставил какой-то физический опыт, и определённое действие коллеги ему требовало разъяснения.

Отношения их нельзя было назвать романом, но интерес друг к другу оказался неисчерпаемым.

Например, Матвея занимал несколько удлинённый копчик подруги, напоминающий короткий хвост.

В шутку называл Этери ведьмой, посланницей тёмных сил. Он не отрицал ни бога, ни чёрта, а физику называл не наукой, а мировоззрением.

Определенные хитрости и уловки, которые Этери применяла для «проникновения» в прошлое человека, для перемещения лёгких предметов, не касаясь их рукой, он разоблачил, но дар предвидения и власть над сознанием людей, включая тех, с которыми не контактировала напрямую, оставались загадкой, решение которой продвинуло бы его в достижении главной цели: не только улавливать настроение, но и управлять человеком в критическую минуту. Он нуждался в помощнике с сильной энергетикой, мысли которого усиливал бы прибор.

На Памире они провели год среди буддийских монахов и отшельников, отыскивая личности, разделяющие их убеждения, обладающие талантом Этери, независимые от денег, положения или семьи.

По возвращению Матвею отказали в приёме на старое место работы. То ли пребывание в психбольнице, то ли посещение военного учреждения в лесу, то ли техническое задание из Великобритании оставили «след» в его биографии.

Кто-то из знакомых порекомендовал его, как физика, в медицинский институт к амбициозной даме-урологу, готовившей докторскую диссертацию. Там вводился новый, для того времени, метод диагностики изотопами. Требовался технический специалист, сопровождающий работы на два-три часа в день, этот факт привлёк Матвея.

Он добросовестно принялся за работу, рассчитал, что дозы, которые получают больные, выше положенных и сообщил об этом врачу.

– Вас это не касается, – получил ответ.

Женщина торопилась с результатами, здоровье пациентов было на втором месте.

Контейнеры с радиоактивными изотопами держали в кладовке, за картонной стенкой располагался пищеблок.

– Радиация представляет опасность для продуктов, – предупредил Матвей.

– Да вы, трус! – воскликнула воинственно настроенная дама, имеющая звания и регалии, и всё понятнее становилось, что она их не заработала, а завоевала.

– Я физик, и понимаю последствия, – вздохнув, ответил её строптивый помощник и уволился.

Чтобы избежать привлечения к ответственности за тунеядство, (в уголовном кодексе тех лет была такая статья), особенный человек отправился сдаваться в психоневрологический диспансер, захватив справку, выданную ему в «серьёзном» учреждении, расположенном в лесу.

Психиатр, интересная женщина со звучным именем Лия, тонкими чертами лица, тревожным взглядом, (её уравновешенному пациенту показалось, что врачу самой требуется помощь), нервно спросила:

– Вопросы переустройства мира с точки зрения политической системы вас волнуют?

Матвей ожидал чего-то подобного, ибо тогда считалось, что, только, сумасшедший мог быть недоволен «линией партии», поэтому ответил пространно:

– Наш мир предстаёт перед обычными людьми в трёхмерном пространстве, четвёртое измерение – время. На самом деле он имеет двенадцать измерений, я вижу их все. Переустроить этот двенадцатигранник нельзя, но проекций у него множество, например, национализм или антисемитизм, их можно видоизменять.

– Жаль, что я не в ладах с математикой, – растерянно сказала дама, заинтригованная проекцией «антисемитизм», ибо по рождению относилась к семитам.

Лия предложила пройти освидетельствование в диспансере, чего и добивался Матвей.

Этери принесла ему книги и научные журналы, он читал и писал статьи, не сильно отвлекаясь на процедуры и исследования.

Лия, уставшая от общения с больными или преступниками, «косившими» под ненормальных, ежедневно приглашала Матвея в свой кабинет. Покой, рассудительность и благожелательность, исходящие от пациента, восстанавливали хрупкую психику психиатра. Кто кого лечил или тестировал, она уже не понимала, прописанные ею таблетки Матвей не принимал.

По окончании освидетельствования Матвея Лии приснилось, что громадный седой старик, про которого она думает, что он – Моисей, ведёт её за руку в белую комнату, там она изменяет своему мужу с Матвеем.

Под впечатлением ли сна или же не желая сопротивляться собственному чувству, она организовала в кабинете интимную обстановку и между ними случился секс.

«Что-то от него должно остаться мне на память», – думала Лия, передавая Матвею вожделенные справки.

«Зачем Лии понадобилась моя сперма?», – недоумевал, лишённый романтики, пациент.

Подобный вопрос задала себе и Этери, когда забирала друга из больницы и, как на экране, ей открылось произошедшее.

Через девять месяцев тридцативосьмилетняя Лия родила круглолицую девочку с жёсткими волосами, цвета соломки, как у Мани.

Муж «убедил» себя в том, что дочь похожа на его тётю, та была рыжей.

В пять лет девочка обыграла отца в шахматы, а в семь попросила родителей устроить её в школу, где могла бы услышать от учителей что-нибудь новое, потому что к старшему брату, приходили репетиторы, она находилась в той же комнате, и программу обучения первых четырёх классов выучила наизусть.