***
Павел Афанасьевич вопросительно глядел на Борцова, а тот, в свою очередь, приник взглядом к чертежам, разложенным на общем длинном столе при входе в кабинет.
– А шут его знает! Может и выдержит, – Лев Алексндрович наконец поднял глаза на собеседника. – Сидим тут гадаем на бумаге. Объект нам попался хрупкий и деликатный. Но хотелось бы сохранить как можно больше подлинного, Вы согласны?
– Полностью, Лев Александрович! Тогда, может, зря мы в кабинете сидим? Может на этой стадии уже надо съездить, своими глазами всё посмотреть? И на основании новых замеров сделать перерасчеты?
В этот момент дверь скрипнула, и в нее, как водится, протиснулась половина конторского секретаря:
– Лев Александрович! Можно Вас на минутку? Простите, господин инженер.
– Да Вы говорите прямо тут, что за тайны, право слово? – Борцов не хотел отрываться от только что пойманной идеи, и продолжал глядеть на схемы.
– Неужто, опять барышня? – позволил себе пошутить Павел Афанасьевич.
– Да вроде того-с, – секретарь вопросительно посмотрел на Борцова, не решаясь продолжать далее.
– Час от часу не легче! – Лева ожидал чего угодно, только не этого. Он поднял глаза на секретаря. – Та же самая, снова пришла?
– Никак нет-с. Никто не приходил, – мялся в дверях долговязый секретарь.
– Так в чем тогда дело-то? Вы говорите уж толком, а то ничего не понять! – Лева начинал нервничать.
– Да, понимаете ли, дело-то, получается, по сути деликатное. Это, как бы, и не по службе вовсе, а по велению моей души и совести.
– Голубчик, милый, – взмолился Борцов. – Если не по службе, может, это подождет? Нет? Ну, простите, конечно. Я готов выслушать веления Вашей души. Прямо сейчас. Павел Афанасьевич, думаю, позволит?
– Всенепременно! – Павел Афанасьевич был уже заинтригован и ждал развития событий. – Прошу вас, меня не стесняйтесь.
– Дело в том, господа, что был я послан нынче с поручением от нашего начальника, доставить некий конверт, – начал подробнейший доклад секретарь. – С деловыми бумагами в нем содержавшимися, которые, по всей видимости, требовали немедленного рассмотрения. С велением дождаться обязательного ответа и только с ним вернуться обратно в контору. Но дело-то вовсе не в нем, господа.
– Крестная сила! А в чем, милейший? – Лева нервно провел ладонью по лбу. – Может быть, как-то поближе к сути повествовать станете? Каким боком барышня-то к тому конверту касается?
– Никаким, слава Богу! Это все дела служебные, исполнены мной были в соответствии, – секретарь в этом месте выразил на своем лице такое заверение в своей благонадежности, что усомниться в нем не смог бы и сам Фома неверующий. – Я, господа, отсутствовал более часа, но выполнил все сообразно указаниям!
– Господи, твоя воля! – Лева швырнул карандаш на стол с чертежами.
– Вы, в связи с этим Вашим вояжем что-то Льву Александровичу сообщить имеете? – Павел Афанасьевич решил помочь секретарю вырулить на ясный свет.
– Так точно-с! Вот именно, что в связи.
– И что именно?
– Барышня. Стоит у нашего подъезда и вроде как ждет кого-то. Туда шел, стояла. Обратно иду – стоит.
– Почему ж Вы именно ко Льву Александровичу ее приписали, голубчик? Или это все-таки та барышня, что третьего дня приходила?
– Никак нет-с. Совершенно, что другая. Вторая-с!
– Какая вторая? – теперь Лева насторожился.
– Та, простите, что Вы тогда на коляске увезли-с.
– А Вы-то почем знаете, кого я на коляске увозил? Вы же тут, на службе оставались?
– Прошу покорно простить! – секретарь теперь принял вид покаянный. – Не сдержался, глядел на Ваш отъезд в окошечко, через занавесочку. Грешен.
Лева после этих слов бросился к окошку и, отдернув занавеску, сам убедился, что внизу стоит именно Лиза. Он обернулся и развел руками:
– Павел Афанасьевич, милый! Никак сейчас не смогу с Вами продолжить. Простите великодушно! – и, собрав со стола свои мелочи, он вылетел из кабинета.
Голова секретаря исчезла еще раньше. Павел Афанасьевич оставшись в одиночестве, медленно подошел к окну и пальцем отодвинул край занавески:
– Да! Объект действительно хрупкий и деликатный. В кабинете усидеть нет никакой возможности! – и он улыбнулся себе в усы.
***
Лиза стояла у служебного входа и ждала, сама толком не понимая, чего ждет от встречи. Еще по дороге она решила, что будет стоять, пока не начнут выходить служащие, и, если среди них окажется Лев Александрович, она подойдет к нему. Конечно, могло быть и так, что его сегодня вообще не было в конторе, а хуже этого могло случиться только то, что он просто кивнет ей и пройдет со своими сослуживцами мимо. Подниматься и отрывать его от дел ей даже не приходило в голову. Дверь изредка открывалась, пропуская какого-нибудь посыльного в город или посетителя внутрь. Лиза устала от дороги, от суеты города и долгого стояния на солнце. И вдруг дверь резко распахнулась, и из нее стремительно вышел Лев Александрович, направляясь именно к ней и на ходу застегивая пиджак.
– Лиза! Почему Вы здесь, одна?! – почти кричал он на нее. Лиза растерялась.
– А почему Вы на меня кричите? – близкие слезы опять были тут как тут.
– Ох, простите ради Бога, – Лева значительно убавил тон. – Я просто за Вас испугался. Но, Вы правы. Вылетел, как ненормальный, ругаю Вас. Вы кого-то ждете? Прошу прощения, я почему-то решил, что Вы ко мне.
– А я к Вам, – Лиза пыталась справиться с волнением. – Дело в том, что я все эти два дня думала…
– О чем Вы думали, Лиза? – спросил Лева совсем тихо и вдруг размечтался о том, чего не может быть. Вдруг она думала о нем? Но тут же погнал такие мысли прочь.
– Я думала, как мне стыдно будет посмотреть Вам в глаза после того, как Вы видели меня в том состоянии. И чем больше проходило времени, тем страшнее мне представлялась наша встреча. Потом это стало невыносимым, и я решила – лучше сразу. Вот. Спасибо Вам. Я повидалась с Вами и не провалилась сквозь землю. Простите меня. Теперь я пойду.
– Лиза, Вы удивительная девушка, – Лева взял ее ладошку и бережно спрятал между двумя своими. – И я Вас сейчас никуда не отпущу! Посмотрите на меня, не опускайте глаза. А то теперь я начну бояться следующей встречи с Вами, и мы так и будем бегать друг от друга по всему городу.
Лиза посмотрела на него и рассмеялась. Все сразу стало легко и просто. Как в начале.
– А мы теперь пойдем с Вами гулять, Лиза. И будем разговаривать о всяческих пустяках. Тем более, что я уже сбежал с работы! – совсем по-гимназистски выпалил Лева, все еще не выпуская ее руку из своих ладоней. – Куда Вы собирались дальше, Лиза?
– А я и не знаю. Я еле вырвалась от Егоровны. А папа снова на Выставке.
– Да уж! Повидал я у Вас дома ураган. Егоровна – это сила! – они дружно засмеялись. – А как же Вы добирались сюда?
– Я пешком дошла до Рождественской улицы и всё ждала трамвай, пока мимо не проехал извозчик и не сказал мне, что они еще не ходят. Не везет мне с ними, папа прав! Колея для них готова, а пока линию пустят еще ждать надо.
– Это все сведения от извозчика?
– Ну, да! Он меня сюда и довез.
– А знаете, Лиза, что мы сейчас с Вами сделаем? – Лев Александрович огляделся по сторонам. – Мы сейчас поедем к Вашему папе, на Выставку. На трамвае! Надо же, наконец, прервать Вашу цепь невезения. На этом-то берегу они уже ходят!
Они ехали в громыхающем на стыках вагоне, ловя порывы встречного ветра из открытых окон, и все время чему-то смеялись. То их рассмешила пара, идущая с вокзала – видимо супружеская. Рослая тетка несла на себе два больших тюка за спиной, котомку, перекинутую через плечо и огромный чемодан в одной руке, с привязанными к нему валенками. Свободной дланью она, как ребенка, вела за руку малюсенького мужичка с бородкой, видимо, чтобы не отстал. Сам же он нёс, прижимая к груди, клетку с канарейкой. Потом им встретилась собачья стая, и одна вислоухая псина долго преследовала и облаивала трамвайный вагон, оставив далеко позади своих спутников. А уже почти подъезжая ко входу Выставки, они увидели сцену вовсе не смешную.
По ходу трамвая, никак не нарушая движения, толкала перед собой нагруженную до верха ручную телегу очень красивая женщина. Лиза не поняла, была та одета в какой-то национальный костюм, или наряд на ней был театральным. Возможно, и так, ведь на Выставке все время происходили какие-то праздники, концерты и постановки. Во всяком случае, ее одежды сразу обращали на себя внимание сочными красками и ярчайшими их сочетаниями. Не заметить эту женщину, казалось невозможным. Но в это время, от самых ворот, выруливал на проезжую часть, тяжеловесный ломовик, груженный бочками. Он оглядывался, пытался заставить лошадь двинуться боком, что стоит огромных усилий, а его повозка сдала несколько назад. Из-за нагромождения тары он ту женщину не увидел. Она, в свою очередь, заметить его никак не могла, потому что вещей на тележке было выше ее роста.
– Стой! – закричал из вагона, заметивший это угрожающее положение Лева, но слишком поздно. Столкновение было неминуемо. На его крик среагировали сразу трое. Женщина с тележкой в последний миг остановилась и закрыла лицо рукой. Водитель трамвая дал по тормозам, а грузовой извозчик, поняв, что происходит что-то неладное, попытался сдержать лошадь, но воз уже наехал на тележку, вроде бы легко толкнул ее, и она сначала ударила рукояткой по своей хозяйке, уронила ее на мостовую, а после стала плавно не нее наезжать.
Лиза не помнила, как открылись двери вагона, и как сперва Лева, а потом и она сама очутились на проезжей части. Борцов одним движением повалил тележку на бок, и она сразу прекратила свое движение. Из нее прямо в пыль посыпались какие-то покрывала, платки, коробки, скатерти с бахромой, книги и журналы, а под ноги Лизе выкатился хрустальный шар размером с человеческую голову. Она машинально подняла его и удивилась, что он не разбился. Грузовой извозчик уже слез со своего облучка и спешил оглядеть нанесенный им урон. Он схватился за голову и застыл, увидев лежащую на земле женщину. Лева тут же подхватил ее на руки и, крикнув через плечо: «Оттащите все к ограде. Лиза, не уходите, я скоро вернусь!», поспешил к воротам Выставки. Ломовик поднял тележку и, не переставая объяснять Лизе, что он виноват, но ей-богу ничего не видел, подбирал и складывал обратно измазанные в земле пожитки. Тут к ним подошел квартальный, и все пришлось рассказывать с самого сначала. Вокруг Лизы и ломовика начинала собираться толпа зевак. Лиза уже готова была перепугаться, и все прижимала к себе прозрачный шар, как из толпы вдруг раздался громовой возглас:
– Я отвечаю за эту девушку! Что тут произошло, господин квартальный?
– Девушка как раз ни при чем, господин хороший. Она свидетель и, так сказать, помощь пострадавшей оказывает – вещи стережет. А виноватый вот он! – и полицейский указал на извозчика.
– Ну, раз тут все понятно, то и отпускай их. Жетон у него перепиши, да и вся недолга. А девушку не терзай, и зевак гони! – привычно распоряжался Савва, а это был именно он.
– Правда Ваша, барин! – квартальный велел толпе разойтись, а виновнику происшествия сообщил: – А ты, друг любезный, завтра как штык в участке будь. Я еще пострадавшую должен найти. Она хоть как, живая?
– Живая была, как Лев Александрович ее понес, – Лиза забеспокоилась. – Савва Борисович, может, мы их догоним? Они только-только ушли.
Савва махнул рукой и дорогу аккуратно перешли, оставленные им на той стороне Арина и Аглая. Они охали и ахали, по ходу подобрали с мостовой еще пару незамеченных раньше книг, а Савва взялся катить тележку. Он шел впереди, за ним следовал квартальный, а замыкали торжественное шествие Лиза с шаром в руках, сунув зонтик под мышку и, как два ее верные стража, дочки Мимозова по бокам. Пройдя шагов пятьдесят, они увидели на скамейке Леву и уже пришедшую в себя пострадавшую.
– Савва! Как удачно. Ты всегда вовремя! – Лева искренне обрадовался другу. – Вот уговариваю или в лазарет довести, или хоть в наш павильон пройти и врача туда вызвать. Не желает.
– Спасибо, барин! Спас меня, на руках от беды унес, – совершенно спокойным голосом благодарила пострадавшая, осматривая урон, нанесенный ее наряду. – А теперь всё, благодарю тебя. Я сама дальше знаю, что и как. Все цело у меня.
– Вы зря так, дамочка, – посоветовал Савва. – Я слышал про такое, в начале, кажется, что все обошлось, а после, не дай Бог, конечно, но бывает, что и нет. Шок называется. Лучше бы доктору показаться.
– Ай, барин! Хорошо говоришь, да не тот у меня случай. Мне сегодня на роду было написано – либо без головы остаться, либо спасет меня рыцарь, что примчится на железном коне. Всё сбылось, больше бояться нечего. Голова-то на месте! – и она улыбнулась, показав ряд белоснежных зубов.
– А вещи-то все целы? Посмотрите, – Савва пододвинул тележку к скамейке.
– Да Бог с ними, – ответила спасенная.
– Значит, претензий никаких к ломовику не имеете? – квартальный выполнял свои обязанности. – А протокол-то составить надо бы! Не желаете? Ну, на нет и суда нет. Разрешите идти?
– Ступайте, любезный! – Савва сел на лавочку рядом с Левой и утер платком пот. А, когда полицейский удалился на приличное расстояние, спросил у пострадавшей: – А вот это Вы серьезно, про то, что «на роду написано»? Вы что ж, во всю такую ерундистику верите? А вроде с виду разумная барышня!
– Да какая ж я «барышня»? Не надо, барин, не величай тем, чем не стоит. Я не из благородных, да и не молодка вовсе. Я вон – ему ровесница, – кивнула она в сторону своего спасителя. – А зови просто – Ирма. А на счет того, кто во что верит, так мне дар был даден, тут уж не увильнешь. Тем, кто не верит, он и без надобности. А кто спросит, то могу вперед посмотреть. Я про себя-то редко что вижу. А вот про других людей, то – чаще. Иногда всё. Иногда шаг один, иногда развилку путей. Бывает, знаю, с какой стороны свет человеку дорогу осветит. А бывает так темным-темно в самом человеке или вокруг него, что даже страшно становится. Гадалка я, слыхал? Такая моя ноша.
***
Гадалке Ирме один из благодарных клиентов на Выставке возвел шатер. К нему она и попросила себя проводить. Савва попытался было отослать дочек к матери, но у тех от любопытства глаза были больше зрелых слив, и они ни в какую не соглашались покинуть такую завидную компанию. Лиза несла злополучный шар, Савва катил тележку, а спаситель поддерживал Ирму. Так эта живописная вереница и добралась до места. Сгрузив поклажу, провожатые собирались откланяться.
– Барин, хочешь, в благодарность я вам погадаю? Только уж прости, бесплатно никак нельзя, не сбудется. Ты дай так, сколько пожелаешь. Только не в руки, а на стол положи.
– Да Вы знаете, Ирма, – Лева тоже был настроен скептически. – Нам вполне достаточно Вашей благодарности.
Но тут возопила Аглая:
– Папа! Что, мы так и уйдем?
– Дочь, ну, ты ж взрослая уже! Неужто, не наигралась? Вон перед Аришей хоть постыдись, – с усмешкой увещевал Савва, но, взглянув на высоченную Арину, понял, что объект для вразумления младшей, был выбран неверно. Та стояла, надувшись как бычок. – Да-ааааа, девы мои, – задумчиво протянул он, достал из бумажника четвертной билет и, выложив его на стол, грянул: – Эх, гулять, так гулять. Тогда всем!
Ирма спокойно наблюдала за ними, с легкой улыбкой на лице. Когда препирательства закончились, спросила:
– У всех спрашиваю, кто не один приходит – вместе говорить или каждому по отдельности?
– Да давай вместе, так больше запомним, – смеялся Савва.
– Папа, папа, нет! Я не хочу, чтобы вы слышали, о чем я спрашивать стану! – Аглая просто лопалась от возмущения.
– Да чего там слышать, про любовь, да про женихов, небось, – веселился отец.
– Папа, ты зачем так! – Аглая вся стала пунцовая.
– Я хоть и не про женихов, а тоже хочу одна! – твердо отрезала Арина.
– А я, Вы знаете, вовсе не хочу, – тихо сказала Лиза.
– Ну, так, так, – гадалка сохраняла полное спокойствие. О сегодняшнем происшествии никто бы уже и не вспомнил, и не догадался, если бы не продольная ссадина у нее на щеке. – Только уговор. Кому слово сказано, тот сразу за дверь выходит. Кто первый?
Комната разделена была ширмой, и она увела за нее Аглаю. Все остальные устроились на гостевом диване и двух полосатых стульях. Через резьбу ширмы слышались приглушенные голоса, но слов было не разобрать. Через несколько минут Аглая вышла, лицо ее продолжало пламенеть, но от былого возбуждения не осталось и следа. Она была в каком-то оцепенении, хотя, возможно, и приятном.
– Рот закрой, птичка влетит! – сказал ей отец. Та прикрыла рот ладошкой и покинула гостиную.
А за ширму проследовала Ариша. Той не было совсем мало, видимо вопрос был ясным и четким, а ответ кратким. Вышла она с видом победительницы и, не удержавшись, произнесла:
– Я так и знала! Так и должно быть! – и расплылась в горделивой улыбке.
Когда и за ней закрылась дверь, Ирма вышла к оставшейся троице.
– Ну, продолжим? С вами так. Для двоих у меня есть предостережения. И для всех по предсказанию. Вот ты, большой барин, позволяешь мне открыть тебе, что вижу?
– Только чего больше всего хочу знать, того мне не говори! – нахмурился Савва. – Грех это.
– Это не грех, барин, а твои страхи. И не тайна даже. Такой «секрет» в деревне любая бабка насквозь видит. А вы, городские, сами себе примет придумали, да еще меня стыдите. Но хозяин – барин. Не хочешь – не скажу.
– Ты вообще, если уж говоришь, говори только, что до меня лично касается. А про близких и семью – не смей!
– Тебе лично скажу. Опасайся железнодорожных воров.
Савва долго смотрел ей в лицо, а потом громко расхохотался.
– Это ты пальцем в небо ткнула! Тебе, видимо, кто-то сказал, что я часто езжу. Да в моем-то вагоне, да с моей-то охраной! Мне? Мне вокзальных воришек бояться?
– Что воришки! – согласилась гадалка, – Карманы почистят? Так то – не горе, а дань удаче, считай, заплатил. Чтоб это самая крупная потеря была. Я б о таком и поминать не стала. Я тебе говорю о тех, которые тебя самого погубить могут. Берегись, барин. Хороший ты. Добрый.
– Ну, довольно обо мне. Все будет, как Бог даст. Вон молодым пророчь.
– С тобой, мой спаситель, все просто. Ты – настоящий рыцарь. Можешь быть призван, и жить достойно и спокойно. Можешь в походах славу себе добывать. А можешь стать счастлив. По-настоящему счастлив! Но только после того, как победишь дракона.
Не улыбнуться этим словам было невозможно. Савва спросил:
– Ну, сказки сказками. А почему ты ему при мне пророчила, не подождала, пока выйду?
– А чтоб больше запомнил, барин! – подколола его гадалка. И тут все посмотрели на Лизу.
– Нет, нет. Я же сказала, не надо, – она поспешно поднялась с дивана. – Спасибо, мы уходим.
Церемония завершилась, и приключение подошло к концу.
Мужчины тоже встали, и, раскланявшись, они вышли из шатра к Арише и Аглае.
– Ну, что, все к нам, в павильон? – Савва вопросительно посмотрел на собрание. – А как вы тут вообще вдвоем-то очутились? – только сейчас сообразил спросить он у Левы с Лизой.
– Дело в том, что я с самого Института мечтала покататься на трамвае, а у меня все никак не выходило, – начала было Лиза. – А сегодня, я поехала на ярмарку…
– А там случайно встретила меня, – выручил ее Лева. – Ну, не мог же я отпустить Лизу одну! Мы прокатились на трамвае, а прямо у станции и случилось это происшествие с ломовиком. Тут и вы подоспели!
– Ну, будет что порассказать Григорьевичу. Давайте, прибавим ходу. Что такое, Лиза? Что случилось?
Лиза застыла как вкопанная. Только сейчас, когда они уже прошли полдороги, она заметила, что при ней нет папиного подарка.
– Я забыла у нее зонт! Я должна вернуться, – Лиза попятилась.
Оставить зонт там, после того, что наговорила ей Таня Горбатова, нет. Лиза вернет его, во что бы то ни стало. Она любит отца и ценит его подарок. Нельзя его там оставлять!
– Лиза, Вас проводить? – спросил Лева.
– Нет, нет. Я сама. Я быстро! Туда и обратно, – и развернувшись, Лиза бросилась обратно к шатру. За это короткое время никто из посетителей не успел еще опередить ее возвращение. Она распахнула портьеры за дверью на входе и увидела, что гадалка сидит за столом и ждет ее. Да, да! Ирма ждала, это было видно – она вовсе не удивилась, когда запыхавшаяся Лиза влетела в ее гостиную, а спокойно указала ей на диван. Лиза помотала головой:
– Я только забрать зонтик.
– Конечно, забирай. Это я отвела тебе глаза, чтобы ты его тут оставила.
– Как это – отвела глаза? – оторопела Лиза. – Я его просто забыла.
– Нигде не забывала, а здесь забыла? Мне очень хотелось, чтобы ты вернулась. Не бойся, ты ничего от меня не услышишь без разрешения. Большой добрый барин щедро заплатил, и мне хочется это отработать. Но еще важней, что я могу предупредить тебя и его. Он сам хороший, и вокруг него собираются хорошие люди. Ему успела сказать, а ты убежала. А я ведь специально оставляла тебя напоследок. Его дочки правы. Мужчинам совсем не нужно слушать про женские судьбы. Сами они могут сколько угодно сомневаться, не верить и посмеиваться. А для женщины судьба – это серьезно. Судьба, выбор, семья. Может быть, позволишь сказать тебе хотя бы предостережение?
Лиза снова вспомнила Таню и предупредила гадалку:
– Хорошо. Только не говорите ничего плохого, пожалуйста. Я не хочу знать того, чего нельзя изменить.
– Принимаю условие! Вот мое предостережение тебе. Это изменить можно, если знать. Чтобы не было худо, не иди из дома под венец первой, пропусти кого-нибудь вперед. Тогда всем будет хорошо. Не торопись.
– Да я и не собиралась вовсе, – Лиза задумалась что значит «из дома», если имеется в виду их семья, то их всего-то… Егоровну что ли замуж вперед себя выдать? – и она улыбнулась этим мыслям. Она уже открыла было рот, чтобы уточнить эту загадку, но гадалка ее опередила:
– А хочешь знать, до чего касается мое предсказание тебе? Вот этого уже изменить нельзя, это страничка судьбы, и она уже для тебя прописана. И будет это очень скоро!
– Чего оно касается? – как зачарованная велась на бархатный голос Ирмы Лиза.
– Того, как тебе узнать своего суженого. Сказать?
Есть ли на свете хоть одна девушка, которая откажется от такого предложения наедине с судьбой? Лиза кивнула.
– Ты девица разумная, поэтому я тебе голову хрустальным шаром дурить не стану, и вензелей золотых вокруг расписывать не буду, – прямо говорила ей гадалка. – Я тебе сейчас скажу то и так, как мне самой это приходит. Возьми свой зонтик прямо сейчас! Ты выслушаешь меня, повернешься и выйдешь из шатра. Ничего не переспрашивай! Когда придет время – вспомнишь и узнаешь. Не возвращайся и не оглядывайся. Поняла?
– Поняла! – кивнула совсем завороженная Лиза, беря с дивана забытый зонт.
– Царь на правую, а суженый на левую. Иди!
Когда Лиза вышла из шатра, выражение ее лица, наверно, было сильно похоже на Аглаино в сходной ситуации. Только ее сейчас никто не видел. Пока она дошла до павильона Мимозова, в головке ее всё совсем перемешалось – рыцари, цари и драконы. Она решила, что снова напугает папу, если он застанет ее за распутыванием этих загадок, и решила подумать об этом потом, наедине с собой. Все ждали ее на пороге, но она отмахнулась от расспросов, просто показав им спасенный зонт.
– Дочка! – вышел к ней навстречу отец. – Да как же ты решилась! Одна? На ярмарку?
Но и ее дневное решение ехать на ярмарку, и подвиг ухода от няни, и дорога через город – всё это было сейчас уже так далеко от Лизы, как будто случилось или давным-давно, или не с ней. Она не знала, что ответить отцу.
– Ты же видишь, папа, все хорошо, и я вместе со всеми, – сказала она, показывая на приветливые лица вокруг.
– А поедемте к нам ужинать! – пригласил всех Савва. – Мои то со дня на день в Москву возвращаться собираются. Пусть девочки лишний раз побудут вместе. А, Андрей Григорьевич?
– Да нет, Саввушка, сегодня наверно не получится. Спасибо тебе, но давай в другой раз, – Андрей Григорьевич посмотрел на свою повзрослевшую дочь и каким-то образом догадался о Лизином желании побыть одной. – Мы сегодня не готовы. Да и Егоровна там, наверно, с ума сходит, что дитё упустила. Мы уж домой сейчас.
– Ну, тогда предупреждаю заранее – готовьтесь к прощальному ужину! Я свое семейство просто так не отпущу, погуляем еще. И вы уж больше не отвертитесь, дорогие мои!
Дочь и отец ехали по темнеющим улицам и всю дорогу молчали, каждый о своем. Кузьма, уловив их настрой, тоже не нарушал безмолвия лишними фразами, а только изредка понукал Серко. Вечер был тихим и теплым. В общем молчании всем было хорошо и уютно, только въехав в последний переулок перед домом, Андрей Григорьевич нарушил его:
– Ничего, дочка! Всё образуется. Всё будет хорошо. Вот и весна закончилась, завтра – уже лето.