Муж-озеро

– Честно, Ионушка, я никогда раньше такой не была, – оправдываясь, говорит Танюша, вновь начиная свой рискованный спуск вниз. – Помнишь, я говорила, что у меня в жизни это в мужчиной было всего два раза. – Она задумывается, остановившись на полпути. – Или три, уже не помню. Ну, мне всякий раз было очень больно, и тем людям со мной не нравилось…

– Танюшка, а ну-ка перестань об этом.

Ион снова перехватывает ее на середине спуска и снова возвращает на исходную точку – к своим губам, которые действительно перестали быть горькими, потому что табачный налет с них слизан танюшиным ртом.

– Но я не могу, я должна сказать! – не унимается она. – С тех пор, как я встретила тебя, все со мной стало по-другому. Я не боюсь, и мне не больно, мне все только сладко!

– Придется тебя все время целовать, чтобы ты молчала, – назидательно говорит Ион, и тут же приводит свою угрозу в исполнение.

– Я ведь не кажусь вульгарной, да? – Танюша надеется на возражение. – Это не так, правда.

– Нет, не кажешься. Но ты все боишься кем-то не тем показаться. А ты не бойся, и тогда не будешь.

– Нет-нет, конечно не буду, это все в прошлом! Это раньше я была злая, завистливая, потому что мне не доставалось счастья. И я все думала, как на меня посмотрят. А теперь я совсем другая. Ведь правда? Ты заметил?

Ион, закрывший было глаза, вынужден снова их открыть.

– Ну, скажем так, ты на верном пути. Хотя еще есть куда стремиться.

– Да-да, я и стремлюсь! Я очень, очень работаю над собой! – Чтобы загладить неловкость, Танюша подпрыгнула и села рядом, а рукой принялась водить по его волосам. – Знаешь, я вот все никак не могу успокоиться, все время думаю: ну за что мне такое счастье? Нет, я понимаю, что это Бог так решил. Но за что? Я же была злая, я же всех ненавидела. Единственная моя польза была в том, что собирала мусор и боролась против застройки лесов… Но экоактивисток много, и среди них тоже полно одиноких женщин. Можно сказать, их там большинство. А повезло вот именно мне. Почему?

Ион приподнялся и тоже сел на диване.

– Ты не думай, я вовсе не напрашиваюсь, чтобы меня похвалили… – Танюша спохватилась и испугалась.

Ион провел рукой по ее щеке, а потом привлек к себе и поцеловал в лоб.

– Ну, может, Бог взвесил весь собранный тобой мусор, измерил погонные километры спасенных берегов и усредненную площадь спасенных лесов, потом помножил это на какой-то свой коэффициент, и получился некий объем счастья, который он тебе и выдал. Не больше и не меньше.

Танюша уставилась на него, пытаясь понять, шутит он или нет. Наконец, по хитрому блеску в его глазах она поняла, что шутит.

– Да-да, конечно! Я так и понимаю. Ведь счастье – это мгновение, да? Мгновение, которое вмещает в себя всю жизнь. После этого мгновения уже и жизни не нужно. Ведь так? Значит, если Бог считает, что я заслужила мгновение счастья, то это все равно, что подарить мне счастливую вечность. Хорошо, я согласна! – Она заулыбалась.

– Ну, значит, я так ему и передам, если встречу, – с серьезным видом сказал Ион, но не выдержал и рассмеялся. – Знаешь, у меня что-то сон прошел. Давай-ка сходим прогуляемся? И пирожных заодно купим, чтобы твое счастье было совсем полным, а?

…

В первую минуту их совместной жизни ей стало страшно. Она столько раз представляла, как это будет (как это будет прекрасно!), но, когда все свершилось, когда они с Ионом попрощались с изумленными Серегой и Олей и двинулись к автобусной остановке, она поймала себя на мысли, что хочет повернуться и побежать назад, к оставленному прошлому – грустному, одинокому, безнадежному, но привычному. Она шла, уставившись себе под ноги, и боялась посмотреть на Иона. Это было невероятно – рядом с ней шел мужчина, и он теперь считался ее мужчиной – как минимум, в глазах Оли с Серегой. А она… она просто не знает, что ей делать со всем этим. Так что же? Выходит, она оказалась попросту неспособной на счастье? Она, которая всю жизнь молила об этой минуте, сейчас так позорно, так глупо испугалась ее? Неужели она обречена? Господи, как стыдно… Танюша осторожно, краем глаза посмотрела на Иона, и тут же попалась в плен его внимательного взгляда.

– Боишься? – спросил он с улыбкой, оправляя лямку рюкзака. – Сожалеешь, что зашло так далеко? Хочешь промотать назад?

Танюша вздрогнула и энергично замотала головой.

– Нет, нет, только не это! Просто…

– Понятно. И назад не хочется, и вперед страшно. – Он протянул руку и коснулся ее пальцев, но тут же убрал ее. – Знаешь что? Ты попробуй переждать. Вполне возможно, это пройдет. Первые несколько часов – они самые сложные. Особенно если… если ты к таким вещам непривычна.

Танюша бросила на него испытующий взгляд – как, откуда он знает, что она старая дева? – но встретилась все с той же доброй улыбкой. Ион сдвинул шапку на затылок, и мокрые от пота волосы упали ему на лоб.

– Уверяю тебя – сегодня к вечеру все уже будет по-другому.

– А что будет вечером?

– Ты уже не будешь задавать глупых вопросов, типа как такое возможно, такой страшный мезальянс и т.д. Ты, наконец, смиришься с неизбежным. С тем, что я – твой муж.

Танюша невольно прыснула со смеху.

– Что, смешно? Ну вот видишь, а ты боялась.

Танюша не заметила, как они оказались в автобусе, а после вышли из него. Кажется, она не говорила Иону, где живет. А может, и говорила. Но теперь как-то так получилось, что не она, а он вел ее за руку, и она повиновалась.

– Ионушка, скажи пожалуйста… Я понимаю, что это по́шло, но я очень хотела спросить…

– Да.

– Да – то есть можно спросить?

– Да, то есть были. У меня были девушки. Числом две.

Танюша покраснела, как редис.

– Пожалуйста, не стесняйся. На твоем месте я бы тоже это спросил. Причем именно здесь и сейчас. – Ион весело подмигнул, открывая перед ней дверь подъезда.

– Почему здесь и сейчас?

– Потому что я бы хотел, то есть хотела, спросить это с самого начала, но стеснялся бы. А вот сейчас я бы решил, то есть решила, что самое время.

– Почему?

– Потому что примерно в этот момент я бы на твоем месте почувствовал, что Ион – мой навеки. И что мне нечего бояться сказать что-то невпопад. Теперь все, что бы я не сказала (если я – на твоем месте), будет трактовано в мою пользу. Вот так. Поэтому спрашивай, что хочешь.

Они поднялись на третий этаж и вошли в квартиру. Танюша словно плыла по течению какого-то волшебного потока: все делалось само собой, без ее участия, а она лишь отмечала красивые виды берегов. Вот, например, два рюкзака у стены – огромный рыжий и поменьше, синий. Синий – это был ее рюкзак. Раньше в такой позиции стоял только он один – когда Танюша, тоже всегда одна, возвращалась из походов домой. Странно, но удвоение рюкзаков не показалось ей необычным. В углу прислонились две пары лыж, и это тоже выглядело совершенно естественно. На вешалке висели две куртки, а над ними, на полке, лежали две шапки – одна голубая с помпончиком, а другая черная, похожая на тонкую тряпочку. У двери стояли две пары ботинок. А на столе, за который сели Танюша с Ионом, возникли две тарелки, две ложки и две кружки. Как оно так оказалось? – спрашивала себя Танюша, когда ее сознание, точно в тумане, вдруг натыкалось на эту парность. Но она тут же удовлетворенно отвечала, что так надо, и так хорошо. И снова погружалась в сладостный туман разговора. И вправду, все, что она не говорила – все казалось правильно и уместно, словно она читала по какой-то давно написанной, очень хорошей книге. Будто бы она наконец-то обрела эту книгу, и теперь ей больше не придется мучительно раздумывать, какой ей быть, что делать и что говорить – все это уже написано для нее кем-то.

– Ионушка…

– Угм?

– А эти девушки… твои две девушки… они были красивые?

– Очень. И страшно юные. Одна была блондинка, а другая – брюнетка.

– Ты шутишь. Это неправда!

– Чистая правда. Наконец-то ты об этом спросила. Вообще-то тебе было положено спросить об этом еще час назад.

– А что еще я должна была спросить? – Танюша улыбалась и плыла, как в невесомости, почти не касаясь земли.

– Ну, тебе следовало спросить, как же так – такие красивые и юные девушки, а ты такая некрасивая и не юная, и у тебя никогда – ну почти никогда – никого не было. Как я, Ион, выдержу этот контраст?

– И что тебе следует на это ответить? – Танюша рассмеялась.

Она не только забыла огорчиться прозвучавшей откровенной оценкой самой себя, но теперь даже не удивилась, что Ион все это знает. Это было само собой разумеющимся, словно и об этом было написано в той книге.

Ион облизал ложку.

– Это очень хорошо, что ты одинокая, некрасивая и невостребованная. – Танюша ждала, что эти слова кувалдой прозвучат у нее в голове, но ничего подобного не случилось. Ион улыбался, и она сияла в ответ. – Потому что это лишний раз доказывает, что Бог берег тебя специально для меня. Ну, представляешь, что было бы, если бы ты была помоложе, покрасивее, и у тебя был бы опыт соблазнения мужчин?

– А что было бы?

– Ты была бы другой. Ты могла бы и не заметить меня. А если бы заметила, то не полюбила бы так сильно. Бог все сделал правильно, как он всегда делает. Ты меня ждала всем сердцем. И вот тебе я.

Танюша подумала.

– Ну, а ты? Ведь ты был… э-э… востребован?

– И что же? Разве это не дает мне право быть с тобой рядом, если ты не против? Встречаться когда-то с другими девушками – это ведь не преступление, наказанием за которое следует вечное отлучение от счастья, а?

– Э-э… Наверное, нет.

Пока они болтали, вещи продолжали жить своей жизнью, независимо от Танюши. Грязная походная одежда каким-то образом оказалась в стиральной машине и со стуком закружилась, мелькая за вогнутым стеклом. Рюкзаки разложили свои недра по шкафам и полочкам, а сами аккуратно разместились в щели между стеной и вешалкой. Лыжи заняли свои места в фанерном коробе, некогда сооруженном в прихожей еще танюшиным дедом. Посуда оказалась вымыта, а вскоре была вымыта и сама Танюша. Она не заметила, как и когда все это произошло, и только с удивлением оглядывалась вокруг. Может, это все сделал Ион? Но нет, он же вроде только что сам хвалил ее за расторопность. Неужели это все она сама? Странно, обычно домашние дела были для нее тяжкой обузой. Она бы не успела так споро… Она напряглась и вспомнила, что мельком видела Иона с плоскогубцами в руках, что-то делающим около фанерного короба. Ах да, у него же еще до похода отвалилась дверца, и лыжи бы туда не встали, если бы его кто-то не починил. Значит, это все он… Сладкий туман по-прежнему окутывал Танюшу. Вдруг в просвете его показалась фигура Иона; он был в чистой мятой футболке и коротких штанах. Кажется, это были вещи из крошечного свертка, который Ион еще в походе анонсировал как «на случай, если подвернется баня». Баня не подвернулась, о чем он ничуть не жалел, и вместо нее залез теперь в облупленную, со ржавыми подтеками танюшину ванну и облил себя из душа, у которого болтались сочленения (Танюша видела, как он и там что-то крутит с помощью своего ремнабора).

– Уфф, давно я не был чистым! – довольно улыбался он. – Даже забыл, как это бывает.

Мокрые черные волосы завились на его голове еще сильнее, чем прежде. Танюша жадно впилась взглядом в его фигуру, но тут же стыдливо опустила глаза. Ион нерешительно стоял посреди комнаты, а она уже лежала под одеялом (тоже не заметив, как там оказалась).

– Э-гм… Я могу постелить себе на пол спальник, но… – он сделал хитрое лицо, – во-первых, тебя будет мучить неловкость, что ты не пригласила меня в свою теплую постель. Это отравит тебе всю ночь, чего нельзя допустить. А во-вторых, рано или поздно мы все равно окажемся на этом диване вместе, и ты будешь этому очень рада. Так зачем откладывать?

Танюша затаила дыхание и молча подвинулась, почти вжавшись в стену.

– Не беспокойся, пока у тебя переходный период. Ты вовсе не обязана изображать из себя искушенную женщину, которая не испытывает ни грамма стыдливости, впервые ложась в постель с мужчиной. Тем более, что, слава Богу, это не так. Поэтому, прошу тебя – не бойся бояться, стесняться, дрожать, принять неэстетичную позу, испустить неприятный запах и т.д.. Помни, что вся эта совокупность качеств составляет женщину, которая мне нужна. Без каждого из них она будет неполна…

– Даже без неприятного запаха? Это… тоже важно?.. – еле пролепетала Танюша.

Ион рассмеялся.

– Даже. Но главное, она будет неполна без ее страха показаться какой-то не такой, недостойной, неуверенной в себе и прочее. Поэтому ты можешь смело быть неуверенной и испуганной, и спокойно страдать от того, что не умеешь вести себя в постели так, как положено так называемым нормальным женщинам… (Кстати, кто это такие? Мне всегда это было интересно!) Это так и надо, так оно и должно быть.

– Как… как именно должно быть?

– Так, как у тебя есть. Какая ты есть – так и правильно.

Пока Танюша раздумывала над его словами, она и не заметила, как оказалась лежащей у Иона на руке, упираясь носом в подмышку, и вдыхая ее густой, дурманящий запах. Никакое мытье не могло его отбить. Все было точно как в походе. Только теперь это чудо – его тело – было открыто для нее. Она попробовала, не веря себе, провести рукой по его худой груди. Все получилось, и это оказалось не страшно. Может, оно и правда – так надо? Ион поймал ее руку и помог обнять себя за шею.

– Да, но это… – Танюша высунула нос. – Это как-то совсем по-американски, как в голливудских фильмах. Мол, ничего делать не надо, тебя должны любить таким, каков ты есть, – она попробовала наставительно поднять палец. – Мол, у тебя права и все такое… Но это же неправильно! Таким, каков ты есть – слабым и плохим – тебя никто не полюбит. – Она пыталась умно рассуждать, хотя получалось с трудом. – Человек должен над собой работать, чтобы другим нравиться. Он должен, в общем-то, страдать! Быть все время собой недовольным…

Танюша встретилась глазами с Ионом и поняла, что он еле сдерживает улыбку. Тогда она и сама рассмеялась.

– Ну да, ты прав. Страдать – это у меня хорошо получается.

– И такой тоже.

– Э-э… какой? Кто?

– И такой она тоже должна быть – вечно виноватой за то, что она слабая и плохая, и вечно бичующей себя за это, и мечтающей работать над собой, и видящей, что ничего не получается, и отчаявшейся, и надеящейся… – Ион приподнялся, разыскал глазами шнурок-выключатель торшера и дернул за него. – И завидующей другим. И ругающей себя за зависть. И вечно кающейся за то, что завидует и ругает, и что ничего из этого не выходит, – продолжал он в темноте. – Моя женщина должна быть именно такой. Короче, она должна быть тобой.

Танюша хотела что-то сказать, но тотчас лишилась этой возможности, потому что Ион крепко обхватил ее и прижал к себе. Несмотря на его худобу, Танюше показалось, что его объятие поглотило ее полностью. Она будто бы утонула в нем, перестав видеть, слышать и, кажется, даже дышать. «Так оно и должно быть», – повторила она про себя, прежде чем раствориться во сне.

Глава 10. Захват

Танюша быстро шагала по берегу, иногда незаметно переходя на бег; она запыхалась, но не замечала этого.

«Господи, надо что-то делать, Господи, Господи… Что же делать, что делать?!»

В тот день, когда на мысу впервые появились геодезисты, и несколько дней спустя у нее еще теплилась надежда, что все как-нибудь обойдется. Наверное, это была даже не надежда: просто при мысли о страшном обезличенном зле, которое надвигается на Озеро, ее одолевала такая тоска и усталость, что она скорее рада была уверить себя, что ошиблась, чем попробовать что-то предпринять. Да и что предпринимать? Нет, теоретически она знала порядок действий в таких случаях, так как сама сто раз давала подобные советы другим активистам; но почему-то то, что казалось более-менее осуществимым для других, для нее самой стало неподъемным грузом. Ужас придавил ее. В тот день она до вечера блуждала по лесу, опасаясь даже выйти к Озеру. Но боялась она не геодезистов и не их таинственного нанимателя Кудимова, который приедет на квадроцикле и изобьет ее. Она боялась самого вида Озера, его теперь уже исчезающей красоты. Ей казалось, что при встрече Озеро пошлет ей тяжелый справедливый упрек: почему, почему ты прячешься, почему ничего не делаешь, почему не спасаешь меня? И ответить ей было нечего. «А может, пока я брожу по лесу, все исчезнет? – пыталась она успокоить себя. – Может, все окажется сном? Ведь я же ненормальная. Вот бы это была моя галлюцинация!» В самом деле, ну зачем даже трижды богачу оккупировать берег лесного озера? Узкая ухабистая дорога, которую за три года пробили джиперы и квадроциклисты, мало пригодна для транспортировки стройматериалов; да и сами домовладельцы такого сорта предпочитают комфорт. Их пафосные мечтания «жить вдали от городской суеты, под пологом леса, на берегу озера» (чтоб ты сдох, подлый захватчик, вместе со своими жадными самками и детенышами!) на самом деле означает желание иметь тот же самый городской комфорт, только в лесных декорациях. А так как эти вещи – взаимоисключающие, то богатые ублюдки обычно довольствуются коллективным захватом берега в формате какого-нибудь «элитного коттеджного поселка» (будь он трижды проклят). Соответственно, происходить все это может только вблизи населенного пункта с хорошими дорогами, по которым к ним будут ездить таджикская прислуга и доставщики дорогой еды… Нет, нет, Кудимов откажется! Конечно же, он откажется, стоит только посмотреть на дело трезво и прикинуть затраты. Да и его дружки (а такие люди обязательно строят свои дома с берегозахватами в расчете на последующее приглашение в гости дружков; без чужого восхищения все это дорогостоящее предприятие теряет для них всякий смысл) не захотят ездить четыре километра по плохой дороге. А их шлюхи с надутыми губами и разукрашенными ногтями – и подавно. Ну, один раз, ради чувства новизны, они еще приедут (при этом будут считать себя отчаянными экстремалами, которые совершили подвиг, забравшись в страшный дремучий лес), но регулярно – нет. И Кудимов, он же такой умный мужчина, надежда русского бизнеса (чтоб он поскорее разорился) – он же это прекрасно понимает! Ну, поддался минутному порыву во время прогулки на своем «квадро» – ладно, бывает. Ну, пусть даже нанял горсть геодезистов и чиновников, что оформили ему бережок – ему-то что, для него это копейки. Но потом-то он должен осознать, что это была ошибка?! Ну дорогой, милый Кудимушка, ну откажись, пожалуйста! Твоим женщинам нужен фитнес и дорогие магазины, твоим детям нужен интернет и чипсы. Ничего этого поблизости нет. Зачем тебе мое Озеро? Ты же настоящий, крепкий хозяин! Выбери один из десятков поселков «с приватным берегом», как пишут у них в рекламе, которые расплодились в последнее время вокруг города! Там к твоим услугам будут злобные охранники, угодливые подстригатели травы и, главное, «однородное социальное окружение» (так тоже пишут в рекламе). Все, как ты любишь. А здесь – как ты их называешь, «бомжи», которые, к тому же, оставляют мусор. И еще одна полоумная бомжиха, которая этот мусор убирает… Тебе рядом с нами будет неприятно. …Ведь не будешь же ты выгонять всех нас, не будешь огораживать все Озеро забором?

Подумав так, Танюша вздрогнула и резко остановилась: ей пришло в голову, что, в общем-то, нельзя исключать и такую возможность. Но она предпочла сразу же откинуть эту мысль, как наименее вероятную (и наиболее тягостную), и двинулась дальше, продолжая советовать воображаемому Кудимову захватить берег где-нибудь в другом, более удобном месте. Она так старалась, что в итоге убедила в этом саму себя. После этого она немного успокоилась (отчасти потому, что очень устала от нервного напряжения), и потихоньку пошла кружным путем назад, к Озеру. Вскоре оно показалось из-за деревьев – такое же безмятежное, как и раньше. Никаких перемен с ним за это время не произошло, и никакого упрека оно не выражало. Танюша вздохнула с облегчением. А может, она и правда напрасно перепугалась? По пути к себе она рискнула заглянуть с безопасного расстояния на мыс. Сейчас там было пусто – ни людей, ни машин. На траве валялись три пластиковые упаковки от сэндвичей, окурки, пивная бутылка и банки из-под энергетиков.

«Если бы все это было правдой, они не стали бы свинячить своему хозяину», – удовлетворенно подумала Танюша, все более убеждаясь, что бояться нечего и что ей просто показалось. Правда, она не осмеливалась предположить, что трое геодезистов были видением; это было бы слишком нереально и страшно. Она договорилась с собой на том, что просто не так их поняла. Побродив по поляне, она обнаружила свою табличку: разозленный лысый мужик закинул ее в кусты. Раздобыв две колоды, которые использовались отдыхающими под табуретки, она поставила их одну на другую под деревом, забралась повыше и привязала табличку. Танюше удалось развернуть ее так, что текст одновременно был хорошо виден и от кострища, и с дороги; он как бы встречал приезжающих. «…У этого озера есть душа» прочтут теперь все. «Вот и хорошо», – думала Танюша, присев на колоду и любуясь тихой гладью воды. «Вот и замечательно», – говорила она себе через некоторое время, запихивая в мешок мусор геодезистов. «Все будет, как раньше», – повторяла она, огибая берег по кругу и добирая мешок доверху. Встречая людей, она ничего не говорила им ни о геодезистах, ни о Кудимове: вероятно, боялась озвучиванием опасности как бы активировать ее. Озеро оставалось таким же спокойным. Пели птицы, и иногда легкий ветерок пробегал по водяной глади, рисуя пятна зыби, которые тут же разглаживались. «Ничего такого не было, – окончательно решила Танюша. – Я не буду об этом никому говорить, не буду об этом думать, и все исчезнет». На следующий день ей удалось упросить одного квадроциклиста вывезти на станцию собранные ею два мешка. Он был не очень доволен нежданным вонючим довеском, но потом, подумав, почувствовал, что быть хорошим – это приятно, и согласился. Танюша была так счастлива, что увидела в этом добрый знак: «Он оказался хорошим, он согласился вывезти мусор; не иначе как Бог послал мне его. А значит, у Бога все под контролем, он не допустит сюда никакого Кудимова». После этого она несколько дней пребывала в хорошем расположении духа, и даже поймала себя на мысли, что не так остро ненавидит туристов: избавление от большой беды обесценило малые. Она почти искренне улыбалась, предлагая мешки и забирая мусор, и ей даже иногда улыбались в ответ и (о чудо!) помогали. Словом, наступила идиллия. Танюша знала, что бывает затишье перед бурей, но не хотела об этом думать. И вот в одно прекрасное утро – это снова был понедельник – все закончилось. Точнее, все началось.

Придя на станцию, чтобы выбросить очередной мешок и прикупить в ларьке продуктов, она увидела у переезда необычное оживление. На близком расстоянии друг от друга стояли грузовик, трактор и две легковушки, а рядом суетилась группа таджиков в оранжевых жилетах. Они зачерпывали лопатами щебень и выгружали его на землю, а затем разравнивали. «Должно быть, будут асфальтировать площадку около станции», – подумала она, и беззаботно спросила у одного из таджиков – он был сутулый, седой и морщинистый, а потому вызывал у нее наименьшие опасения – а что тут строят?

– Дорога будет. В лес будет. Там. Стройка. Дома будет! – с готовностью ответил он, махнув рукой в сторону леса.

«Интересно, где же это… Дорога там разветвляется. Старый лесовозный ус идет в Орешкино – там как раз есть коттеджный поселок для богачей. Правда, это далеко, и дорога вся заросла. Но наверное, они проплатили себе отдельный въезд через лесной фонд. Это незаконно, конечно, но что поделаешь», – убеждала себя Танюша, все еще надеясь на лучшее.

– А это… вы в Орешкино дорогу поведете?

Еще двое таджиков отвлеклись от работы и подошли к ней, чтобы получить возможность передохнуть.

– Нет, там ничего нет. Лес, все лес только!

– Озеро там. На озеро дорога будет. Там большой дом будет, большой человек жить будет…

Больше Танюша не слушала. Она не помнила, как закинула мусор в контейнер, как прибежала назад. В последние дни, уверившись, что ее страхи беспочвенны, она перестала ходить по той отвилке, что шла с основной дороги на мыс, а пользовалась другой тропинкой. Чтобы проверить мыс на предмет мусора, достаточно было пройти по берегу, а дорога оттуда была плохо видна. А может, она сама подсознательно избегала смотреть туда? Да, наверное, так и было. Потому что первое, что она увидела, дойдя до мыса, была… серо-синяя строительная бытовка! Боже! Рядом лежали какие-то мешки и доски. Завидев ее, из бытовки вышел очередной таджик: он был помоложе и смотрел недружелюбно. Но Танюша была так напугана увиденным, что мнение молодого сторожа ее почти не интересовало. Она стремительно направилась к нему.

– Скажите, пожалуйста, а почему здесь стоит эта бытовка? Что здесь будет?

Она уже знала ответ, но все-таки уповала на чудо.

– Стройка будет. Дом. Нельзя тут ходить, – сухо отозвался таджик. – Видишь – частная собственность. – Он показал на табличку, прибитую к стене бытовки.

«Частная собственность. Проход, проезд и нахождение на территории запрещено. Злая собака», гласил текст. Собаки, правда, рядом не наблюдалось. Должно быть, табличку повесили в расчете на будущее. Из бытовки тем временем вышел еще один таджик – тоже молодой, но с одутловатым, испитым лицом. Похоже, это была типичная жертва цивилизации, вырванная ею из уютного лона традиций и не выдержавшая шквала свалившихся свобод. Танюша мельком подумала, как следует относиться к спивающемуся таджику – с ненавистью или с жалостью, но, увидев обращенные на нее угрюмые взгляды, решила, что ненависть тут уместнее.

– Здесь не может быть частной собственности! Это лесной фонд! – вскричала она.

Таджики сначала удивились, но тоже быстро, видимо, определились со своим отношениям к незваной странной тетке. И это отношение было весьма нелицеприятно для Танюши: они поняли, что перед ними жалкое ничтожество, на которую не стоит обращать внимания. Начав что-то говорить, первый сторож махнул рукой, издал выразительный звук, что-то типа «да ну тебя» и сделал движение, чтобы уйти в бытовку. Но Танюша не намерена была его отпускать.

– Вы не имеете права! Слышите? Это незаконно!

Таджики бросили в нее какое-то грубое слово, которое Танюша из-за акцента не разобрала, и полезли в дверь.

– Так и передайте вашему Кудимову! Да, передайте ему, что мы ничего ему не позволим! Ничего здесь не будет!

Таджики остановились, повернулись и сделали несколько угрожающих шагов в сторону Танюши, сопровождая это неумелым матом. Она тут же проворно отскочила назад, после чего продолжила свои угрозы с безопасного расстояния.

– Алкоголики! Захватчики русской земли! Оккупанты! Убирайтесь вместе со своим Кудимовым! Я сообщу… сообщу в миграционную службу. Вас депортируют!

Мимо Танюши просвистел камень, неожиданно ловко брошенный спивающимся сторожем. Она отскочила и, не говоря больше ни слова, бросилась бежать. Обогнув мыс по одной ей известной дуге, она снова выбежала на берег. Кончик мыса отсюда был виден, но бытовка, конечно, нет. Таджиков тоже не было: значит, они либо не знали, куда она побежала, либо не собирались ее преследовать. Отдышавшись, она побежала через стоянки в сторону своего лагеря. Еще неделю назад она мечтала бы, чтобы по пути ей никто не встретился; а сейчас, наоборот, она всей душой надеялась встретить людей. Вскоре ей попался тот самый рыбак, который первым сообщил о беде. На этом основании она сочла его близким по духу существом и, позабыв о своих страхах, ринулась к нему.

– Там строители! Бытовка, таджики! На берегу! – запыхавшись, издали закричала она.

Рыбак недовольно повернулся.

– Застройка мыса. Незаконная! Как вы и говорили, помните?

Он обдал Танюшу холодным непонимающим взглядом. Она осеклась.

– Ну, вы же мне тогда говорили, что геологи на берегу, измеряют… Они уже не просто измеряют, они строят! Делают сюда дорогу, чтобы возить стройматериалы, а на мысу уже бытовка стоит и сторожа сидят!

Рыбак, наконец, сообразил, о чем идет речь. Но как только в его глазах появилось понимание, он тут же потерял к Танюше интерес.

– Я говорил, – вяло отозвался он, возвращаясь к своим удочкам. – Все застроят, суки. Всю страну продали.

– Так надо же что-то делать! – Танюша робко шагнула к нему. – Надо же помешать! Это же незаконно…

– А чего делать-то? Ничего тут не сделать. Все продано. – Он явно не имел желания продолжать разговор.

Танюша остановилась.

– Но как же… Как же вы сам, ваша рыбалка? Они же вас выгонят!

Вместо ответа рыбак окончательно повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен. Танюша сперва опешила, но быстро пришла в себя. «Ничего, я расскажу другим, другие мне помогут!» – забормотала она про себя и бросилась по тропинке дальше. Но в тот день ей не очень везло: вокруг озера, не считая рыбака, встретились только две обитаемые стоянки. На первой были какая-то улыбчивая пара, похожая на офисных менеджеров, впервые в жизни выехавших на природу: все, начиная от палатки и кончая удочками, у них выглядело только что купленным в магазине. Они сказали, что ничего в этом не понимают, но, наверное, нет ничего плохого в том, что на том берегу кто-то построится: «Это же далеко, отсюда плохо видно. Озеро большое, всем хватит места», – простодушно изрекли они и предложили выпить чаю. На другой стоянке была очень уставшая мамаша с детьми; муж тоже присутствовал, но участвовать в разговоре не пожелал. Мамаша сказала, что так всегда и везде, и ничего сделать нельзя, и что вот на даче у ее друзей в Зеленино… и т.д. Потом у нее заорал ребенок – видимо, это происходило регулярно – и она отвлеклась на него, недовольно косясь на Танюшу и явно желая, чтобы та поскорее ушла. Танюша побрела на свою стоянку.

– Что же делать, что делать? – шептала она.

«Нужно распространить информацию в соцсетях», вдруг ответило что-то внутри нее; именно так она прежде говорила другим испуганным людям, у которых тоже захватывали озера и которые спрашивали, что им делать.

– Ну конечно же, конечно! – воскликнула она.

С апреля по октябрь Танюша редко выходила в интернет: только когда приезжала в город к маме, или чтобы проведать свою квартиру. Связь на озере была плохая, и даже для того, чтобы просто позвонить, нужно было подниматься на холм. Он был как раз поблизости, и зарядка в телефоне оставалась – Танюша берегла ее, включая гаджет только ради звонка. Поблагодарив Бога за помощь (то, что он поучаствовал в решении проблемы, ниспослав ей идею про интернет, показывало, что он на ее стороне; это сразу придало ей уверенности), Танюша скорым шагом побежала наверх. Подъем был не крутой, да и сама горка была не выше ста метров. Но этой высоты было достаточно, чтобы на экране телефона появился значок покрытия сети – три палочки. Танюша набрала номер Оли, услышала ее голос и сбивчиво, кое-как рассказала всю историю.