Ровно в шесть срабатывали настенные мониторы, и утро начиналось с короткого, всего в несколько фраз, приветствия куратора. «Всем доброго утра, плодотворного, удачного дня, и не забывайте, что секрет гения – это работа, настойчивость и здравый смысл. Донум уже заработал, а вы?» Расположенный на другой стороне планеты главный плазменный генератор, напоминающий четырехпалую ладонь, держащую сияющую сферу, включался на полную мощность в ту минуту, когда произносились последние слова Уэйна. Две картинки постепенно сходились в центре монитора, переходя в заставку со символами семи островов. Такое же изображение, но в виде голограммы носил куратор на своем френче на левой стороне. Рисунок проецировали семь разных по цвету лент, спускающиеся с плеча каскадом.
Глядя на рябь в океане и прислушиваясь к шуршанию камешков на берегу у основания горы, Джон стал осознавать, что через несколько дней ему придется передать все дела своему приемнику, и покинуть эту планету. Наверное, он будет прилетать сюда для консультации по некоторым вопросам, или может он захочет принять участие в экспериментах, или в некоторых студенческих проектах, или просто так в свое свободное время у него появится желание побыть с этими детьми. Они для него были удивительными и такими разными, но одна судьба в будущем объединяла их, один случай. Все что он мог сделать – это отдать всего себя без остатка.
Парень смотрел на главные высотки студенческих городов и вспомнил, как первый раз увидел выставочный макет, изменившийся после некоторых дополнений Вадима и Уэйна. Строительство шло с применением техники и кораблей космического тройственного союза. Применялись невероятные тогда для людей методики «выращивания» зданий из «умных» биомасс, которые заполняли каркасные конструкции.
На верхних этажах разливали серое вещество. Оно, цепляясь за тонкие нити, спускалось вниз, образовывая прозрачные и прочные стены. В пролетах между этажами заливали густую плотную массу, которое, дыша и плюхая, поднималось вверх на вспышки маркеров и, складываясь гармошкой, застывало, образуя лестницы, стены, перекрытия. Процесс проходил с невероятной быстротой, оставляя рабочим нетрудоемкую работу.
А потом первый прилет и заселение детей, генерирующими идеями, от которых у Джона просто сводило мозг. В первые дни он сразу понял на сколько не доработана система безопасности островов и вызвал техников, чтобы соорудить почти военный комплекс, какие существовали в начале двадцать первого века для обеспечения безопасности на земле и в атмосфере. Проконсультировавшись со специалистами института, он дополнительно за границей каждого купола поместил несколько дройдов анализаторов, чтобы обезопасить планету от неожиданных фантазий гениев.
Обуздать нрав и эгоизм одаренной личности иногда не так просто. Проживание в центре сразу нескольких сотен интеллектуалов приводило к массе проблем для администрации планеты и в том числе для помощника куратора. Поначалу все преподаватели были в постоянном напряжении в ожидании неприятностей. Многих студентов приходилось контролировать и спасать от стихийного пробуждения идей. Для таких детей разрабатывали индивидуальную программу обучения. Желание учиться сразу на нескольких факультетах одновременно, преподавателей приводило в замешательство. Что может предпринять мозг ребенка после синтеза полученных знаний, предугадать не мог никто.
Четырнадцати-шестнадцатилетние первокурсники, попавшие учиться на Донум отличались от своих сверстников весьма высокой работоспособностью, повышенной любознательностью, креативным мышлением, ярким воображением, изобретательностью и другими индивидуальными чертами, которые подкупали решение преподавателей при отборе студентов в этот центр.
Каждый день приносил куратору и его помощнику неожиданности, а иногда и несколько сразу. Пропадали дройды обслуживающие острова, ротасты и сами учащиеся, то ниоткуда появлялись бродячие кусты, ползающие лужи или скорее их подобие, пугающие своими формами биороботы, парящие и летающие на своих изобретениях дети, холодное пламя, дым без огня, скачки энергии. Разбираясь в каждом деле, Джон узнавал об ошеломляющих моментах, происходящих каждый день на Донуме. Так он выяснил об отлаженной доставки на планету ряд запрещенных из списка реагентов, оборудования и запчастей, о полной осведомленности студентов работы касающийся администрации, об тайных лабораториях и экспериментах. Он усердно вел расследования. Многие происшествия раскрывались сразу. Он находил виновных и приводил к куратору. В воспитательные процессы старался не лезть. За время работы на Донуме у него были запутанные случаи, в которых разобраться без куратора не хватало знаний. Иногда ему приходили мысли, что Уэйн затащил его сюда не случайно. «Хочешь разобраться и не знаешь, как: думай, спрашивай, узнавай», – однажды сказал он своему помощнику.
Вернуться к своей любимой работе на звездолет в свою команду по оказанию первой помощи в космосе, было его заветным желанием. Разве не этого он добивался? На первое время, пока Уэйн думал, как с ним поступить, Антон определил его в команду спасателей. Элитное подразделение межгалактической службы. Каждый из ее членов, это первоклассный дипломат, психолог, разведчик, пилот, да разве можно перечислить все способности каждого из члена экипажа. Выдержка, храбрость, опыт – всего этого так не хватало здесь в окружающих людях, не говоря о студентах и особенно студентках. Да. Ему очень сложно приходилось именно с девушками. Сколько было случаев, когда повышенная эмоциональность и чувствительность первокурсниц, и не только, загоняли парня в тупик.
Однажды любовь одной девочки с химического факультета вывела из строя целый комплекс, отвечающего за фильтрацию воздуха в атмосфере острова. Она, чтобы выразить свои чувства, запустила в воздух шары из латекса в виде сердец, вложенных один в другой, наполненные гелием. В третьем находились небольшие круглые формы с углекислым газом, краской, полимерами и еще с другими веществами. Она рассчитала все: разрушение латекса под действием температуры и ультрафиолета, время прохождения химических реакций и смешивание веществ друг с другом, объёмы и формы, даже цвет краски, чтобы та была заметна издалека. Придуманная ей оболочка расширялась с протеканием одновременно реакцией с интенсивностью ее окраски. Девушка задумала создать огромные буквы, которые мог увидеть каждый с соседних островов: «Меган и Джон…» – конечный результат ее работы. Он тоже их увидел, но потом – во время расследования на одном из рисунков девушке. Многие параметры: температуры, давления, процентное соотношение газов в искусственной атмосфере, она нашла в справочнике в разделе «Общие сведения о Донуме», и то, что купол под контролем многих датчиков тоже, но какое оборудование установлено для охраны острова нигде не упоминалось. Сработали волновые излучатели. Ее шарики нехило бабахнули под действием температуры, конечно последовательных друг за другом реакций не получилось, а все провзаимодействовало сразу. Создалась липкая, тонкая пленка, забившая фильтры, а газ быстро распространился в воздухе, и кто наблюдал за шарами на самых высших этажах и крыше стали задыхаться, краска у многих подействовала на слизистую, вызвав аллергический отек. Остров, где преподавались естественные науки, имел ряд замечательных, и как потом подтвердилось, необходимых аварийных служб, которые сработали в экстренном режиме; удалили неполадку, смыли краску и уже через час нормальной жизни ничего не угрожало.
Джон целый день после этого случая искал свою воздыхательницу с ярым желанием отправить ее домой. Его остановили – огромные, сияющие от любви к нему глаза девушки. Парень растерялся. Поколебавшись несколько минут, он вылетел из подвала, где целые сутки пряталась первокурсница в ожидании приговора. Джон тогда понял по выражению лица, что она согласится с любым решением, если оно будет принято и объявлено от его имени. Сутки Уэйн провели в размышление, что делать с девушкой и как реагировать потом на подобные истории. «Уникальные люди потому и уникальны, что к ним нельзя применять стандартные методы, и если ты для них являешься вдохновителем, то пусть творят, а тебе просто придется усилить охранный комплекс на островах», – сказал куратор своему помощнику.
За этим воспоминанием сразу вспомнился случай с первокурсниками с механического, решивших помочь ребятам с острова искусств осуществить гиперскачок из одного общежития в другое. Все началось в четыре утра, когда он после очередных отчетов решил пару часов забыть про все и всех и подремать. Пришел парень в себя уже лежа на полу, куда его стащили старшие воспитатели – Таня и Вилл.
– Джон, ты должен это увидеть! – орали они ему в ухо.
– О-о-о! Эти дети сведут меня с ума, – простонал сквозь сон помощник куратора.
– Как только мы сюда перебрались из подземелья Монсегюр, с ними трудно совладать, – нервно выгибая себе пальцы, охал Вилл.
– Кто-то опять с биохимического острова запустив в купол очередной свой эксперимент, не получив на это разрешение? – приходя в себя, спросил помощник куратора.
Не успели они выбежать на крышу здания, как услышали грохот и сигналы системы оповещения… И опять причиной стала любовь. Парни захотели неожиданно и эффектно появиться перед самой красивой девочкой на факультете, которую недавно Уэйн перекинул из прошлого. Конечно, она этого не помнила, но вела себя соответственно своему времени – как дама из знатного рода.
Пользоваться телепортами в общежитиях и учебных корпусах на Донуме запрещалось из-за ряда возникающих после перехода сложностей. Придуманная ими идея чуть не разрушила несущую конструкцию здания, а парней пришлось выковыривать из дивана и других обломов мебели. Их действия могли привести к ужасающим последствиям, хорошо, что сразу ошибку исправили старшекурсники и преподаватели, а нарушение уловили и замедлили время переброски всевидящие датчики, установленные практически на каждом возможном сантиметре. Это единственное в своем роде оборудование Джон создал по аналогу своего межзвездного корабля.
А то, что студенты лингвисты и семасиологи вводили в разговорную речь его цитаты и манеру разговора, которую он смело срисовал с каждого из спасателей на своем звездолете, бесила многих преподавателей. Они стремились каждый раз указать Джону на то, что приведенный им пример построен не по всем правилам лексикологии. Понимание, что за каждым его движением следят, заставило Джона думать над каждым своим словом, чтобы не наговорить чего лишнего, он вообще при посещении островов стал мило улыбаться и молчать, иногда кивая головой в знак согласия, беря пример с Уэйна.
Джон уже смирился с тем, что ему приходилось быть не только телохранителем куратора, но и негласно принимать на себя все обязанности на время его «отсутствия». Так как тот исправлял при «возвращении» многие его недочеты, Джон не расстраивался в правильности принятия своего решения.
Самой главной, как казалось двадцатилетнему парню, являлась задача сохранение планеты в целостности и сохранности, чем он и занимался, но для этого не хватало опыта и знаний. Он стыдился подходить за советом к другим преподавателям и принимал решения на свой страх и риск.
Большая часть студентов на планету Донум попадала из настоящего времени. Но были и такие, кто оказывался в звездном университете, минуя несколько десятков лет или столетий. Им помогали специально подготовленные в институте «Среди звезд» воспитатели. Из этой пятерки Джон сошелся только с двумя: с Виктором и Анной. В свободное время, чтобы хоть немного побыть в тишине, они брали ротаст и уплывали далеко в океан. Там они могли разговаривать обо всем, не боясь, что их могут услышать:
– В замке осталось семь детей. В следующем году на Донум переправят еще пять из них. Двоих самых маленьких придется скрывать, – сказал Виктор, поглаживая след от шрама на руке. – Меня какое-то время не будет на Донуме, поэтому, Джон, тебе придется уделять детям из прошлого больше внимания.
– Для этих детей не существует времени и пространства, им открыты многие тайны. Я понимаю, что все они могут… или нет, – поправился Джон, – благодаря им возможны чудеса, к которым настолько человечество привыкло, что даже не осознает этого дара.
– Мы их готовим для работы в институте. Они сильно отличаются от других студентов. Их способность держаться вместе иногда поражает, хотя они уже не помнят, что были вчера друзьями. Воспоминания прошлого заменены на новые. В следующем году нам придется больше времени отдавать новеньким, чтобы помочь им адаптироваться. Хочу признаться, мне нравятся смотреть на тебя Джон, когда ты помогаешь этим студентам, – улыбаясь, сказала Анна.
– Своей судьбой они похожи на меня, – вздыхал Джон. – Техники переносят их из пещер под замками в уютные комнаты нижних этажей студенческих общежитий. Дети какое-то время не могут понять, почему у стен другой цвет, и кровать стоит возле светлого окна, и многое не схоже с прежней обстановкой. Ведь учебный центр под замком освещался искусственным светом. Дети могли выходить на поверхность только в сопровождении преподавателей, а здесь им ничего не угрожает. Я поначалу вел себя также, как и они.
– На Донуме учатся студенты из двух времен, у которых совсем не схожие восприятия мира. Они перенимают опыт друг у друга, и соответственно они меняют друг друга. Я знаю, что тебе трудно. Ты воин, а приходится заниматься управлением целой студенческой планеты, но общаясь с ними, ты тоже меняешься, – поглаживая его по плечу, ответила Анна.
– Если бы я остался жить в своем замке, то мне скоро бы пришлось жениться, обзавестись детьми и управлять своими землями, приблизительно делать тоже, чем я занимаюсь сейчас. С возрастом бы старел и набирался мудрости, – отвечал Джон, качая головой.
Свои выходные Джон старался проводить вне студенческого центра. Он улетал с желанием встретится с друзьями. Из множества векторов, открытых институтом во времени, Джон пользовался чаще всего десятью в прошлое и пятью в будущее. Точкой отсчета он предпочитал брать двухтысячный год, которому соответствовал двухсотый номер. Переходы во временные вектора находились на четвертом этаже «Среди звезд». Заходя в пультовую переброса, он писал в своей заявке: «Пятнадцать назад от двухтысячного», или «Вперед на двадцать два от двухтысячного». Пройдясь по коридору вектора, он через кабину на земной платформе выходил в нужную временную точку. Иногда перемещения были связаны с работой. Джон находил очередной носитель Уэйна и помогал ему в каком-нибудь деле, а потом возвращался назад на Донум.
***
– Уэйн, если я бы оказался на твоей планете, как бы я смог тебя узнать? Ведь там наверняка нет таких оболочек. Ты умудряешься побывать за очень короткий промежуток времени в трех-четырех носителях, – очнувшись от своих размышлений, спросил парень куратора.
Он сам не понимал, почему именно сейчас ему захотелось узнать о мире Уэйна.
– Тебе не нужно туда попадать, малыш, – раздался мужской голос из-за огромного валуна.
– Вадим? – изумился Джон.
К ним навстречу вышел мужчина, чем-то отдаленными чертами напоминающий куратора и встал рядом. Эти два существа с рождения были братьями. Внешне Вадим выглядел намного старше, чем Уэйн, и эти отличия отразились во внешности носителей, в которых прибывала искра катар.
– Я не хотел вас отрывать от разговора, – обнимая своего брата, сказал он. – А наша планета убьет тебя. Там жизнь проходит внутри мощной энергетической капсулы, способной перемещаться и изменятся. Мне казалось, ты знал нюанс наших тайных перевоплощений.
– Твой брат все время отмахивается от вопросов подобного рода. Может ты мне сможешь рассказать что-нибудь о катарах.
– Сегодня будет и так много разной информации… может завтра…, – разглядывая парня, ответил Вадим. – Дай команду дройдам вытащить челнок из воды и пусть оттащат в ангар.
– Много информации? Что ты имеешь ввиду?
– Джон не знает, – качая головой, тихо сказал Уэйн, – он сам прибыл три часа назад.
– Я старался поддерживать связь с планетой Донум, – вглядываясь в лицо Уэйна и стараясь понять, что случилось, ответил Джон.
– Исчезли студенты. И нам совсем не понятно, что здесь случилось, и как такое возможно, – ответил за брата Вадим.
– Что? – изумился Джон. – Я не верю своим ушам. Вы заранее не знали о происшествии? Я не верю своим ушам! – снова повторил он. – Уэйн пропустил значимое событие… почему меня никто не вызвал? Почему не сообщили? Почему, когда я пришел к Виктору, он ничего не сказал? – растерянно топчась на одном месте, спросил Джон.
– Здесь произошел непонятный для меня временной сбой, или вклинилась информационная вставка, которую я тоже не смогу предвидеть, – пожал плечами Уэйн. – Могу сказать тебе одно, что если ты останешься, то закончится все для тебя плачевно. Улетай. Прямо сейчас.
– Я не трус, чтобы убегать от трудностей. Просто такая работа не для молодого парня, если ты меня слышал, то должен был понять. Меня с семи лет готовили стать воином. И ты знаешь, что мне не страшна смерть. Я готов сто раз повторять тебе об этом, – последовал вызывающий ответ парня.
– Мы катары, малыш. Наша задача сделать так, чтобы никто не страдал. Это наше жизненное кредо поменять ситуацию в пользу приемлемого, – поучительным тоном ответил Вадим.
Уэйн молчал. Подобие боли разрывало его тело на несколько частей. Он не хотел отпускать от себя Джона, но и допустить, чтобы с ним что-то произошло, Уэйн не мог. Он чувствовал у парня тягу к космосу, любовь к звездам, а еще он замечал, что Джон стал видеть недалекое будущее. Но быть с ним все время было невозможно. Для катара это подобие смерти. Иногда он и так задерживался здесь дольше, чем ему полагалось. Куратор глубоко вздохнул и закашлялся от ледяного воздуха. Он обернулся в сторону своего брата. Тот стоял в нескольких шагах от него, сосредоточившись, о чем-то думал, не обращая на молчаливую паузу, взятую Уэйном. Мокрые джинсы у Вадима от холода встали колом.
Джон бросил взгляд на куратора, а потом на босые ноги Вадима и ужаснулся. Не в силах оторвать взгляда от испачканных песком и кровью пальцев, он почувствовал, как у него онемело и заныло от боли и холода в ногах. Он каждой клеткой своего тела чувствовал то, что мог чувствовать сейчас брат Уэйна, хотя Антон как-то упомянул, что катары ничего не ощущают. Джон перевел свой взгляд на мокрую одежду Уэйна и потом на Вадима. Катары были заняты сбором информации, две искры путешествуя в пространстве и во времени Донума. Из-за своих мыслей Джон не сразу это понял. Ему стало стыдно, и он отвернулся.
– На Земле сейчас осень, – мечтательно протянул Вадим. – На улицах стоит замечательный запах жареных каштанов. У меня там группа катар работает, может Джона перекинуть туда? – обратился он к Уэйну.
Они молча глядели друг на друга. Между двумя катарами шел мысленный диалог. О чем шла речь, Джон не знал, да и не очень было интересно. Он думал о другом. На смену мыслям о невнимательности и непрофессионализме к нему пришла радость. Мысль, что братья будут на Донуме вместе с ним целый день, а может и больше, радовала его, как ребенка. Помощник прикинул обстановку, и выводы были вполне ему ясны. Вадим не улетит, пока не расследует происшествие, а Уэйн, наверняка, останется вместе с ним.
Иногда подобное случалось. Очень редко куратор приглашал его в горы, где полдня они могли не думать о работе. Забравшись на самый верх северной горы, они безрассудно скатывались вниз к ледяному озеру. Дно его походило на прозрачный лабиринт, покрытый тонким лезвием льда. Джону это нравилось. Подводное плавание наперегонки в темных пещерах приносило ему удовольствие. Развлекаясь под водой, он мысленно переносился в космос. Устав, Уэйн и Джон влезали на висячий над озером небольшой дом, где Джон, трясясь от холода, старался согреться у огромного теплового излучателя. После обеда он связывался со своим звездолетом, работающим далеко в космосе…
«Сегодняшний день наверняка пройдет в беготне по студенческим комнатам», – размышлял он. Его совсем такой расклад не смущал. Для него главное быть с ними.
– Знаешь, Джон, мы все же решили тебе рассказать немного о нашей планете и еще кое, о чем, – беря его за руку, сказал Вадим.
– Мы подсоединимся к твоему восприятию и сформируем представление сходное с человеческим, которое в полной мере даст тебе понять, кто мы и зачем катары пришли на Землю, – беря его под другой локоть, таинственно произнес Уэйн.
– Один раз вы проделали нечто похожее со мной. Мне тогда пришлось изучать особенности существования и выживания в звездном квадрате КМ-97. Ощущения, что я там прожил целую вечность, были не из приятных. Меня пронзали молнии, которые я чувствовал всем телом. Боль доводила до тошноты. Я больше не перенесу это, – чуть слышно сказал Джон, насторожившись.
– Тогда ты видел, как раз нашу планету. Холодная вода вперемешку со льдом, местами из которой торчат горные пики – наш дом. Многое что ты узнаешь, далеко будет от действительности. Но твоему сознанию так будет проще построить целостную картинку произошедшего, опираясь на твои знания и опыт, – подражая его тону, сказал Вадим. – Для тебя знаки и условности являются информацией, а теперь попробуй при помощи их перевести то, что придет к тебе извне, в привычные для тебя символы и понятия.
– Это будет легенда или история об одном непонятном мире, находящемся где-то в космосе или, как ты сказал, в звездном квадрате КМ-9. Ты смотри и старайся понять. Мы объединим видения, и ты сможешь увидеть мир катар в самом полном объеме.
Джон помнил, что в таких случаях нужно закрыть глаза, расслабиться и постараться запомнить то, что он сейчас произойдет с ним. Главное нужно было правильно понять.
***
Звездные катары относились к очень древнему и почитаемому космическому роду. Часть из них жило на планете в звездном квадрате КМ-9, а часть путешествовала по Вселенной.
Лохаг – предводитель третьей ветви звездных катар, объявил о своем желании иметь детей, тем самым заявив о разветвлении своей семьи.
Вадим, Уэйн и трое других братьев вышли из одного энергетического пузыря – буллы. Очень сложной по своему строению биогерм создавался на холодном дне морской пещеры, внутри которой помещались ясли. Тщательное и долгое приготовление такого места занимало много времени, причем в обустройстве участвовали только мужчины-катары. Прежде чем принять окончательное решение, мужчина долго готовился, каждый раз спрашивая себя, достаточно ли он накопил опыта и мудрости и хватит ли у него знаний, которые он собирался передать своим детям. За ребенка брал на себя ответственность мужчина.
Вадима и Уэйна, двух самых старших своих сыновей, лохаг призвал к себе, а к другим своим сыновьям приставил по мудрому наставнику из своего рода. Каждому ребенку надлежало набрать себе группу из других катар, с которыми придется вместе расти и обучаться. Через одинаковый промежуток времени они сдавали испытания по полученным знаниям и навыкам первейшему роду катар. Каждый из сыновей должен был защитить проекта на выбранной планете. До появления Калерии, так было всегда.
У Уэйна сохранились воспоминания того, как катара-мать Калерии, обнимая своего ребенка, пришла к нему за помощью. В то время он уже доказал своему роду, что может считаться одним из лучших диагностов с развитым предвидением и креативным мышлением, просчитывающим наперед все возможные варианты. Уэйн безошибочно прогнозировал катарам, как разовьются события в будущем, хотя сам этого страшно не любил и мало практиковался. Первый раз, увидев Калерию, он скорей ее счел забавным существом, а не катарой. Все те качества характера, которыми обладали представители его рода, всецело отсутствовали или были скрыты, или неразвиты. Показатели по духовной структуре, восприятию и эмоциональному балансу говорили о принадлежности ее к кому угодно, но не к катарам. Уэйна заинтересовал этот феномен, и он согласился в качестве эксперимента взять ее в свою группу.
Сначала маленькая Калерия всех пугала, потом ее просто терпели. Каждый раз, жалуясь Уэйну, перечисляя длинного списка ее проступков, катары морщились и громко сопели. Уэйн, поглядывая на кислые выражения лиц, старался найти компромисс.
– Да она другая, не такая как все мы, ну и что же. Мы создаем другие виды и с уважением относимся к появившейся жизни, а сами не можем принять ребенка, пусть со странностями, но появившегося среди нас, – укорял Уэйн недовольных.
Ему приходилось каждый день напоминать ей об традициях и обычаях рода катар, к которому он и она принадлежали. Она ему нравилась, и он искал для нее варианты помощи. Калерия старалась, делая неуклюжие попытки, хоть как-то походить в своем поведении на окружающих ее родственников. Впрочем, недостатки и достоинства маленькой Калерии уравновешивали друг друга. Внешне Калерия изумляла всех своей грацией и обаянием. Ее изящные линии говорили сами за себя: тонкая талия, чуть заметные бедра и очень тонкие длинные ноги. Внешние признаки девушек катар характеризовали почти прямые с едва заметными изгибами линии. Очень светлая с каким-то едва заметным внутренним сиянием кожа, золотистые вьющиеся волосы и удивительные светло оливкового цвета глаза, наполненные энергией всего живого.
Уэйн руководил группой, как бы сказали на Земле, занимающейся медицинской помощью. Катары, помогающие осуществлять его проекты, никогда ни противоречили ему, так как знали, что равных ему нет. Возможно, эту теорию всем навязала сама Калерия, обожающая Уэйна, и в этом с ней никто не спорил, ее все единогласно поддерживали. Хотя так же все знали, что проявления каких-то предпочтений к кому-либо не допускались. Он помнил, как она тогда с некой вызывающей интонацией в голосе заявила прилетевшему к нему в гости Вадиму, что придуманный ими проект станет одним из лучших.
Вадим уже несколько недель находился у отца и планировал по пути к своему звездолету, побывать у брата. Межгалактический совет призвал лохага звездных катар третьей линии стать членом совета, и передать свое имя старшему сыну. Уэйн давно увидел будущую встречу и ждал гостей. После окончания своего визита Вадим связался с братом и предложил где-нибудь встретиться. Уэйн пригласил его на свой корабль. Зная, как он любит в свое свободное время полетать на беспредельной скорости, Уэйн показал ему одно из лучших мест для совместного развлечения, находившееся неподалеку от новой недавно найденной им планеты. Приняв на борт своего корабля, он провел Вадима в свою комнату. Ее стены были выложены мозаикой из прозрачного кварца с серебристыми вставками напоминающие молнии. Кварц хорошо изолировал от возникающих в этом пространстве мыслей и защищал от проникновения любых мыслеформ извне.
Пока Вадим снимал комбинезон и переодевался в традиционную одежду катар, за дверью кто-то, притаившись, принимал решение. Мысли сбивались, путались и, наконец, принятое решение произвело действие. В дверь тихо постучались. Уэйн, уже догадавшись, кто это мог быть, не спешил с разрешением войти. Он оглядел Вадима и, убедившись, что тот уже оделся и занял место для почетного гостя, только тогда впустил настойчивого посетителя.
В комнату вошла небольшого роста катара, в руках она держала несколько плоских прозрачных листов чего-то очень тонкого. Увидев Вадима, она несколько минут любопытно его буравила глазами, а потом выпалила.
– Все говорят, что ты, Вадим, самый старший из сыновей лохага третьей линии, что ты самый сильный и самый умный.
– Нам нельзя в таком тоне разговаривать друг с другом. Подбери другие ноты своим словам, эмоции должны быть предельно скрыты. Ты ведь знаешь. Я тебе об этом много раз уже говорил, – поправил ее Уэйн.
– Да, тишины и покоя в ее глазах точно не найдешь, – рассмеялся тихо Вадим, разглядывая катару снизу-вверх.
– Нам всем предложена одна тема: «Взгляд и отношение к произвольным кривым», – исправившись, спокойно и монотонно сказала девушка.
– Подбородок держи выше и спину прямей. Соблюдай линии, – снова поправил нравоучительно ее Уэйн, – ты должна с уважением относится к традициям и культуре катар, особенно, когда разговариваешь с будущими ее лохагами.
– Брат прав. Ты не научилась самому главному – слышать тишину и ценить ее. Вокруг тебя появляется столько ненужной энергии, которая варварски уничтожает гармонию, – сказал Вадим, – и я совсем не обиделся на твои слова. Ты для меня еще маленькая девочка, желающая что-то доказать. Самоутверждение – это похвально, но все же каждое слово должно нести не только смысл, но и отношение к собеседнику. Что ты хотела мне предложить?
– Я хочу, чтобы все галактики узнали, что наша группа станет лучшей, – прошептала она, глядя на Уэйна, который в это время бороздил глазами потолок комнаты.
Вадим тихо кашлянул и заставил брата обратить на себя внимание. Они переглянулись. Им было забавно и смешно от такого заявления. Сдержанность и холодность присутствовали в каждом жесте и в каждом слове. Рассмеяться сейчас перед девочкой младшей их в несколько раз – значит показать самим поведением свою слабость перед ней, а это ни в коем случае не допускалось в разговоре с младшими по возрасту катарами.
– Мы не соперничаем друг с другом, это удел детей. Когда ты вырастешь, то поймешь, что объединиться и помочь намного ценнее, чем собственный эгоцентризм. Я попрошу твоего наставника разъяснить тебе этот момент. Ты должна проанализировать и разобраться в сегодняшних ошибках в разговоре со старшими, – поучительно сказал Уэйн.
– У меня предложение к вам, – обратился Вадим сначала к своему брату, а потом к Калерии, – раз так сложился разговор, мы просто обязаны закрепить наглядно этот урок. Я немного представляю в чем будет заключаться ваш проект и поэтому предлагаю на одной площадке объединить наши работы. К тому же я уверен, что одно другому не помешает. И еще я предлагаю, Калерии помочь в показе, хотя заранее предупреждаю, что работа предстоит не из легких, но приобретенных навыков должно хватить.
Улыбка у девушки расползлась до самых ушей. Ей хотелось прыгать и смеяться от радости. Ей, самой младшей в группе, доверили ответственное дело помогать и участвовать, а не просто смотреть и учиться.
– Тогда может объединить всех и скажем… – продолжил он и погладил указательным пальцем кончик носа, – …скажем, что каждый может сохранить свою идею и индивидуальность, но при этом в общем картина должна быть выглядеть как одно целое. Мы ведь работаем с разного рода линиями, а значит, в каком-то смысле создаем представление о чем-то или… рисуем…