2
К вечеру ей стало немного лучше. Она выпила чашку горячего чая и съела бутерброд с сыром. Подошла к окну и, глядя на улицу, ощутила полную оторванность от мира. От чего она мучилась больше – от измены мужа или смерти сына? Одна боль наслоилась на другую. Такое потрясение не может пройти, возможно, оно никогда не пройдет. Людмила бесцельно бродила по пустой квартире, словно привидение. Это становилось невыносимо. Нельзя возвратить прошлое – ходить здесь, как ходила она еще год назад, переставляла вещи с места на место и с радостью поджидала любимого мужа с работы. Тогда не было тревоги, ничего плохое не омрачало мысли. По-другому быть не могло. А сейчас реальность такова, что брак с Владом окончательно разрушен, и ничего изменить нельзя. У него есть Котенок, молодая, красивая и любимая, а у Людмилы никого нет. Дом холоден и пуст, за стеной соседи смотрят телевизор. Где-то сверху принимают душ или моют посуду, в трубах шумит вода. А за окном слышится шум машин. Она подумала о сыне.
Арсений.
Людмила сцепила пальцы в молчаливом протесте. Он выпал из окна и разбился насмерть. Пятый этаж, очень высоко. Ему было четыре года, совсем маленький. Людмила бежала из магазина и нашла своего сына лежащим в кустах акации с разбитой головой…
Она задержала дыхание, а потом шумно выдохнула. Попыталась заблокировать поток воспоминаний. Нельзя думать об этом, потому что вновь придут беспомощность, страх и помутнение рассудка. И она с диким отчаянием метнулась к противоположности, воспоминаниям о другом горе, не таком оглушительном – о том, как узнала о любовнице мужа. Пыталась вернуть именно ту боль, чтобы этой болю заглушить воспоминания того дня, когда погиб сын.
Влад бросил ее ради другой женщины. Никогда бы не поверила в это, если бы не происходящее. Будто сон или приближение смерти. Нельзя рассчитывать на вознаграждение умереть, не дожидаясь продолжения. Исключения не будет. Людмила пыталась оглянуться на прошлое, найти причину, но ничего не находила. Что-то протекало в их семейной жизни не так. Влад не потрудился объяснить. Она испытывала страх, будто перед какой-то опасностью. Адреналин большими порциями выбрасывался в кровь. Возбуждение требовало ответов на вопросы. Где познакомились? Когда он изменил в первый раз? Чем эта женщина привлекла его? Ответов не было, и в душе нарастали новая боль и отчаяние. Но потом Людмилу охватила слабость, что пришлось присесть и закрыть глаза. Когда она их открыла, за окном стемнело. Она осторожно поднялась и прошла в ванную. Здесь умылась и почистила зубы, попыталась причесать волосы, но потом решительно бросила эту затею. Скинула халат и переоделась в привычные джинсы и свитер. Прошла в прихожую, натянула черную вязаную шапку до самых бровей, не задумываясь о том, что на улице тепло, и вышла из квартиры. Сидеть в замкнутом пространстве, где еще продолжал витать знакомый аромат мужского парфюма, больше не представлялось возможным.
Она медленно пересекла улицу и направилась в сторону центра. Шум редких машин, которые проезжали мимо, дошел вдруг до ее сознания, и она отчетливо поняла, что ни за что не выберется из того болота отчаяния, в которое попала. Оно засосало ее в себя, и без помощи не выбраться. Но помощи не будет. С Владом все кончено.
Острая боль в душе поутихла, но на ее место тут же пришли чувство униженности и тяжелая тоска. Людмила мрачно смотрела на прогуливающиеся пары, от них исходили мир и покой. Губы растянулись в неприятной улыбке. Стало невыносимо смешно. Она резко развернулась и пошла прочь от этой улицы, подальше от своего дома и от этих незнакомых людей, которые были до неприличия счастливы. Ей было враждебно абсолютно все, и от этого хотелось громко хохотать. Людмила старалась с силой удерживать дикий хохот в своей груди. Она выглядела странно, с узкими заплаканными глазами, опухшим красным лицом, зажимающая рот ладонью.
Скоро она сойдет с ума. Все к этому идет.
Неожиданно подумала о том, что ей нужен мужчина. Глупый молодой самец с длинными волосами и накаченной грудью. Мужчина, который не станет задавать лишних вопросов и не будет стараться что-то понять. А в придачу к такому мужчине ей необходима бутылка крепкого вина. Этот вечер надо провести в компании молодого жиголо, домой возвращаться нельзя, там все пропитано суицидным духом, стены давят и готовы убить. Только сегодняшние вечер и ночь! Робкое предостережение о том, сколько нужно заплатить этому жиголо, чтобы он всю ночь был с ней, было отметено в сторону. Обычный наркоман согласится составить ей компанию. Она и на это готова, лишь бы был молод.
Первое попавшееся кафе называлось «Азалия».
Людмила вошла в полутемное помещение с низким потолком. Ей совсем не понравились дизайн и вся обстановка кафе. Все здесь, начиная с блестящего пола, панелей цвета слоновой кости и хрустальных светильников, заставляло переноситься в другой мир, спокойствия и умиротворения, от которого она была сейчас очень далека. На стенах висели картины с изображением китайских собачек и фантастических растений. Маленькие подвальные окна закрывали занавески изумрудно-зеленого цвета.
Людмила поморщилась и прошла к угловому столику, который скрывался от посторонних глаз за большой пальмой, что росла в высокой деревянной кадке. Над столиком горели бра под зеленым абажуром. Свет, исходивший от них, был мягок и не раздражал глаз. Подошла официантка и приняла заказ. Людмила попросила бутылку красного вина и плитку шоколада. Тут же пожалела, но не решилась вернуть официантку, которая не пыталась скрыть брезгливость.
Надо было заказать бутылку водки и салат оливье. О чем она только думала? Но дело сделано. Пусть будет вино. Людмила не собиралась расстраиваться из-за денег. Это самое меньшее, что в данный момент могло ее расстроить. На карте достаточно средств, чтобы выпить, но в душу неприятно кольнуло сомнение. Ведь Влад переехал, станет ли он теперь пополнять этот счет? Если нет, то действительно придется выйти на работу. Людмила работала в стоматологическом отделении одной из городских больниц, была на хорошем счету. Но с того момента, когда погиб Арсений, никуда не выходила. А даже мимолетная мысль о работе нагоняла еще большие страх и тоску.
Официантка принесла заказ. Людмила сразу же налила себе полный фужер вина и жадно выпила, не притронувшись к шоколадке. С легким вздохом переменила положение ног и задумчиво уставилась в пустоту. Вот бы напиться до чертиков и устроить погром в этом полусонном кафе! Хорошо бы бросить бутылку в зеркальную полку с напитками, пусть разлетится вдребезги, как вся ее чертова жизнь.
О чем только она думает! Людмила испуганно огляделась, будто кто-то смог увидеть ее фантазии, и попробовала отогнать от себя опасные мысли. Из высокой темной бутылки налила еще вина. Ее словно раскачивало на качелях: вверх-вниз, вверх-вниз… Посмотрела на свои дрожащие руки и тут же отвела взгляд. Что с ней происходит? То смешно, то страшно. Нервы совсем расшатались.
Фужер снова опустел и снова наполнился. Людмила подняла руку, чтобы поправить волосы, которые упрямо лезли из-под шапки в глаза, но тут ее рука замерла в воздухе. Прямо на нее шла красивая молодая женщина и улыбалась. Людмила критически оглядела ее и осталась недовольна.
У женщины были длинные, прекрасной формы ноги, с тонкими лодыжками, стройность которых подчеркивали туфли на умопомрачительной шпильке. Тонкая талия, плавный изгиб бедер, высокая грудь, плотно обтянутая кожей изящного пиджака. Безупречный овал лица, полные губы, накрашенные светлой помадой, дерзко вздернутый носик и огромные зеленые глаза, сверкающие в полумраке кафе, как настоящие изумруды. Темные локоны с шоколадным отливом тяжелой волной спадали на спину красавицы, и она небрежным движением откидывала их за спину. Она очень вписывалась в обстановку кафе, будто тщательно подбирала одежду именно под этот интерьер.
Тут было от чего позлиться.
Людмила узнала эту женщину. Они давно не виделись. Многое изменилось, прошла целая жизнь. Хотелось добиться независимости от воспоминаний, вернуться в прошлое и обрубить то робкое начинание, тогда казавшееся правильным, но сейчас видевшееся роковым. Сломать, вырвать с корнем тот день, когда они познакомились, посеяв вглубь судьбы черное зерно смерти, проросшее в полной мере через три года.
Наташа Сулакова.
Когда-то они были лучшими подругами, созванивались каждый день, делились секретами, встречались по выходным. Но эта дружба закончилась в тот момент, когда Людмила нашла под кустами акации мертвого сына. Влад оказался прав, он не переносил Наташу, ее мать, племянников с первого дня и хотел, чтобы это прекратилось. И это прекратилось, когда Арсений умер.
Последнее время они с Наташей совсем не созванивались. И Людмиле было совершенно наплевать. Она собиралась вычеркнуть этих людей из своей жизни, предполагая, что те сделали то же самое. Сегодня один из черных дней за последнее время. Утром ушел Влад, а вечером появилась Сулакова. Плохой признак, как черная метка. Жди беды. Молодая женщина уверенно подошла к столику, за которым расположилась Людмила, приветливо кивнула и спокойно уселась на свободное место, положив ногу на ногу, небрежно расправив на коленях коричневую юбку. Будто не было между ними смерти и этих страшных месяцев раскаяния и горя.
– Привет!
Людмила не ответила, но Наташу это ничуть не смутило.
– К вечеру похолодало. Кажется, будет дождь, – сказала она и улыбнулась. – Что пьешь? Красное вино? Я его не очень.
Людмила не понимала, для чего нужно было подсаживаться именно за этот столик, места что ли мало? Ей не хотелось компании, не хотелось быть откровенной. Хотелось стать незаметной для знакомых глаз. Ее лицо выражало напряженность. Скрывать это было трудно.
– Я приехала рано утром на автобусе, к дяде. Он что-то неважно себя чувствует, попросил приглядеть за ним несколько дней. Мне не сложно. Целый день я гуляла по Покровке, такая приятная улица. Люблю ее очень, но не знаю за что. Просто нравится. Мороженое вкусное, я купила фисташковое в розовом рожке. И апельсиновый сок. Не заметила, как время прошло. Хотела возвратиться к дяде, но тут смотрю, ты идешь! Какая приятная неожиданность!
Слова звучали фальшиво, слишком радостно. Людмила подозревала, что нет никакой случайности и приятной неожиданности. Но не собиралась интересоваться, в чем дело. Скорее всего, Наташе нужна какая-то помощь для детей. Она приехала, чтобы купить что-то или записаться на прием к платному врачу.
– Ну, что ты молчишь? Ведь здорово же, что мы встретились!
– Здорово.
– Вот и я говорю! Здорово!
Наташа улыбалась, играя прекрасным блестящим локоном, нанизывая его на палец. Но Людмиле было тошно, будто она заболела гриппом. Руки и ноги отяжелели, в груди билась истерика. Она хотела просто посидеть в кафе и выпить вина! Уже не думала о молодом человеке и случайном сексе. Но боялась, что Сулакова начнет ворошить прошлое, и тогда придется рассказать о том, что муж бросил ее. И в этом было главное сомнение. Рассказать хотелось, поплакать, попросить совета. Но в то же время упрямая гордость не позволяла, заставляя глаза сверкать злобной яростью.
Официантка принесла Наташе заказ: чашку кофе и малюсенькое пирожное с кремом. Людмила нервничала все больше. Она отчаянно жалела, что не заказала водки.
– Вообще-то тут миленько.
– Дерьмо!
– А ты изменилась, – заметила Наташа.
– С чего бы, правда? В моей жизни все по-прежнему.
Сулакова внимательно посмотрела на Людмилу, и той показалось, что в ее взгляде промелькнула неприязнь. Она везде видела неприязнь и брезгливость. Машинально поправила шапку. Голова вспотела, и хотелось сдернуть ее. Плачевный вид волос отметал эту перспективу.
– Как твои дела, Люда?
Вопрос прозвучал неожиданно мягко, но снова в этой мягкости Людмиле почудились фальшь, издевка и пренебрежение. Она попыталась глубоко вздохнуть, отгоняя туман неприятных мыслей. Это было сделать нелегко. Туман прочно и надежно окутал ее. В отчаянии подумала, что это же Наташка Сулакова! Простая, добрая деревенская девчонка, которая много пережила и воспитывает детей своей сестры.
– У меня все нормально, я же говорила…
– Ты сказала, что в твоей жизни все по-прежнему.
– Да, это так, – Людмила вызывающе посмотрела на подругу, ее язык слегка заплетался от выпитого за вечер. – А в чем дело? Почему ты интересуешься?
– Потому что мне небезразлична твоя судьба
– С чего бы это? Странно даже.
– Что тут странного?
– Да так. Мы давно не виделись. Ты неожиданно появляешься, подходишь ко мне и сообщаешь, что тебе небезразлична моя судьба. Что с тобой?
– А с тобой?
– Не понимаю, что ты имеешь в виду. Со мной все в порядке.
– Поэтому ты сидишь здесь и пьешь вино?
Людмила помолчала, разглядывая этикетку на бутылке. Разговор не ладился. Но неожиданно пришло чувство, близкое к благодарности, ведь Наташка первый человек, который заинтересовался ее судьбой. Она единственная спросила, как дела! В душе шевельнулось слабое чувство благодарности. Алкоголь расслабил затвердевшие мышцы. Зачем отталкивать Наташку? Они подруги. И Людмила сейчас должна решить, оттолкнуть ли Сулакову окончательно. Расшатанные нервы – дурной советчик. Они вносят свой разрушительный вклад. Но хотелось видеть в этой встрече руку помощи и ухватиться за нее, не отпускать!
– А как ты живешь? – дрогнувшим голосом спросила Людмила.
– В заботах. Кристина находится в больнице три месяца. Должны выписать.
Упоминание о Кристине раздосадовало. Людмиле была неприятна эта девочка до боли в зубах. Хотелось открыто осуждать ее, ругать, плеваться. Но нельзя позволять такого. Поэтому Людмила зевнула, делая вид, что ей все равно, она даже не помнит, кто такая эта Кристина.
– От чего лечили-то?
Но Наташа была печальна и серьезна, тема девочки беспокоила ее. Это было понятно по тому, как она говорила, озабоченно поджимая пухлые губы.
– Реакционная депрессия.
– Оказывается, страшный диагноз – депрессия. Я тоже страдаю.
Они помолчали немного. Наташа грустно смотрела перед собой, будто вспоминая что-то. К кофе не притрагивалась, а Людмила, опустошила всю бутылку.
Но душа рвалась на части. До боли очень хотелось поделиться своими переживаниями, рассказать все первому встречному или бывшей подруге – какая разница! Только бы скинуть с плеч давящую тяжесть неразрешимых проблем! Людмила еще пыталась сопротивляться.
– Есть улучшения?
Наташа очнулась, принимаясь помешивать ложечкой сахар в чашке.
– У Кристины?
– Да, у нее. Депрессию вылечили?
Наташа неопределенно пожала плечами. На ее лице отразилось отчаяние. Но она быстро взяла себя в руки. Широко улыбнулась.
– Надеюсь, что все будет хорошо. А как Владик? Почему ты тут одна?
Людмиле хотелось обмануть, уклониться от правды, но обида и боль были слишком свежи. Во что бы то ни стало хотелось поделиться ими. Раз уж Сулакова испортила вечер, который посвящался поискам самца, то надо хотя бы использовать его для откровенного разговора.
– Он ушел от меня.
Она четко проговорила эти слова, глядя на подругу. И та не посмела переспросить и сделать испуганные глаза. Добавить истеричной эмоциональности никто не хотел, поэтому сидели молча, пока наконец Наташа не произнесла:
– Давно?
– Сегодня.
– Что случилось?
– Ты знала, что у него есть любовница?
– Нет.
– И я не знала. Это вскрылось на похоронах. Почему-то я совершенно ничего не замечала.
– На похоронах Арсения? – уточнила Наташа, пытаясь восстановить в памяти этот день. Она никого не запомнила, было очень много народу.
– Да.
– И как это вскрылось?
– Они явились на похороны вместе, представляешь? Держась за руки. Он рыдал, а она его обнимала и успокаивала.
– Ты это видела? – удивленно замерла Наташа, пытаясь вспомнить. Но у нее никак не получалось. В тот день она была слишком напугана и выбита из колеи. Ей приходилось поддерживать рыдающую, падающую в обморок маму и следить за испуганными детьми.
– Нет. Мне сказали. И я у него спросила. Он ответил, что это его женщина.
– Так прямо и сказал?
– Да. Так и сказал.
– А ты?
– А мне тогда было наплевать. Казалось мелочью, ложью, сном кошмарным. Мы об этом больше не говорили. Влад жил дома, как прежде, только отлучаться стал по вечерам, но не каждый день. Я не была против. Я еще не верила. Но стала замечать разные мелочи. Зарплату переводил мне на карту уже меньшую. Его телефон разрывался от смс, и он боялся его оставить рядом со мной. Как будто я бы стала проверять!
– Тоже мне мелочь! Я бы не позволила! Устроила скандал! Особенно за зарплату!
– Для меня это неважно, – поморщилась Людмила. – Я надеялась, что все пройдет. Но ничего не прошло. Сегодня он ушел с вещами. Я бы хотела знать подробности, но не посмела у него спросить. Язык не повернулся.
– Потому что надеешься его вернуть.
– Не знаю.
– Я тоже ничего не замечала. Он никак не проявлял этого. Удивительно.
– Кто бы мог подумать.
– Люда, но нельзя это так оставлять! Надо бороться!
– С кем? – покачала головой Людмила, поправляя шапку на голове. – С ним? С ней? Я не хочу ни с кем бороться. Я устала. Я хочу, чтоб это все поскорее закончилось.
– Не говори так.
– Я хочу его вернуть, но не собираюсь заставлять. Мы и так достаточно проспали в одной постели, хотя я уже знала, что он меня предал. Он предавал меня каждый день, просыпаясь, желая доброго утра, завтракая, уходя на работу как ни в чем не бывало. Затем шел к ней, а потом возвращался домой. Не понимаю, почему он сразу не ушел? Сил признаться хватило, но вот уйти – нет. И длится это… долго. Нескончаемо долго. Надо признать, что лучше не стало, хотя я думала, что раз он остался дома, то все еще наладится. Глупость! Надо было обрывать с самого начала! Вот с того самого момента, как правда вылезла наружу!
– Так ты его сама прогнала?
– Можно и так сказать. Он провел у нее все выходные. Меня даже не предупредил. Я подозревала, где он, но переживала безумно, вдруг ошибаюсь, и что-то случилось, он попал под машину, или случился инфаркт посреди улицы. Он не подумал обо мне, ему наплевать. Вернулся в воскресенье как ни в чем не бывало. Съел ужин, помылся и лег смотреть телевизор. Я хотела зарезать его – так мне было плохо. Мечтала отрезать ему голову и выбросить в окно. Но вспомнила, что ножи уже не точились в нашем доме несколько месяцев.
– Ты и правда изменилась. Будто сошла с ума. Где только нахваталась таких слов? – лицо Наташи было непроницаемо. Значит, Влад не сказал жене, где был. И она не собиралась.
– Ладно, уже поздно. Иди к своему дяде, и мне пора домой.
– Постой! Я могла бы пойти с тобой!
Людмила, пошатываясь, поднялась из-за стола. Она медленно покачала головой, утирая вспотевшее лицо ладонью.
– Не надо. Я справлюсь.
– Но, Люда! Так нельзя!
– Все хорошо. Спасибо, что выслушала.
– Я тебя не оставлю!
Но Людмила уже шла к выходу, бросив на стойку деньги за вино и шоколад. Наташа в отчаянии смотрела ей в след. Она уже успела поругаться с дядей и не планировала возвращаться в его старую вонючую квартиру. Ее разозлило, что Люда не пригласила ее к себе. Она готова была заорать и стукнуть по столу кулаком, так она была зла!
3
Людмила проснулась поздно и никак не могла заставить себя подняться с постели. В квартире тихо, и от этого приятно. Миг удовлетворения прошел, и в сердце начала вползать привычная тоска. Людмила сжалась, судорожно вздохнув. Она совершенно одна. А ведь еще прошлой весной Харитоновы всей семьей собирались за ужином в большой уютной кухне. Они с Владом обсуждали новости, которые показывали по телевизору, строили планы, делились впечатлениями. Обнимались, целовались, отводили Арсения в детский садик.
Теперь ничего не осталось, и кухня перестала источать уют, только жуткий холод и запах, как в старой общаге. Мусор не выносится по неделям, пол не мылся со дня похорон Арсения, окна не протирались, а посуда покрылась тонким слоем липкого жира. Кухонное полотенце куда-то подевалось, салфетки закончились, и Людмила вытирала руки туалетной бумагой. Влад еще как-то пытался поддерживать чистоту, ради него она заставляла себя готовить еду. Иначе умерла бы от голодной смерти или передозировки алкоголя.
Людмила надеялась, что общее горе сблизит их. Но они по-разному восприняли этот удар. Будто оказались по разные стороны глубокой пропасти, разверзшейся под ними. Начались ссоры. В какой-то момент она стала отмалчиваться, надеясь, что ситуация изменится, если перестать орать друг на друга. Но стало только хуже. Муж отдалился настолько, что она перестала его наблюдать в собственном доме. Они сидели по разным комнатам, не разговаривали.
Нестерпимая боль терзала сердце. Казалось, в него врос железный крюк, который истязает и отравляет ядовитой ржавчиной. Кто-то постоянно поворачивает этот крюк, и Людмиле становится трудно дышать, и подкашиваются ноги. Она отрешилась совсем, подозревая, что так долго продолжаться не может. И оказалась права. Эти выходные, которые провела в ужасе и слезах, решили разрыв окончательно. Мучила навязчивая далекая надежда: а вдруг ездил в командировку по работе? Но надежда сгорала как спичка. Нет, он был у нее! Какая еще к черту командировка!
Людмила вспоминала, как прожили они эти несколько месяцев после смерти сына. Влад приходил домой каждый вечер, читал новости в Твиттере, пил горячий чай, принимал душ и шел спать. Иногда заказывал еду на вынос или привозил с собой, оставлял ей, не предлагая присоединиться к нему. А она не знала, ей ли он оставил поесть или просто отложил на утро. Поэтому ничего не брала. Прежние привычки искоренились навсегда. Людмила, зная о другой женщине, не прогоняла мужа, молчаливо позволяя находиться рядом. Было все равно, но случались моменты, когда Влад представлялся жирной навозной мухой, назойливо кружившейся поблизости. Она терпела его, потому что после похорон сына он был так же сильно подавлен и разбит, как она. Он постарел и осунулся, его взгляд был безнадежен и жалок. Но она не могла дать ему внимания и сочувствия.
Людмила лежала и слушала, как каркают вороны за окном. Резкое карканье раздавалось совсем рядом, будто птицы сидели на подоконнике. После короткого, рваного сна женщина не чувствовала себя отдохнувшей, наоборот, появилось знакомое ощущение напряжения и бессилия. Сон быстро проходил, и на его место возвращалось осознание мрачного настоящего. Вернулись забытые во время сна тревожные мысли. Что сказать, если необходимо строить жизнь заново? Ответов много, разные пути, строгие планы, исправление ошибок. Но ответ о смерти всего один – миг боли, темнота и бесчувствие. Каждое утро у Людмилы начиналось одинаково. Вспоминала, что на кухне, в ящике стола, лежит пузырек с таблетками. Если сейчас пойти туда и достать этот пузырек, высыпать на ладонь маленькие таблеточки, их можно запить водой, а потом допить остатки водки.
Смерть – она быстрая, как молния. Мгновение мужества, а затем переступить черту. Людмила уверена, что многим принесет облегчение своей смертью.
Именно поэтому и тянет с этим! Не хочет, чтобы Влад испытал облегчение. Какая-то невыносимая обида точила душу. Требовался серьезный разговор. Но оба молчали, однако это казалось лучшим решением. Быть рядом хоть как-то. На прошлой неделе Людмила написала мужу письмо на пяти страницах. Но перечитав его, ужаснулась и осознала, что ей ничего не нужно, она не может выразить свои мысли так, чтобы он понял. Письмо было разорвано на множество кусочков и смыто в унитаз.
Осознавать страшно, что отношения разладились. Они с мужем отдалились настолько, что говорить не о чем. И это понимание было ужасно, потому что еще некоторое время назад все было по-другому. За пределами черной реальности жизнь оставалась иной, с разными семейными обязанностями, мелкими проблемами, радостью и бесконечными разговорами за ужином обо всем на свете. Стремление освободиться от этой жизни пришло спонтанно, во время потери рассудка от горя. И разрушить оказалось проще, чем восстановить. Ей было горько от того, что это так, потому что тогда получается, что не было никакого понимания и любви. Они изменились, и все вокруг изменилось. Мучительные рваные мысли вызывали отчаянную головную боль.
Истошно заверещал звонок под нажимом нетерпеливого пальца. От неожиданности Людмила подскочила на кровати и грохнулась на пол. Цепочка образов, плодившихся и множившихся в голове, как инфекционные бактерии, разорвалась, оставляя после себя болезненную пустоту. Звонки не прекращались. Женщина с трудом поднялась, удивляясь, каким тяжелым стало ее тело, накинула на плечи старый застиранный халат неопределенного цвета и пошла открывать дверь. Мертвый взгляд столкнулся со своим отражением в зеркале. Бледное опухшее лицо с красными глазами, тонкая бесцветная полоса твердо сжатых губ, а спутанные волосы точно напоминали логово паука. Еще один звонок, и она, отвернувшись от зеркала, распахнула дверь.
На пороге, в уверенной позе, стояла Наташа Сулакова. Людмила напряглась и пожалела, что не посмотрела в глазок. Она оглядела гостью, еще раз убедившись в том, что Сулакова – очень красивая женщина. Именно сейчас эта природная красота слепила глаза. Другая жизнь, словно другая планета или подснежники среди зимы. Будто свежий морской бриз ударил Людмиле в лицо. Она попятилась, потому что не хотела этого. Внутренний разлад провоцировал боль и хаос. А образ Наташи был слишком идеальным и неподходящим.
И все же в облике Сулаковой появилось что-то новое, незнакомое. Они не виделись несколько месяцев. И в это время что-то, безусловно, изменилось. Молодая женщина похудела, в лице появилась мраморная белизна, скулы заострились, а в глазах мерцал нездоровый блеск. Но это мало влияло на безупречную внешность.
– Привет!
Людмила молчала. Ей хотелось захлопнуть дверь и навсегда перевернуть страницу.
– Почему так долго не открываешь?
Наташа вошла в квартиру, не дожидаясь приглашения. Людмила продолжала молчать, не зная, как объяснить то, что сейчас ей совсем не до гостей. Из бесконечных боли и хауса родилась тяжелая невыносимая неприязнь к подруге. Осознав ее, Людмила застыдилась. Она всегда была добрым человеком. Новые черные разрушающие чувства не приносили ничего, кроме разочарования и еще большей боли.
– Ты еще спишь? – Наташа покосилась на неубранную кровать, стоя на пороге комнаты.
– Проснулась только что, – выдавила из себя Людмила и жестом пригласила гостью войти.
– Тебе не нужно на работу?
– Нет.
– Клиенты закончились? Теперь никто не лечит зубы? Кажется, ты работала в больнице.
– И закончились, и не лечат. Ко мне никто не записывается.
– Почему?
– Потому что я в отпуске.
– Понятно, а где Владик?
Людмила удивленно посмотрела на Сулакову, пытаясь вспомнить: а не приснилась ли ей вчерашняя встреча в кафе? А иначе отчего она задает этот вопрос?
– Его здесь нет.
– А, да, ты говорила, что вы расстались, – в голосе Наташи послышалась печаль, но Людмила не поверила и покачала головой. В ней начинала расти ярость.
– Говорила. А ты, кажется, забыла совсем?
– Нет, не забыла. Просто надеялась, что все наладилось. Ведь могло все наладиться?
– За одну ночь?
– Почему бы нет? Ночью как раз все и налаживается.
– Нет, не могло.
Голос дрогнул, Людмила отвернулась, испугавшись, что разрыдается. Намеки были невыносимы. Она жалела, что впустила Сулакову в квартиру.
– Иди прими душ и переоденься. А я пока заварю свеженького чайку. Потом мы поговорим.
Ласковый голос и открытая улыбка раздражали. Людмила готова была возмутиться, но долго думала, что ответить, оттого потеряла момент. Поэтому ушла в ванную комнату, кусая губы от досады. Суицидальные бактерии в мозге бурно протестовали против вторжения незваной гостьи. Но Людмила еще в силе утихомирить их. Заставила себя умыться холодной водой, почистила зубы, попробовала причесать волосы, но, испытав сильную боль, оставила эту затею. Каждое дело давалось ей с трудом. Мозг притупился, мысли кружились лишь около пережитого горя. Но визит гостьи спровоцировал и другие воспоминания. Людмила, затаив дыхание, позволила им распространиться по своему телу. Но они были скромны, сдержанны, проникнуты грустью и совсем не глубоки. Женщина вспомнила, что очень любила, когда Наташа приезжала в гости. Они много разговаривали, делились секретами, играли с детьми, вязали детские вещи, делали друг другу разные прически из кос. Трудно представить, что это когда-то было. Ей казалось, что они с Наташей родственны по духу, близки характерами. Когда-то это чувство единения было приятно и возвышенно. Но не сейчас.
Это случилось уже после похорон Арсения. Влад тогда решительно заявил, что не собирается терпеть эту женщину в своем доме, как и всю их поганую семью. Людмила не пыталась возразить, потому что было не до этого. Не удивилась, потому что они с мужем много раз говорили об этом. Он не переносил Наташу Сулакову, ее мать и племянников. Но до того момента молчал, не проявлял явного недружелюбия или агрессивности. Смерть сына все расставила по своим местам. И Наташа пропала на несколько месяцев. Будто слышала, как Влад бесился и орал, что с него хватит! Было непонятно, отчего она вновь появилась и настойчиво хочет разговора. Прошлого не вернуть. Все исчезло.
Людмила вздохнула. Надела на себя все черное, волосы собрала в пучок, напоминающий логово паука, и задумчиво потерла подбородок. Лучше, чем есть, не станешь. Изменить в себе ничего нельзя. Воля сломана, и неважно, что стало с внешностью. Ей тридцать семь лет, она старуха, которая отвратительно выглядит. Лицо Людмилы пожелтело, на лбу выступили прыщи, как у подростка. Это все из-за шапки, которую она надевает, выходя на улицу. Но по-иному нельзя, волосы в плохом состоянии. Она слышала, как Наташа что-то делала на кухне, и тянула время, чтобы подольше не выходить. Ей не хотелось быть доброжелательной, что-то говорить и делать вид, что все хорошо. Но понимала: отмолчаться не получится. Мечтала исчезнуть, раствориться в воздухе. Потом вышла, тяжело дыша. Сглотнула, пытаясь унять бешенное сердцебиение. В последнее время это часто случалось. Малейшее волнение вызывало всплеск адреналина в крови. Грудь сдавливало, дышалось тяжело, будто она пробежала десять километров.
Людмила остановилась на пороге кухни, прислонившись к косяку двери, ноги не держали. Заметила, что Наташа уже заварила чай, помыла грязную посуду, оставшуюся со вчерашнего дня, и смахнула крошки со стола. Это тоже было неприятно. Порывы Наташи не преобразили безнадежную ситуацию. Людмила нервничала все больше, представляя подругу властной, деспотичной, во что бы то ни стало добивающейся своего, уверенной и осознающей свои заслуги. Хотелось поскорее покончить с этим и разойтись на этот раз окончательно.