Za darmo

Ожерелье для Эдит

Tekst
0
Recenzje
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Папа, можно тебя отвлечь? – Только после этих слов он повернулся ко мне, предварительно взяв Яну за руку, словно боялся её исчезновения. И увидел Эрика.

– Я замечен отцом своей невесты! – воскликнул Эрик и направился к нему, протягивая руку. – Можно представиться? Я – Эрик Лундгрем, гражданин Финляндии, работаю в издательском бизнесе, прошу руки вашей дочери. Она уже согласна.

– Ну, это знаете… более чем неожиданно. Что же это за вечер такой? Когда же это ты всё успеваешь, а? – отец выглянул из-за плеча Эрика, чтобы посмотреть на меня, и вид у него был ошарашенный. – Где ты его взяла? Ты в самом деле согласна? Ему вообще можно доверять?

– Вполне, – ответила за меня Яна.

Всё ещё продолжала изредка всхлипывать Ольга Петровна. В соседней комнате бесчинствовал кот. На улице состязались силой дождь и ветер, но нам было хорошо. В ту ненастную ночь мы проговорили до утра, и я не знаю, будут ли ещё когда-нибудь в нашей жизни такие минуты.

Глава двадцатая
Реальная история Эдит Сёдергран, рассказанная Эриком

Ты спишь, Дашка, а я уснуть не могу. Тебе так хочется, чтобы ты оказалась на редкость проницательной и всё угадала. Сожалею, Дашенька, но ты не угадала почти ничего. Я не знаю, как сказать тебе об этом. Ты ведь такая ранимая.

Отца Эдит звали Матиас, и он был механиком, инженером и директором лесопилки. Мать Эдит звали Хеленой. Она была умна, тонка и образованна. Хелена Ловиса Сёдергран имела ещё и состояние, так что брак этот был неравным. Мать была ближе Эдит, Дашенька, а не отец, но может быть ты, моя маленькая сыщица, и уловила что-то такое, чего не смогли уловить исследователи.

Не жила Эдит всю жизнь в Петербурге, моя дорогая Даша. В три месяца её увезли в Райволу, там она и прожила почти всегда. Семья ненадолго вернулась в Петербург в 1902 году. Матиас, в твоём представлении добрый и тонко чувствующий Якоб, а на самом деле, – непрактичный пьяница, промотавший состояние Хелены Ловисы, всё время проводил, в основном, в Райволе. Но было ли всё так плохо? Всё-таки существовала связь между отцом и дочерью. Не случайно смерть Матиаса потрясла Эдит. После неё внутренняя жизнь Эдит потекла по-другому течению.

Ты отправила Эдит лечиться в Швейцарию, и это правда, она несколько лет пребывала на лечении в финской Нуммеле и швейцарском Давосе. И её жизнь, Дашутка, конечно, преобразилась, но не потому, что она встретила там Хагер Ульссон. Просто это время она потратила на чтение и познание мира. Эдит, моя дорогая Дашенька, любила Диккенса, Стринберга, Мюссе. Из русских поэтов предпочитала Бальмонта и Северянина, особенно Северянина, а совсем не Мандельштама, с которым ты её упорно сводила, вычитав где-то, что он бывал в Райволе. Так что, маленькая сыщица, с кругом чтения, как выражаются твои соотечественники, ты тоже пролетела.

Чужестранцем считается её физиотерапевт из Райволы, который был старше Эдит на полтора десятка лет. Их разлучила война, когда в 1915 году он ушёл на фронт, и больше они никогда не встретились. Но кто же тогда та «женщина другая, которая ушла с возлюбленным» чужим? Имелась ли в виду война? Даша, твоя история, несмотря на некоторые чересчур романтизированные моменты, кажется мне настоящей. Ты увидела его, настоящего Чужестранца, за строками стихотворений Эдит. Что, в самом деле, исследователи? Тебе повезло, Даша, что ты так мало их читала.

Теперь перейдём к коту. Я понимаю, Дашутка, что ты насобирала все возможные сведения о Финляндии, и имя Сибелиуса тебя очень вдохновило, но кота звали Тутти. Когда мы приедем в Рощино, ты сама своими чудными глазками увидишь памятник этому удивительному коту. «Не все существа созданы для того, чтобы их так любили». Это эпитафия – цитата Эдит Сёдергран о своём любимце.

Первая книга Эдит была встречена негодованием и возмущением. Ты преподнесла ей вежливо-ледяное письмо от неизвестно какого редактора, неизвестно какого русского журнала, а осмеяли и отторгли её финские критики и читатели. «Dikter», её первый сборник, даже шокировал добропорядочных финнов. Но ты правильно почувствовала её состояние отрешённости и замкнутости. Это видно по стихам, тому, кто умеет читать между строк, а ты как раз научилась, моя маленькая вредина, научилась благодаря болезни и Эдит. Если бы не научилась, вряд ли бы нам было по пути. Ой, зря я это сказал. Забудь, Даша. Я буду двигаться дальше.

Верлибр Эдит Сёдергран, от которого она не отказалась и во втором своём сборнике «Septemberlyran», вызвал скандал. Дошло до того, что Эдит назвали душевнобольной. Но ты, не зная подробностей, сразу поняла, что она не собирается отказываться от белого стиха, подчиняться строгим ритму, размеру и рифме. Даша, ты правильно ощутила связь Эдит и Райволы. Райвола – это реальность, часть жизни и судьбы страны, чувства и мысли Эдит – это тоже реальность, часть общей души народа, а не больная фантазия и бред.

Никому и ничему не удавалось её сломать. Ты не зря, Даша, всякий раз заставляла её подниматься и отвечать на любой удар стихотворением. «Я сильна, я ничего не боюсь…». А ведь и ты, Даша, сделалась вместе с Эдит сильнее и выносливее. А ещё – добрее и мягче. Здесь, конечно, и Яна повлияла на тебя. Вообще, как всё странно переплелось. Я, ты, Яна, твой отец и Эдит.

Ты скоро будешь учиться, Даша, я добьюсь этого. Нельзя, чтобы твои способности пропали зря. Ты не знаешь, что Эдит училась в университете Хельсинки, изучала всё того же Ницше и Шопенгауэра и была полна счастливых надежд. А ещё не знаешь, что в Райволе, когда она вернулась туда в 1913 году, её ждали дедушка и собака. Это кроме её знаменитого кота. А ещё у Эдит был друг – Рудольф Стейнер, очень повлиявший на неё и как на поэта и как на личность.

Следующие её сборники, ну, ты в курсе, о чём я – «Rosenaltared» и «Framtidens skugga» – это уже отход от Ницше и приход к своему утешению – Вере. Вдохновение исходит от православных икон и вообще от всего прекрасного Божьего мира, исковерканного революциями и войнами, исковерканного, но не померкшего. Особенно это заметно в её последнем сборнике «Lander som icke ar» – «Страна, которой нет», который в 1925 году издала Хагер. Хелена Ловиса после смерти Эдит нашла стихотворение, в котором та переносится в Страну, которой нет. Эдит совершенно спокойно прощалась с жизнью в этом стихотворении. Она знала, что будет.

Но до этого Эдит пыталась удержаться на своём маленьком островке, именуемом Райвола, отходившем то к России, то к Финляндии во время Гражданской войны. Вот кто может ответить: удержалась или нет? Её последний сборник Тебе не хуже меня известно, что болезнь рано забрала её, и сейчас об Эдит никто не помнит. Но если её поэзия заставляет человека так перевернуться, как тебя перевернуло, то я думаю, что Эдит удалось удержаться. Что касается её смерти, то умерла она, девочка моя, 24 июня. Ты неправильно вычислила Иванов день. Но я прощаю это тебе с большим удовольствием, потому что ничего в тебе не умиляет меня так, как твои небольшие промашки и ошибки. Я, конечно, постараюсь, чтобы ты не узнала об этом, потому что представляю себе твоё негодование.

Я пообещал Вам, дорогая фрау Лундгрем, отвезти Вас летом в Рощино. Мне не хочется этого делать. Дашка, ты так расстроишься, потому что там мало что сохранилось. Нет ни православного сельского кладбища, ни маленького деревянного храма, ни креста на могиле Эдит (впрочем, и точного места могилы уже никому не найти), ни домика Сёдерганов, ничего из того, что ты так жаждешь увидеть. Ты заплачешь, а мне хочется чтобы ты почаще улыбалась своей светлой улыбкой. Но я не буду прятать тебя от жизни – мы обязательно поедем в Райволу: ты, я, Константин Андреевич и моя очаровательная тёща Яна.

А потом настанет время, когда во всех литературных справочниках и энциклопедиях в статьях на букву «С» будет стоять имя Эдит, как оно того и заслуживает:

Сёдергран Эдит – выдающийся шведоязычный поэт Финляндии, родоначальница финского модернизма. Её поэзия сложна и образна. Культурный уровень современников Сёдергран был довольно низок, поэтому они оказались неготовыми принять новаторскую поэзию. Эдит Сёдергран была осмеяна и гонима. Тем не менее она оказала огромное влияние на развитие скандинавской поэзии, и ещё при жизни у неё появились последователи (Эльмер Диктониус, Гуннар Бьорлинг, Раббе Энкелль и другие). Поэзия Эдит Сёдергран отличается вольным ритмом, многогранностью образов, оригинальностью дарования.

Хотя бы так, правда, Дашка?

Одного вот только не пойму: почему страничка в Интернете, посвящённая Эдит, доступная любому, не открылась тебе? Это одна из тайн твоей судьбы.

Всё, я устал, хочу спать. Спокойной ночи, Дашка.

Эпилог

Вот так получилось, что я первой среди одноклассниц вышла замуж. Я ещё не могла долго стоять на ногах, поэтому венчалась, сидя в коляске. Такой невесты, наверное, ещё свет не видывал. Я не отказала себе в удовольствии сообщить обо всём бывшей подружке – Ленке. Бедная, она молчала очень долго. Я всё кричала в трубку, а в ответ – ничего. Потом выдавила из себя поздравление, но адрес загса выяснила. Из окошка свадебного лимузина я увидела их, прогуливающихся там, будто невзначай. Лица у них были ещё те! И незабвенная Катька Мешкова была там. Замечательно, что она отбила у меня Антона!

Прошло несколько месяцев. Мы с Эриком живём в квартире Ольги Петровны на Фонтанке, она так же, как и раньше ухаживает за мной, ведь я не выздоровела окончательно. И нельзя сказать с уверенностью, случится ли это на самом деле. Яна с отцом живут в нашей квартире. Она по-прежнему приходит ко мне, делает все процедуры. Я в состоянии ходить на костылях из комнаты в комнату, но пока это весь прогресс. Эрик очень помогает мне. Он продолжает называть меня «моя маленькая сыщица» и готовит к поступлению в университет на филологический. Недавно я сдала школьные экзамены и получила аттестат. На имя Дарьи Лундгрем, между прочим! Всё так здорово, что я даже боюсь просыпаться по утрам. Вдруг счастье решит, что с меня достаточно, и отчалит по другому адресу! А ещё меня скребёт мысль о маме. Вот нам всем здесь так хорошо, а она лежит в стылой могиле. Нет-нет, а бывает, что я косо гляну на новую госпожу Розанову и её супруга. Но я одёргиваю себя. Если я имею право на счастье, то и другие могут пить из этого источника. Отец сказал мне тогда: «ты не похожа на маму». Теперь я знаю, что он имел в виду. Она-то простила его сразу! Меньше всего мама хотела бы, чтобы мы сидели в разных комнатах, ожесточённые, одинокие, злые, какими мы и были раньше, и строили в своих головах планы мести друг другу. Сколько же я перенесла, прежде чем осознала это!

 

Я не стала издавать книгу. И Эрик меня понял. История об Эдит пробилась сквозь меня с болью, проросла из какого-то тайного зёрнышка, зароненного когда-то в мою душу, и выросла в скромный северный цветок, лепестки которого немного украсили меня, глупую и пустую. Эдит была первым моим шагом к выздоровлению. Она научила меня плакать не только по себе. А ещё терпеть, любить и прощать. Благодаря Эдит, я нашла подругу, почти сестру и… конечно, Эрика. Да, я не захотела, чтобы моя исповедь продавалась в общественных местах, но мне важно было её закончить. Поэтому однажды ночью я тихонько включила бра, взяла уже потрёпанную тетрадь и написала:

Она мечтала о стране, которой нет.

Она нашла её. Но горек оказался путь,

Который к ней лежал. Он вызвал боль во мне.

Я вырву струнку из души.

Нанизывать я буду на неё не золотые украшенья:

(«Не собирайте золото и камни,

Они достойны жалких попрошаек»),

А то, что радость ей могло б доставить,

Всё то, что есть в моей стране.

Я через век ей протяну ручной работы свой подарок.

Он так таинственно мерцает.

Он будет утешеньем ей.

На нём мои сверкают слёзы и янтарь,

Цветные стёклышки из моря и

Радости пахучая смола.

Тихонько звякнет ожерелье.

Эдит прочтёт на нём моё послание

И всё поймёт. Она зевнёт, протянет руку

И в кулаке его зажмёт. Потом кулак под щёку – и заснёт.

Я улыбнулась. Когда наступит долгожданный август следующего года, когда мы все освободимся от своих дел, я, Эрик, Яна и отец поедем в Рощино. Я соберу все факты, всё сложу воедино и напишу правду об Эдит. Только тогда появится на прилавках моя книга. Я не знаю, как она будет называться, но я уверена, что она будет лучше своей предшественницы – неумелой фантазёрки.

Я устало потянулась, украдкой глянула на Эрика (он до сих пор работал за письменным столом), потушила свет и легла. Кто знает, может быть к тому времени, я научусь ходить.