– Я понимаю, что тебе не до этого, – продолжала говорить гостья, постукивая аккуратными ноготками по краю столешницы. – Но ведь в доме нет ни одной приличной чашки. Как же теперь чай горячий пить?

– Дождись, пока остынет. Или перелей в другую чашку, попей из блюдца, я в детстве так пила. Способов много на самом деле.

Наташа нахмурилась, видно ее не устроил такой ответ.

– Люд, давай сходим в магазин и купим тебе красивую посуду!

Мутный взгляд Людмилы скользнул куда-то по волосам Наташи, будто царапая до боли.

– Зачем она мне?

– Как зачем? Ведь это приятно окружать себя хорошими вещами. Пить чай из красивой посуды. И необязательно заходить в дорогие магазины! Можно приобрести хорошие вещи и посуду недорого! Я и в Нижнем знаю места, где можно купить все нужное.

– Не сомневаюсь.

– Так как? Прогуляемся?

– У меня жизнь развалилась на куски, а ты говоришь про какие-то чашки.

Повисла неловкая пауза. Людмила пожалела о том, что не сдержалась и подала надежду на откровенный разговор, понимая, что Сулакова обязательно зацепится за это. Она слишком хорошо чувствовала, что так и будет. Но разговор был опасным. И Людмилу охватило чувство страха, она понимала, что если сейчас не найдет повод, чтобы не пить чай, то отношения станут невыносимыми. Их нельзя продолжать, потому что смерть Арсения все изменила. Нельзя было вчера разговаривать с Сулаковой, а сегодня пускать в квартиру. Надо было бежать! Бежать со всех ног!

И она оказалась права, потому что Наташа вдруг выпрямилась, нацепив на лицо скорбную маску безграничной печали, и заговорила совсем тихо, с придыханием, делая раздражающие паузы и обжигая Людмилу трогательным сочувствующим взглядом:

– Люда… Мы все любили Арсения, и он навсегда останется в наших сердцах…, но прошло уже восемь месяцев, это почти год. Так не может больше продолжаться… Ты должна подумать о своей семье, о своих друзьях, о своей жизни… Ты должна помириться с мужем. Я знаю, что вы отдалились друг от друга, а это неправильно! В том, что вы делаете – настоящая трагедия, которая может плохо закончиться. Я имею в виду, не дай бог, дойдет до развода! Я твоя лучшая подруга, мне больно от того, что происходит и никак не наладится… У всех сейчас трудный период, я – не исключение.

Людмила не пошевелилась и не изменилась в лице. Слова Наташи больно резали ее, но только потому, что она не верила им. И она не была лучшей подругой!

– Я тоже страдала и страдаю! Мы только-только стали строить свою маленькую жизнь, дети полюбили друг друга, а тут такое горе. Кристина провела в больнице три месяца, и я не знаю, чего мне ждать. Мама боится, что у девочки развилась шизофрения. Непроходящий кошмар!

Если Наташа и ожидала от Людмилы жалости, то ее постигло разочарование. Надломленные слова производили обратный эффект.

– Люда, я не могла спокойно спать, не узнав, как ты! Как Влад! Ты, наверно, подумала, что я забыла тебя, но это не так. Да, я не звонила, но это только потому, что слишком много проблем навалилось. У мамы больше нет сил. Добрая, милая мама, которая столько делает! Мы подумываем отдать Кристину на удочерение.

В мертвых глазах что-то шевельнулось. Любопытство?

– Зачем?

Наташа обрадовалась, имея возможность рассказать о своих бедах, не обращая внимания на то, что сочувствия так и не было.

– Все из-за болезни Кристины. В нашем городишке нет детского специалиста, поэтому ей приходится лечиться во взрослой больнице. В сентябре она пошла в первый класс, к ней повышенное внимание социальных служб из-за того, что она сирота. И вот им не нравится, что Кристину лечит психиатр, они считают, что она бы обошлась детским психологом. Понимаешь, им кажется, что мы слишком кардинально изменили жизнь Кристины. И это не пойдет ей на пользу. Врач больницы считает так же. Хотя он и занимается ее лечением три месяца! Три месяца, представляешь? Хоть бы за три месяца одно слово сказал, что девочку нельзя там держать! Так нет, молчит. Из этого мы сделали вывод, что лечение нужно, оно необходимо, потому что вдруг Кристина больна шизофренией. Как будто мы виноваты в том, что произошло!

– Так положите ее к детскому психологу, в чем проблема?

Наташа замерла, обдумывая ответ подруги. В зеленых глазах мелькнула тень, видно, ей не понравились эти слова.

– У нас нет такого специалиста, в этом и проблема.

– Привози ее сюда, тут есть. Тем более у тебя дядя. Есть где остановиться.

Наташа натянуто улыбнулась, чувствуя обиду за то, что Людмила не пригласила ее к себе. Вот бы как раньше! Пожить вместе, делить все пополам – и проблемы, и еду. Как было бы здорово! Она же хотела перебраться сюда, устроиться на работу. Хотелось рассказать обо всем прямо, но Наташа не решалась, опасаясь негативной реакции. План не срабатывал, уклонялся в сторону, приобретая немыслимые образы и решения.

– А если у нее действительно шизофрения?

– Ты, кажется, говорила про депрессию.

– Да, но…

– Сделай так, как советует врач. Ему виднее.

– Так мы с мамой и не против.

– Тогда к чему разговор о возможном удочерении?

– Просто мама подумала, что если Кристина серьезно больна, то ей будет лучше жить со специалистом, понимаешь? Он сможет наблюдать ее, лечить, если надо. А мы –простые люди. Как бы не было хуже. Пойми, мы стараемся только ради Кристины!

– Ее врач-психиатр что ли собрался удочерять?

– Нет… не совсем так.

– Сделайте, как вам говорят. Не нужно ничего изобретать.

Наташа смутилась, запутавшись в своих словах. Пора прекращать сложный разговор. Она быстро взглянула на Людмилу, но у той уже пропало любопытство из глаз. Наташа приободрилась и заговорила снова.

– Да, ты права. Надо как-то думать. Но что я тебя мучаю своими проблемами! Расскажи мне о себе! Как Влад? Что же случилось?

Судорога боли передернула лицо Людмилы. Ей хотелось остаться одной. Она не могла говорить о том, что Влад здесь больше не живет. Он ушел навсегда. А Наташа думает, что они продолжают ругаться и орать друг на друга? Надо ли объяснять ей? Было время, что они никогда не повышали друг на друга голос.

– Надо продолжать жить, Люда!

– Зачем ты говоришь мне все это? – не выдержала она.

– Но ведь кто-то же должен. Помирись с Владиком, он ведь такой хороший.

– Я не стану ни с кем мириться.

– Почему?

– Я не верю, что ты не понимаешь, что происходит.

Людмила тяжело поднялась из-за стола, потому что не было сил выносить этот ярко накрашенный взгляд Сулаковой, и отошла к окну. Подумала, что испытает огромное облегчение, когда гостья уберется прочь.

– Люда, ты очень расстроена, я понимаю! – не отставала Сулакова. – Все навалилось, это тяжело! Но надо постараться взять себя в руки. Ты же не только потеряла, но и приобрела!

– Да? И чего я приобрела? – глаза истерично блеснули. – Одиночество?

– Нет-нет! Ты приобрела семью! Меня, маму, Кристину и Витю! Мы – твоя семья! Мы никогда не оставим тебя.

Людмила вздрогнула. Ее лицо потемнело от реакционного гнева. Еще минуту назад она была тихой, почти безвольной и тут преобразилась. Слова о семье не понравились ей, она не хотела воспринимать их.

– Я ничего не приобрела со смертью своего сына, – хрипло проговорила она, обжигая Наташу ненавидящим взглядом. – Ты понимаешь, от этого можно сойти с ума. Я все потеряла. Это разрушило меня, и не волнует, что случится со мной и со всем миром дальше.

– Люда…

– Ты послушай, пожалуйста!

– Я хочу тебе помочь, Люда!

В глазах Наташи мелькнули испуг, непонимание. Она не узнавала Людмилу. Какой она оставила ее со времен последней встречи? Слабую, безвольную, изо всех сил пытающуюся выжить, осознать происходящее. Тогда она не могла обойтись без Наташи. А теперь будто ненавидит ее.

– Я не прошу тебя о помощи. Ты не вернешь мне сына. А его убийца никогда не будет наказан.

– Убийца?!

Испуг в глазах Наташи сменился ужасом, потрясением. Она с силой вонзила тонкие ногти в ладони, чтобы не закричать. Лицо приобрело багровый цвет, глаза заслезились. Во всей фигуре Людмилы, в тяжелых движениях чувствовались угроза, нетерпение.

– Моего сына вытолкнули из окна.

– Это был несчастный случай! Послушай, я была там и…

– Да, ты была там! Вы все там были, а я ушла в магазин. И ты должна знать, кто именно убил моего сына.

– Люда, его никто не убивал.

– Врешь! Почему Арсений выпал из окна? Выпал из окна! Господи… Как он там оказался? Кто это чертово окно раскрыл, ведь когда я уходила, то оно было точно закрыто. Кто убрал на стол с подоконника горшок с орхидеей?

– Я не знаю, но…

– Там еще стояла банка из-под варенья, я собиралась ее помыть по возвращении. Банку тоже переставили на стол.

– Арсений полез за своей игрушкой, Люда! На подоконнике лежала машинка и…

– Кто положил машинку на подоконник? Арсений никогда не играл в кухне, черт побери! Я это знаю твердо! И ты это знаешь! Так кто положил машинку на подоконник и раскрыл окно?

Очередной сухой, как ветка, вопрос повис в воздухе. Людмила взяла со стола чашку с остывшим чаем и сделала большой громкий глоток. Наступила минута глубокого душевного сокрушения, страшной муки. Мысли ее хаотично передвигались и обрывались, тут же появлялись новые, беспокойнее предыдущих.

Более получаса они сидели в полной тишине, когда в Людмиле стало шириться понимание. Ее будто вдруг развернуло на сто восемьдесят градусов, и она увидела то, что не замечала до сих пор.

– Игрушку на подоконник положила Кристина?

– Я не знаю… – прошептала Наташа.

– Именно поэтому она оказалась у психиатра? Вы ее туда специально поместили, потому что знали?

– Нет…

– Но ты должна знать, что произошло!

– Понимаешь, я разговаривала по телефону. У меня было важное дело, которое требовало решения.

Наташа вспыхнула, не решаясь сказать, что в то время постоянно зависала на сайте знакомств, отчаянно флиртуя с незнакомцами. Ей было не до детей, она переписывалась в чате. Но перед глазами встала сцена, когда она увидела происходящее, как мама и Кристина свесились из окна. Как потом выяснилось, мама пыталась достать Арсения, который цеплялся за руки девочки. Но спасти его не вышло. Он сорвался. А Кристина надолго отказалась разговаривать, поэтому пришлось поместить ее в больницу. Наташа знала, что с Кристиной что-то происходило, она слишком ревновала и обижалась, часто плакала. Но никто не мог подумать, что она сделает что-то плохое.

А Людмила видела перед своими глазами шокирующую картину того, как нашла Арсения в кустах акации. Она возвращалась домой веселая, счастливая, немного озабоченная размолвками с мужем, но потом заметила мертвого ребенка. Даже сейчас сердце замирало в диком ужасе, грозя остановиться совсем.

– Ну, все, хватит, – сказала Наташа, стряхивая с себя остатки липкой лжи. Ей не нравилось, что приходилось разбавлять правду вымыслом. От этого приходили неуверенность, страх, что все вскроется. Она запуталась, сама не понимала, в чем сейчас состоит правда. – Надо что-то делать! Так больше не может продолжаться! Мы не можем говорить об этом, Люд! Не можем! Все кончено, Арсения не вернуть! Не надо искать виноватых, их нет. Просто несчастный случай, так бывает. А Кристина… Она маленькая, не смогла пережить, поэтому ей нужна помощь врачей. Она же видела, как он упал. Давай думать о том, что действительно важно!

– Ты о чем? – хрипло выдавила из себя Людмила, все еще видя перед собой мертвого сына. Но уже осознавая перемену в тоне подруги.

– Надо мириться с Владиком! Да-да, и не хмурься так! Я все продумала, пока ты умывалась. Он, конечно, козел еще тот! Завел другую, когда тебе нужна опора, как никогда. Но это надо прекратить! Ты ему жена, и точка.

– Мы расстались…

– Помиритесь! Завтра же начинаем новую жизнь! Ты моя лучшая подруга. Я тебя ни за что не брошу.

– Мне ничего не нужно…

– Полагаю, ты говоришь так оттого, что тебе надо выспаться! – Наташа поднялась с места, аккуратно расправляя на коленях помятую юбку. – Но завтра утром начинаем новую жизнь! Понимаешь?

– Нет.

– Я заеду за тобой, и мы отправимся к его новой женщине.

– Куда мы отправимся?

– К его новой женщине! – Наташа была терпелива.

– Что? Совсем с ума сошла? – Людмила хотела возмутиться, но жгучая волна колыхнулась по пищеводу, и пришлось замолчать.

– Просто познакомимся. Посмотрим на нее, так сказать.

– Но откуда ты знаешь, кто она?

– Это несложно сделать на самом деле.

Наташа не спеша пошла к выходу, Людмила осторожно и тяжело передвигалась за ней, мечтая об одном – чтобы Сулакова исчезла и никогда не появлялась снова. Ее предложение было нелепым, диким.

– Я не хочу! Этого не будет, поняла?

Красные глаза Людмилы были страшны, но Наташа легко пожала плечами и улыбнулась. Казалось, что не было недавних стыдливых слов и горьких воспоминаний. Они говорили о Кристине, которая могла убить Арсения. А сейчас планируют встречу с женщиной Влада. Мысли бились, будто о клетку. Голова кружилась от дурного предчувствия.

– Это необходимо, иначе ты совсем сойдешь с ума.

– Я никуда не пойду!

Когда Наташа ушла, Людмила закрылась в ванной и опустилась на пол. Сил не было. Она, долго не шевелясь, сидела, пытаясь думать. Она была безвольной. У нее совсем не осталось сил. Мысли отчаянно обрывками кружили над нездоровым мозгом, как падальщики. Она не могла отогнать их. Она не понимала, откуда возникают эти мысли – из прошлого или из черных фантазий. Хотелось спать, закрыться ото всех, ничего не делать, ни о чем не думать, никого не видеть!

4

Наташа заехала за Людмилой ровно в семь часов утра. Она решительно принимала на себя ответственность этого сомнительного дела, утверждая, что так лучше. Ничего не видела удивительного в том, чтобы поехать и посмотреть на ту самую женщину, ради которой Влад бросил Людмилу. Тем более самой было дико интересно. До возмущения и странной ноющей боли где-то внизу живота. Дружба предполагала оказаться пагубной. Но Наташа и не стремилась превратить эту встречу двух соперниц в праздник. Она соответственно оделась, в белый брючный костюм, который прекрасно контрастировал с тщательно причесанными шоколадными локонами. Каждая деталь ее облика болезненно фиксировалась Людмилой. Наташа – будто солнечный свет, у нее отлично получалось быть простой и ясной. А Людмила– темная ночь, размытый оттенок холодной осени посреди наступающего лета и сгусток молчаливой тоски. Как всегда, в джинсах и в черной вязанной шапке, скрывая спутанные волосы, натянутой до самых бровей.

– Люд, тебе нечего надеть что ли? – не удержалась Наташа. Она выглядела разочарованной. – Прошлой весной ты ходила в прекрасном легком пальто песочного цвета. Уж если ты так мерзнешь. А если хочется надеть шапку, то… кажется, я видела у тебя берет с великолепной вышивкой. И глаза подкрасить можно, стрелки подвести, как раньше!

Людмила не ответила. Слишком унизительно вдаваться в объяснения – одевается она так не оттого, что вкус отбило, а потому, что внешне она страшно поменялась, и волосы не поддаются восстановлению. В пальто песочного цвета она будет выглядеть нелепо, как клоун, потому что в этом пальто она ходила, когда была счастлива.

– Давай завтра запланируем поход по магазинам! – не унималась Наташа.

– Зачем?

– Купим тебе все новое. Зайдем в салон и подберем тебе прекрасную стрижку. А? Как план?

– Нет.

– Но это необходимо, Люда!

– Кому?

– Тебе.

– Мне – нет.

– Хорошо, пусть будет мне необходимо! Я хочу видеть тебя настоящей женщиной, какой ты была раньше.

– Нашла новую форму развлечения?

Вопрос прозвучал грубо. Людмила тяжело дышала, разговор взволновал ее. Она не хотела обсуждать свою внешность, потому что это оскорбляло невероятно. Ее расстраивало, что об Арсении не говорилось больше ни слова. А ей хотелось говорить о нем. Но она знала, что Наташа не станет делать этого, ее лицо окаменеет, и на губах будет змеиться натянутая улыбка. Она решительно не собиралась рассказывать о том, что видела, и что действительно произошло.

– Называй это как хочешь. Но надо же с чего-то начинать! Тебе сразу станет легче! Люда!

Людмила не могла понять, отчего ей станет легче, если она купит новую одежду или обстрижет волосы. Стереотип новой жизни, начавшейся в магазине, претил и не устраивал. Она не стала говорить подруге, что пальто песочного цвета она собирается выбросить, как и многие вещи, которые навевали слишком много горьких воспоминаний. Наташа придет в ужас. Она не поймет.

– Поехали, – хрипло ответила Людмила и первая забралась в салон старенькой «Мазды». – Я не стану переодеваться. Где пальто – не знаю. Искать его – бесполезная трата времени.

Наташа пожала плечами и с тяжелым вздохом забралась на водительское сиденье.

Людмила пыталась прийти к какому-то убеждению, строя разные предположения, отчего Наташа выглядит так хорошо и свежо. Ведь она тоже находилась в самом центре трагедии, где ее племянница от шока потеряла дар речи и загремела в сумасшедший дом. Даже если произошел тот самый невероятный несчастный случай, о котором все говорят, и Арсению никто не желал зла. Почему Наташа так спокойна, будто беда обошла ее стороной? Людмила пыталась ответить на этот вопрос. Она со страхом осознавала, что абсолютно ничего не понимает. Но не могла избавиться от пугающего чувства приближения какой-то истины.

– Откуда у тебя машина?

– Дядина, – ответ прозвучал сухо, потому что Наташе не хотелось рассказывать, что она тайком взяла ключи и надеется, что злобный старикашка ни о чем не догадается. У нее были водительские права, и она периодически одалживала машины у знакомых. Водила аккуратно, соблюдая все правила дорожного движения.

– Куда мы едем? – спросила Людмила, чтобы отвлечься от буравящих ее мозг мыслей.

– В общежитие техникума. Там живет Алла.

– Алла? – Людмила не могла скрыть удивления. Но сердце уже пропустило один удар.

– Да, ее зовут Алла, – спокойно ответила Наташа, не отрывая взгляда от дороги.

– В общежитие едем?

– Именно.

Образ девушки из общежития никак не вязался с тем представлением, которое уже сложилось у Людмилы в голове. Прекрасная, обеспеченная женщина, хозяйка ателье! Откуда она это взяла? Ее лицо стало серым, сердце забилось, как птичка, пойманная в силок. Пришлось сделать глубокий вдох. Хорошо, что Сулакова ничего не заметила. Автомобиль мягко катил по асфальту, петляя по узким проснувшимся улицам города. Вырулив на четырехполосную трассу, Наташа прибавила скорость и включила магнитолу.

Людмила не могла вспомнить, с чего она взяла, что женщина Влада – хозяйка ателье. Кто ей сказал? Руки затряслись, губы пересохли, желудок сжался, провоцируя приступ ноющей боли. Общежитие техникума! Эта женщина живет в общежитии техникума?

– Откуда ты узнала?

– Про что? – мельком взглянула на нее Наташа. – Боже, как ты плохо выглядишь! Может, остановимся и купим воды?

– Нет, не нужно, – прошептала Людмила, утирая пот со лба. – Откуда ты узнала про то, что она живет в общежитии?

– Это было нетрудно на самом деле. В наш двадцать первый век интернета и социальных сетей.

Людмила вдруг осознала, что не хочет знать весь процесс. Она просто не выдержит, и ее вырвет. Голова закружилась, и пришлось призвать все оставшиеся силы, чтобы подавить приступ паники, грозивший перейти в затяжную истерику. Общежитие так общежитие! Что, в конце концов, ее так расстроило? Понимание того, что женщина Влада окажется слишком молодой?

Под звуки негромкой музыки Людмила пыталась успокоиться. Ладони вспотели, а по спине пробежал мороз, провоцируя новую волну головокружения. Она ехала будто на собственную казнь. Зачем только согласилась на это предприятие? Совершенно стала безвольной, потеряла способность мыслить и принимать решения. Она не знала, что скажет сопернице, хотя рано утром приготовила длинный обличающий монолог, который должен спровоцировать угрызения совести у той, другой. Сейчас эти слова, тщательно продуманные, казались бессмысленными. Одиночество вновь стало материализоваться, превращаясь в маньяка-убийцу, готового медленно разрезать ее на куски. В душе бились страх, невыплаканные истерические слезы. Эта женщина должна узнать про страдания Людмилы, ведь она даже не подозревает о том, как ей тяжело. Если она узнает, то все сразу переменится! Она откажется от Влада, пересмотрит свое отношение! Необходимо положить начало общению, это самое трудное. Наташка права, надо встретиться и посмотреть друг другу в глаза! Неожиданная деятельность захватила ее. Она подумала еще о чем-то, кроме своего неподъемного горя.

Людмила начала воображать, что после приветствий они просто сядут на мягкий диван и заплачут, как две несчастные женщины, с которыми жестоко обошлась судьба, подарив им одного мужчину. Они расскажут друг другу все-все, ничего не утаивая. Пообещают, что вот теперь все станет по-другому.

– О чем ты думаешь? – неожиданно спросила Наташа. – У тебя такое напряженное лицо. Боишься, что ли?

– Голова болит. Спала плохо, – хрипло ответила Людмила, пряча потные ладони в карманах куртки.

– В твоем холодильнике я видела две бутылки водки, бутылку пива и коробку вина.

Людмила не ответила.

– Я не пытаюсь осудить тебя, Люд, просто это слишком. Алкоголь состарит тебя.

– Зачем мне молодость?

– Как зачем?

Людмила покачала головой, презрительно скривилась. Ее не волновало, что под глазами появилось несколько новых морщин. Она совсем не думала об этом. Ей не хотелось продолжать этот разговор. Отчетливо понимала, что Наташа озабочена тем, чтобы придать Людмиле приличный внешний вид. Но что это изменит? Как вылечить израненную, разорванную на куски душу? Кто вернет ей сына? Кто вернет любовь мужа? Зачем ей новые вещи, если любимых людей уже нет и никогда не будет в ее жизни? Она решительно собралась поменять тему разговора.

– Когда ты собираешься возвращаться домой?

– Не знаю.

– Кажется, ты говорила, что у вас проблемы с Кристиной.

– Да. Поэтому и возвращаться не хочется.

Ситуация неожиданно стала понятна. Так вот почему Наташа неожиданно появилась! Она просто пытается сбежать от своих проблем, пытаясь помочь Людмиле. Как, в свою очередь, Людмила едет сейчас на встречу с женщиной Влада – не из-за интереса, потому что предчувствие подсказывает, женщина окажется красоткой, а из-за желания избавиться от оглушающей боли. Хотя бы на несколько часов.

– Мама не звонила, поэтому все нормально. Вернее, все по-старому. Не представляю, что будет дальше. И думать даже не хочу. Пусть мама сама заберет Кристину и что-то пытается решить. Я устала, Люд, мне хочется свободы. Я даже на юг не могу поехать, потому что связана по рукам и ногам. Вот вроде могу себе позволить уехать к дяде, к тебе. Но все равно я связана. Я понимаю, что все решения вертятся вокруг меня. А так бы хотелось, чтобы обо мне забыли. Вот как бывает! Кто-то страдает в одиночестве, а я мечтаю, чтобы обо мне забыли!

– Тебе не хочется самой забрать Кристину из больницы?

– Не знаю. Скорее нет.

– Ты боишься?

– Чего мне бояться? Просто я не хочу больше ничего решать. Когда была жива сестра, то мне приходилось воспитывать ее детей, а она жила так, как хотела. Теперь она умерла, и мама – опекун, но мне все равно приходится воспитывать детей. Никому не понять, какая эта нагрузка.

– Особенно если ты не хочешь этой нагрузки.

Наташа быстро взглянула на подругу, усмехнулась и пожала плечами.

– Люд, одним судьба дает, другие пытаются чего-то добиться сами, а я хочу просто, чтобы меня оставили в покое. Прошло то время, когда я хотела учиться и строила планы. Теперь меня все удовлетворяет. Любая работа, любая зарплата, любое место жительство. Я готова уехать даже в Арктику, где вечный холод, лишь остаться одной и не принимать решений за других.

– Знаешь, я книгу читала о пропавшей экспедиции Франклина, кстати, где-то в Арктике. Там действительно очень холодно, темно днем и ночью, морозы минус шестьдесят градусов, никакой растительности, вечная мерзлота и белые медведи. Так вот экспедиция пропала отчасти от неправильно принятых решений. Все погибли страшно, мучительно, от голода и цинги. Но даже если решение неверно, нельзя сдаваться и опускать руки. Нельзя сбегать! Это трусость.

– Не знаю никакого Франклина. Да и цинги в наше время нет. Трусость? Не знаю. Какая может быть трусость, если это не моя жизнь, не моя ответственность!

– Ты сомневаешься в том, правильно ли воспитала Кристину?

– Не знаю. Я старалась. Мне не хочется отвечать за поступки, которых я не хотела. Один человек совершает, а другой отвечает. Это неправильно. Моя жизнь не принадлежит мне, и хотелось бы это исправить. А помнишь, как Кристинка вышивала крестиком? Это ты ее научила!

Людмила помнила и кивнула. Когда-то она очень хвалила девочку и даже заказывала красивые рамки для ее творчества. Они с Наташей вешали вышитые крестиком картинки в детской. Даже в комнате Арсения есть пара картинок в рамках. Надо обязательно выбросить их, как вернется домой. Обязательно!

– Думаю поехать этим летом на Красное море, – продолжала Наташа. – Возьму с собой детей. Куда же их девать? Там красиво, чисто, много еды и аниматоры. Говорят, что море прозрачное, там есть коралловые рифы и разные экзотические рыбки. Их можно кормить. Вот будет радость. Как ты думаешь?

Людмила пожала плечами и отвернулась. Она равнодушно смотрела на проплывающие мимо деревья. «Мазда» свернула влево, обогнула трехэтажное кирпичное строение и остановилась во дворе. Дверь единственного подъезда ярким пятном выделялась на фоне серого здания. Наташа заглушила двигатель и первая вышла из машины.

– Приехали!

Людмила на мгновение закрыла глаза, глубоко вдохнула и поспешила за подругой, которая нетерпеливо крутила в руках ключи от машины.

Женщины вошли в здание и сразу ощутили резкий запах кошачьей мочи. За окошком охранника было тихо и пусто, видно, никто не собирался охранять общежитие ранним утром в выходной день.

Комната номер семь. Дверь заперта изнутри, и пришлось долго стучать. Наташа начала терять терпение, когда дверь наконец распахнулась. На пороге появилась заспанная девочка в розовой пижаме и мягких тапочках, в руках она держала полотенце. На вид ей можно было дать лет шестнадцать. Она была коротко стриженная, светленькая, с круглыми мультяшными глазами, какие рисуют у героинь аниме, и длинными искусственными ресницами. При виде незнакомых женщин девочка состроила смешную рожицу.

– Здрасте! А вы к кому? – голос у нее оказался неожиданно низким, почти грубым, который сразу придал ей возраста.

Наташа с улыбкой выступила вперед, но Людмила перебила ее, выпалив:

– Здравствуй. Я жена Влада, хотела бы поговорить с Аллой!

Наташа осуждающе засопела, видно, не такого начала ей хотелось. Но Людмила решила действовать напрямую и никого не вводить в заблуждение. Девочка даже позы не изменила. На ее лице совершенно ничего не отразилось, лишь глаза подернулись холодной пленкой, выдавая твердый несгибаемый характер. Повисло неловкое молчание. И тут Наташа снова выступила вперед. Ей надоело топтаться в темном вонючем коридоре.

– Алла? Тебя зовут Алла? Или мы перепутали комнаты?

Девочка лениво кивнула и усмехнулась. Около ее полных губ пролегли складки, выдавая ее истинный возраст. Теперь Людмила дала бы ей двадцать с небольшим. Отчего-то испытала от этого облегчение. Хорошо, что не шестнадцать!

– Можно мы пройдем? – тоном, не допускающим возражений, заявила Наташа. – Тебя не учили, что нехорошо заставлять гостей топтаться на пороге?

– Меня учили, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми, – пробормотала Алла, но тем не менее отступила, пропуская женщин в комнату. – Могу предложить чаю, сейчас чайник закипит. Только у меня конфет нет, есть пряники.

От чая они решительно отказались. Осторожно прошли в небольшую комнату. Людмила с опаской покосилась на письменный стол, который стоял посредине и походил на развалину. С него давно слезла вся полировка, но на нем стоял новенький электрический чайник и действительно собирался закипеть. Она присела на край старого проваленного дивана, внимательно оглядывая обстановку комнаты. Ее лицо посветлело, когда промелькнула мысль о том, что на этом ужасном диване невозможно заниматься сексом, потому что он определенно не выдержит такого испытания. Алла поймала ее взгляд и сразу все поняла, снова криво усмехнулась, покраснела и пожала плечами.

– Я вообще-то не живу тут, редко прихожу проверить обстановку. У меня и вещей-то здесь совсем не осталось. Вы меня случайно застали.

Наташа стояла у порога. Людмила вспомнила о том, что хотела быть доброжелательной. Она улыбнулась.

– Прости, что мы без предупреждения.

– Зачем вы пришли сюда?

– Просто познакомиться и…

Она не договорила. Слова так и остались висеть в воздухе. Алла подошла к столу, чтобы налить себе кипятка из чайника, повернувшись к Людмиле боком. Тут же стал заметен округлившийся живот, на который она сразу не обратила внимания. Ее затошнило. В глазах помутилось, а из горла вырвался хриплый звук. Алла со страхом посмотрела на нее, выронив из рук полотенце. Девушка была беременна, в этом не оставалось никаких сомнений.

Это был удар такой силы, что смог сбить Людмилу с ног, если бы не старый диван, на котором она сидела. В ушах звенело, сердце билось как сумасшедшее, и никак не удавалось успокоиться. Наташа быстро подошла к столу, налила в чашку воды из пластиковой бутылки, которая стояла тут же, и решительно протянула Людмиле. Чашка звякнула о зубы. Вода не принесла облегчения. Людмила оцепенела. В комнате висела тишина, и никто не мог нарушить ее. Алла стояла, прислонившись к стене, скрестив на груди руки. Она затравлено поглядывала на гостей, не решаясь прогнать их, боясь, что они могут навредить ей и ее ребенку. Неожиданно она осознала всю опасность и неосторожность своего поступка, впустив их, судорожно пыталась вспомнить, куда положила телефон.

Людмила допила воду, поставив дрожащей рукой чашку на стол. Поднялась с дивана и стала ходить по комнате из угла в угол, терзаемая беспомощным ужасом, похожая на пьяную. Мысль о смерти стала такой четкой и ясной, что бессмысленное отчаяние отступило. В смерти виделся выход, и от того наступало облегчение.

Снова обман! Ложь, предательство! В комнате стоял запах дешевого освежителя воздуха. И вся комната старая и ветхая. Обои на стенах обшарпаны, с потолка сыпется известка. Кое-где из стены торчат вбитые гвозди разных размеров. Диван, кровать, письменный стол, два шкафчика для одежды. Все такое убогое, несвежее. От всей комнаты исходит запах тлена.

– Разве можно жить здесь? – шепотом пробормотала она. – Ты навредишь ребенку.