Отщипывая мелкими кусочками сладкую булку в белой присыпке, Маша заметила сквозь густые кипарисовые лапы бело-красные полоски здания ванн и обрадовалась, как давнему знакомому.
«Я пойду! Я прямо сейчас пойду! И ноги отдохнут. Уходилась вся», – Маша доела сдобу, отряхнула руки и ускорила шаг.
Лечебница стояла окутанная влажным, солёным запахом минеральной воды. Внутри здание совершенно не изменилось – гулкий кафельный пол, высокие деревянные окна и каскад многочисленных арок, только оборудование в ванных было новое, современное и удобное.
Маша расслабилась в тёплой, слегка покалывающей кожу воде и ощутила себя спокойной и почти счастливой, без чувства вины перед умершими родителями за свою радость. Из приятной полудрёмы Машу вывел шорох, улетающий эхом к сводчатому потолку. Маша открыла глаза – синие кубики кафеля бегали по белым вверх-вниз, ударяясь с лёгким шуршанием. Маша сжалась, обняв себя крепко руками, и зажмурилась. Шорох не прекращался. Невидимая рука играла на стене ванн в пятнашки. Игра шла быстрее и быстрее. Щелчки от столкновений становились громче, и Маша выскочила из воды.
– Девушка, вы куда? – взволновалась администратор в розовом медицинском костюме. – Вам рано ещё!
– Я замёрзла, – Маша на ходу путалась в рукавах свитера.
– Вам не понравилось у нас?
Маша собиралась с мыслями, чтобы ответить вежливо и с юмором, но звонкие коридоры донесли новые пугающие звуки, и она молча выбежала через широкие деревянные двери на улицу.
Маша глубоко дышала, разглядывая мелкую густую траву, заполнившую стыки тротуарной плитки. Сердце колотилось в горле. Стылый ветер разметал волосы и бил ими по лицу. Маша убрала волосы, накинула капюшон и замерла.
Чёрные облака в разные стороны текли по бледно-голубому небу. Догоняя друг друга, они сталкивались и разлетались в тишине, без грома и молнии. Ветер взмывался из-под ног, поднимая жёлтые рваные листья вверх. Маша присела, прижимая к себе рюкзак, готовая заплакать.
Отпружинив широкие лапы кипариса, на дорожку вышла та же группа санаторских детей. Медленно шагая, спиной впредь, глядя прямо перед собой они молча двигались к ней. Маша резко выпрямилась и закачалась от внезапной темноты в голове.
Телефон задрожал в рюкзаке и скинул наваждение. Михаил Исакович договорился, как обещал Маше, о посещении санатория и был необычайно горд собой.
– Даже мыть ничего не придётся. Спонсоры привезут канцелярию, ты её по группам разнесёшь. Заодно и весь санаторий посмотришь. Сейчас можешь? Очень хорошо! Адрес то помнишь? Ну поезжай.
Воодушевлённая, Маша бросила телефон в рюкзак и поспешила к остановке: «Уснула, кошмар приснился, а я навыдумывала. Всего-то погода немного испортилась. Да уж, нервы-нервы».
Тысячу раз представляла себе Маша встречу с санаторием, и вся эта тысяча сбылась с ней сегодня. Навалилась, раздавила впечатлениями, наполнила сердце щемящей грустью по себе маленькой, глупой и смешливой.
Потерявшая ход времени, Маша разглядывала мозаичное панно с тремя сказочными богатырями, строго глядевшими на зрителей из-под седых бровей. Холодные, яркие камушки помнили так много детей, в том числе и её.
– Извините, тётя, – с разбега врезалась в Машу торопливая девочка лет пяти и засмеялась.
– Ничего страшного. Куда ты так летишь? – рассмеялась вслед за ней Маша и присела, чтобы отряхнуть малышку и поправить ей гольфики. Девочка смотрела на неё ярко-голубыми глазами и наматывала хвостик косы, украшенной пышными бантами, на палец.
– Тебя как зовут? – выдавила Маша.
– Мария, – пожав плечами ответила девчушка. Если с внешностью у Маши могли возникнуть сомнения, то голос она не могла не узнать. Свой голос узнаешь сразу из сотен других – он отзовется громким эхом в самой глубине сердца.