Стихотворения Я. П. Полонского как педагогический материал

 
Румянилась…
Меж нив златых и пажитей зеленых
Оно, синея стелется широко.
 

Или у Фета:

 
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря.
 

У Полонского мы видим прелестные сочетания:

 
И не заметили они моих
Зеленых кос, когда мой синий глаз
Сверкал…
Меж темных волн и золотой
Предрассветною звездой
Ложится розовая мгла.
Бледно-розовый коралл.
(при луне)
Сизые с золотом тучи.
Озарил румяным блеском
Серебро своих седин.
Темный вал морской,
Кой-где у бледно-золотой
Зари заимствуя отлив.
Бледно-зеленые подводных нити трав
Да белые кувшинки, да стада
Золотоперых, вольных рыбок.
Жаркий май с золотыми кудрями
Ей дарит диадему из роз.
 

Эпитеты у Полонского встречаются в большом количестве: по большей части они характеризуют внешнюю, особенно световую сторону предмета. Кажется, что поэт наиболее любит эти световые оттенки, игру красок: ясные звезды, бледно-серебряное одеянье, прозрачно-синяя темнота, янтарные соты, красный месяц, красные звезды, седые скалы, золотая заря, бледный луч, бледно-мраморный лик, бледно-розовый коралл, золотой мед, белизна (жемчужная, матовая, снежная), лиловая мгла, лиловые тени скал, бледно-золотая заря, синие волны, голубой туман, знойно-серые скалы, зеленые змеи, бабочки, бледно-зеленые нити.

Пристрастие к цветовым эпитетам заставило поэта два раза допустить смелый эпитет розовая улыбка (усмешка). Очень красивыми кажутся мне следующие эпитеты: искристое мерцанье, летучий локон, бледно-серебряное одеянье, скачущая пена, чешуистая зыбь, заревые облака. Тифлис хорошо характеризуется эпитетами знойно-каменный много балконный, Зари роскошный холод – живописный эпитет. По внешней форме, у Полонского большое пристрастие к эпитетам сложным. Он не стесняется даже образовать такие сочетания как зелено-золотой (отлив), лживо-сладкогласный (см. пример выше).

Это замечается и в отвлеченных эпитетах: загадочно-опасный, спокойно-зоркий, жидовско-римский, загадочно-простой и т. д.

Некоторые неологизмы вроде сложных слов шелкомотальный, пленно-продавец не могут назваться удачными.

Вторая особенность эпитетов у Полонского, это обнаруженное здесь пристрастие к причастным формам: соблазняющие глаза, вечереющий блеск, душу гнетущая мгла.

Но особенно много их в «Молитве» (в ущерб, как мне кажется, красоте, и гармонии), напр.:

 
И цепенеющую,
В лени коснеющую
Жизнь разбуди на святую борьбу.
 

Иногда эти эпитеты очень хороши, напр. сверкающая тишина, скачущая пена (см. выше), напухающие очи с накипевшею слезой. Морозной мглы сверкающие иглы. При мерцающей луне.

Изредка у Полонского встречается неумеренное пользование эпитетами, которые накопляются неживописной и беспорядочной группой.

 
Выбейте костлявое.
Чудище мозглявое,
Хриплое, увечное
И бесчеловечное.
 

Этими замечаниями и покончим мы разбор живописной стороны поэтического языка Полонского. Мы, конечно, далеко не исчерпали его красоты, его значения – целью было только наметить не бесполезные для школы данные об этом предмете и способ пользования ими, для развития в детях хорошей речи и вкуса к поэтическим красотам.

Нам остается сказать несколько слов о музыкальной стороне поэзии Полонского. Он много дал в смысле разнообразия и музыкальности размера – я говорю, конечно, о лирике. Рифмованные стихи встречаются у него чаще белых. Из белых стихов я уже упоминал «Ночь в горах Шотландии». Замечательно также «Мраморное сердце». Его структура напоминает фетовские «Вечера и ночи» с их короткими, как бы набросанными стихами. Рифмой Полонский владеет виртуозно и временами, кажется, ею злоупотребляет; напр., ставить рифму на четвертом слоге от конца строки, это – до некоторой степени играть рифмой. Мы находим пример в стихотворении «Старая няня»:

 
Непричесанная,
Не отесанная…
Сон мой спутывался.
Я закутывался.
 

Рифма получает характер чего-то искусственного и лишает чтение легкости и свободы. Тоже находим и в «Молитве».

 
Дай силу страждущему
Разуму жаждущему.
 

Нельзя не отметить в стихах Полонского не всегда удачных refrains.

Например, в хорошенькой пьесе «На пути из гостей» на конце каждого куплета повторяется две строки:

 
Боже мой! Боже мой!
Поздно приду я домой.
 

Прочитать первую строку анапестом невозможно, потому что все стихотворение построено на дактилях, а прочитать дактилем Боже мой, – не будет рифмы.

Странен также и некрасив припев: О эллада, эллада! в пьесе «Статуя».

Совершенно незаконным, по крайней мере не обычным, кажется мне (в маленькой пьеске, ст. 16, 1-го т. Ах, как у нас хорошо на балконе, мой милый! Смотри.) рифмованный гекзаметр с пресеченной мужской рифмой.

Стихи с мужской рифмой, по-видимому, особенно любимы нашим поэтом: Келиот весь написан 4-стопным ямбом с мужскими рифмами. В «Закавказье» есть длинные пьесы с пятистопными мужскими стихами («Заступница»). Сплошные мужские рифмы очень красивы в стихотворениях: «Ночь – Отчего я люблю тебя, светлая ночь?», написанном четырехстопным анапестом; в «Зимнем пути» и особенно в «Агбаре» – эта последняя пьеса очень выдержана: двухстрочные куплеты придают ей эпический балладный склад и тон, несколько резкий, обрывистый, но мужественный.