История одной болезни

Глава 5

Вообще, человек я довольно впечатлительный, обладающий ярко выраженной фантазией – но чтобы так. Три дня я проживаю в каком-то наркотическом ступоре. Встаю рано утром и езжу на работу, возвращаюсь вечером, обессилено валюсь на кровать, но стоит мне забыться во сне, как я просыпаюсь и проваливаюсь в бесконечную цепь размышлений. Думаю о жизни, прокручиваю в голове события юности, оцениваю и взвешиваю, а заканчивается все мыслями о репетиторе моего двоюродного племянника. И так до утра. Совершенно выжатый вновь поднимаюсь на работу, а вечером все повторяется. По ощущениям, мысли о ней меня теперь не покидают никогда, они просто болят внутри, то сильнее, то слабей, а по ночам нервы оголяются, и становится нестерпимо больно.

Именно по этому, в среду, в 9-30 утра я звоню в квартиру своей двоюродной сестры. Дверь мне открывает заспанный Толик:

– О, привет, ты чего так рано?

– Да, вот, хочу у тебя диск взять поиграть, сегодня выходной – делать нечего. А где мама? – говорю я, разуваясь в прихожей.

– На работе они, а у меня сегодня день самоподготовки. Проходи на кухню.

Толик набирает чайник, ставит его на газ, достает растворимый кофе, хлеб, масло, колбасу. Мы завариваем кофе, делаем бутерброды и жуем, он, не переставая, треплется – рассказывает мне про какую-то новую игру. Когда с бутербродами покончено, я как бы невзначай интересуюсь:

– А у тебя сегодня французский есть?

– Да, Ольга должна прийти где-то пол одиннадцатого.

Я смотрю на часы – 10-10.

– Значит так Толик, сейчас мы будем играть с тобой в разведчиков. Идем на балкон и смотрим в оба, как только на горизонте появляется Ольга, ты набираешь ее на мобильный и говоришь, что заболел – например, гриппом. Ну, извинишься и скажешь, что урок придется отменить. Ясно?

Толик смотрит на меня с серьезным выражением лица, а через секунду он произносит:

– Резон?

– Что, резон? – не понимаю я.

– Ну, какой для тебя резон, я хоть мал еще, но понимаю, а вот для меня какой?

– А, ясно, – с улыбкой отвечаю я и показываю ему двадцатку.

Толик задумывается, качает головой в знак отрицания, и говорит:

– Нет, я слишком люблю свои уроки французского.

Я достаю из кармана полтинник, который тут же перекочевывает в руки Толика. И он с воплем:

– Занять пост наблюдения, – вприпрыжку удаляется на балкон.

Я нервно курю уже третью подряд сигарету. Толик скрутил себе из листа бумаги подзорную трубу, смотрит в нее и иногда бросает, что-то типа:

– Первый, первый – я седьмой, вижу бабу Полю из соседнего парадного. Уничтожить?

Рядом с ним лежит трубка радиотелефона. На улице погода портиться, сгущаются тучи, начинает накрапывать мелкий дождик.

Наконец со стороны метро появляется она. Синие джинсы и джинсовая курточка, книжки под мышкой – похожа на студентку. Внутри меня что-то екает, и я проваливаюсь вглубь себя. Стоит огромных усилий вернуться, чтобы действовать по плану. Рядом Толик верещит:

– Вижу объект, объект вошел в поле зрения!

– Ну, Толик не подведи, – говорю я и покидаю наш пост наблюдения.

Быстро обуваюсь, покидаю квартиру и галопом спускаюсь по лестнице. Теперь главное незаметно зайти с боку. Я выскакиваю из парадного и сразу начинаю забирать влево, чтобы обойти соседний дом. Иду быстро, почти бегу, вот последний поворот и она – разговаривает по телефону. Слышу обрывок фразы:

–… ну, хорошо выздоравливай, до субботы.

Ай, да, Толик – молодчага. Теперь главное не мешкать, а то сердце совсем уйдет в пятки, и я врываюсь в ее утро:

– Привет, какая встреча.

Она видит меня, узнает, в ее взгляде появляется настороженность. Сухим тоном, своего насыщенного голоса Ольга произносит:

– Доброе утро.

– А вы, наверно к Толику на урок, я тоже к нему, ну пойдемте вместе.

– Да, вообще-то я шла к нему на урок, но Толик заболел, так что урок отменили,– все так же сухо отвечает она.

И все. Я не знаю, что сказать. Так глупо, когда ты совершенно не стесняешься женщин, можешь наплести им любую чушь, обладаешь фантазией при помощи, которой на ходу сочиняешь рассказ. И вообще ты классный, веселый, симпатичный парень, но стоит встретить вот такую Олю, из-за которой не ровно бьется сердце и все, язык в жопе. Или, что еще хуже, начинаешь вести себя, как что попало, как паяц. В этой глупой попытке произвести впечатление и показаться лучше, чем ты есть.

– Ладно, пойду я, – говорит она.

Но погода была против, погода оказалась на моей стороне. Два сильных порыва ветра и моросящий дождик в одно мгновение сменился чудовищным ливнем. Нас окатило холодными струями.

– Пойдемте быстрей, вон в соседнем доме кафе. До метро не дойдете – промокните совсем.

      Не давая ей времени опомниться, я взял ее под руку и увлек в сторону кафе, а дальше мы уже бежали вместе.

Хоть мы и находились под ливнем всего минуту, но промокли до нитки. А внутри заведения было сухо, тепло, царил полумрак. Людей почти никого. Мы уселись за деревянный столик, и я заказал два глинтвейна:

– Лучшее средство, чтобы согреться…

А дальше, дальше что-то произошло, и она потянулась ко мне на встречу. Мне уже стало не нужно быть паяцем, не нужно производить впечатление, мы как будто объединились, как будто обрели целостность, и смысловую завершенность. Слова, эмоции, образы, воспоминания поплыли из нас на встречу друг другу. Потом оказалось, что кроме урока с Толиком, у Ольги сегодня больше никаких дел. Дождь закончился, и мы брели по улицам, затем снова заморосило и мы опять, где-то сидели, что-то пили, потом ели горячую выпечку. Я хотел затащить ее в театр, но билетов не оказалось и мы пошли в кино. А после кино, после кино она все чаще стала поглядывать на часы.

– Ты знаешь, мне пора.

– Хорошо, давай я тебя провожу.

Она посмотрела на меня грустно, улыбнулась, в который раз за сегодня показав свои чудесные ямочки, и произнесла:

– Нет, я поеду сама. Не надо меня провожать, боюсь Ему это не понравиться.

После рухнувшей на меня фразы, я вдруг почувствовал, что чудесное ощущения единения, наполняющее меня весь день, в один миг рассеялось. Я, молча и быстро, довел ее до ближайшей станции метро. Холодной рукой черканул на ее тетради свой номер телефона, мы сухо попрощались. А я остался смотреть, как Ольга исчезает на скользящем от меня вниз эскалаторе.

Глава 6

Вопрос А, и вопрос Б. Вопрос А – насколько морально, аморально, подло и не хорошо – заниматься сексом с одним человеком, а представлять на его месте другого? И вопрос Б – почему она меня до сих пор еще терпит?

Моя дорогая двоюродная сестра отвалила с семьей в Египет на две недели. Уроки французского приостановлены, на звонки Ольга не отвечает. И все.

А, Аля? Я знаю ее всю свою сознательную жизнь. Она даже была моей первой девушкой. Помню тогда на какой-то пьяной вечеринке, я нечаянно научился целоваться и после, оттачивал свое мастерство на Але. По вечерам мы так страстно обнимались на лавочке, что я приходил домой с чудовищной эрекцией. Потом в моей жизни появилась женщина и Алю я бросил. Через какое-то время снова завел с ней отношения, потом опять бросил. Помню даже как-то, подогнал ее своему другу. Но, все это в прошлом, а наши отношения продолжаются, уже черт знает сколько лет. Я приползаю, словно побитая собака, с настойчивой периодичностью. Аля, меня принимает, кормит, купает в ванной, ложиться со мной в постель. И ни слова упрека, за то, что я пришел пьяным, за то, что постоянно забываю, когда у нее день рождения, да и вообще могу в любой праздник прийти без подарка. Я даже уже в состоянии алкогольного опьянения, не обещаю на ней жениться, как делал раньше. Нет, конечно, случаются и у нее в жизни отношения с молодыми людьми, тогда она немного прикрывается от меня, но проходит время и я опять на первом месте. Ничего не меняется, вот только в последнее время она стала полнеть, да в принципе, я тоже.

А сейчас, сейчас мы лежим боком на разостланном диване, включен телевизор, и я монотонно совершаю поступательные движения. Стараюсь не представлять, или представлять, на месте Али – Ольгу, оргазма по ходу не предвидеться еще долго. Просто упорный стояк. Аля тихонько постанывает. Нет, все-таки это форменное свинство, стоит заканчивать и вообще, женщин надо любить. Я увеличиваю скорость, Аля с остервенением начинает посасывать большой палец моей левой руки, и стонать – громко. Я прокручиваю в голове все – Ольгу, отрывки из порно фильмов и вот, он – взрыв. Главное вовремя вынуть, и я заканчиваю, при помощи своей правой руки, заливая Алину попу и спину. Она содрогается всем телом – в оргазме.

Почему Аля все это терпит? Любит?

Смена сюжета. Поздний вечер, но еще не до конца стемнело. Я лежу на диване, надо мной светятся звезды. Ну, знаете такие – фосфорирующие, которые приклеивают на потолок в детских. Все выключено, только на кухне со стабильной периодичностью, включается холодильник и капает вода из крана. Свет не горит – занимаюсь самокопанием. Зачем, почему? За каждым углом смерть, а я чего-то боюсь. Боюсь быть самим собой, лишиться работы, упасть в чьих-то глазах. Боюсь жить, любить, как в книгах Ремарка. И ничего не делаю, чтобы, как-то все изменить. Уличный свет все сильнее меркнет, в комнату заползают лучи фонарей через не зашторенное окно, звезды тускнеют. Странно, но даже весь уют, в квартире, в которой я проживаю, создан не моими руками.

В мир меня возвращает звонок телефона – Лена. Я на секунду задумываюсь, нет после последней встречи, когда ее двухгодовалый ребенок играл в зале, а я шпилил молодую мамашку на кухне, желания общаться с ней, нет. А начиналось все неплохо. Мы были приятелями по универу. Потом я уговорил ее перейти на другую, нужную мне работу, там она и познакомилась со своим теперешним мужем. Судьба? Нет, секс у нас с ней по-пьяному, имел место и раньше. Но, теперь.

– Муж все время на работе, а мне после родов так хочется, можно я буду заходить к тебе днем, иногда? Вот только Софочку оставить не с кем. Можно я буду брать ее с собой?

Вот вам общие интересы, любимые университетские лекции и жена, которая не работает, а сидит дома с ребенком. Я отключаю звук на телефоне, и тупо жду, когда Лене надоест мне звонить. Наконец она успокаивается, и я медленно начинаю съезжать – в свой мир грез. Как вдруг слышу звук прокручиваемого в моем дверном замке ключа, а он есть только у меня, или у РИТЫ! Ура! Вот ее-то руками создан весь уют в этой квартире.

Не знаю, какой извращенный Вселенский разум свел нас вместе, но мы, пожалуй, одно. Рита, как это не пошло – стюардесса. Мы арендуем с ней, на двоих квартиру, на протяжении двух лет. Ее мама считает, что она живет с подружкой, а мне пофиг. Рита появляется пару раз в месяц, на несколько дней. А иногда живет со мной неделю или даже две. Тогда мы становимся семьей. Она готовит мне ужин, да и вообще за мной ухаживает – выщипывает брови, делает маникюр, педикюр, давит прыщи, ходит со мной на дни рождения приятелей, и с гордо поднятой головой выдерживает статус девушки, что со мной. Помогает мне, когда я блюю и режет на похмелье окрошечку, я ей тоже. Дороже, а точнее ближе для меня человека сейчас нет. Спим ли мы? Конечно, еще как. Иногда под кайфом в постели творим такое, что поутру бывает даже немножечко стыдно, друг перед другом. На этот новый год, я подарил ей здоровский вибратор, по-моему, ей понравилось.

Я вскакиваю с дивана в прихожую и зажигаю в ней свет. Рита вваливается со своей дорожной сумкой на колесиках, опускает ее на пол.

– Привет зайчик.

– Привет.

Мы целуемся по-товарищески в губы и обнимаемся. Потом целуемся еще – нежно. Я опускаю руки с ее талии на попу, и по-хамски прихватываю.

– Подожди, я вся грязная,– говорит она.

Но если бы вы видели эту миниатюрную симпатичную шатеночку, с разрезом глаз, словно у лисички, да еще и в синем летном костюмчике.

– Мне плевать,– говорю я, и тащу ее на диван.

Она задирает юбку и скидывает стринги, кстати, Рита ходит в чулках. Давно вам попадалась девушка, которая ходит в настоящих, повзаправдишних чулках – это нечто. Я валю ее на диван, расстегиваю белую блузку на ней, приспускаю лиф, целую хорошенькую аккуратную грудь, но не долго. Наконец, с нетерпением вхожу в нее – она готова, двигаюсь быстро. Рита впивается в мой правый сосок, когда она так делает, я долго не могу и вот он – наш общий оргазм.

Она встает почти сразу, раздевается совсем, говорит мне:

– Заряжай,– и уходит в душ.

А я курю лежа на диване.

Рита меня балует, постоянно, что-то привозит из дьюти-фри. В этот раз – восемнадцатилетний «чивас». Я достаю из бара, купленную ей же литровую бутылку текилы – «сауза бланко», в ней с пол литра. Разливаю по стопкам, режу лимончик, готовлю какую-то легкую закуску. Беру походную флягу, бодяжу в ней «чивас» с кока-колой из холодильника.

Рита появляется завернутая в полотенце.

– Ну, давай.

Соль, текила, лимончик и крепкий поцелуй – такая у нас традиция. Дальше мы наваливаем рюмок по пять, Рита весело щебечет.

– Что, погнали? – спрашиваю я.

– Да, одеваюсь,– отвечает она.

Мы быстро собираемся, Рита надевает на себя мою теплую кофту с капюшоном, дальше лифт, последний этаж, ступени, железная лесенка, и мы на крыше нашего дома. Любимое место – мое и Риты. Шикарный вид на пол района и не души вокруг. Она достает из кармана джинс – «пятку»:

– Заколоти.

Я сооружаю косячок, мы курим травку, пьем виски с колой, и теперь начинается разговор. Это тоже такая традиция – залезть на крышу, напиться и рассказать друг другу новости, о себе, или еще о чем-то, что беспокоит, в общем, в таком духе. Просто поговорить с близким человеком по душам. У Риты в последнее время новость одна, какой-то стюард или пилот, настойчиво зовет ее замуж, а она не хочет:

– Представляешь, этот придурок совсем обложил, втерся ко всем моим друзьям, я без него теперь шагу не могу ступить. В Вене два дня из-за него в гостинице просидела. И главное не знаю, как до него достучаться, говорю Рома, я не хочу за тебя замуж, а он уперся и все о своем. Он же не ты, вот за тебя бы я пошла.

– Ты же мне изменяешь,– говорю я.

Она улыбается и произносит:

– Не доказуемо. Ну, а как ты?

– Влюбился.

– Что, опять? Твоя периодичность потрясает.

Я на секунду задумываюсь и произношу:

– Да, нет, мне кажется, что здесь все серьезней. И еще кажется, что я ей абсолютно не нужен.

Рита подходит ко мне вплотную, обнимает и говорит:

– Помнишь, что было написано у царя Соломона на перстне?

– Все проходит, и это пройдет,– отвечаю я.

– Ну, вот. А сейчас мы молоды, пьяны, в отличной компании, хочу этим насладиться. Давай больше не будем о грустном.

И она передает мне флягу с виски-колой.

– А когда ты улетаешь? – спрашиваю я.

– Двадцать седьмого.

– А сегодня, какое?

– Двадцать третье.

Я замолкаю, а через мгновенье говорю:

– Ну, что ж, тогда действительно надо спешить радоваться жизни.

И делаю большой глоток из фляги.

Через десять минут мы танцуем на крыше, потом, что-то бросаем вниз, в общем, набираемся знатно. Шумно опускаемся по лестнице, едем в лифте и наконец, попадаем в квартиру.

Тут Рите становиться плохо. Я веду ее в ванну, придерживаю ей волосы, пока она блюет в унитаз. Наконец, Рита успокаивается и быстро засыпает на диване, рядом с ней на полу, любезно преподнесенный мною тазик.

Я тоже пьян очень сильно. Беру сигарету, иду на кухню, чтобы покурить. Вижу на кухонном столе свой мобильник. Он мигает принятым сообщением. Открываю: «мой адрес Григоренко 7б, кв.15. И мне нужна твоя помощь. Ольга». Ну, наконец-то.

Глава 7

Я просто слушаю время. Оно шуршит, капает, тикает настенными часами, врывается порывами ветра в открытую балконную дверь, голосами людей, проходящими по улице, шумом от проезжающих машин и трамваев. В комнате все сильней сгущается сумрак, а я просто лежу на диване и слушаю время. И даже не думаю. Нет, иногда в моей голове проплывают какие-то бессвязные мысли. А из эмоций? Из эмоций – только страх, там глубоко внутри.

Я смотрю на мобильник, зажатый в руке – время 19-37. Если бы Он с работы сразу поехал домой, то был бы уже здесь минут тридцать. Но Его нет. Значит, Он опять где-то пьет, а значит неизвестно чего мне ждать, и в каком настроении Он придет. Поэтому я не включаю свет, ничего не делаю, а просто лежа на диване, слушаю время.

Не знаю, наверное, я задремала, потому что, когда очнулась от звука открываемой двери – в комнате было уже совсем темно. И тут же, меня всю прожгла холодная, как лед мысль – Он пришел.

Он влетел в квартиру, как ураган. Во всех комнатах запылал свет. Увидев меня, Он заголосил:

– Вот ты где проклятое отродье!

И с силой сдернул за ногу меня с дивана. Я упала на пол, больно ударившись спиной. И началось:

– Ты, ты думаешь меня искусить, поработить, загнать в рамки. Хочешь, чтобы я как баран слушался тебя, а ты бы спала со всеми подряд. Я знаю ваши бабские штучки. И ты как все. Но я не стану твоим слугой. Слышишь ты? Не стану. Тварь, я нашел тебя в грязи, в твоей грязной общаге, где ты трахалась с кем попало. Я кормлю тебя, пою и одеваю, и ты думаешь, что я тот козел отпущения за счет, которого можно все. Думаешь, я не знаю о твоих похотливых желаниях, а? Отвечай тварь.

В такие моменты я не в силах что-то Ему сказать. Внутри я вся скукожилась, я несчастна и беззащитна. Но моя беззащитность разжигает Его еще сильнее – всегда.

Он приподнимает мою голову над полом.

– Ну, что тварь? Где ты сегодня была и с кем трахалась? Я тебя спрашиваю, ты с кем-то сегодня трахалась?

– Нет, – все, что и могу произнести я тихим осипшим голосом. Из моих глаз градом катятся слезы.

– Врешь сука.

И он со всей силы бьет меня кулаком в лицо. После удара я не проваливаюсь в обморок, но вхожу в какое-то глубоко-апатичное состояние. Теперь все происходящее, как будто не со мной, а как в черно-белом кино, или как через старую целлофановую пленку. Я только инстинктивно сжимаюсь, когда он отпускает меня и начинает пинать ногами. Откуда-то из далека, до меня долетают слова:

– Тварь, лживая тварь… я пригрел у себя лживую суку…

Наконец Он перестает меня бить, хватает за волосы и тянет в туалет. Запихивает в уборную, с ненавистью плюет сверху, бросив напоследок:

– Здесь твое место сука,– закрывает дверь и выключает свет.

Я сворачиваюсь в комочек у самого унитаза. Слушаю, как Он закуривает, ходит по квартире и что-то бормочет. Потом, Он мочится в ванну, чтобы не открывать меня в сортире, а через время все затихает. Теперь, наконец, я могу пошевелиться. Губа и нос сильно болят – видимо, они разбиты. Я вытираю ладонью лицо, размазывая по лицу кровь, слезы и сопли, а потом просто лежу – меня всю трясет.

Через неопределенное количество времени, я начинаю ощущать свое тело. Что-то зажато в моей руке. Смотрю – мобильник. Видимо я так и заснула с ним в руке, а потом не отпускала до конца моего наказания. Телефон! Первый раз я оказалась здесь с телефоном. Значит можно позвонить. Но куда? В милицию? В скорую помощь? В голове появляется смутный образ и номер телефона, записанный на моей тетради, который я почему-то запомнила наизусть. Это так глупо, я и видела этого парня всего пару раз. Но почему-то он внушил мне доверие. Но это так глупо, хотя.… И я уверенно набираю сообщение, в котором указываю свой адрес, и что мне нужна помощь. Мне срочно нужна, хоть чья-нибудь помощь!

Глава 8

Рита улетела, зато прилетели моя сестра с племянником.

Странно, но я не рассказал Рите об смс полученном от Ольги. Обычно я говорю ей все, а тут не рассказал. И эти последние дни вместе прошли в каком-то напряжении. По крайней мере, с моей стороны. Я не был весел и беззаботен, я думал. Я думал, что надо, что-то предпринять. Но что? Мои звонки Ольга все также продолжает игнорировать. А ехать по указанному адресу… И что? Выбивать дверь с ноги, ломать кости, лупить подонков? Да, откуда я знаю, что у нее вообще произошло? Поэтому я так ничего и не предпринял. Поэтому и находился в смятении.

Мне кажется Рита, что-то почувствовала. Она не пыталась меня развеселить, надолго пропадала из дома, и только когда я помог ей донести, ее сумку до такси, грустно посмотрела на меня и сказала:

– Держись зайчик.

Поцеловала в щеку, села в машину и даже больше не посмотрела на меня.

А я продолжил жить, как и жил, ходил на работу, ел, спал. Раз в день пытался дозвониться до Ольги, но слышал только длинные гудки, и я ничего не предпринимал. Пока не прилетел Толик с моей сестрой. Пока им не позвонила Ольга и не сказала, что не сможет преподавать Толику французский пару недель. Пока мне не надоело страдать.

И вот ровно в 8-00 утра, в день самоподготовки у Толика, мы с ним на Григоренко 7-б – в засаде. На нас кофты с глубокими капюшонами, бейсболки, на Толике даже солнцезащитные очки – маскировка. Я еле уговорил его не надевать перчатки и не тащить с собой толкиеновский меч. Ему идея следить за домом репетитора, видимо очень понравилась. Не знаю, чего он там наплел маме, чтобы оказаться здесь так рано утром, но видно, что Толик наслаждается приключением. А мне с ним веселей.

Мы облюбовали беседку напротив парадного с нужной нам квартирой, уселись лицом к входной двери, чтобы никого не пропустить. Толик достал из рюкзака, термос с кофе и бутерброды. Вот же продуманный пацан, интересно, что у него там еще есть на всякий случай? Мы почти не разговариваем, молча жуем, а я еще и курю. Не отрываясь, мы смотрим на дверь парадного.

Минут через пятнадцать, наружного наблюдения, становится ясно, что узнать, что-либо о квартире 15, просто наблюдая за людьми входящими и выходящими из подъезда, вряд ли удастся. Поэтому было решено наблюдать непосредственно за дверью квартиры 15 с лестничного пролета, над указанной квартирой. Благо дверь подъезда на кодовом замке, постоянно оставалась открытой. Такое наблюдение, по крайней мере, могло дать возможность увидеть, кто именно входит и выходит из квартиры. Решили, чтобы не вызывать лишних подозрений, не мелькать вдвоем, нести вахту по очереди – минут по двадцать. Так как все мероприятие было организовано мной, то первым пошел я.

Я вошел в подъезд, поднялся на второй этаж, посмотрел на дверь загадочной квартиры. Дверь, как дверь – обитая, синим дерматином, желтая металлическая цифра 15 и дверной глазок. Я поднялся еще на один пролет, отсюда вид открывался, что надо. Я осмотрелся. Довольно чистый, не загаженный подъезд, видно, что в нем убирают. Стены и лестничные перила покрашены, свежей краской. Все вокруг говорит, что люди здесь живут давно, друг друга знают и уважают свой быт. Пожалуй, не стоит здесь курить, обязательно нападет, какая-нибудь старушка.

Как же мучительно долго тянулись мои первые двадцать минут. Я старался не отводить взгляда от квартиры 15, а все время вниз по лестнице шли какие-то люди, которые меня рассматривали, и мне приходилось делать вид, что я кого-то жду. Эдакого скучающего, но вынужденного здесь находиться человека. И еще все время хотелось курить. Наконец, в моем кармане пикнул мобильный, все пора сменяться. Я зашагал вниз по лестнице, вышел на улицу и закурил – из квартиры 15 так никто и не вышел. Настал черед Толика – дежурить.

В 09-47 мне окончательно сорвало. Сил маячить на лестничной площадке просто больше не было. Толик откровенно скучал, но надо отдать ему должное, не жаловался. И я решился.

– У тебя есть тетрадь? – спросил у него я, когда он вернулся с очередной вахты.

– Блокнот, – удивленно ответил он.

– Давай, и ручку если есть.

Толик порылся в рюкзаке и достал большой блокнот с отрывными листами.

– Ручки нет, есть карандаш, – еще через несколько секунд копания в рюкзаке сказал он.

– Сойдет,– ответил я.

Взял протянутые мне карандаш и блокнот. Открыв блокнот на странице с какими-то математическими формулами, я произнес Толику:

– То, что надо,– и двинулся в подъезд.

Поднявшись на второй этаж, я смело позвонил в квартиру 14. Щелкнул замок на второй, внутренней двери в квартире, и кто-то уставился на меня в глазок. Я снял кепку, пригладил волосы, делая все это нарочито медленно, и так чтобы было видно блокнот с карандашом, громким ясным голосом произнес:

– Ольга Максимовна доброе утро.

За дверью на мгновенье задумались. Потом вновь щелкнул замок, и дверь приоткрылась, на длину дверной цепочки. Из-за двери на меня уставилась полная пожилая женщина лет шестидесяти, с жуткой бородавкой на носу и в больших очках на шнурке.

– Ольга Максимовна? – спросил у нее я.

Она задумалась, а потом тихим, но чистым голосом произнесла:

– Нет, Маргарита Львовна.

– Как?– изобразил искреннее недоумение я, и уставился в блокнот, как бы сверяясь со списком, и потом негромко, сквозь зубы, но так чтобы было слышно, добавил:

– Опять в отделе статистики, что-то в списках напутали.

Еще мгновения постояв с глазами, опущенными в блокнот, и все сильнее концентрируя на себе ее внимание, я, наконец, поднял голову от «списка», и с улыбкой, громко, весело проговорил:

– А вы знаете Маргарита Львовна, ведь это и не важно…

Я сделал еще одну секундную паузу, чтобы до нее дошел смысл моих слов и продолжил:

– Дело в том, что городская мэрия, совместно с периодическим изданием «Человек», проводит социальный опрос под лозунгом «Мои соседи». После проведения опроса в названном издании будет опубликован ряд статей, о людях, которые прожили вместе много лет. О взаимоотношениях с теми, кто за стенкой, так сказать, о взаимопонимании, о чувствах, которые возникают между людьми, делящими один подъезд. Вот сколько вы здесь живете Маргарита Львовна?

– Двадцать семь лет.

– Вот, о чем я и говорю, вы же всех чудесно знаете в этом доме, поэтому я и обращаюсь именно к вам. Понимаете смысл всего этого мероприятия научить, новоявленных соседей, которые сейчас заполняют новостройки, и даже не знают, ни одного своего соседа по имени, да что по имени, многие не знают своих соседей даже в лицо. Научить их, и объяснить им, какая это ответственность быть чьим-то соседом. Понимаете Маргарита Львовна?

И вот тут мне повезло, вот тут я, кажется, попал в самую точку. Маргарита Львовна еще с секунду постояла с широко открытыми глазами, потом видимо осознав всю ответственность возложенной на нее надежды, быстро закрыла дверь, и через мгновение, так, что я даже не успел испугаться, что она скроется навсегда в недрах своей квартиры, открыла ее, но уже без цепочки. Представ передо мной в темно-синем халате с яркими алыми розами на нем, и в домашних тапочках надетых сверху коричневых носок. Она улыбалась. Пришла пора действовать.

– Вот, например, что вы можете сказать о жителях этой квартиры,– произнес я, указывая на квартиру под номером 13, – как живут, доставляют ли вам какие-то хлопоты, бывают ли у вас с ними конфликты, или наоборот?

Маргарита Львовна посмотрела на дверь квартиры 13, еще сильнее заулыбалась и заговорила:

– Что, вы. Там живут замечательные люди – Эрнест Павлович и Ольга Кузьминична. Настоящие интеллигенты, сейчас такие уже не рождаются. Он бывший ученый, она заслуженный кардиолог страны. Правда, деток им Бог не послал, да государство маленькую пенсию начислило. Так и живут вдвоем, да старая собачка Ляля – «пекинес». А люди они очень хорошие, душевные. Часто мы, Митька мой, я, да они – вместе праздники справляем. Ко мне ведь теперь дети редко наведываются – взрослые стали, у всех своя жизнь. Младший мой работает… у них там,… а старшая… мне ее искренне, жаль… внучек мой…

Понимая, что история с детьми и внуками может продолжаться долго, я решил направить рассказ, наконец, в интересующее меня место:

– Ну, хорошо Маргарита Львовна, извините, что я вас перебиваю, но что вы можете сказать о соседях из квартиры под номером 15?

Маргарита Львовна на секунду задумалась и как-то затуманено произнесла:

– Игорь Александрович…

Еще секунду помолчала, а потом уже не громко заговорила:

– Ну, что? Живет там Игорь Александрович со своей гражданской женой. Человек он воспитанный, образованный, правда, выпивающий. Работает этим, как его? Дай Бог памяти – а психоаналитиком. Придумают же такое название. Ведет себя хорошо. Правда, между нами говоря, уж больно молодая у него сожительница. Он ей в отцы годиться. Ну, сейчас девицы такие – свободных нравов. Да и когда под градусом он поколачивает ее, мне через стенку слышно.

И тут, в это самое мгновение, щелкнул замок в заветной квартире под номером 15. А в открывающуюся дверь, я увидел Ольгу. Она смотрела куда-то вглубь, стоя, как бы выпуская кого-то из квартиры, и я видел только ее профиль. И мне почудилось, что на скуле у нее синяк. Но, вот из квартиры показался мужской силуэт, двигающийся к двери. Я быстро натянул на голову кепку, бросил:

– Ну, что ж, Маргарита Львовна спасибо за интересный рассказ. До свидания.

И устремился вниз по лестнице.

– Постойте, куда же вы? Я вам еще про Степана Георгиевича расскажу – он настоящий отставной морской офицер,– услышал я за спиной возмущенный голос Маргариты Львовны.

– В другой раз,– в ответ прокричал я, – в другой раз.

Мужчина из квартиры 15 шел за мной. Я слышал, как он поздоровался с Маргаритой Львовной, слышал его шаги за собой, но я не мог обернуться, чтобы увидеть его лицо. И только оказавшись на улице, пройдя пару метров от парадного я, наконец, оглянулся и быстро спрятал взгляд под кепкой. Такого я не ожидал. Я был готов увидеть кого угодно – одноглазого Микки Рурка, Гитлера, Александра Малинина, но не его. Нет, к этому я не был готов. Ай, да Игорь Александрович, психоаналитик – твою мать.