Людмила кашлянула, охваченная внезапным сомнением. Она бы об этом узнала, а может, и нет. От кого бы она узнала, если целыми днями сидит дома и пьет! Не ходит на работу, не общается с подругами, не звонит родителям, да и вообще никому не звонит. Она перестала ощущать мир, лишь спит и жалеет себя, временами просыпаясь и готовя омлет на кухне, практически нежилом помещении, где нечем даже поживиться. Упаковки от макарон быстрого приготовления свалены в мусорном ведре, больше там ничего нет, даже обертки от колбасы или фантика от конфеты. Она знает, сколько стоит бутылка водки или коробка вина, но совсем не помнит о том, по какой цене батон или буханка хлеба.

Откуда бы она узнала о том, что у Влада скоро появится ребенок? Если бы не Наташа, то, возможно, эта информация была бы укрыта от нее на долгие годы.

– Я не испытываю к ней зла, Влад! К этой твоей девочке.

– Хорошо. И не надо. Она не сделала ничего плохого.

– Я даже рада. Правда. Рада за тебя. За вас.

– Спасибо.

Людмила побледнела, слегка наклонила голову вперед. Почувствовав опасную зону, остановилась. Его ответ ранил. Он не отрицал, что уже вместе с той, другой. Нервы были слишком измучены, чтобы пытаться реагировать спокойно. Не нужно углубляться в обсуждения о том, сделала ли плохо девушка, переспав с женатым мужчиной. Снова будет тупик. Они не придут к единому мнению.

– Наташа пытается мне помочь. Поэтому она привезла меня, чтобы познакомиться.

– Это не ее дело!

Людмила сглотнула, чувствуя, что нервы натянулись до предела. Ей было больно разговаривать с Владом. Он был родной, но совсем чужой, у него есть другая женщина. В темных зрачках билась мысль о том, что это кошмарный сон. Раскаяние раскалывало душу. Могло быть все по-другому. Они не потеряли бы Арсения и, возможно, задумались бы об еще одном ребенке. Если бы она не написала Наташе!

– Это не ее дело! – повторил Влад. – Пусть не вмешивается!

– Да, это наше с тобой дело, – согласилась Людмила. – Но ты ничего не рассказывал! Когда ты собирался сделать это, непонятно!

– Это слишком сложно, а ты расстроена и никак не придешь в себя.

Людмила криво усмехнулась, поражаясь тому, как он пытается подобрать слова. «Расстроена», «никак не придешь в себя»! В голове мелькнуло сознание своего превосходства. Разве она струсила? Предала? Совесть навсегда останется чистой. Но что ей делать с этой совестью? Мысли заскакали как табун диких лошадей. От раскаяния до обиды, от благожелательности до гнева. У нее тряслись руки и голова, контролировать свои нервы и тело было невозможно. Она забыла, как только что говорила ему о том, что рада за них. Сейчас радости не было, лишь жгучая невыносимая обида.

– Ты будешь разводиться?

– Так будет правильно.

– Ты ее любишь?

– Люда, это неважно.

– Да-да, конечно. Это неважно.

– Давай просто не станем это обсуждать, – его голос звучал мягко. – По крайней мере, сейчас не станем.

– Конечно.

Она говорила совсем не то, что собиралась. Обида взяла за горло, и не было ни единого шанса вырваться. Слезы давили горло изнутри, и она начала задыхаться. Разговор необходимо закончить, иначе неизбежна очередная ссора. Но, чтобы закончить, не хватало воли, обида накрыла, как грозовая туча.

– Но почему неважно, Влад?

– Не надо говорить об этом.

– Ты даже не расскажешь, как познакомился с ней? Когда это началось?

– Люда, прошу тебя!

– Ты ругаешь Наташу! Но ты сам предал меня! Ты первый предал! А она единственная, кто пытается протянуть мне руку помощи!

– Это заблуждение.

– Но почему?

– Я все жду, когда ты прозреешь! Никакой руки помощи нет, Люда! Ее никогда не было. Люди озабочены собственной персоной и только. Это гадкие люди! Наташка, ее чертова мать и их дети! И сестра Наташкина – сволочь.

– Ты забыл отца, – тихо произнесла она. Слезы скупо прорывались сквозь ресницы, доставляя дополнительные мучения.

– Что?

– Ты забыл их отца.

– Он не принимал участия в этом фарсе. Ему не нужны были наши деньги и подарки. Да я его даже ни разу в глаза не видел! Но это не снимает вины с него. Моя хата с краю! Так он считает.

Людмила пожала плечами, шмыгнула носом. Она не могла говорить сейчас об этом, потому что ее волновало другое.

– Они мне не нужны, Влад! Да и какое это все имеет значение? Мы говорили об этом миллион раз!

– Говорили, но без толку. Но сейчас ты понимаешь, что я был прав. Понимаешь же?

Людмила поднялась со скамейки и беспокойно заходила взад и вперед, чувствуя, как по шее и спине медленно стекают капли пота. Ей стало казаться, что Влад пытается контролировать ее. Он снова бьет на то, что она совершила огромную ошибку, призвав Наташу Сулакову в свою семью. А Людмиле не хотелось обсуждать это, потому что она не могла до конца разобраться во всем. Сомнения вновь забились, делая ее безвольной, истеричной, бесполезной.

Иногда ей казалось, что муж прав. И от этого понимания сознание трусливо сжималось и хваталось за спасительную соломинку – мысли о суициде, которые одним махом должны были решить все проблемы. Наказать! Но еще хотелось призвать Влада к ответу за беременную Аллу, которая появилась неизвестно откуда и неизвестно когда.

– Но ты предал меня!

– Это не так.

Тема действительно была слишком скользкая. Не нужно говорить об этом. Но Людмила не могла остановиться. Ее горе требовало выхода, разговора, обвинения, констатации факта.

– Она ведь скоро родит! Родит! Сколько времени ты обманывал меня? Как ты посмел? И это в тот момент, когда Арсений погиб! Ты ненавидишь Наташу, но это тебя надо ненавидеть, потому что ты жестокий, подлый человек! И я постараюсь возненавидеть тебя! Я постараюсь обязательно тебя забыть!

– Послушай!

– Нет! Не стану я тебя слушать! Ты не можешь себе представить, что пришлось мне пережить, когда я увидела ее там! В этой грязной комнате, с огромным животом! Боже, она такая молоденькая! Как ты посмел? Сволочь! Тебя убить мало!

Она кричала, не замечая того, что трубка давно молчит. Влад отключил телефон. Она вновь осталась одна. Теперь одиночество неизбежно. Лицо загорелось, волосы выбились из-под шапки и прилипли к мокрым от слез щекам. Внезапно пришла ярость, захотелось творить зло, усердно и целенаправленно! Кто пожалел ее? Кто протянул руку помощи? Уже не хотелось обвинять себя, жалость к собственной судьбе достигла высшей точки.

– Ненавижу! Всех вас ненавижу! – исступленно шептала она, сжимая в руках потухший телефон. – Чтоб вы все сдохли! Ненавижу!

В темных зрачках таились пугающие мысли, но именно эта ярость дала новый поток сил отогнать смерть. Не помнила, как вернулась домой. Включила телевизор и достала из холодильника бутылку водки. Руки дрожали, когда она наливала первую рюмку, губы жадно тянулись в нетерпении. В тот момент она не думала о том, во что превратилась. Хотелось пить до потери сознания, чтобы мысли исчезли, и память растворилась и прекратила ее мучить.

7

Людмила проснулась около трех часов дня и с ужасом подумала, что опоздала на работу. Страх был реальный, и женщина, соскочив с кровати, как в прошлые счастливые времена, бросилась в ванную. Но столкнувшись с отражением в зеркале, замерла. Память постепенно восстановилась. Оказывается, она не опоздала, ей вообще не нужно никуда идти. В больнице давно ходили слухи о том, что она пьет и скоро совсем сопьется. Людмила была уверена, что замена ей давно найдена. В какой-то миг стало больно от того, что вернуться в нормальную жизнь нельзя. Пути перекрыты, нужно искать что-то другое, но на это нет сил. Может быть, действительно уехать к родителям в Сочи? Там воздух, море, прекрасный милый дом, в котором прошло ее детство, старенькие родители, две кошки и собака. На глаза навернулись слезы.

Она возвратилась в комнату и снова легла. Так лежала, потеряв счет времени, в абсолютной тишине, чувствуя, как телом овладевает привычная лень. Головная боль уже где-то пульсировала, будоража память, которая яркими вспышками вбрасывала в мозг воспоминания, и Людмила вяло пыталась отогнать их.

Это становилось невыносимо.

Она повернулась на другой бок и посмотрела в окно. Пасмурно, как вчера, и позавчера, и неделю назад. Она не видела солнца и свежей зелени на деревьях. Сознание помутилось. Листья казались намокшими и почерневшими. Разложившимися, как тело в могиле. А небо напоминало старое пыльное зеркало, простирающееся над крышами домов, ожесточая их очертания. Картина резала глаза, они начали болеть и слезиться.

Обрывок воспоминаний. Она возвращается домой и видит своего сына, лежащего мертвым, сброшенным из окна руками убийц. Сколько раз она думала именно об этом! Людмила зажмурилась. Слезы потекли сильнее. Арсений был такой маленький, всегда улыбался, когда она возвращалась с работы домой, обязательно интересовался тем, что она принесла ему, и искренне радовался любой сладости или игрушке. Какой он был трогательный и беззащитный!

Целый час она проплакала, уткнувшись в подушку. Но потом поднялась, натянула на себя старый свитер и джинсы, которые еле сошлись на бедрах. Пришлось постараться, чтобы застегнуть молнию. Ничего не ест, а поправилась. Но эта мысль не задержалась у нее в голове.

Снова легла и больше часа не шевелилась. Пока одевалась, истратила последние силы и устала. Чувствовала себя опустошенной и измученной, будто не спала вовсе. Невидимые вампиры высосали из сердца желание жить. Людмила слабо пыталась бороться, но это было равносильно плыть против течения. Исход один – смерть. За окном лето, но она чувствует холодное дыхание осени. В детстве любила эту пору разноцветных листочков и яркого солнца. Собирала кленовые листья и складывала их в коробку из-под обуви. Листья высыхали и теряли яркость, тогда она выбрасывала их, надеясь в скором времени собрать много новых.

В душу закралось ощущение, что она находится в этом мире случайно. Захотелось плакать и рюмку водки. Ей тридцать семь лет, она старая, некрасивая, никому ненужная женщина. А ведь еще в прошлом году… Кто бы мог подумать! В висках застучало, Людмила закрыла уши ладонями и затрясла головой, пытаясь избавиться от действительности, в которой оказалась вопреки всему. Никогда она не сможет рассмеяться прежним искренним смехом. Никогда не выберется из вакуума, который с каждым днем становится плотнее. Постепенно все расплылось перед глазами, превратилось в серый туман. Она снова заплакала и уткнулась носом в подушку. Совсем не думала о муже, но не могла выбросить из головы видение Аллы с округлившимся животом. Скоро родится ребенок. Девочка или мальчик? Она-то никогда об этом не узнает! Людмила попыталась запротестовать, шевелиться, что-то делать. Это не может больше так продолжаться! Необходимо остановиться, найти в себе силы зацепиться за что-то, чтобы прекратить падение с высоты. Потому что в этом случае смерть неизбежна. А в последние дни Людмила ясно чувствует ее дыхание где-то за своим плечом. Надо попытаться начать жить заново, как говорится. Но как это сделать? Необходимо не обращать внимания на неудачи, одиночество, сплетни. Собрать мысли в виртуальный чемодан и забросить его на верхнюю полку плацкарта, чтобы отправить в один конец света навсегда. Это были слабые потуги, где-то в дальних закутках мозга. Привычное состояние брало верх, она жалка и беспомощна до безобразия. Сопротивляться, чтобы что-то изменить, не было сил. Даже не помогало видение Аллы. Злость и обида перевоплотились в отчаяние и депрессию.

Людмила тяжело перевернулась на бок. До чего она докатилась! Лежит целый день без движения, плачет или спит, уже не чувствует своего тела, которое стало чужим и будто из камня. А с наступлением вечера поднимется и отправится на кухню, чтобы выпить. Через час напьется и пойдет в магазин за новой порцией водки. Потом снова выпьет, включит телевизор и станет горько рыдать, чтобы избавиться от невыносимой горечи. Незаметно уснет и проснется только ранним утром. Все предсказуемо и безнадежно.

А что Влад? Он сидит себе на работе, подписывает какие-то бумажки или ходит с делегацией по заводу, показывая незнакомым людям огромные цеха, где строят корабли. Когда-то давно он и ей показывал, очень интересно рассказывал о секциях, переборках, сварке и втором дне судна. Он во всем разбирался. Его глаза светились, он любил свою работу и гордился тем, что принимает участие в важном деле. После работы он поедет в свою новую квартиру, обнимет Аллу, поужинает и станет смотреть телевизор. Алла помоет посуду и присоединится к нему. Они обнимутся, уютно устроившись на диване, и будут говорить о чем-то и смеяться. У них образовалась настоящая семья, они любят и поддерживают друг друга. Скоро родится ребенок, и они поженятся. Выберут ему красивое имя, необычное, историческое, может быть. Купят пеленок в «Детском мире», распашонок, кроватку, коляску, игрушек, изображающих животных и героев мультфильмов. Алла свяжет из желтой пряжи пинетки, носочки, а из зеленой – пару костюмчиков. Может быть, не станет вязать, а купит в магазине. Людмила вязала Арсению много разных милых детских вещей.

Влад смог выбраться, у него есть шанс.

А Людмилы не существует. Она – живое привидение. На то, чтобы выбраться из дикой пропасти, нет сил и возможности.

Женщина не видела иного, она считала, сколько еще осталось часов до окончания очередного отравленного дня. Отчаяние доводило до истерики, и тогда она заливалась слезами. Бесконечные слезы, от которых лицо опухает и становится неузнаваемым. Она не знает, что Влад давно не сопровождает на заводе делегации, он не гордится тем, что инженер высшей категории, завод давно пришел в упадок, квалифицированных рабочих не осталось, а оборудование дышит на ладан. Он возвращается с работы не на благоустроенную квартиру, а в старое общежитие, где ждет Алла, потому что никак не подберет приемлемое съемное жилье. Действительно, она кормит его ужином, а потом он садится за компьютер и переписывается с психологом, который наблюдал Кристину Куимову в тот период, когда умерла ее мать. Он пытается найти доказательства тому, что девочка причастна к смерти его сына. Людмила не знала, что эти поиски помогают ему не скатиться в пропасть отчаяния. Она не знала, что он звонил Наташе Сулаковой и угрожал убить ее, если она не расскажет правду. Он был зол на нее за то, что она провалила его просьбу о помощи, зачем-то потащив Людмилу в общежитие к Алле, тем самым усугубив ситуацию. Не знала, что он собрался переехать с Аллой в Тамбовскую область, где жила ее мать, но после того, как расставит все точки над i. Не знала, что он разговаривал с врачом-наркологом, советуясь с ним, как помочь ей, Людмиле. Он не мог себя заставить сжечь мосты, потому что боялся за нее, чувствуя непоправимое. Ему хотелось убедиться, что с ней все в порядке, а только потом строить и укреплять свое счастье.

Она лежала и прислушивалась к собственному горю. Пробовала свыкнуться с мыслью, что страдания и выпивка приведут ее к неминуемой смерти. Она встретится со своим сыном на небесах, обнимет его наконец! Как не хватало этих объятий сейчас! Ради этого волшебного часа нужно привести себя в порядок, потому что нельзя допустить, чтобы мальчик понял, как она безнадежно спивается. Это толкнуло ее, заставило затаить дыхание. А вдруг Арсений действительно видит ее сейчас? Никто не знает, существует ли параллельный загробный мир. Хотелось верить в него всей душой, потому что в этом случае предоставлялся шанс. Нельзя испугать ребенка! Он и так напуган своей смертью. Людмила схватилась за виски, пробуя их с силой потереть.

Тяжело поднялась с кровати, подошла к телевизору и поставила диск с музыкой ДДТ. С первыми звуками пошла умываться. Она пока не умерла! Есть возможность еще раз попытаться выкарабкаться. Ради Арсения, который находится где-то в параллельном мире и смотрит на нее своими милыми, наивными глазами.

– Не смотри на меня, малыш! Мама просто заболела, это пройдет.

Пока ванна заполнялась горячей водой, Людмила отчаянно мучилась с узлами в волосах. Волосы стали тонкие и безжизненные, уютное логово для вшей и пауков. Она торопилась, боясь, что светлый порыв пройдет, и она снова ляжет на кровать. Разобравшись с волосами, забралась в ванну и около часа лежала в горячей воде, слушала музыку и радовалась тому, что в голове нет ни единой скорбной мысли. Затем надела чистые джинсы и оранжевую футболку и долго сушила феном чистые волосы, которые неожиданно оказались светло-русого цвета с чуть пробивающейся, совсем не заметной сединой на висках. Женщина с удивлением робко улыбнулась, потрогав волосы, которые красивой пушистой волной легли на плечи. Улыбка пропала так же быстро, как и появилась. Волосы из прошлого, когда был жив ее сын. Желудок дрожал, и внутренний мир был далек от того, чтобы восхищаться чем бы то ни было.

Накинула на плечи джинсовую куртку и вышла на улицу. Больше часа гуляла по парковой аллее вокруг озера, глубоко вдыхая свежий летний воздух. Напряженные нервы немного успокоились, и это было невероятно. Вернувшись домой, впервые ощутила неприятный кислый запах, будто пришла на мусорную свалку. Испугалась и бросилась открывать все окна. Затем затеяла генеральную уборку и выгребла из квартиры несколько пакетов с мусором. Работа утомила ее до потемнения в глазах, но это была невероятно приятная усталость. Хотелось поскорее еще что-нибудь сделать, пока не потянуло прилечь и поплакать. Забросила белье в стиральную машину и занялась приготовлением ужина. Пришлось сходить в магазин, потому что в холодильнике ничего не было, кроме упаковки «Доширак» и банки соленых огурцов. Она купила хлеба, макарон, ветчины, пачку листового чая, печенья, яиц и молока. Сердце колотилось как сумасшедшее, приходилось присаживаться время от времени, чтобы отдохнуть. Она и не знала, что организм совсем измучен.

Это был робкий шаг к возвращению. Но в глубине души собирались тучи, там таилось какое-то предчувствие. Людмила подумала о том, что надо в аптеке купить валерьянки и пить ее с чаем каждый вечер. Поужинав, с удовольствием помыла посуду и отправилась в комнату смотреть фильм. Пол сиял чистотой, и это было невероятно приятно. Сердце радостно забилось, но тут же на смену радости вернулся привычный страх. Она столько времени не вспоминала об алкоголе! Что же вдруг случилось? Видение беременной Аллы спровоцировало перемены? Или стыд перед Арсением, которого уже не было на свете? Хотелось несколько дней передышки, чтобы все хорошенько обдумать. Но Людмила понимала, что вряд ли сможет обойтись без выпивки. Где-то внутри уже дрожали органы, требуя привычную порцию.

Посмотрев начало фильма о Малефисенте, вдруг услышала, что входная дверь открылась. В прихожей послышались шаги мужа. Он разулся, убрал обувь в шкаф, достал оттуда тапочки. Людмила задрожала, кровь пульсировала в висках, грозя вызвать инсульт. «Как он посмел прийти? Как посмел?» – билось в голове, демон тоски вырвался на свободу и занял свое привычное место в сердце. Она сидела, не шевелясь, вслушиваясь в звуки, доносившиеся из телевизора, но уже не понимала ни слова. Все закружилось, уборка и ужин потеряли прежний смысл. Наоборот, стало стыдно от того, что в квартире чисто. Сила и очарование перемен пропали, на их место вернулись страх и истерика. Людмила не могла успокоиться, лицо пошло красными пятнами. Зачем он пришел? Что ему нужно?

Влад вошел в комнату, и она тут же представила его перекошенное от брезгливости лицо. Конечно, этого не было. Но в ее черепной коробке происходили немыслимые видения.

– Привет.

Его тихий голос прозвучал где-то над ней. Она не обернулась, лишь кивнула.

– Как вкусно пахнет едой. Ты ужинала?

Она снова кивнула, не глядя на него.

– А я принес тебе пиццу. Кажется, ты любишь грибную. Я положил ее на стол в кухне.

Она не ответила. От его заботы испытала новую волну стыда.

– Какой фильм смотришь?

Людмила молчала, опустив голову. Будто он не видит! Хотелось заговорить с ним, но язык будто парализовало. Мысленно она просила его уйти, оставить ее в покое. Страх не проходил, истерические слезы плескались в горле. Людмила громко сглотнула и еще больше покраснела. Внутренности скрутило в тугой узел, от этого перехватило дыхание.

– Малефисента? Ты всегда любила сказочные истории.

Она нажала кнопку на пульте. Экран погас.

– Зачем выключила? Я бы тоже посмотрел с тобой.

Влад присел в соседнее кресло. Но Людмила тут же поднялась и бросила ему пульт. Влад поймал его. Их взгляды встретились. Ей сразу же захотелось сделать шаг назад и найти тень, чтобы укрыться в ней. На нее повеяло дорогим ароматом мужского парфюма. Она поморщилась.

– Люда, нам надо поговорить.

Она остановилась на пороге, обернулась. Их взгляды снова встретились. Для нее начинался ад. Хотелось избежать общения, от каждого его слова она сжималась, будто касалась дохлой кошки. Понимала, что он старается, ему тоже было нелегко прийти сюда, чтобы о чем-то поговорить. И от этого зажималась еще больше, отягощаясь чувством вины. И еще была обида за то, что он нашел выход, а ее бросил на погибель. Стыдилась недавнего телефонного разговора, жалела, что он вообще случился. Не нужно было звонить. Тогда бы Влад не пришел.

– Присядь.

Людмила колебалась, предчувствуя угрозу.

– Пожалуйста.

Все равно не решалась.

– Я прошу тебя!

Она вернулась к своему креслу. Ей вдруг стало жаль его стараний. Не хотелось ставить Влада в то положение униженности, в котором совсем недавно оказалась сама, когда просила его не уходить, не бросать ее.

– В больнице сказали, что ты все еще не работаешь. Я звонил туда, потому что твой телефон не отвечает.

Она вздохнула. Телефон был разряжен, а зарядка потерялась. Ей не хотелось утруждать себя ответом на этот вопрос.

– Я подумал, что ты уже вышла…

– Нет.

– Но не хочешь же ты все бросить?

– Ко мне нет записи.

– Почему?

– Люди не хотят лечить у меня зубы.

– Я думаю, что это поправимо, надо только заставить себя выйти на работу.

Она отмахнулась, заставляя его замолчать. Унижение, спровоцированное его приходом, внутри ее искало выход. Людмила может ответить ему ложью, придуманной наскоро, успокоить, что еще пару деньков, и все наладится, она обязательно выйдет на работу. Это его успокоит. Но что-то придумывать не хотелось.

– Ко мне не записываются на лечение, – глухо сказала она. – Потому что я – алкоголичка. У меня дрожат руки, изо рта воняет перегаром. Об этом говорят мои бывшие коллеги всем кому не лень слушать. Да ты и сам все знаешь! Разве нет? – Он смущенно развел руками, она усмехнулась, покраснев от злого стыда. Она не ждала от него жалости, но нуждалась в том, чтобы рассказать о себе, не прячась и ничего не скрывая. В этом виделся смысл, спасение. – Так что сидеть без работы я буду долго, но, скорее всего, мне придется поменять профиль. Пойду уборщицей в магазин или сторожем в школу.

– Ты шутишь? – Влад был потрясен ее ответом. Он расстроился, и от этого было приятно. – Почему ты алкоголичка?

– Наверно, потому что я пью водку.

– Люда! Это все неправда! Ты не должна говорить так!

– Неправда?

– То есть правда, но ведь все поправимо!

– Если ты пришел поговорить о моем будущем, то это не самая удачная тема. Репутацию зарабатывают годами, но потерять все можно в один миг. Я уже все потеряла. Так что прекрати говорить со мной про работу.

– Нет, постой! – он тряхнул головой и стал дергать себя за волосы, обдумывая что-то. – Я не о том хотел… В смысле ты не думай, что меня не волнует твоя жизнь!

– Да? Тебя волнует моя жизнь?

– Конечно, мы не чужие люди!

Она вздрогнула от этих слов. Они отбросили ее еще дальше от мужа. Глаза заблестели, неожиданно из горла вырвался хриплый истерический смешок. Она быстро закрыла рот ладонью. За окном послышался легкий шум, пошел дождь. По небу стремительно пронеслись густые облака.

– Это тяжело для нас с тобой… – снова попытался он.

– Это тяжело только для меня.

– Нет, я не нахожу себе места. Невыносимо жить дальше.

– Кажется, у тебя все хорошо.

В глазах всплеснулись слезы, нижняя губа задрожала. Но она изо всех сил пыталась удержать себя, не желая распластаться перед ногами этого мужчины. Она не понимала его желания поговорить, объясняя это тем, что он пришел ради Аллы, которую Людмила ненарочно напугала. А Влад был растерян, потому что никак не мог сказать, для чего пришел. Он хотел поговорить о том, что узнал о Кристине Куимовой, о том, что эта девочка опасна. Но видел, что никак не удается в благополучный момент высказать это, послушать, что ответит Людмила. Ее гложет какая-то психическая болезнь, он это ясно увидел и был потрясен. Она постепенно пересекала безопасную грань, когда можно еще вернуться назад.

– Я не уверен, хорошо ли у меня. Я в последнее время ни в чем не уверен, черт возьми.

– У тебя будет ребенок. Нашел время сомневаться.

– Но я переживаю за тебя, понимаешь?

– А у меня есть Арсений. Навсегда только Арсений.

– Люда, Арсения не вернуть.

– Ты думаешь, что я этого не понимаю? – криво усмехнулась она. На лицо набежала тень, состарив женщину до безобразия. – Я еще не сошла с ума.

– Об этом я и хотел поговорить. Чем больше проходит времени, тем уверенней я становлюсь в своих предположениях. Арсений не мог выпасть из окна без чьей-то помощи.

Повисла тяжелая трагическая пауза. Страшные слова были произнесены. Людмила посмотрела на него безумными глазами. Она испытала странную радость, подъем, будто они решили сейчас сложную задачу, наконец получив ответ.

– Что тебе об этом известно?

– Ничего… Но я говорил с психологом, который общался с Кристиной после смерти ее матери.

– С психологом? У нее был психолог? – неожиданный поворот заставил Людмилу замереть от удивления.

– Да, он приезжал из нашего города, потому что его вызвал местный педиатр и попросил осмотреть девочку. Он приехал и осмотрел, затем дал свой адрес и провел несколько бесплатных консультаций, просил обязательно звонить и привозить Кристину время от времени.

– Кристину возили сюда, в Нижний? – не могла поверить Людмила.

– Да.

– Но Наташка не говорила об этом.

– Да, она о многом не говорила.

– Подожди, Влад, – всплеснула руками Людмила. – Что-то не то здесь. Наташа была у меня недавно, рассказывала, что девочка уже три месяца лежит в психиатрическом отделении для взрослых. Из-за этого у них в семье проблемы. Врач, опека и школа настаивают на том, чтобы девочку показали детскому психологу. Но Наташа с матерью не могут себе этого позволить. Из-за денег, возможно, или из-за того, что этого психолога еще надо найти и ездить к нему. Они в отчаянии. Даже появились мысли отдать девочку на удочерение. Что-то в этом роде, если я правильно поняла. Но раз дошло до психиатрического отделения, то дело серьезное. Видимо, с Кристиной совсем плохо.

Влад усмехнулся и пожал плечами.

– Влад, но получается, что психолог-то есть. Он даже просил привозить Кристину!

– Именно так.

– Но почему они не везут и довели дело до крайностей?

Влад покачал головой и развел руками.

– Может быть, у них и правда денег нет?

– Не думаю, что в этом проблема. Говоришь, что Кристину хотят удочерить другие люди?

– Да, что-то такое говорила Наташа, – Людмила нахмурилась, пытаясь вспомнить.

– Так, наверно, в этом и дело.

– В удочерении?

– Да.

– Господи!

– Чему ты удивляешься? Не в первый раз им отказываться от ребенка.

– Но это же Кристина!

– У Кристины сейчас много проблем. Их надо решать. Проще скинуть на кого-то другого.

Людмила помолчала, пытаясь собраться с мыслями.

– Как тебе удалось? Я имею в виду поговорить с этим врачом.

– Заплатил, и мне дали консультацию. Ничего сложного.

– И что это за консультация?

– У девочки есть отклонения, которые зародились в раннем возрасте. Она замкнута, молчалива, у нее нет желания с кем-либо общаться. Педиатр, который вызвал психолога, подозревал, что с девочкой жестоко обращаются. На ее теле были синяки, которые появляются при избиении.

– Кошмар. Неужели Наташка смогла ударить ребенка?

– Скорее всего, это делала мать. Тогда она еще была жива. После ее смерти стало хуже, странности Кристины начали замечать соседи. На очередном осмотре педиатр буквально заставил Наташку обратиться к психологу. Пришлось девочку везти сюда, в Нижний Новгород на прием. Их приняли без всяких проблем, без очереди и без записи. Это важный момент. Психолог настаивал на дополнительных сеансах, но ее родственники отказались. Они не видели в этом проблему.

– Не видели проблему в том, что мать бьет своего ребенка? А Витя?

– Про него ничего неизвестно.

– Господи, я была уверена, что они хорошие люди, а сейчас… они будто монстры. Им все равно, даже если бы она убила Кристину. Они бы закопали ее где-нибудь в огороде и молчали! Никто бы ничего не узнал. В розыск бы объявили. Они ни в чем не видят проблему. Будто спрятались, как страусы в песок. Ну, била она детей, подумаешь, ведь это же ее дети. А они их не хотели.

– К сожалению, ты права. И своего третьего ребенка, как ты помнишь, она именно собиралась закопать в огороде после его рождения.

– Помню. Это ужасно. До сих пор ужасно.

– Тот случай, когда я не сожалею о ее смерти.

– Но неужели Наташка так жестока? Ведь она воспитывала этих детей!

– Твоя подруга заявила психологу, что не собирается портить ребенка, а в отклонениях не видит ничего необычного. По ее мнению, лечение нанесет непоправимый вред здоровью и репутации. Она даже бумагу подписала.

– Наташа? Она так говорила?

– Да.

– Возможно, поэтому она сейчас не может обратиться к этому специалисту. Ей стыдно. Но ведь Кристине, возможно, действительно требуется помощь психолога, раз об этом начали говорить. Не исключено, что девочка в ужасном состоянии.

– Согласен.

– Их бездействие преступно. Да ведь есть и другие психологи, она могла выбрать любого. Если вдруг не захотела общаться с тем.

– Так и есть. Но я хотел сказать тебе кое-что, связанное с этими обстоятельствами.

– Не понимаю. Что сказать? – насторожилась она.

– Только послушай спокойно, ладно?

Она глубоко вдохнула уже от одного предложения, что он произнес. По спине побежали мурашки, руки похолодели, и она крепко сцепила их за спиной. Кивнула. Влад нахмурился, помолчал несколько мгновений, собираясь с мыслями.

– Учитывая все эти обстоятельства, я думаю, что девчонка могла вытолкнуть нашего сына из окна. А Наташка с матерью молчат об этом, потому что они полностью в ответе за действия девочки. Тем более существует письменный отказ от лечения.