– Адела, пожалуйста… не убивай меня.
– Хорошо, маркиз, не буду, – Адела щелкнула пальцами, и плоть Магни ван Кройса, истошно вскричавшего, начала трескаться, скукоживаться и уменьшаться в размерах, будто сминаемый невидимым великаном огромный лист бумаги. Сжавшись окончательно, дворянин рухнул на пол, плотностью и формой став неотличимым от большого кровавого рубина, любимого драгоценного камня чародейки, основной магической специализацией которой была трансформация материи. Госпожа Морелли подобрала его с пола, а затем подошла вместе с ним к своему столу. Выдвинула ящик и положила драгоценность к десяткам других кровавого цвета рубинов. Их в коллекции Аделы за ее долгую жизнь накопилось много.
«Где же ты, Зоран из Норэграда?»
ОТКРОВЕНИЯ
– Вот так, это должно помочь, – Зоран накинул на замерзшую Джесси свой плащ и сел рядом, уставившись на разведенный только что костер.
– Сколько нам еще идти, Зоран?
– Если встанем с рассветом, то к вечеру должны прийти.
– Почему мы идем именно на юг? – Джесси жутко хотелось поговорить, ведь Зоран всю дорогу был молчалив и мрачен, а на вопросы отвечал односложно.
– Там безопасней. Там у нас есть друзья, – тон его был сухим. Джесси заметила это:
– Ты злишься на меня?
– Нет. Я злюсь на себя.
– Из-за того, что взял меня с собой?
– Да.
Зоран действительно был недоволен собой из-за проявленной слабости и эгоизма. Он корил себя за то, что обрекает девушку на жизнь еще более трудную, чем у нее была до этого. Или вовсе на смерть.
«И самое главное – почему? Потому что мне просто нужно с кем-то спать».
С другой стороны, он пытался ее остановить, но она уперлась. Однако Зоран знал, что вряд ли это можно считать оправданием. Если бы он действительно захотел, то нашел бы способ оставить Джесси в Ротшильде.
Он не смотрел на нее. Его взгляд был устремлен на пламя костра, когда он подкидывал в него сухие ветки, а оно с жадным треском пожирало их.
Вдруг Зоран услышал, как Джесси тихо заплакала. И ему от этого стало еще хуже.
«Если уж взял ее с собой, так какого черта извожу теперь своим ворчанием?»
Он мягко обнял девушку за плечи и осторожно прижал к себе. Она продолжала тихо плакать, закрыв лицо руками.
– Прости меня, Джесси.
Она промолчала, но плач ее намного утих, а затем девушка и вовсе выпрямилась, вытерла слезы и так же, как Зоран минуту назад, устремила задумчивый взор на огонь. Помолчав некоторое время, она заговорила:
– Я уже привыкла, Зоран, быть никому не нужной. Я, кажется, рассказывала тебе о том, что в детстве от меня отказались родители.
Зоран быстро обдумал ответ и произнес:
– В этом мы похожи, Джесси. У моих воспоминаний о родителях тоже горький привкус. Но кое в чем ты не права.
– Интересно, в чем?
– В том, что сейчас ты никому не нужна.
Она горько усмехнулась.
– А кому я нужна, Зоран? Мне такие люди не известны.
– Это я, Джесси. Ты нужна мне, – голос Зорана был искренним, как и его взгляд, который излучал тепло, когда он перевел его на черноволосую девушку. Джесси заметила это и немного успокоилась, однако вопросы еще остались.
– Тогда почему ты жалеешь, что я пошла с тобой?
– Потому и жалею, Джесси, что ты мне нужна.
Девушка прижалась к его груди, и от этого ей стало теплее, чем от любого костра и любых носимых одежд. Зоран поцеловал ее чуть выше лба не как женщину, а, скорее, как дочь или младшую сестру.
Вдруг она отпрянула от него, и ее лицо стало прямо-таки олицетворением любопытства:
– Зоран, как ты попал в этот ваш Орден?
Ему было неприятно об этом вспоминать, но все же он не стал уклоняться от ответа:
– На нашу семью напали, Джесси, когда я был маленьким. Наши враги. Они убили всех, кроме меня.
– Почему тебя не тронули?
– В тот вечер у нас дома гостил друг моего отца. Этого человека звали Андерсом. Тогда я думал, что он является странствующим детективом, потому что он представлялся всем именно так. Во время нападения он смог меня защитить, а после увез с собой. Как ты уже, наверное, догадалась, Андерс оказался никаким не странствующим детективом, а магистром ордена убийц, которых принято называть «Вороны». Андерс, можно сказать, стал мне вторым отцом и воспитал из меня, само собой, убийцу. Вот так я и стал частью Ордена, если вкратце.
– У тебя была большая семья?
– Нет. Отец с матерью, я и брат.
Джесси нахмурила брови, задумавшись о чем-то.
– Люди, которые напали на Франца, были одеты так же, как ты. Они тоже Вороны? – спросила она.
– Да.
– Тогда почему они охотятся на тебя?
– Потому что я – предатель.
– Как это?
– Вот так. Я не пожелал больше убивать. По крайней мере, так, как теперь делает это Орден.
– А что, убийства подразделяются на виды?
– Нет, Джесси. Они подразделяются на мотивы.
Джесси снова предалась воспоминаниям, перебирая в памяти все, что было ей известно о казавшихся когда-то мистическими убийцах. «Когда-то», потому что девушка как никто знала: сидящий с ней рядом Зоран, состоит из такой же плоти и крови, как обычные люди, и испытывает точно такие же чувства и эмоции: он умеет грустить и радоваться, любить и ненавидеть, скалиться и, пусть редко, но все же улыбаться.
Вспомнив, наконец, выдержку из легенды, Джесси произнесла:
– Кажется, я поняла, о чем ты говоришь. «Проси о мести, если слаб. Проси, если можешь дать что-то взамен, и каждый получит по заслугам». Ты имеешь в виду то, что Вороны должны нести смерть только тем, кто причиняет зло слабым и беззащитным. А сейчас это не так, верно?
– Как ты догадалась?
– Они убили Франца. А он за всю свою жизнь никому не сделал плохо, насколько я знаю.
Зорану было тяжело думать о смерти друга, но отогнать воспоминания он не мог: они были еще слишком свежими.
«Лучше бы я остался в борделе и умер вместо тебя».
– Зоран, а Франц…
– Нет, Джесси, он не знал. И можем ли мы больше об этом не говорить? – перебил он свою спутницу. Это прозвучало не грубо, но достаточно твердо. Чуткая девушка решила не настаивать и спрятала свое любопытство подальше, понимая, что некоторые раны лучше оставить в покое.
– Конечно.
***
Первая половина ночи выдалась чрезвычайно бурной, как и всегда бывает, когда Джесси находится рядом. Но теперь Джесси спала. Они с Зораном отдали друг другу абсолютно всё, несколько раз обоюдно достигнув высшей точки блаженства.
В отличие от своей черноволосой спутницы, Зоран типично для себя не мог уснуть. А возможно, просто боялся. Он лежал на спине, смотря на луну сквозь ветки деревьев, и старался ни о чем не думать. Особенно об Аделе Морелли. Старания эти, тем не менее, были предсказуемо напрасными.
«Предателя предал другой предатель. Какая ирония».
Он потряс головой, словно надеялся, что от этого мысли вылетят из его головы. Зоран понимал: одного лишь усилия воли явно недостаточно для того, чтобы прогнать их.
«Как бы я хотел, чтобы мне стерли память».
Но сон всегда подкрадывается незаметно. Даже если кажется, что никогда не сможешь уснуть.
Ночь – время неги и погружения в теплые сказочные миры, лишенные жестокости реальной жизни. Ночь – время тишины и успокоения.
Для Зорана – время кошмаров.
ИСТОРИЯ СЕМЬИ КИЛБЕРИ: УЧЕНЫЙ ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ
Ему было всего шестнадцать лет, когда Андерс отправил его на первый в жизни контракт. И, несмотря на юный возраст, он уже не уступал в физическом развитии взрослым мужчинам и даже превосходил большинство из них. Именно из-за своей внушительной фигуры, а также из-за неопытности и вытекающего из нее волнения Зорану на первых порах было тяжело оставаться незаметным.
«Он видел меня, это точно. Но вряд ли что-то заподозрил».
Уже несколько недель Зоран находился в Навии, где должен был отправить на тот свет профессора Чарльза Килбери, который, по слухам, проводил чудовищные эксперименты над людьми. Зоран методично изучал каждый шаг своей жертвы, и на практике заниматься этим оказалось гораздо труднее, чем на тренировках в крепости Кун Руммун.
Это потом он научится быть с тенью одним целым. Это потом он поймет, каково это: не прятаться во тьме, а быть ею. А пока что он раз за разом совершал глупые ошибки, неправильно занимая позицию во время слежки и частенько попадаясь на глаза профессору-садисту.
«Из лаборатории он идет прямиком домой, все как обычно. Хм, выглядит подозрительно довольным. Утолил, наконец, жажду крови?»
За время пребывания в Навии Зоран смог найти достоверные подтверждения тому, что эксперименты над людьми имели место быть. Единственным, что наемный убийца так и не выяснил, оставался мотив бесчеловечных преступлений Чарльза Килбери. Но даже если бы завеса тайны приоткрылась Зорану и над этим, обретенное знание ничего бы не изменило. Ибо жестокости нет оправданий.
Ни о чем Зоран не мечтал в тот момент так сильно, как о том, чтобы отплатить профессору за всю пролитую им кровь. За каждую упавшую слезинку родных и близких тех несчастных, которые стали его жертвами. И ничего Зоран не боялся так, как возможного провала.
«Он заходит домой. Сейчас он даст указания няне, а затем пожелает спокойной ночи сыну. Примерный папаша. Потом пойдет в свой кабинет, где я и достану его».
Наемный убийца, притаившись в тени улиц, наблюдал за окном кабинета Чарльза Килбери, расположенном на втором этаже дома. Только когда свет в нем загорится, Зоран тронется со своего места. И сделает то, что должно.
«Долго, черт побери».
Зоран был охвачен волнением, и единственным способом его унять являлся переход к активным действиям, а не томительное ожидание.
«Убийца должен уметь ждать. Я должен лучше усваивать уроки Андерса».
Лишь по прошествии лет Зоран станет выдержанным и неотвратимым. Лишь по прошествии лет он станет холодным, как лезвие собственного меча и неуловимым, как ртуть. А пока что он был беспокойным, как пламя на ветру, и таким же горячим. Но, несмотря на это, все-таки смертоносным.
«Может, он решил остаться с сыном на ночь? Почитать ему сказку или спеть колыбельную? Тогда мне снова придется откладывать убийство на следующий день. А какому-то несчастному терпеть муки».
Зоран разочарованно вздохнул. Он не мог знать, что это маленький Рейнольд читает отцу сказку на ночь, а не наоборот. Страшную сказку о тех, кто зовется Воронами. Последнюю сказку в жизни профессора Чарльза Килбери. Сказку, которой предстояло стать явью.
Свет в кабинете вдруг загорелся.
«Наконец-то».
Работавшая в доме профессора няня, которая по совместительству являлась еще и служанкой, в последние дни не переставала ломать голову над тем, почему во входной двери постоянно ломаются замки. Она все гадала: случайность это или чьи-то происки. Зоран знал ответ на этот вопрос. И знал, что очередной сломанный им замок пока что не заменен.
Он беззвучно проник внутрь, толкнув для этого входную дверь.
«У тебя хороший дом, профессор. Ни одна петля не скрипит».
Он сделал несколько шагов по мягкому ковру и немного приблизился к ведущей на второй этаж лестнице. Сердце бешено колотилось, и Зорану даже показалось, что его биение можно услышать из соседних комнат. Возможно, так оно и было, ведь в прихожую неожиданно вошла и торопливо двинулась в его сторону няня. У нее была привычка: во время ходьбы она смотрела не вперед, а под ноги. Но это не помогло Зорану остаться инкогнито: такое препятствие на пути, каким является он, даже слепой заметит.
Няня подняла голову и, ахнув, замерла.
«Черт».
Зоран среагировал молниеносно и тут же нащупал в потайном кармане одежды свой амулет в виде скрещенных черных крыльев и вытащил его, представив взору испуганной няни.
Маятникообразное вращение из стороны в сторону. Гипнотический взгляд колдовски-зеленых глаз, направленный будто в саму душу. Низкий, усыпляющий голос.
– Тебе показалось.
Взор няни быстро опустел. Теперь она была согласна со всем, что ей говорили. Отведя остекленевшие глаза в сторону, она монотонно процедила:
– Что-то я совсем заработалась, – и пошла дальше заниматься хозяйством.
Зоран ненадолго остановился, вслушиваясь в доносившиеся со второго этажа звуки. И не услышал ничего, кроме тихого шороха от соприкосновений кончика пера с бумагой. Чарльз Килбери что-то писал.
Наемный убийца тихо выдохнул, посчитав, что его прибытие осталось незамеченным, и начал подниматься по лестнице, которая, как и пол на первом этаже дома, была покрыта ковром.
«Спасибо, что облегчаешь мне задачу, Чарльз».
Поднимаясь, Зоран остановился на одной из ступенек и извлек из сапога кинжал. Это действие вышло беззвучным и не могло раскрыть его присутствия: на внутреннюю поверхность скрытых в сапоге ножен предварительно было нанесено специальное масло.
Преодолев последнюю ступеньку, Зоран повернул налево. Туда, где находился кабинет. Сердце убийцы не унималось, а, наоборот, с каждой секундой качало кровь все с большим напором и силой, мощно при этом стуча и мешая Зорану сосредотачиваться на своей цели.
Он подошел к двери и слегка толкнул ее. Заглянул в образовавшуюся щель одним глазом. Профессор, как и ожидалось, сидел спиной к входу и корпел над какой-то рукописью. Этому мучителю явно было не до мыслей о самосохранении, о чем говорила абсолютно непринужденная, но при этом горделивая поза, глядя на которую, Зоран почувствовал, как внутри него разгорается гнев.
«Должно быть, когда играешь с жизнями людей, как с куклами, начинаешь мнить себя Богом. Посмотрим, насколько ты бессмертен, ублюдок».
Он немного ускорился, стараясь все же сохранять при этом тишину, и отвел кинжал назад. Когда он подошел к профессору на расстояние удара, кровь начала пульсировать в висках так громко, что заглушила все остальные звуки. В том числе звуки маленьких детских ног, ступающих по полу где-то позади.
«Пора».
Зоран уже намеревался нанести удар в спину Чарльзу Килбери, как вдруг услышал детский крик:
– Папа!
Наемный убийца обернулся, и в этот момент ему в плащ вцепился маленький мальчик, лет десяти-двенадцати на вид. Это был сын профессора, Рейнольд, и он решительно вознамерился не допустить кровопролития.
«Будь я проклят, громкая скотина. Ничего не могу сделать тихо».
Мальчик подобно клещу схватился за одежду Зорана, и тому ничего не оставалось делать, кроме как ударить ребенка, чтобы тот отлип. Что Зоран, собственно, и сделал. Рейнольд мгновенно отпустил плащ и упал на пол, держась за плечо, которое вскоре суждено было украсить огромному, сливового цвета синяку.
Затем Зоран обернулся и увидел, как к его ключице уже стремится клинок. Профессор Килбери оказался на удивление проворным и не собирался сдаваться без боя. Но этого оказалось недостаточно.
Зоран рефлекторно уклонился от удара движением, которое тысячи и тысячи раз отрабатывал в стенах Скалы Воронов. Надо отдать должное: в плане фехтования Зоран уже тогда был практически совершенен. Андерс прекрасно его обучил.
Лезвие сжимаемого профессором меча разрезало воздух и устремилось вниз, к полу. Слишком длинное движение. И слишком долгое. Для Зорана этого было достаточно. Он ни секунды не обдумывал следующее действие: его мышцы сами сократились и молниеносно направили острие клинка туда, куда нужно. Прямо в сердце. Жестокое, черное сердце профессора-душегуба, до смерти замучившего десятки невинных жертв.
Чарльз Килбери открыл рот и выпучил глаза. Зоран заглянул в них и произнес:
– Сдохни. Чудовище.
Профессор пучил глаза за спину своему убийце и пытался что-то сказать. Только потом, вспоминая об этих событиях, Зоран поймет, что Чарльз Килбери, доживая последние мгновения, прокряхтел: «прости». Он обращался к своему сыну.
Мертвое тело свалилось на пол. Зоран оглядел его и, убедившись, что профессор больше никогда не встанет, развернулся. И замер.
Рейнольд еще не плакал. Пока что он просто смотрел на своего папу. Ощущение того, что тот, кто час назад разговаривал с ним, не заговорит уже никогда, еще не проникло в самое сердце. Пока что оно не растеклось по всему телу, заполняя болью каждую его клеточку. Пока что оно было скорее шоком, чем горем, изводящим каждую секунду и заставляющим рыдать. Но скоро все изменится.
Мальчик посмотрел на убийцу своего отца. Зоран поймал этот взгляд и его сердце едва не разорвалось. Нет, он не сомневался, что все сделал правильно. Просто он узнал эти глаза, наполненные слезами, готовыми в любую секунду обрушиться на щеки двумя обильными ручьями.
Это были не только глаза Рейнольда. Это были еще и глаза Зорана, которые так же наблюдали в свое время смерть родителей.
Он как никто другой понимал мальчика в тот момент. Он знал, какую боль тому предстоит пережить. И ему было жалко дитя и стыдно перед ним.
Хоть он и не сомневался, что все сделал правильно.
– Это было необходимо, – совершенно не к месту сказал он Рейнольду и ушел прочь.
УЩЕЛЬЕ
Адела Морелли лежала на скромной кровати, что, понятное дело, не очень-то гармонировало с ее обликом. Она относилась к числу тех женщин, которые даже в дни полного отчаяния блистают так же, как блещут на небе самые яркие из звезд.
И все же кровать, на которой она лежала, смотря в потолок, была олицетворением непритязательности.
– Итак. Что ты хочешь увидеть, Адела? – рядом с чародейкой на стуле сидела некая седая старуха с весьма проницательными глазами. Это была сновидящая.
– Я хочу увидеть место. Хочу узнать, где находится один человек.
– Ваши судьбы уже пересекались? Или только лишь должны пересечься? – голос старухи был прокуренным и неприятным. Но свое дело она знала.
– Уже пересекались, Бренна.
– И как же зовут того, чей путь ты так хочешь отследить?
– Зоран из Норэграда.
– Назови эмоцию.
– В смысле?
– Ты впервые у сновидящей?
– Да.
– Назови эмоцию. Что ты чувствуешь, когда вспоминаешь об этом человеке?
Адела замешкалась, не желая раскрываться до такой степени.
– Эмоцию, Адела, – настаивала Бренна.
– Радость.
– Назови место, где вы встретились впервые.
– Город Лант.
– И где попрощались в последний раз?
– Эйзенбург. Белый парк.
– Хорошо. Есть ли у тебя какой-нибудь предмет, который достался тебе от этого человека? Это бы очень помогло.
– Та роза, что я оставила на столе. Я храню ее со времен первой встречи с ним.
Бренна нахмурилась, глянув на стол. Адела поняла, почему.
– Она не завяла из-за магии, которую я на нее наложила, – прояснила ситуацию чародейка.
– Отлично.
Сновидящая подошла к столу, после чего взяла розу и вручила ее лежащей на спине Аделе.
– Сожми ее стебель обеими руками и закрой глаза.
Адела подчинилась. А Бренна тем временем достала из одежд небольшой мешочек и высыпала его содержимое себе на ладонь. Это была сонная пыль – приятно пахнущий магический порошок золотистого цвета.
Сновидящая дунула на свою ладонь, и сонная пыль крохотными звездочками заблестела над кроватью, где с закрытыми глазами лежала Адела Морелли.
– Воин, рожденный севером, пусть явится к тебе во сне. А если свеча его догорела, пусть звезды укажут, где, – рифмой проговорила Бренна.
Чародейка уснула.
***
«Я ничего не понимаю, где все?»
Зоран вместе с Джесси бродил по неожиданно опустевшей крепости, заглядывая в каждый шатер.
– Ау! Есть тут кто?!
Он ненадолго остановился у шатра, который ранее занимали Тэя и Лаур, и вошел внутрь. Идущая позади своего спутника Джесси не успела за ним последовать, так как Зоран быстро выскользнул обратно на улицу.
– Пусто, – хмуро констатировал он.
– Может, они ушли в другую заброшенную крепость? Или в какой-нибудь город?
– В Ригерхейме нет больше заброшенных крепостей. А что касается городов, так ни один из них не примет разом такое количество вооруженных людей.
«Хотя в этом королевстве возможно все».
– Может, они разбрелись по всей стране? – предположила черноволосая девушка.
«Ага, а Давен оставил затею захватить трон и занялся фермерством».
– Вряд ли, – коротко ответил Зоран и, не питая особых надежд на прояснение ситуации, направился к шатру командира мятежников.
Убранство радикально изменилось: внутри не осталось ни стоек с коллекционными экземплярами холодного оружия, ни манекенов, облаченных в изысканные доспехи, ни изумрудного цвета роскошного кресла. Остался лишь огромный стол, который бунтовщики, меняя место дислокации, отчего-то не забрали. И именно этот стол привлек внимание вошедших путников, но вовсе не потому, что остался единственным предметом интерьера в шатре.
Джесси и Зоран подошли ближе. Девушка посмотрела на своего мрачного спутника, который, в свою очередь, хмурил брови, глядя на поверхность стола. На ней была разложена карта. И сквозь нее в стол был воткнут кинжал.
– Что такое, Зоран? Это же просто карта страны. – спросила Джесси. От черноволосой девушки не укрылось, что увиденное по какой-то причине о многом сказало ее спутнику.
Он молча склонился над столом, после чего выдернул проткнувший бумагу и вонзившийся в красное дерево клинок. От этого на карте осталось небольшое отверстие, в том самом месте, где до этого жирной точкой был отмечен юго-восточный порт государства.
– Мы отправляемся во Фристфурт, – промолвил Зоран.
***
Было еще не поздно, но, несмотря на это, темно. Насыщенно-серые, почти черные тучи постепенно затягивали небо, не оставляя солнечным лучам никаких шансов на то, чтобы прорваться.
Тучи бывают разными: иногда они выглядят бесформенной кляксой, иногда – непреодолимой величественной стеной, а иногда – легкими пушистыми перьями.
Эти тучи не были ни первым, ни вторым, ни третьим. Эти тучи являлись предвестниками беды. Они рисовали на небе ужасающие, душераздирающие картины, которые не способен придумать даже самый изощренный человеческий ум. От этих картин веяло безысходностью и трагедией. От них веяло смертью.
Но стояла тишина. Ни одна капля дождя не упала, а раскаты грома были редкими и сдержанными: то был не яростный рык, привычно издаваемый небом в преддверии ливня, а какое-то слабое ворчание, напоминающее недовольный шепот собравшихся в театре зрителей, которые дожидаются затянувших с началом спектакля актеров.
Эти тучи еще успеют разразиться аплодисментами в виде ледяного града, молний и рокота. Они еще успеют поблагодарить актеров так, как не благодарил их еще никто и никогда. А пока что эти жуткие тучи, неостановимо шествуя с севера, сопровождали пятерых столь же жутких всадников, одетых во все черное.
Они гнали коней галопом так, словно соревновались с ветром. И не было в их глазах ни жалости, ни прощения. Лишь холодная, убийственная решимость.
Тучи обязательно разразятся аплодисментами, когда все закончится. Но игры на бис они выпросить не смогут. В этом спектакле ее не будет, как не было и репетиций.
***
Зоран и Джесси добрались до ущелья. Девушка явно не пришла в восторг от мысли, что ей снова придется идти над пропастью по длинному деревянному мосту.
– Не бойся, Джесси, он прочный.
– А я и не боюсь, – солгала она, вызвав легкую улыбку на лице Зорана.
– Тогда ступай первая, – ответил он, предпочитая держать свою спутницу на виду во избежание несчастного случая.
Но Джесси восприняла это как вызов, а не меры предосторожности:
– Ты думаешь, я трусиха?
Зоран промолчал, но иронично поднял правую бровь, что само по себе являлось вполне недвусмысленным ответом на вопрос.
– Ладно, – произнесла Джесси, гордость которой была задета, и отвернулась от Зорана, встав лицом к мосту. Секунду повременив, с решительным видом шагнула по деревянным доскам. Зоран пошел следом.
Они добрались до середины моста. Джесси двигалась медленно и осторожно. Находясь за спиной девушки, Зоран не мог видеть ее лица, но он не сомневался: оно уже не излучает былой уверенности. Но вдруг, будто решив оспорить догадку своего спутника, Джесси остановилась и, несмотря на страх, посмотрела вниз: ей было очень любопытно, насколько же все-таки глубока пропасть под ними.
Оказалось, что она не такая уж и глубокая, хотя и мелкой ее отнюдь нельзя было назвать: ее высоты вполне хватало для того, чтобы упавший с моста человек разбился наверняка. Этому способствовало также и дно ущелья, которое из-за рассыпанных повсюду валунов, разных по форме и размеру, было крайне неровным. Стены ущелья, с бесконечно торчащими из них острыми гранями горной породы, являлись в меру крутыми, но не отвесными. Отколовшиеся от них камни не падали вертикально вниз, а скорее стремительно скатывались, попутно разбиваясь на кусочки. И, конечно же, падение с края ущелья, как и падение с моста, сулило человеку верную смерть, только слегка оттянутую, сопровождающуюся многочисленными ударами каждой части тела об угловатую, твердую поверхность еще до соприкосновения с землей.
– Не смотри вниз, Джесси. Голова закружится, – с серьезностью в голосе предостерег Зоран.
Девушка сглотнула и, выдержав некоторую паузу, послушалась и продолжила путь с осторожностью еще большей, чем прежде.
– Ну вот, а ты боялась, – сказал Зоран, ступив на твердую землю вслед за спутницей.
– Я не боялась! Хватит так обо мне говорить! – воскликнула она.
«Какая же ты упрямая».
Зоран улыбнулся, после чего подошел к девушке и обнял ее. А затем долго и страстно поцеловал. Желание дискутировать и возмущаться у Джесси сразу отпало.
– В страхе нет ничего плохого, Джесси, – спокойно произнес Зоран, когда отпрянул от черноволосой спорщицы.
– Тогда почему ты ничего не боишься?
– Я тоже боюсь. Не бывает людей без страхов.
– И какие же есть у тебя?
– Снова потерять кого-то из близких.
– И все?
«Снова быть преданным. Да и убитым тоже не хотелось бы оказаться».
– Да.
– Хм. И кто же эти близкие?
– Ты, например. Еще пара человек. Не так уж много, если честно, но это все, что у меня осталось.
Она внимательно смотрела Зорану в глаза, наслаждаясь каждой секундой, проведенной с этим человеком. Вдруг его взгляд сделался веселым, а затем он наклонился к уху Джесси и иронично произнес:
– Так что нет ничего плохого в боязни мостов.
***
– Гроза надвигается, – сказала вдруг Джесси, бросив взор на плывущие с севера черные тучи.
– Да, – ответил Зоран.
– Тебе нравится гроза?
– Нет.
– Почему?
– Потому что мне редко доводилось встречать ее в тепле и сухости. А тебе?
– Люблю ее. Дома ли я, на улице ли, без разницы. Когда дома, мне приятно засыпать под рокот грома и шум ливня. Осознавать при этом, что я в безопасности. Когда на улице, мне нравится ощущать на коже капли дождя, чувствовать, как ветер бьет меня по лицу словно хлыстом. В такие моменты я понимаю, что живу.
Зоран, насколько позволяла его физиономия, нежно посмотрел на свою трогательную спутницу.
«Я сделаю все, чтобы ты понимала это как можно дольше».
Джесси же, наоборот, не глядела на собеседника. Ее взор был направлен вдаль. Туда, откуда надвигались тучи.
– Но знаешь, Зоран… Гроза, которая будет сегодня, почему-то внушает мне тревогу.
– С чего вдруг?
– Не знаю. Тучи какие-то… пугающие.
Зоран пригляделся и, пожав плечами, ответил:
– Тучи как тучи.
Следующие несколько минут они прошли в безмолвии, прервать которое решила Джесси, все продолжавшая наблюдать за горизонтом и небом:
– Смотри-ка, Зоран, кто-то скачет. Тоже во Фристфурт спешат, наверное.
И Зоран посмотрел. И Зоран узнал эти силуэты, несмотря на внушительное расстояние до них. Он не мог их не узнать. Черные. Хищные. Зловещие.
Не услышав никакого ответа на брошенную фразу, Джесси повернула голову на спутника и увидела, как изменился тот в лице: оно стало твердым, непроницаемым и мрачным. Оно как будто даже потемнело. Как те самые тучи, о которых Зоран минуты назад вел с девушкой беседу. Взгляд зеленых глаз сделался пристальным, холодным и ненавидящим. Зоран перестал моргать и смотрел неизменно туда, откуда мчались всадники.
– Беги, – растянуто и низко произнес он.
Хоть тон и не терпел возражений, Джесси попыталась ослушаться, догадавшись, в чем дело:
– Да как ты можешь, никуда я не…
– Беги, я сказал, – гробовым голосом перебил Зоран.
– Ни за что!
Он посмотрел на Джесси испепеляющим взглядом:
– Город совсем рядом. Если ты убежишь, то сможешь позвать на помощь. Если нет, то мы оба умрем. Выбирай, чего хочешь больше: погубить нас или спасти.
Она тяжело задышала, не зная, какое решение будет правильным. Зоран заговорил снова:
– Ты теряешь время. Чем дольше думаешь, тем меньше шансов.
– Кого мне найти в городе?! – наконец определилась она.
– Человека по имени Давен. Скажи ему, что нужно много солдат. А еще – что он, похоже, следующий.
– Пообещай мне, что продержишься! Поклянись мне!
– Клянусь.
Джесси, никогда раньше не бывавшая во Фристфурте, побежала, искренне при этом веря, что успеет вызвать подмогу. Она не могла знать, что до города еще довольно далеко, а Зоран просто ее обманул. Потому что хотел спасти.
«Прощай, Джесси».
Они тоже его увидели. Зоран понял это, когда всадники на несколько секунд остановились, и один из них указал рукой в его сторону. После этого они снова погнали своих коней, причем еще более быстрым галопом, чем прежде.
Но Зоран не хотел умирать, и ему в голову пришла идея о том, как можно спастись. Он развернулся и побежал назад, к ущелью. Если он успеет перейти через мост, то обрушит его, разрубив канаты, и тем самым отрежет преследователям путь.
«Я успею, успею».
Неожиданно раздался первый по-настоящему громкий раскат грома. Он словно подстегивал всадников, призывая их скакать еще стремительней, хотя кони и так уже были на пределе.
Зоран периодически оборачивался, стараясь при этом не терять скорость, и всякий раз разочаровывался: расстояние между ним и всадниками сокращалось быстрее, чем он надеялся.
Сначала ему стали слышны их голоса. Он улавливал отдельные слова и фразы. Затем, в очередной раз обернувшись, разглядел, в каком порядке они его преследуют.
Первым был Кай. За ним, на совсем небольшом удалении, – южанин Бенедикт. Потом Бирг. Далее – тяжеловес Трэч. А в конце, намного отстав от остальных, на громадных размеров скакуне величественно приближался вулканоподобный магистр Конрат.
«Еще немного. Я успею».
Стук копыт звучал уже совсем близко. Зоран попытался придать своему телу еще большее ускорение, но это оказалось невозможным: он и так мчался к мосту на своей максимальной скорости. Только ее оказалось недостаточно.
Зоран не услышал, а скорее догадался, что Кай уже замахивается для удара, и повернулся к тому лицом, одновременно вынув меч из ножен. До спасительной конструкции Зоран не добежал каких-то двадцать пять – тридцать ярдов, и теперь боя было не избежать.
Кай набрал приличную скорость и на полном скаку рубанул по Зорану, целясь последнему точно в шею. Зоран отразил этот удар, но далось это с большим трудом – он едва устоял на ногах. Следом атаковал Бенедикт. Здесь Зоран смог уйти с линии атаки, не рискуя ее отбивать и терять при этом устойчивость. Дальше налетел Бирг, злобно скалясь при этом и скривив уродливую губу. Зоран отбил его удар довольно легко и даже умудрился сохранить равновесие. Однако ненадолго. Ибо на него уже мчался громила Трэч.