Из богатой Америки рабство перешло в бедный Казахстан – и прижилось! Это был шаг вперед для рабства. Президент Казахстана предлагал ковры за рабов, и президенты многих стран согласились на этот обмен. Им выдавали рабов от нескольких городов каждые пять лет по двести человек от города. А они поставляли в эти города дешевые ковры.
Потом кто-то предложил бедному отсталому Казахстану набирать рабов в более продвинутой славянской России и Прибалтийских странах Европы… А это был шаг назад. Набирать рабов в более развитой стране.
Систему рабства когда-то создал род Эдама. И в этом виде она просуществовала много лет… Спонсоры контрабанды нашего Эдама тоже хотели вернуть рабство в Америку. Сначала, чтобы сохранить рабство в каком бы то ни было виде, они перенесли его в Азию, в Казахстан, зная, какие это жесткие, кровожадные люди и что уровень жизни там ниже. Там рабство сохранилось в другом модифицированном виде. В рабы отправляли в основном не своих, а купленных в других странах. Рабство вернулось в той форме, в какой оно существовало в древнем Риме, когда рабами становились пленные, в том числе белые, схваченные в бою. И рабы рожали новых рабов. Но американцы хотели вернуть «черное» рабство, когда негр априори раб и служил им. Поэтому негров исподволь «дубинили», делали дебилами, идиотами. На юге Америки белые в принципе не в восторге, что рабство отменили…
Получается, что прадед Эдама Хейсонда передал факел рабства в Казахстан, продолжил работорговлю… Эдам передал факел рабства в Европу. Продолжил дело прадеда. Никто не дает рабству затухнуть. А теперь Эдама хотели посадить за работорговлю, к которой он имеет непосредственное отношение. Пусть он не украл и не продал эти двести пятьдесят рабов в Краснодаре в 2003 году, но он сделал для процветания рабства намного больше, передал контакты в Европу и каждый год «возвращал» рабство в Америке, когда негры играли в театр, притворяясь рабами, делал все для возобновления рабства в Америке. И для Эдама возвращение рабства – это было просто дело чести, вопрос времени и, как он надеялся, неотдаленного. Семья Эдама – это одна из семей самых активных пропагандистов рабства в Америке. В России рабами становились за десятки лет тысячи. А Эдам хотел сделать рабами сотни тысяч, а то и миллионы чернокожих американцев. Поэтому он и ослепил африканскую чернокожую девушку, и запросто убил чернокожего семилетнего мальчика. Потому что для американца-южанина Эдама черные не были людьми, а из разряда скота. Как домашняя живность, без прав, с органами на продажу… Негры для белых американцев бесправные скоты…
Таким образом, поводья работорговли всегда были у семьи Хейсондов, это были те самые руки, которые нажимали нужные клавиши, чтобы сам принцип рабовладения не изжил себя. Они все «разрабатывали» для Казахстана и на все вопросы по поводу работорговли у Эдама и его родителей были ответы… Им платили за это золотом… Халим Третий, кто оказался во главе работорговли в Казахстане сейчас, во времена Эдама Хейсонда, знал Эдама Хейсонда лично еще с детства… И у братьев, Байсека и Али – у всех работорговцев Казахстана на стене висел большой портрет Эдама Хейсонда с подписью «вечная память и благодарность за прекрасную идею и постоянную помощь»… Поэтому Эдам подходил на роль святого козла лучше всего – его семья была, как минимум, в пушку… Как максимум в доле…
Главным козлом отпущения в итоге сделали одного из самых крутых ку-клус-клановцев Америки, хранителя системы рабства, оружейного барона. Род Эдама начал эту работорговлю детьми в Казахстане. Ими хотели ее и закончить.
Приманили «козлов» на Калашниковых…
Смешно получилось, но Эдам был реинкарнацией своего прадеда, который передал факел рабства в Казахстан, а Эдам передал факел рабства в Европу. Символично, что косвенно Эдам мог стать причиной кончины рабства как такового, став одним из главных героев этой книги…
Замершие восковые фигуры
Не думай о секундах свысока
Наступит время, сам поймешь, наверное,
Свистят они как пули у виска
Мгновения, мгновения, мгновения, мгновения…
Халим Первый любил мучить животных, вырезал глаза у кошек. Халим Первый не был в Казахстане своим, он был полукровным, его отец женился на простолюдинке и его не любили, относились, как к отверженному… Он всегда хотел произвести впечатление на знать и аристократию… Он всегда был для них чужим… И чтобы стать своим, он хотел начать рабство и тогда он получил бы, что давно хотел – уважение и признание…
Американцы все думали, кому в бедном отстающем средневековом Казахстане передать бразды рабства. И выбирали среди казахстанцев. И был среди богатых казахстанцев кастинг, кто сможет возглавить работорговлю. И решили американцы проверять желающих на жестокосердие и кровожадность и передать факел самому жестокосердечному и кровожадному роду, кто сможет десятилетие от десятилетия переступать человеческие законы. И предложили южане-американцы казахстанцам сделать восковую деревню. Только не из фигур. А из реальных людей.
Прадед Эдама показал на своем негре, как это сделать. Сначала надо заморозить человека, раба, обездвижеть, а потом намазать на лицо, руки и ноги толстый слой воска, лучше выбирать день похолоднее, чтобы воск не стекал с лиц. Потом наколоть ему в несколько разных мест жидкость типа кислоты или налить в горло эту жидкость и ждать, когда внутренности начнут растворяться… Этот воск уже нельзя было убрать с кожи, не содрав кожу до мяса, до костей. Воск проникал в кожу, «глазировал» ее и обездвиживал лицо. Люди замирали и начинали растворяться изнутри. Иногда только глаза двигались. Так можно было прожить умирая до трех дней…
Как пауки сначала убивают свою жертву ядом, а потом впрыскивают в нее пищеварительные соки, так что жертва начинает перевариваться изнутри, тот же механизм был и при создании живых, себя переваривающих восковых статуй. Статуи обездвиживали, а потом вкалывали переваривающую жидкость так, что получался супчик из внутренних органов. Потом статуи разлагаются и разваливаются…
Прадед Эдама в таком аду в Америке жил, но приезжал в Казахстан и делал вид, что все нормально. У них гражданская война шла, которую они проигрывали…
И много казахстанцев начинали бороться за флаг рабства, но некоторые посмотрели на кислотную жидкость, дотронулись до нее пальцами, и прожгла та жидкость им кожу до костей. А если попробовали на язык, то прожигала жидкость язык и на языке оставалась дырка. Прожигала язык до мяса. И многие отказались тогда участвовать в этом…. И осталось тогда да десятка казахстанских принцев… И сначала пробовали они на слугах «восковать» людей. Прадед просил выбирать именно любимых слуг… И смотрели они, как сначала обездвиживали, потом накладывали слуги этот воск на кожу, иногда обезболивали. Потом вливали через воронку стакан жидкости и смотрели, что будет. И каждый принц сделал сначала по одному такому слуге… И стояли восковые слуги у них во дворах… Заранее этих слуг просили не есть два дня и не пить несколько часов до, чтобы не было лишних испражнений. И смотрели принцы, как у слуг глаза вываливались из орбит от боли, и некоторые бросали это соревнование… Но некоторые и оставались… И Халим в том числе… И умирали слуги, и рассыпались, и отваливались у них части тела… И оставалась от них только черная кровавая лужа… И многие отказались участвовать в соревновании, когда увидели, что осталось от их любимых слуг…
И только трое казахстанских принцев остались принимать участие в том соревновании… И каждый из оставшихся сделал для прадеда Эдама по такой деревне – из покрытым воском людей. Людей просили остановиться на улицах, замереть, а потом приступали к процедуре «воскования»…
Сначала люди тянули спички, кто пойдет на поле хозяина, а потом их выгоняли целыми семьями… Трудно членам семьи остаться в жизни одним…
Халим сказал своим людям замереть на месте…и подходил и сам колол им обездвиживающий препарат… и некоторым сразу «супчик», чтобы они начинали растворяться изнутри… Потом наносили на них воск… Принцы быстро поняли, что делать свои поля надо как можно скорее, а потом ждать прадеда Эдама, когда он посмотрит…
Деревня из людей, покрытых воском и растворяющихся изнутри. Люди-супчики… Умирающие. Под палящим солнцем… И кровоточили у них ноги и руки… Умирали они от разрывов внутренних органов один за одним… А некоторые и без обезоливающих стояли и мучились… И поняли тогда, что лучше и глаза покрывать воском…
Некоторые из конкурентов Халима замораживали и животных, кошек, собак… И такие нравились прадеду Эдама меньше всего. В них было недостаточно жестокости… Чтобы делать рабов, надо быть очень жестоким… Больше всего ему нравились те, кто консервировал детей.
Люди стояли. У них отваливались органы, вываливались глаза…. Но сердце продолжало биться. Хорошо, если им кололи обезболивающие, но Халим экономил препараты и убивал так, без обезболивания… И они молили только о смерти, чтобы или сердце остановилось, или мозг отключился… Они стояли и молили о смерти под палящим солнцем, разлагающиеся изнутри… Они слепли и глохли… У них отваливались органы… Они ходили под себя… И считали секунды, мгновения, и просили о смерти…
Халим стоял, смотрел, как они мучаются, и ждал прадеда Эдама.
Только представьте – поле людей покрытых воском, неподвижных, умирающих, разлагающихся на солнце. Некоторое уже умерли и разлагаются. Некоторые сейчас умирают… дети стоят в фекалиях… У некоторых отваливаются щеки, руки… Они разлагаются, перевариваются изнутри. Потом на солнце воск плавится, люди умирают. Разваливаются, и из них вытекает красная вонючая жидкость, смесь крови, мышц, мягких тканей… их непереваренный обед… по ним ползают мухи, птицы питаются их останками и тоже умирают…
От боли и муки люди на поле Халима превратились в журавлей и улетели… И понял прадед Эдама , что приняли тогда Халима, как главу работорговли, небеса…
На поле одного принца у его людей стала течь кровь из ног… И сказал прадед Эдама, что не подойдет этот принц, потому что не приняло его рабов небо… А у другого принца упали люди и стали червями, и сказал прадед, что не принимает этого принца небо… ибо рабство будет здесь ползать, а не летать… А у Халима стали люди птицами и улетели в небеса… И сказал прадед, что приживется здесь рабство на десятки лет…
Один принц сделал деревню из двух десятков человек, но сказал прадед Эдама, что этого мало. Недостаточно жесток он. Другой сделал деревню из пятидесяти человек, но и этого было недостаточно прадеду Эдама. Принц Халим сделал умирающую деревню из ста человек… По не был доволен прадед Эдама и сказал продолжить соревнование…
Потом делали принцы уже другие восковые поля, один из двухсот, другой из пятисот, а принц Халим из семиста человек, но прадед хотел большего.
И не было смрада у Халима и стояли его люди по-настоящему восковыми опять, и теперь приняла земля Халима, подумал про себя прадед Эдама.
– Ты недостаточно богат, если жалеешь людей… А мне нужны богачи… – сказал прадед одному из принцев, который не хотел больше убивать своих людей, сделав два поля… Он отправил на свое поле детей-сирот и не мог других… А Халим отправлял на поле даже женщин с грудными младенцами… И даже не обезболивали их… Только прадед Эдама просил младенцев обезболивать… И проиграл тот принц, который жалел людей… И сам ушел… И услышал это принц Халим и решил не жалеть больше людей…
И сказал прадед Эдама Халиму, увидев его поле из семиста умирающих людей: – Ты не достаточно жесток. Тебе надо убить близкого человека в этой деревне. Например, мать… – И сказал это он всем оставшимся… И убежал еще один, последний конкурент Халима, когда узнал, что ему надо так чудовищно убить родную мать… А Халим задумался – очень он хотел победить в этом соревновании… И еще сказал прадед Эдама, что недостаточно семиста человек, слишком мало людей принес в жертву Халим… И решил тогда Халим увеличить свой «умирающий восковой город» и сделать, какой еще не видывал прадед Эдама…
Тогда для Халима потребовались бочки обездвижителя и «супчика». – А ты серьезно взялся за дело! – похлопал его по плечу прадед Эдама.
А принц Халим Первый решил сделать поле из двух тысяч человек. Халим приказал всем выйти на улицу и замереть. И помогали ему тысячи слуг… И было много детей среди «восковых» людей… Другие принцы не хотели «восковать» детей… Многие говорили, что /… Но не Халим…
«Мать уже стара. Ее можно и убить… Она пожила. Я тоже хочу пожить в чести и уважении»… И отправил переодетую мать на новое поле живых умирающих восковых статуй… Она переоделась простолюдинкой и пошла в этот город… тоже стала она среди постановочных, и тоже вкололи ей обездвиживатель и «супчик»…
На новом поле многие статуи просто стояли или сидели, некоторые разговаривали между собой, кто-то курил, кто-то брал хлеб у старушки. Неподвижные дети играли в мячик… И торопил Халим прадеда Эдама, чтобы успели они до заката посмотреть новое бескрайнее поле, ведь только сутки хорошо держалось композиция… А потом смрад, моча и кал… Так и стояли эти люди и медленно умирали… И никто не давал им больше обезболивающих и текли у них слезы… И все равно было Халиму на них, потому то сердце его уже окаменело… И только о признании думал он и золоте за рабов…
И сам вколол матери Халим обездвиживатель, а потом супчик… «Только супчик», – подумал он про себя. «Эдам любит супчик»… И никаких обезболивающих».
И посмотрел на это бескрайнее поле прадед Эдама и сказал, что Халим Первый достаточно безжалостен и кровожаден. И детей не пожалел он, и это было главное… И много детей было в том поле… И стояли там телеги и люди были как будто живые…только недвижимые… но некоторым он вколол обезболивающее, но не всем – мало было препарата на две тысячи. И просить смерти. И разрывались у них внутренние органы от боли. И медленно умирали те восковые люди… И было в этом что-то жуткое – так стоять и умирать…
И стоял Халим в поле живых растворяющихся людей. И не было конца и края этой композиции. Бескрайнее море из восковых фигур… У одного вывалился глаз, и Халим Первый поднял глаз и хотел вставить обратно – но там была кровавая дыра. Он тут же позвал гримеров, чтобы загримировать дыру в газу… И чтобы прадед Эдама не дай Бог не увидел грима… И Халим Первый старался увести прадеда от этой статуи… Они шли по полю умирающих людей и обсуждали детали. Прадед мельком смотрел на фигуры… Ему больше всего нравились умирающие, разлагающиеся, без обезболивающих, со страшными глазами, в которых читалась невыносимая боль. Особенно долго прадед Эдама стоял около матери Халима Первого. Он долго смотрел на статую, а у матери текли слезы от боли… Наверное, это было решающим фактором, решил про себя Халим…
И окаменело сердце Халима… и смог он убить две тысячи… И мать свою тоже не пожалел… знал он, что идет она в тот город. И убил ее своими руками…
Его мать умирала без обезболивания. А прадед Эдама подошел именно к ней и долго стоял и разговаривал с Халимом Первым около ее мучающегося, пока еще живого трупа. У его матери текли от боли слезы. Прадед Эдама подошел к ней, утер слезу и сказал: – Вколите ей обезболивание. – И внимательно посмотрел на Халима. Сердце Халима уже очерствело, и он не чувствовал жалости даже к своей матери… Халим решил, что это очередное испытание прадеда Эдама и боялся даже повернуть голову в сторону матери. Он нарочно решил, что он не подходит на роль главы работорговли, испугался и стал говорить еще громче, еще больше шутить и смеяться! Вести непринужденную беседу…
Напоследок прадед Эдама положил руку на грудь Халима, где билось его живое бесчувственное сердце. И сказал: – Ты выполнил все условия мой мальчик, – и внимательно посмотрел в его глаза и пожал ему руку. И сверлил его взглядом, пытаясь проникнуть его душу и увидеть будущее. И стало почему-то страшно Халиму И решил Халим, что еще будут проверять его… И боялся даже подойти к матери. Вытереть ей слезы… И бежал домой рассказать ей, что выиграл он … и стал он победителем… И хотел поделиться этой новостью с матерью… Но встретил только нарядную тетку… И не вернулась к Халиму больше мать… И забыл он почему-то, что мать его стояла на том самом поле и разлагалась изнутри… А мать в этот момент умирала от боли на поле… И искал он мать и не мог найти… и вспомнил, что сам обездвижил ее на поле… И понял, что убил ее своими же руками… И смотрел на свои руки, и плакал, и превратились его руки в лапы льва… И плакал он в своей комнате и ревел, и первый раз стал он львом и разметал все комнаты и даже весь дом… И бежал к полю и нашел умирающую мать и громко ревел он…. И громко плакал… И понял, что уже никогда мать его не станет живой и здоровой… И вспомнил он мать, как она его держала на руках и баюкала, как пела ему колыбельные…
Проснулся утром на следующий день Халим Первый в своей постели и стал совсем на себя не похож, и стал он жестоким сам, как каменная статуя… Вроде человек. Но сам холодный и бесчувственный весь, как камень… До этого он еще был человеком хотя бы иногда. А после стал он камнем, и им он и оставался до конца его дней…
И стояли так люди на поле часами, днями. А потом разлагались и умирали. И так несколько дней. А Халим праздновал и пил… что выиграл тот спор… А его мать разлагалась вместе со всеми на поле…
Именно Халим тогда вколол заморозку своей матери, и именно он потом вколол ей кислотный раствор. И поэтому с тех пор долго не жили мужчины рода Халима с женщинами, не приживались у них женщины… А давали потомство их жены и умирали при родах и не жили долго… И росли потомки Халима без материнской любви…
И навсегда запомнил прадед Эдама этот восковой замерший город Халима – сколько людей он готов убить, чтобы стать во главе работорговли… И открыл там черную дыру, и всем показывал это поле, и водил туда людей разных времен, друзей… На что человек готов ради главенства в работорговле….
И принял прадед Эдама этот город-деревню и выбрал Халима… И оставил Халим свое поле… И так и стояли восковые люди умирающие и погрузилось поле во смрад… И налетели птицы и клевали восковые трупы и глаза восковых умирающих, и падали те птицы замертво. И тоже умирали и разлагались, усиливая смрад города… И не знали, что делать слуги Халима. Гнили трупы птиц и восковых людей теперь, когда уехал прадед Эдама.… И решили тогда сжечь этот город слуги Халима и сожгли и птиц, и восковых людей… И тек воск. И горела умершая плоть… И сгорело все. Но впитала земля пепел и кровь умерших птиц и людей, и стала земля отравленной. Черной от пепла и отравленной. И не было конца и края черной отравленной земле… И много лет ничего не росло на этой земле… И была земля Халима в этом месте пустынна и испорчена ядом неизвестной жидкости… И не плодоносила эта земля больше никогда… И лили слуги Халима здесь воду, и живую воду, но не росло больше здесь ничего и вода не помогала… и только спустя много лет его праправнук Халим Третий увидел на безжизненном поле зелененькие росточки… И стали теперь люди Халима Третьего засевать это поле, возделывать, и стало это поле давать богатый урожай… впервые более, чем за сто лет… И говорили умные люди, что виден конец работорговли в Казахстане…
***
Халим Первый ввел рабство в Казахстане и опять стал изгоем среди своих, даже больше, чем раньше. Ораклы теперь его не любили и сторонились… У Казахстана под медицину забрали живую воду… Потом за мучения и издевательства над детьми забрали крупных ораклов. Многие бывшие друзья считали Халима Первого теперь чудовищем… Но время сделало свое дело… Очевидных внешних последствий у рабства не было… Халим Первый говорил словами прадедушки Эдама, что рабы сродни коровам. Их можно резать и не воспринимать, как людей…… С тех пор он стал в Казахстане богом и все больше богатых семей решались завести себе по рабу. Сначала одному, потом и нескольким… Они получали маленьких мальчиков. Пока только мальчиков. И отдавали казахское золото. За рабов платили чем-то вечным, не теряющим свою ценность…
На американских встречах мы познакомились лично с праправнуков Халима Первого Халимом Хусейном Третьим (был еще Халим Второй и два Хусейна соответственно). Его второе и третье имя совпадали, и его папу и дедушку звали Хусейнами. Но вместо третьего имени Хусейна он писал Адам… Это выглядело лучше. И так стал он с нашим Эдамом братьями по имени.
Эдам говорил, что сейчас во главе рабства в Казахстане стоит человек, в имени которого слишком много букву Х. Уже три икса. Да к тому же он – Третий… Эдам считал, что три креста – это уже конец работорговле в этой стране. Надо будет или менять страну, или лидера. Эдам был суеверен.
Второе имя в азиатских мужских именах – имя отца, а третье – имя дедушки… Еще Али и Байсек говорили, что в мужских казахстанских именах хранят имена не только отца, но и деда, а в русских отчествах только отца. На что ему наши мужики отвечали, что у азиатов не было отчества. И в женских казахстанских именах они вообще не хранили имена отцов, в отличие от русских женских отчеств. Четвертые и пятые имена казахстанцев ничего не значили, их выбирали просто так, имена, которые очень нравились, и иногда ими назывались. Шестых имен у казахстанцев-мужчин не было. Казахстанцы считали имена, которыми они назывались для незнакомцев и их порядок что-то значил… Если тебе называли первое имя – то это долгое знакомство, если третье – то короткое, а если четвертое или пятое, то совсем короткое… Например, Али Рашид иногда менял местами свои третье и четвертое имена Хасан и Адам… А его пятое, последнее имя значило «пророк»ё. Его семья продала ораклизм за богатство. В пятом имени было «зашито» прошлое.
Шестое имя казахстанцы могли придумать себе сами, первые пять имен им давали родители. Но шестое имя они редко себе придумывали… Только если вносили существенный вклад в развитие Казахстана….
Если «породистого» казахстанского мужчину звали, например, Али Рашид Хасан Адам Мухаммед, то женщину просто Айдана. Имя женщины всегда состояло ровно из одного слова, имени безо всяких отчеств…
В последнее время Халиму Хусейну Третьему часто снился сон, что река рабства поднялась и стала водоворотом… И этот водоворот-ураган подлетел к Халиму, закрутил его и поглотил… И оторвал тот ураган у Халима Третьего голову. И просыпался Халим в ужасе и холодном поту … И часто повторялся этот сон теперь у Халима…
Жертвоприношение
Когда Эдам приехал в Краснодар, он потребовал жертвоприношений. Для него полицейские закололи негритянку, зарезали, как буренку. Для всех она пропала без вести…
Потом Эдам, как глава ку-клус-клана, убил «тикающего» новорожденного негритянки, а потом и саму негритянку.
– Хорошо убивать «тикающих» негров – они все равно долго жить не будут. А они если знают, что «тикают», что все равно умрут, то хотят умереть не просто так, пострадать за убеждения, за свою веру, – говорил Эдам. Как тот священник. Эдам тоже любил убивать «тикающих», чтобы и не придраться.
Потом Эдам начал играть в десять негритят – убивали негров. Сначала каждый месяц, потом каждые три месяца. Байсек сделал видео, как Шерил убила негритенка, тоже собирал на нее компромат, чтобы американцы были более управляемы.
Наши пока разобрались, кто такой Эдам Хейсонд, он уже налаживал свою преступную сеть, собирал оружейников, сутенеров, наркоторговцев и маньяков-убийц и постоянно убивал негров…
Когда ку-клус-клановец Эдам приехал в Краснодар, все сведущие негры поспешно покинули город, знали, что будут регулярные жертвоприношения…
Эдам знал, как правильно убить рабыню, как быстро пустить ей кровь. Как сделать так, чтобы кровь у нее долго вытекала и ее мясо было обескровлено… Эдам и Морген иногда готовили бульоны из костей негров, которых убивали в Краснодаре, и кормили ими русских из американского клуба…
Убить рабыню как жертвоприношение в Америке. В доме Эдама рабынь резали часто. Отрубали голову. Клали на серебряное начищенное круглое блюдо, накрывали его серебряной начищенной крышкой и подавали к столу, ее мясом угощали гостей… Гости обгладывали ее кости, пили бульон на ее костях… Еще вчера эта рабыня бегала на кухне, шутила с хозяевами, а сегодня она уже лежала на столе и угощала собой гостей. И главное украшение стола – ее лицо в волосах на серебряной тарелке под крышкой. Особый шик подать голову с открытыми глазами, когда в глаза не вставляли спички, а веки сами держались… Главное, чтобы глаза не переварились и не побелели… А убить рабыню с белыми глазами, с бельмами – вообще плохой знак, как обрезать рабство, положить ему конец. «Не увидеть» у рабства будущего. Как будто Бог рабства не принял жертву… В детстве Эдама так однажды и сделали… Зарубили рабыню с белыми глазами… Правда, она была старая, но все равно это был плохой знак…
Американцы собирали каждые два-три года негров из всех семей и устраивали бойню. И каждая семья черных отдавала, кого они выберут. Негров загоняли на ферму и устраивали экзекуции – их убивали, пытали, метили раскаленным железом, заливали им в рот раскаленную лаву. Полностью выпивали кровь. Отрезали члены – они отрезали крупный член самому сильному негру, мужу и отцу, самому хорошему мужу и хорошему работнику. Есть что-то особенно привлекательное для мучителей, чтобы лишить потомства, лишить достоинства, лишить сексуальной жизни с женщиной, сделать полноценного мужчину кастратом в один миг. То же, что у женщины отрезать грудь. Они выкалывали им глаза, заливали бетон в рот, растворяли их кислотой изнутри, брызгали им кислоту в глаза. Так белые американцы пытали негров… И каждый серьезный ку-клус-клановец обязательно должен был отрезать член у самого сильного, крупного и плодовитого негра. И Эдам отрезал… И больше всего негры боялись быть выбранными и попасть в такие фермы…
Считалось, что если отрезать член самому крупному негру, то можно забрать у него жизненную силу. Здоровье и молодость. В ку-клус-клане говорили, что если у тебя начинает падать зрение, то находишь негра, вырезаешь у него глаз и ешь, и зрение восстанавливается… Врачи колют, «сворачивают» близорукость, восстанавливают зрение и т.д. Негры как бесплатные органы…
Элен тоже была прошлым летом на такой ферме. Видела, как истребляют негров… Этим летом Эдам собирался повести на такую ферму Морген впервые. И все ку-клус-клановцы благодарили Бога за то, что родились белыми, а не черными. Этим Бог сделал им самый большой подарок в жизни… Потому что черные обязаны платить жизнями своих детей. Постоянно …
Брежнев тогда и видел такое жертвоприношение черной девушкой, как ее зарезали, как корову, а потом отрезали голову и положили на блюдо. Он сам был ораклом в шести поколениях. Ему личный оракл обещал возобновление рабства в Америке, а потом его распространение и до России. Тогда он подписал указ о продаже в рабство российских детей… зная, что потом один русский писатель подробно опишет ужасы рабства и привлечет внимание к этой проблеме, надеясь, что это изживет рабство, как таковое. Взяв на себя такую ответственность, Брежнев подписал указ… И в будущем пошли волны, у людей по всей стране стали меняться жизни чаще всего далеко не в лучшую сторону… К концу жизни Брежнев понял, что ноша его непомерно тяжела…
Негры в Америке тоже не доживали до старости, мечтали дожить хотя бы до сорока. Вы видели хотя бы одного негра-старика? Горбуны и рабы тоже не доживают… У одних спина сворачивается, а рабы-старики никому не нужны…
Эдам убивал не только негров, маленьких и больших. В России он убивал и белых девушек из станиц, «буренок». Иногда еще до второй мировой войны в станицах выращивали девушек в многодетных семьях определенного типа и в голод их рубили на мясо и ели, их мясо консервировали и ели и так выживали целыми семьями. Но у нас это было давно, до войны. А в Америке процветало до сих пор. Эдам тоже зарубил парочку таких женщин для опыта… Но есть не стал, белых он не ел, говорил, что это не то мясо. Он по старой русской традиции убил и разделал одного продажного полицейского. Его мясо он отдал Георгию Семеновичу – полицейскому, который отвечал за Эдама… Иногда детям давали специальные таблетки, и дети становились козлятами или гусятами, и в деревнях рубили этих козлят на мясо и тоже ели. Эдам тоже попробовал такого «гусенка»…
Эдам снабдил русских убийц работой, теперь они убивали для него негритят.
Но русским не нравилось убивать негров просто так и становиться каннибалами. Ку-клус-кланство в России не приживалось. Нельзя просто так людей рубить топором и жрать. Нельзя так косить цивилизацию, делить людей на рабов и господ по цвету кожи и идти в эпоху работорговли, когда люди жили в гамаках без света и воды, а умирали в пирамидах. Вы не едите тех, кто на двух ногах, с двумя руками и разговаривает, если вы выбираете техническую эволюцию и цивилизацию…
Нормальные «мясники» никогда не убивали детей… И убивали сразу, не ждали кровопотери, не пускали кровь, не обескровливали своих жертв, не мучили… Сразу в темечко, и дело с концом…
Эдама отправляли в Россию подставлять. Эдам был святым козлом. Он не пришелся ко двору в американском обществе бандитов, как неугодный принц в английской королевской семье. Слишком много правил нарушал. И все, кто с ним был связан, были неугодны своим. К нему приставляли только тех, кто был сильно в пушку – всю американскую тусовку преступников, Маришу Шайн.
Русские все думали, кто же сядет за их работорговлю за столько лет… Они же не могут сами за себя сесть. На кого будут скидывать? Додумались! Пригласили Эдама Хейсонда за нашу работорговлю сидеть… Он сначала думал, что это шутка…
И именно голову Эдама Хейсонда, главного по работорговле во всем мире, русские решили положить на блюдо своего рабства. Эдам Хейсонд стал нашим жертвоприношением! А русское рабство требовало таких жертвоприношений, как Эдам Хейсонд…
Кто же сядет за работорговлю в России – америкос! Русские не могут сесть за свою работорговлю сами – им нужен святой козел! Как это – русские сядут за свою работорговлю сами? Это неправильно!
Эдам сотрудничал и с местным чертом Славой Оглоблиным, человеком-чернокнижником. Черт воровал детей для Байсека, складывал золото, «отрезал» у свидетелей языки… А как выглядел черт? Да так же как все! Высокий, седеющий, коротко подстриженный спортивный человек, с голубыми, блеклыми глазами. Только левая нога у него сохла и была короче правой, и его левые туфли были на специальной толстой подошве. И у сыновей его ноги сохли, было у него два сына… И чем больше он вредил людям, тем больше сохла у него левая нога. Ровно ходить он не мог. Слава был знатный человек. Высокий. Красивый. Веселый. Он мог пить «чертеющие» таблетки, от которых он чернел, покрывался мелкой шерстью, у него вырастали рожки, хвост, а на ногах появлялись копыта. Он становился как астояий классический чер сказок. Но эти таблетки он пил редко, предпочитал ходить человеком. У нашего черта было десяток продуктовых магазинов на «детское» золото. Но чертям виднее, и, как говорили старики, они хоть и нечисть, но в природе требуются. Этот черт не меньше двадцати детей в рабство уже продал. А теперь хотел их вернуть и отмолиться. И его отец, тоже черт, тоже детей в Казахстан продавал.