нужное в интернете. В течение получаса прибыло все необходимое. Я помню, как
хлопнула входная дверь, и в испуге я спрятала маленький сюрприз за спину. Этот
говнюк выдал нас своим мяуканьем.
– Это то, о чем я думаю? – спросил Дима, вопросительно вскидывая бровь.
– Я надеюсь у тебя нет аллергии на шерсть? Мне бы не хотелось отдавать его в приют, –
отвечала я тогда. Пушок остался с нами. И вместо романтического ужина мы пол
вечера возились с блохами, показывали котенку место для нужд и просто играли с
ним как малые дети. Позже котенок уснул у Димы на плече… Это было очень мило.
– Ты почти как пират, только
вместо попугая на плече у тебя будет Пушок, гроза сосисок и теплого молока, – смеялась я.
Нам было хорошо вместе. В тот вечер Дима положил передо мною противозачаточные таблетки. Я скажу откровенно, частенько забывала их принимать. Он сидел, задумчиво глядя на меня, пока я разворачивала инструкцию. Я спросила тогда:
– О чем ты задумался?
– О том, что ты моя младшая сестра.
– Ты же знаешь, что это не совсем так. Мы не кровные, а значит не совершили ничего греховного. Так мы успокаивали свою совесть. Точнее, мне было плевать на предрассудки, но Дима… он успокаивал себя именно так. Тем не менее волю своим чувствам мы давали лишь за запертыми дверьми. И все же один раз мы позволили себе исключение. Когда, наш питомец подрос, и мы без страха могли оставить его одного, Дима повел в меня в ресторан. Я, еще со времен когда жила с отцом не особо любила такие заведения, поэтому официоз давил на меня, и на моего брата, я думаю тоже. Ужин при свечах, романтика и прочее, но я не могла хохотать в голос и все время прикладывала салфетку ко рту, чтобы не смеяться шуткам Димы, и не смущать сидящих рядом, напыщенных гостей. Я и Дима чувствовали себя намного комфортнее в лёгкой обстановке, и поэтому наспех перекусив мы уже тащились по городским улицам давая свободу своим эмоциям.
Так мы и набрели на какой-то захудалый клуб, с громкой музыкой и шумною толпой.
Здесь было повеселей и напившись виски, я утянула брата на танцпол. Все было
замечательно… Сначала играла ритмичная музыка, и мы откровенно дурачились, а
после зазвучал божественный голос Брайана Адамса с композицией Please, forgive
me. Это самая прекрасная песня из всех, которых я когда-либо слышала. Дима
обнял меня тогда, и мы закружились в такт музыке. Если кто и смотрел на нас
тогда, они видели влюбленную пару, которая откровенно наслаждалась моментом
близости. Брат крепче прижал меня к своей груди, так что я едва доставала
ногами пола, он сказал:
– Я люблю тебя, пташка. Больше жизни, люблю.
А я, пряча лицо у него в груди, разревелась, как дура.
Мои чувства были сильнее меня, и я не могла совладать с ними.
– Я люблю тебя, – отвечала я, – так сильно, что мне не хватает тебя, даже когда ты так
близко, – говорила я, расцеловывая его грудь, шею, подбородок, все до чего
я могла дотянуться. Прижав мою голову к себе, Дима чмокнул меня в макушку,
продолжая танцевать… До самого конца танца, мой брат поглаживал меня по щеке
большим пальцем, передавая мне свое успокаивающее тепло. Я плачу, вспоминая то
время, тот час, то мгновение, которое кануло в прошлое, и никогда уже не вернется
ко мне. Вечер наш закончился в постели, где мы дарили друг другу нежные
поцелуи, вкушая запретный плод нашей любви. Каждую ночь, мы не могли насытится
близостью наших тел. В объятиях своего брата я познавала его трепетную любовь,
его тело и теперь мне не хватает этих уроков.
– Я люблю тебя, моя сладкая пташка, – говорил он мне каждый раз, перед сном. Всегда, он шептал мне слова любви, пока я наконец не засыпала. То была большая любовь. Несравнимая ни с чем. Мы дышали в унисон, наши сердца пульсировали в одном ритме, и даже наши мысли всегда совпадали. Не смотря на разницу в десять лет, мы понимали друг друга с полуслова. Всегда. Наша идиллия была настоящей, какой не бывает,
наверное, ни у одной семейной пары. Лишь единицы из миллионов находят себе настоящую родную душу. И мы с Димой были из числа тех самых единиц.
Я знала это уже тогда, и до сих пор уверенна – мы были созданы друг для друга, как небо и земля, солнце и луна.
Я довольно долго собиралась задать Диме вопросы по поводу его отношений с отцом. В один из вечеров, поглаживая Пушка, уснувшего на моих коленях, я как бы невзначай спросила:
– Дим.
– Ммм… – мычал он, затягиваясь сигаретой.
– Почему ты никогда не приезжал к нам с папой?
Он долго думал, прежде чем ответить.
– Твой папа, и мой отец, был не всегда таким хорошим, каким ты запомнила его, пташка. До твоего появления, в нашей семье было много неприятностей. В большей степени виновником был мой отец. Всю жизнь, что прожили мои родители вместе, отец изменял маме. Он откровенно в этом признавался, а мама…– он запнулся, – у нее были жуткие истерики. Она любила его, и это свело ее в могилу.
Я, наверное, побледнела тогда, потому что Дима обнял меня и сказал:
– Такая жизнь, пташка. В этом мире нет идеальных людей. Я молчала, потому как была шокирована услышанным.
Как же так, папа?
Но Дима, решил видимо рассказать всю правду, он продолжил:
– Мама забеременела в сорок лет. Врачи предупреждали ее о рисках, но она твердо решила рожать. Мне казалось, что возможно теперь наша жизнь наладится, – брат хмыкнул, – но отец… Был тем еще, подонком. Когда мама узнала, о очередной его интрижке у нее случился выкидыш. Девочка умерла, так как родилась недоношенной. Роды прошли тяжело, но мама пошла на поправку. Отец приполз к ее ногам, и она
простила его, снова. Та беременность плохо сказалась на ее здоровье. Сначала
онкология груди.... Мы боролись и мама, казалось, вернулась к жизни. Она
захотела удочерить девочку. Она всегда хотела иметь дочь. Появилась ты, и жизнь
в нашем доме заиграла другими красками, но спустя полгода… ты же помнишь?
Дима утирал мне слезы, а я все никак не могла остановиться. Моя бедная мама Оля. Я даже никогда не могла предположить такое. Я сунула лицо в область Диминой шеи, и заикаясь ответила: – Я все помню. Теперь я все понимаю.
– Ты крепко взяла меня за руку и спросила " мама Оля умирает?"
– А ты сказал " да, пташка".
– Ты плакала тогда, прямо
как сейчас, а я все никак не мог тебя успокоить. Мой любимый. Он так
трогательно подставлял мне свое плече, чтобы я могла поплакать как следует, а
потом поцелуями утирая мои слезы, он уносил меня в нашу спальню. Где мы,
предаваясь сексу забывали обо всем на свете. Наши тела словно гармонировали, я знала каждый его изгиб, чувствовала каждое желание, ловила каждый вздох.
В середине мая Дима предложил мне уехать.
– Давай уедем куда-нибудь, – сказал он.
– А как же Пушок?
– Возьмем с собой и рванем на край земли.
– Прямо – таки на край? Ладно, – соглашалась я, – с тобой хоть край.
Вы когда-нибудь бывали в Шотландии?
Нет? Если появиться такая возможность, не стоит даже размышлять. Это старинное,
и такое потрясающее место должен увидеть каждый. Мы решили ехать поездом и это
было лучшей идеей, которая пришла нам в голову. Английский ландшафт за окном
нашего купе, радовал глаз своей неповторимой величественной гармонией. Пушок,
на наше с братом удивление и радость, вел себя весьма прилично. Так как ехали
мы с пересадками, то спокойно выгуливали его на кошачьем поводке, кормили и
дальше отправлялись в путь, который он практически весь проспал. Мы, наверное,
выглядели странной компанией, но нам было все равно. Я была счастлива и мне
было все равно, что думают о нас окружающие. Конечно, мы с Димой держались в
рамках приличия, но я не упускала момента прикоснуться к нему, лишь на
мгновение. Первая остановка была в дереве Гретна-Грин.
– В этом месте пару столетий назад венчались сбежавшие влюбленные со всей Англии. Это были люди либо не достигшие брачного возраста или пары, родители которых не давали согласие на брак, – рассказывал мне Дима. Я не знала об этом. Я многого не знала, но мой брат любезно посвящал меня в тонкости истории разных мест встречавшимся на по пути. Он очень умный, мой Дима. В той деревушке мы пробыли лишь пару дней и двинулись дальше, к Эдинбургу.
Мне понравилось там даже больше, чем в Лондоне.
Обладая таким богатым всемирным наследием, этот город казался сказочным. Будто
сошедший из странниц книг, которые я читала в детстве. Дима, таскал меня за
руку от рассвета до заката, по разным красотам. Мы не однократно терялись, но
кого это волновало? Когда ты находишься в столь красивом городе, тебе следует
обязательно забыть дорогу назад к отелю, чтобы как следует впитать в себя все
то, что встречается на вашем пути. И если вы больше никогда туда не вернетесь,
то сможете в памяти воспроизвести былые приключения. Далее следовал Инвернесс,
и чем дальше мы заезжали, тем сильнее менялся ландшафт. Зеленые горы, холмы,
поразили меня величием, им словно не было конца, они простирались далеко за
горизонт, сливаясь в единое целой с безоблачным небом. Я неотрывно смотрела в
окно поезда, каждый раз все сильнее поражаясь красоте нашего мира. Дима следил
за мной улыбаясь, он говорил:
– Как же ты еще юная, пташка. Иногда, я завидую твоей непосредственности.
– Такой я останусь всегда, – отвечала я. В Инвернессе мы остановились в маленьком уютном отеле, вдали от города. На дома и огромные замки мы успели насмотреться вдоволь. Мы хотели слиться с природой, и потому целыми днями уходили подальше от людей, ближе к горным ручьям и живописным видам. Устраивая мини пикники с простой пищей и национальным шотландским ликером, мы наслаждались обществом друг друга, просто молча отдыхая на склоне холма. В один из таких дней, Дима притянул к отелю
лошадь. Белого жеребца. Стоя на крыльце отеля, я наблюдала за братом, который
восседал на коне, словно рыцарь королевской гвардии. Конечно, в рамках города,
пусть даже и самой окраины, это выглядело весьма колоритно, но он был так
красив.
– Ты не смог найти нам машину? Или решил завести себе нового друга? Бедный Пушок, он не перенесет твоего предательства! – смеялась я.
– Там куда мы поедем пташка, нет дорог.
Дима умел кататься верхом еще со студенческих времен. Он с легкость усадил меня перед собой, и мы пустились вскачь. Ветер развивал мои волос, подбрасывая их в лицо брату. Он плевался словно старый, ворчливый верблюд, а я только хохотала, пытаясь сдержать свои локоны на месте. Мы просто мчали вперед, не разбирая дороги, и первое что встретили на своем пути стало место Битвы при Куллодене. Тут мы остановились, и
бродя по заросшему вереском полю, натыкались на надгробные камни, которые
грозно оплакивали не отдельных людей, а целые кланы шотландских семей. Папа
рассказывал мне о Якобинском восстании, но я не придавала значения жертвам,
павшим при этой фатальной войне. Когда ты лицом к лицу встречаешься с местом,
которое хранит память о погибших, все воспринимается совершенно иначе. Мы
ускакали, оставляя за плечами то грустное место, вновь навстречу ветру и
чувству безграничной свободы.
– Куда мы направляемся? – спрашивала я.
– На край света, – отвечал Дима, нежно целуя меня в шею. Я думала он говорит это совсем не всерьез, но, когда на горизонте я увидела морские просторы, поняла, что мы
достигли самого края. Сидя на коне, мы добрались до самой высшей точки земли. В
метре от нас был лишь обрыв, который угрожающе навис над морской гладью.
– Вот он и край земли, пташка, – говорил Дима. Я лишь глубже вдыхала морской воздух наблюдая за тем, как розовый закат, играя красками, дарил мне чувства нереальности
происходящего. Иногда, я думаю что, то время было сном, лишь плодом моей
больной фантазии… Мы сидели на самом краю, свесив ноги с обрыва. Дима задумчиво
тянул сигарету, он тогда сказал:
– Твои глаза цвета моря.
– Давай останемся тут навсегда, – просила я.
– Когда-нибудь мы обязательно вернёмся, пташка.
Он поцеловал внутреннюю сторону моей ладони и прошептал:
– Я люблю тебя, моя сладкая, прелестная девочка. Спой для меня.
Мне вспомнилась одна песня, и запела, сначала тихо, а после все громче, так, что голос мой уносил ветер, наверное, на несколько миль назад.
Oceans apart day after day
And I slowly go insane
I hear your voice on the line
But it doesn't stop the pain
If I see you next to never
How can we say forever
Wherever you go
Whatever you do
I will be right here waiting for you
Whatever it takes
Or how my heart breaks
I will be right here waiting for you
by Richard Marx
Дима держал мою руку, вслушиваясь будто впервые. Когда я закончила петь он поцеловал меня. Сначала нежно, но становясь все белее требовательным, я уже знала, что наши тела вновь требовали друг друга. Я села сверху на него, желая подчинить
себе его мужское начало. Уже в который раз пробуя на вкус его кожу, я не
чувствовала насыщения. Я изучила его целиком и полностью, но каждый раз это
было словно впервые. Я откровенно ерзала попой в области паха, и ощущала всю
силу его возбуждения. Когда мой брат, попытался взять инициативу в свои руки, я
протестующе воскликнула и прижала его запястья к траве. Я сама расстегнула
ширинку его штанов, высвобождая наконец набухшую плоть и сжимая ее в кулак.
Дима издал хриплый стон, и я поняла, что ждать больше не стоит. Подняв своё
платье на талию, и отодвинув трусики в бок, я направила горячий член моего
брата внутрь себя. Я вбирала его в себя максимально глубоко… и медленно. Я
знаю, что этим свожу Диму с ума, но я хотела как можно дольше насладиться
моментом этой волшебной близости. Он сам привил мне умение наслаждаться
близостью, а не только лишь кульминацией… Наша интимность была нечто большим,
чем просто секс. Искусство любви – возможно, но в тот же момент это было чем-то
духовным. Таинством, которое я познала в объятиях любимого человека. Мы
кончили одновременно, и я в полнейшем бессилии упала на грудь брата. Мы лежали
на шелковистой траве и наблюдали как на небе зажигаются звезды. Словно
взаправду находились на краю земли, и мы были вместе, а большего нам и не
требовалось. Я точно знаю, счастье существует. Я познала его, но теперь никак
не могу смириться с потерей. Если бы я знала, что нас ждет впереди, то ползала
бы у Димы в ногах уговаривая остаться со мной на краю земли. И он бы остался,
точно знаю. Мы приехали в Лондон в июле. Дима сказал, что теперь нам предстоит
вернуться в родительский дом, так как адвокат папы, должен был зачитать нам,
его детям, завещание. Я хотела побыть дома некоторое время, увидеть тетю Глашу
и просто осмотреть родные стены. Я любила этот дом, но еще больше я любила
брата. Где был он, там была и я.
Глава 4
Я вернулась домой.
Обнимая тетю Глашу, я наконец осознала как сильно скучала без неё.
– Моя ласточка, ты так повзрослела! – восклицала тётя Глаша. Мы с Димой сидели на кухне, а она крутилась вокруг нас с братом, пытаясь угодить каждой прихоти желудка.
– Я думаю, дома никто ничего не должен знать о нас, – говорил брат, пока мы летели в самолёте. Мы все время переглядывались как нашкодившие дети. А тётя Глаша, словно не замечая, продолжала роптать вокруг. Я занималась самообманом, предполагая, что смогу обмануть эту умудренную опытом женщину. Я рассказывала ей, как хорошо мы
проводили последние полтора месяца, а тётя Глаша улыбалась нам.
– Вы же останетесь хотя бы на недельку? – спрашивала она.
– Нет, мы и так долго были в разъездах, я должен вернуться к делам, – отвечал Дима. Чуть позже он сказал мне:
– Если хочешь, можешь остаться тут ненадолго, пташка.
– Нет, – воскликнула я.
Тетя Глаша взглянула на меня тогда, словно понимая, что происходит. Но мне было все равно. Я не желала оставаться одной. Без Димы. Подливая тёплое молоко в блюдце Пушку, которого мы, конечно притащили с собой, я даже не догадывалась, что уже через пару часов, мы с Димой расстанемся навсегда.
Приехал адвокат папы, мы проводили его в кабинет и уселись ожидая, когда тот наконец разложить все нужные ему бумаги на столе. Пройдя через всю процедуру официоза, адвокат стал зачитывать завещание. Все, абсолютно все, чем владел мой отец, доставалось мне. Имя Димы, упоминалось лишь в самом конце.
Адвокат передал брату конверт с письмом. Вот и все. Один конверт. Я была
потрясена, как мог отец так поступать с собственным сыном? Я знала, что являюсь
его ребёнком, но ведь не родным, тем более я и так никогда и не в чем не
нуждалась. Мне стало жаль брата.
– Разве это законно? – восклицала я. Бюрократ лишь снисходительно взглянул на меня, и я умолкла, наблюдая за тем, как Дима вскрывает конверт. Он уселся в дальнем углу комнаты, читая письмо, а я тем временем выпроводила адвоката, желая ему хорошего дня.
Вернувшись к Диме, я застала его потрясенным. Его дрожащие руки сжимали письмо
с такой силой, что мне едва удалось извлечь его. Я понимала, что-то слишком
сильно огорчило Диму, но я даже не могла и мысли допустить. Я взглянула тогда и
поняла – передо мною медицинское заключение. Димитрова Инна Александрова и