Начать следует с буддизма. Он дает чувство спокойного доверия к судьбе, смирения перед неизбежным, учит владеть собой перед лицом опасности, презирать жизнь и дружить со смертью. Говорят, что один мастер клинка, увидев, что его ученик постиг высшую премудрость искусства владения мечом, сказал ему: «Отныне дзен займет место моих наставлений». Дзен – это японский эквивалент дхьяны, который, по словам Лафкадио Хирна, «представляет собой стремление человека при помощи медитации достичь областей мысли за пределами словесного выражения». Метод его – созерцание, а цель, насколько я сам ее понимаю, – постичь принцип, лежащий в основе всех вещей, а если это возможно, то и сам Абсолют, и таким образом достичь гармонии с ним. Дзен, понимаемый таким образом, – нечто большее, чем догмат одной секты. Человек, постигший Абсолют, возвышается над повседневностью и пробуждается. Ему открываются новое небо и новая земля.

Дхьяна (санскр. ध्यान) – общее понятие всех основных индийских религий, означающее успокоение сознания, требующее особых дыхательных упражнений и концентрации внимания в одной точке. Дхьяна – освобождающее прозрение, тождественное открытию высшей реальности.

Чего не смог дать буддизм, того в изобилии хватало в синтоизме. Такой верности правителю, такому почтению к памяти предков и уважению к старшим не учит ни одна другая религия. Учение синто внушило высокомерным самураям покорность. В теологии синтоизма нет догмата о первородном грехе. Напротив, согласно ей, человеческая душа изначально блага и чиста, подобно Богу. Она почитается так же, как та святая святых, в которой изрекают откровения божественные оракулы. Всякий, кто бывал в синтоистских храмах, несомненно, заметил, что там нет объектов для поклонения и ритуальных принадлежностей. Самый важный предмет в них – зеркало, висящее в святилище. Присутствие его там легко объяснимо: оно символизирует человеческое сердце, в котором, если оно безмятежно и чисто, отражается образ Божий. Представ перед святилищем, вы видите собственное отражение в зеркале, и обряд поклонения, таким образом, сводится к древнему велению Дельфийского оракула: «познай самого себя». Однако ни в греческих, ни в японских учениях самопознание не подразумевает постижение физической стороны человека, его анатомии или психофизики; это нравственное познание, постижение собственной моральной природы. Моммзен, сравнивая греков и римлян, говорит, что греки, поклоняясь богам, поднимали глаза к небу и молитва их была созерцанием, тогда как римляне покрывали голову – их молитва была размышлением. Размышление японцев над собственной природой подобно римскому представлению о религии в том, что на первый план оно выдвигает не столько нравственное, сколько национальное сознание личности. Свойственное японцам преклонение перед природой внушило нам сокровенную любовь к нашей стране, а обычай почитания предков, передающийся из поколения в поколение, придал императорскому роду статус прародителя всего народа. Для нас Япония – не просто земля, на которой можно сеять пшеницу и добывать из нее золото. Это священное обиталище богов и духов наших предков. Император для нас – это не Верховный Констебль правового государства и даже не Патрон государства культурного. Он – телесное воплощение Неба на земле, олицетворение его могущества и милосердия. Если месье Бутми не ошибается, говоря в своей книге «Англичане» об английской монархии, что «она есть не только образ власти, но и гарант и символ национального единства», то по отношению к японской монархии сказанное им справедливо вдвойне или втройне.

Синто (яп. 神道), букв. «путь богов» – традиционная японская религия, исходящая из того, что все японцы – дети и потомки богов, что контакт с душами предков постоянен; и потому всякий японец, когда не отступает от пути богов и проходит через регулярные очищения, свят и входит в число своих святых предков.

«Познай себя» (др.-греч. Γνῶθι σεαυτόν) – знаменитая древнегреческая надпись на фронтоне храма Аполлона в Дельфах. Вероятно, изначально обозначала: обращайся к божеству только со своими просьбами, не говори за других, не исповедуйся за других, но только за себя. Сократ понял эту надпись как личный девиз самопознания, постоянного испытания себя и своей совести.

Теодор Моммзен (1817–1903) – немецкий историк и политик, лауреат Нобелевской премии по литературе. Считал, что Рим явил пример межкультурного взаимодействия, открытости различных культур друг другу, в отличие от замкнутой греческой цивилизации, и что уроки Рима поэтому актуальны для современной Германии.

Эмиль Бутми (1835–1906) – французский юрист, историк архитектуры и социолог, создатель французской школы политологии.

Доктрине синтоизма соответствуют две главные черты характера нашего народа – патриотизм и верность. Артур Мэй Нэпп в своем труде «Феодальная и современная Япония» справедливо замечает, что «читая еврейскую литературу, часто трудно сказать, говорит ли автор о Боге или об Израиле, о Небе или об Иерусалиме, о Мессии или о самом народе». Подобную путаницу можно усмотреть и в наших национальных верованиях. Я употребил слово «путаница» потому, что руководствующийся строгой логикой разум может усмотреть двусмысленность в словесных определениях их основных понятий. Однако синтоизм, будучи опорой для национального самосознания и чаяний народа, никогда не претендовал на звание строгой философской системы или рационально обоснованной теологии. Эта религия – или, может быть, правильнее сказать, те чувства народа, которые она в себе воплощает? – пропитала бусидо любовью к родной земле и верностью к правителю. И то и другое – скорее инстинктивное чувство, нежели доктрина. Синтоизм, в отличие от средневековой христианской церкви, не предписывал, во что должны верить его последователи, а лишь давал простые и ясные указания того, как им следует поступать.

Артур Мэй Нэпп (1841–1921) – американский протестантский богослов и миссионер, создатель протестантского догматического изложения христианства для японцев, в котором подчеркивал рационализм христианства и опускал другие исторические подробности.

Из чисто этических доктрин самым плодотворным истоком бусидо было учение Конфуция. Выделив пять видов моральных отношений: между хозяином и слугой (правителем и подданным), отцом и сыном, мужем и женой, старшим и младшим братом, а также между друзьями, – Конфуций лишь подтвердил то, что японский народ ощущал инстинктивно еще задолго до того, как конфуцианство пришло в Японию из Китая. Взвешенность, благожелательность и житейская мудрость его политико-этических принципов оказались особенно близки самураям, из которых состоял правящий класс. Его аристократический и консервативный тон полностью отвечал требованиям этих воинов и государственных деятелей. После Конфуция огромное влияние на бусидо оказал Мэн-цзы. Его убедительные, во многом демократические теории были весьма притягательны и потому даже считались опасными и губительными для существующего общественного порядка. Труды этого выдающегося мудреца долгое время порицались, но слова его все же нашли вечное пристанище в сердцах самураев.

Мэн-цзы (372–289 до н. э.) – философ, систематизатор учения Конфуция. Обосновывал допустимость свержения безнравственного правителя как утратившего связь с Небом.

Сочинения Конфуция и Мэн-цзы стали главными учебниками для молодых и высочайшим авторитетом в спорах между старейшими. Однако само по себе изучение трудов этих мудрецов не было в почете. Человек, постигший труды Конфуция одним лишь разумом, высмеивается в известной пословице как прилежный ученик, не понимающий его слов. Один самурай сказал, что от ученого «пахнет книгами, как от пьяницы вином»: мало читающий имеет слабый запах книжной пыли, а от начитанного ею разит, но оба одинаково неприятны. Другой сравнил ученость с дурно пахнущим овощем, который надо долго варить, прежде чем съесть. При этом он имел в виду, что ученость становится истинным знанием лишь тогда, когда она усваивается и отражается в характере человека. Чистого интеллектуала тогда сочли бы машиной. Разум рассматривался как нечто подчиненное по отношению к нормам этики. Между человеком и Вселенной находили как духовное, так и этическое родство. Приверженцы бусидо никогда не согласились бы с Гексли в том, что космический процесс безнравственен.

«Запах книжной пыли» – можно сравнить эту насмешку с расхожим выражением «книжный червь» – что-то малоприятное на вид.

«Дурно пахнущий овощ» – можно сравнить с тезисом античного ритора Исократа, создателя первой риторической школы: «Корень учения горек, а плод – сладок». Изучать многие вещи бывает неприятно, но эффект правильных знаний и открытий оправдывает эти муки.

Томас Генри Гексли (1825–1895) – английский естествоиспытатель, жесткий рационалист, «бульдог Дарвина». Гексли настаивал на том, что эволюция есть общий принцип развития и неживой, и живой природы и что индивидуальные воззрения людей базово эволюционно обусловлены.

К знанию как таковому они относились без уважения. Для них оно было не самоцелью, а инструментом для достижения мудрости. Поэтому остановившийся на пути к истинной цели, не достигнув ее, считался не более чем удобным автоматом, выдающим вирши и максимы по первому требованию. Таким образом, знание приравнивалось к его практическому применению. Величайшим приверженцем этой сократической доктрины был китайский философ Ван Янмин, неустанно повторявший: «Знать и делать – одно и то же.

Ван Шоужэнь Янмин (1472–1529) – китайский философ, создатель неоконфуцианства. Учил, что только голос сердца – критерий истины. Его можно сопоставить с западными позднесредневековыми христианскими реформаторами, также настаивавшими на мистической внутренней жизни как критерии истинного опыта, как Франциск Ассизский в Италии или Григорий Палама в Византии.

Здесь я позволю себе сделать небольшое отступление, поскольку сочинения этого мудреца оказали большое влияние на благороднейших из буси. Западные читатели найдут в них множество параллелей с Новым Заветом. Учитывая различия в терминологии учений, новозаветную мысль «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33) мы обнаружим едва ли не на каждой странице трудов Ван Янмина. Его японский последователь Мива Сиссаи говорит: «Повелитель земли, небес и всего живого, обитая в сердце человека, становится его разумом (кокоро), посему разум есть нечто живое и вечно сияющее», и далее: «Духовный свет нашей сущности чист и не подчиняется человеческой воле. Он стихийно возникает в нашем разуме и дает нам знать, что хорошо, а что плохо; тогда он называется совестью. Это и есть тот свет, что исходит от Бога небесного». Как сильно эти слова напоминают мысли Исаака Пеннингтона и других философов-мистиков! Я склонен считать, что японский народ по своему образу мыслей, основы которого отражены в простых принципах синтоизма, особенно восприимчив к воззрениям Ван Янмина. Этот мудрец довел свою доктрину непогрешимости совести до крайнего трансцендентализма, приписав совести способность не только различать добро и зло, но и видеть природу психических и физических явлений. В своем идеализме он зашел столь же далеко, как и Беркли и Фихте, а возможно, и дальше их, отрицая существование вещей вне человеческого восприятия. Хотя его учение содержит все логические ошибки, в которых обвиняют солипсизм, оно все же обладает силой твердого убеждения. Невозможно отрицать то, что оно способствует развитию индивидуальности и обретению самообладания.

Мива Сиссаи (1669–1744) – японский философ и поэт.

Исаак Пеннингтон (1616–1679) – английский мистик, один из создателей общества квакеров, мистиков-интеллектуалов, отвергавших любые внешние формы церковности.

Солипсизм – философское убеждение, согласно которому мы не можем достоверно утверждать какую-либо реальность вне нашего «я». Ни Беркли, ни Фихте не были солипсистами в строгом смысле. Беркли настаивал на том, что существует Бог как источник наших идей, хотя нет никакого прямого соответствия идей и вещей, а Фихте – на том, что «я» в своей самодостаточности порождает «не-я» как необходимую часть собственного развития и что реальность тем самым реализуется независимо от нас.

Каковы бы ни были истоки бусидо, основные принципы, почерпнутые из них и усвоенные им, – просты и немногочисленны. Но и этих простых и немногочисленных принципов хватило, чтобы создать правила безопасного поведения в период жесточайшей смуты в нашей стране. Эти обрывочные поучения и крупицы житейской мудрости, подобранные на путях и дорогах древней мысли, питали безыскусную и здоровую природу наших предшественников-воинов, и из них, в соответствии с требованиями эпохи, был взращен новый, уникальный тип человека. Проницательный французский ученый Мазельер дает Японии XVI века такую оценку: «К середине XVI века вся Япония – правительство, общество, религия – погрузилась в хаос. Но междоусобная война и возвращение к варварским нравам, вынуждающим каждого творить правосудие по собственному разумению, создали человеческий тип, сравнимый с итальянцами XVI века», которых Тэн хвалит за «энергичную предприимчивость, привычку быстро принимать решения и бросаться в отчаянные авантюры, умение переносить великие страдания и достигать великих свершений». В Японии, как и в Италии, «грубые нравы Средневековья превратили человека в великолепное животное, воинственное и стойкое по самой своей сущности». Поэтому именно в XVI веке сильнее всего проявилось главное качество японского народа – огромное разнообразие умов (esprits) и темпераментов. Главными отличиями между людьми в Индии и даже Китае я полагаю меру их энергичности и умственных способностей, в Японии же они различаются еще и своеобразием характера. Индивидуальность же следует признать признаком высших рас и развитых цивилизаций. Воспользовавшись любимым выражением Ницше, можно сказать, что характер народов Азии воплощают в себе ее равнины, а характер японца, как и европейца, олицетворяют прежде всего горы.

А. Р. Мазельер (1843–1928) – автор восьмитомной «Истории Японии».

Итальянцы XVI века – имеются в виду военные, внешнеполитические и торговые авантюры деятелей таких итальянских государств, как Флоренция, Венеция или Генуя.

Ипполит Тэн (1828–1893) – французский философ-позитивист, эстетик. Настаивал на связи культуры с жизненной средой, например авантюризм и жизнелюбие итальянцев выводил из теплого климата их стран.

Эспри – французское многозначное слово, означающее ум, разум, остроумие, общее умонастроение и использующееся для наиболее общего обозначения интеллектуальной способности, объединяющей наблюдательность и проницательность.

Обратимся же теперь к неотъемлемым качествам тех людей, о которых пишет Мазельер. Я начну с праведности.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?