Даша возмущённо вздёрнула брови и набрала полную грудь воздуха, но разразиться очередной тирадой ей помешал Эрген:
– Если хотите, я помогу. Только вы объясните, что надо делать.
Александр Иванович довольно улыбнулся:
– Вот это правильно. Возиться с машиной – это мужское дело. А объяснить – объясню, невелика хитрость.
Даша фыркнула и отвернулась к окну, всем своим видом выражая негодование по поводу «спевшихся мужчин».
Дорога к гаражу вела через пустырь, мимо старых, середины прошлого века, двух- и трёхэтажек. Здесь шла совершенно незнакомая арктурианцу жизнь. Во дворах, развешанные на длинных, подпёртых шестами верёвках, развевались разноцветные простыни и пододеяльники. Мужчины, собравшиеся вокруг самодельного стола с лавками, эмоционально что-то обсуждали, время от времени с силой ударяя о стол небольшими прямоугольными брусочками. Пожилые женщины на лавочках (тоже самодельных) у дверей беседовали о чём-то своём, неодобрительно поглядывая то на разошедшихся мужчин, то на гоняющих поодаль мяч ребятишек. Всё это нисколько не походило ни на Арктур, ни на то, что успел увидеть Эрген в Воронеже.
Тропинка привела к длинному кирпичному строению, чем-то напомнивший Эргену ангары. Александр Иванович отпер ворота, находившиеся примерно в середине ряда, кивнул своему спутнику:
– Заходи.
На Эргена пахнуло смесью запахов из металла, резины, машинного масла, чего-то ещё, незнакомого. Он шагнул через порог, очутившись в некоем подобии ремонтного бокса. Помещение оказалось просторнее, чем казалось снаружи. Здесь легко помещалась и машина, и длинный верстак, заваленный инструментами, и целый ряд полок, заставленных всякой всячиной.
– Вот она, моя ласточка, – Александр Иванович ласково похлопал по капоту машины. – Ишь, чего придумала: в металлолом сдавать! Да при хорошем уходе она ещё столько же прослужит. На ней ещё мои внуки будут ездить.
Поняв, что опять сказал лишнее, Александр Иванович закашлялся.
– Ладно, давай о деле, – откашлявшись, произнёс он. – Твоя задача
простая…
Дело и вправду оказалось несложным. Сидя в машине, Эрген по команде нажимал и отпускал педаль тормоза, в то время как Александр Иванович, забравшись в яму, колдовал во внутренностях «ласточки». Наконец, хозяин доисторического, по меркам арктурианца, механизма выбрался наверх, вытирая руки тряпкой.
– Готово, – усы Александра Ивановича довольно распушились. – Сейчас ещё свечи поменяем и хоть в кругосветку можно ехать. Ох!..
Сморщившись от боли, Александр Иванович схватился за спину.
– Радикулит, будь он неладен. Слушай, не в службу, а в дружбу. Я тебе скажу, что делать, а ты поменяй свечи. А то, вишь, прихватило. Скоро отпустит, да вот нагнуться не могу.
Копаясь во внутренностях древнего механизма, Эрген размышлял. Как вести себя с родителями Даши, он понял уже в первый вечер. Это оказалось несложно. Улыбаться матери и хвалить приготовленные ею блюда удавалось легко, поскольку готовила Мария Васильевна действительно вкусно. Слушать с заинтересованным видом истории, которые рассказывал Дашин отец, кивать, поддакивать, тоже не составляло большого труда. Эрген с искренним интересом стремился узнать больше о людях и планете, на которую закинула судьба. Всё было привычно. До того момента, пока не порвалась невидимая граница. Когда пришло понимание, что люди вокруг не лгут, не притворяются, а искренне заботятся о приведённом дочерью парне и от души делятся с ним своим теплом. С этой минуты всё стало гораздо сложнее.
Эрген давно запретил себе доверять людям. Слишком больно разочаровываться. Некоторых он использовал, другие использовали его. Это стало привычным. Что делать теперь, он не знал. И от этого было… страшно.
* * *
Под руководством Александра Ивановича Эрген более-менее успешно (навыки механика не подвели) справился с незнакомым механизмом. Убедившись, что всё сделано правильно, Александр Иванович одобрительно похлопал парня по спине.
– Вижу, руками работать умеешь. Позвал бы я тебя к нам на завод наладчиком, да, боюсь, дочка тогда живьём съест. Ей, вишь, в нашем захолустье не житьё, подавай ей заграницу и всякое такое.
Эрген с трудом подавил нервный смех. Похоже, работать наладчиком – его судьба. Что на базе, что на Земле, эта должность просто преследует его.
Александр Иванович уселся в стоящее почти у самой двери кресло, вытащил из какого-то тайника пачку сигарет. Достал одну, протянул пачку парню. Эрген покачал головой. Александр Иванович одобрительно кивнул и, с удовольствием затянувшись, указал на соседнее кресло:
– Садись, что стоишь, – дождавшись, пока собеседник усядется, Александр Иванович заговорил о главном: – Дочка у меня такая. Если что в голову возьмёт, не выбьешь, пока своего не получит. Но, знаешь, – старик помахал рукой, разгоняя дым, – я бы с ней в разведку пошёл. Характерная она, верно. Но и надёжная. Такое вот дело…
«Она, чтоб ты знал, ещё зимой подбивала меня лететь на базу тебя спасать. Дарья, конечно, девушка своеобразная. Но за своих она любого порвёт. Вот и думай, какое сокровище тебе досталось», – зазвучал в ушах Эргена голос Эйглера.
Александр Иванович хотел ещё что-то сказать, но не успел.
– Косточки, значит, мне перемываете за моей спиной! – в проёме ворот появилась Даша. – Так! А это ещё что такое?
Она выхватила у отца из пальцев сигарету, раздавила окурок в консервной банке, заменявшей пепельницу, брезгливо отряхнула пальцы.
– Теперь руки будут табаком вонять. Пап, ну что ты, как маленький! Тебе врачи сказали: нельзя курить! А ты, как мальчишка, прячешься и всё равно по-своему делаешь. Ты мне ещё Лисёнка научи! А ты, – обернулась Даша к наблюдавшему за разбушевавшейся девушкой Эргену, – только попробуй эту дрянь в руки взять! Я тогда не знаю, что сделаю!..
– Так ты сначала узнай, а потом уж пугать будешь, – усмехнулся уже опомнившийся от внезапного нападения дочери Александр Иванович. – Ты зачем прискакала-то?
Даша метнула на отца гневный взгляд, но ответила неожиданно мирно:
– Мама попросила огурцов и компота принести. Обедать пора, а от вас ни слуху, ни духу.
Покопавшись на полках, протянувшихся во всю длину гаража, Даша поставила на верстак две трёхлитровые банки, вытянула из кармана джинсов сетку-авоську. Загрузив банки в оказавшуюся воистину безразмерной сетку, Даша повернулась к мужчинам:
– Надеюсь, два джентльмена не заставят даму саму тащить такую тяжесть?
С этими словами Даша повернулась и вышла из гаража, не удостоив больше мужчин ни одним взглядом. Те, словно провинившиеся школьники, переглянулись между собой. Александр Иванович развёл руками:
– Видал? Королева! Ты, пожалуй, иди, а я тут порядок наведу, да и догоню вас.
Догадавшись, что дело не только в необходимости навести порядок, Эрген взял оставленную Дашей сетку с банками и последовал за девушкой. Тяжесть и вправду была приличная. Верёвочные ручки врезались в ладонь, да ещё приходилось держать руку чуть на отлёте, чтобы не задеть случайно хрупкую посуду.
Даша ожидала чуть поодаль. Увидев вышедшего Эргена, она повернулась и зашагала по тропинке через пустырь. Арктурианцу не оставалось ничего иного, как идти следом. Он смотрел на тёмный в солнечных лучах силуэт девушки, слышал крики ребят на пустыре, возгласы мужчин, по-прежнему толпившихся у стола. Чувствовал тёплый ветер, пахнущий сухой травой и землёй. Стебли высокого бурьяна били по ногам, оставляя на джинсах серебристую пыльцу и цепкие семена. Неожиданно Эрген поймал себя на том, что улыбается. Он и припомнить не мог, когда улыбался последний раз не по обязанности, не из чувства долга, а просто так, потому что хорошо на душе.
* * *
Даша водила своего Лисёнка по городу, показывая знакомые и любимые с детства места: свою школу, парк, где она гуляла с родителями, горку, с которой зимой каталась на санках. Эрген представил девочку Дашу, с санками, в облепленной снегом шубке и с растрепавшимися косичками, как на старом фото в альбоме, который показала ему Мария Васильевна, и не смог сдержать улыбки. Да и вообще ему нравился этот город под просторным синим небом. Здесь было спокойно и уютно.
Тот же уют обволакивал вечерами в маленькой квартирке, когда вся семья собиралась за столом. Негромкие разговоры, неторопливые рассказы о простых вещах: как прошёл день, что учудил соседский малыш, как дворовая кошка прогнала случайно забежавшего здоровенного пса. Злоба и зависть, казалось, были неизвестны здешним жильцам. Ни разу Эрген не услышал от них слова осуждения, даже когда речь заходила о людях и поступках, явно неприятных.
День за днём, пришло время отъезда. Дашины родители спустились во двор проводить молодых. Такси уже стояло у подъезда, сверкая полированными боками, странно чужое в этом дворе. Вслед за Дашей Эрген обнял Марию Васильевну, обменялся рукопожатием с Александром Ивановичем. Усевшись в машину, взглянул в окно. Пожилые супруги стояли, обнявшись, глядя вслед отъезжающему автомобилю. Впервые в жизни Эрген почувствовал, что ему очень не хочется расставаться с этими людьми.
Проводив Дашу в аэропорт, Эрген встретился с Эйглером и вместе с ним вернулся в Воронеж, вернее, в Рамонь, в дом, где жили Эйглер и Оксана. Вот тут-то, стоя у окна гостиной и глядя на близкий лес, Эрген почувствовал, как болит, оживая, душа. Это была живительная боль. Она помогла, наконец, принять самое важное решение: главное в жизни – не слава, не почести. Главное – чтобы рядом находились близкие люди, и чтобы они были счастливы. И Эрген постарается сделать всё, чтобы так и было.
* * *
После свадьбы Эрген довольно долго не мог определиться, как ему обращаться к тестю и тёще. По имени-отчеству казалось слишком официальным. Предложенные варианты «тётя Маша и дядя Саша» нравились ещё меньше, воспринимались даже более отстранёнными, чем Мария Васильевна и Александр Иванович. «Мама и папа» вызывали ассоциацию (и неприятные воспоминания) с собственными родителями. Впрочем, с Александром Ивановичем решилось довольно просто. Слово «батя» вполне заменяло собой «отец» и устроило обоих. А вот с Марией Васильевной было сложнее. Только спустя пару лет, во время очередного визита к Дашиным родителям, Эрген услышал, как Даша обращается к матери «мамуся». Покатав мысленно это слово, понял, что оно подходит.
В памяти всплыла детская песенка про двух гусей. Занятый своими мыслями, Эрген вполголоса замурлыкал:
«Жили у мамуси
Два весёлых гуся,
Один чёрный, другой рыжий,
Два весёлых гуся…»
– Это я гусыня, что ли?! – по сравнению с разгневанной Дашей фурии казались жалкими тенями.
– Ну, что ты, – поспешил оправдаться Эрген, – Ты эта, как её… Лебёдушка, вот!
– Ах, лебёдушка! – в голову незадачливого комплиментщика полетела подушка, которую Эрген поймал в последний момент. – Ты их хоть видел вблизи? Ты знаешь, сколько они весят? Сравнить меня с этой!..
– Не хочешь лебёдушкой, не надо. Будешь колибри, – от второй подушки Эрген увернуться не успел.