ЗАТЯНУВШИЙСЯ ПРОСТОЙ
К охраняемому двумя стражниками шатру подошел высокий русоволосый мужчина с правильными чертами лица и решительным взглядом и господин бандитской наружности с темно-рыжей хвостатой шапкой на голове.
Стражники нахмурились и сурово посмотрели на того, кто носил шапку. Спутника же этого человека они узнали.
– Он со мной, – сказал русоволосый.
– Как скажешь, Лаур. Мы тут уже не успеваем запоминать новые лица, – отозвался один из стражников.
Двое вошли в шатер. Единственный его обитатель сидел в величественном кресле изумрудного цвета. По его глазам было видно, что он обрадовался гостям, хоть и не подал виду, сохранив беспристрастное выражение на лице.
– Ты приятно меня удивил, Лисий Хвост. Вот уж не думал, что разбойники умеют держать слово, – произнес хозяин шатра.
– Я действительно сделал то, что обещал, Давен. Я привел в твою крепость почти три сотни человек. Всю свою банду. Мы принимаем твое командование и надеемся, что твое слово так же твердо, как и наше.
– В моем слове можете не сомневаться. Когда все закончится, я выполню свою часть уговора. А теперь иди. Отдохни и наберись сил. Скоро они пригодятся.
Элаяс Лисий Хвост повиновался, оставив Давена и Лаура наедине.
– Что дальше? – поинтересовался последний.
На благородном лице Давена мелькнула жестокая улыбка. Он проговорил:
– Собери всех на улице, следующие распоряжения касаются каждого. Я отдам их лично.
***
– Холодно, – сказал Нейб, с ног до головы укутанный в меха какого-то животного.
– Терпимо, – ответил ему Рогги Костолом, одетый более легко. – О! Получилось! – гном обрадовался тому факту, что ему, наконец, удалось разжечь костер.
– Ты толстошкурый, как медведь, – констатировал южанин.
– Будешь тут толстошкурым. Вот, гляди, – Рогги схватил себя за складку на животе. – Поднабрал я, да? Хе-хе.
– Да уж. Это и немудрено. Сколько мы уже тут сидим безвылазно, а, Рогги?
– Больше месяца. Последний раз мы выходили из крепости вместе с Зораном. Интересно, где он сейчас?
– А черт его знает. Его трудно предугадать.
– Да уж. Он то тут, то там. Как птица какая-то. Вольная птица.
– Точнее и не скажешь. Он хороший мужик, но странный, как по мне. Ты веришь, что он – детектив, Рогги?
Гном посмотрел на своего соратника как на человека не совсем далекого ума и произнес:
– А ты сам не видишь, что это – брехня? Ты когда-нибудь видел, чтобы ищейка в одиночку расправилась с полудюжиной вояк? Нет? И я – нет! Мясник он, а не детектив. Всю жизнь, наверное, на скотобойне работал.
Южанин вздохнул.
– Как бы там ни было, он спас наши жизни, и я не жалею, что познакомился с ним.
– Зоран – друг, – подытожил гном. – Кем бы он ни оказался по профессии.
Воцарилась тишина. Собеседники слушали теперь не голоса друг друга, а треск костра. Его успокаивающий, мудрый монолог. Рогги и Нейб лишь для вида жаловались на скуку и простой, на самом же деле они наслаждались каждым мгновением спокойствия и мира, столь редко навещавших их на жизненном пути. Просто не признавались в этом. Такие, как они, не привыкли демонстрировать слабость. Вдруг гном заговорил снова:
– Смотри, Хуго идет, – он указал на кузнеца, жену и сына которого совместно с Зораном и Нейбом недавно привел в крепость.
– Хуго, иди сюда! – окликнул кузнеца Нейб. – Посиди с нами, дружище.
Кузнец улыбнулся гному и южанину и принял приглашение. Сев справа от Рогги, он поинтересовался:
– Не знаете, почему нас всех из шатров повыгоняли?
– Не знаем. Может, Давен хочет всех пересчитать? За последние недели здесь появилось много новых лиц, – предположил Нейб.
Хуго исподлобья посмотрел в сторону какой-то шумной компании. Его взгляд был неожиданно злобным.
– Да уж. – произнес он.
Рогги и Нейб устремили взоры туда, куда косился их товарищ, и увидели Элаяса и приближенных к нему разбойников.
– Кто бы мог подумать. Он снова здесь, – удивленно сказал южанин.
– Надеюсь, Давен знает, что делает, – отозвался гном.
Хуго молча злился и напрягал желваки на скулах. Ему было тяжело мириться с тем, что он и Элаяс теперь на одной стороне. Перед глазами кузнеца мелькали картины из его прошлого, самой печальной страницей которого была вынужденная разлука с женой и сыном. Разлука, случившаяся, в том числе, из-за Лисьего Хвоста.
«А может, это и неплохо, что мы теперь союзники. Привыкай оборачиваться чаще, Элаяс».
ПОЛИТОЛОГ
Когда Флави проснулась в снятой ими с Динкелем комнате таверны «Пьяный шмель», она застала своего возлюбленного сидящим за столом в задумчивой позе. Это было слегка странно, ведь жонглер всегда просыпался поздно, а тут он не только встал с первыми лучами солнца, а еще и размышлял о чем-то с явной тревогой на лице.
Она приподнялась с кровати. Динкель даже не обратил на это внимания, погруженный в собственные мысли.
– Тебя что-то тревожит? – голос Флави был мягким и успокаивающим.
Жонглер вздрогнул, вырванный из безмолвного диалога с самим собой, и посмотрел на циркачку. От этого на душе сразу стало спокойней.
«Как же хорошо, что ты рядом».
– Я думаю, Флави, что нам нужно уходить из этого города.
Её не удивила эта фраза. За время нахождения во Фристфурте у пары почти закончились деньги, а возможности заработать в этом городе так и не нашлось, поскольку поиски более-менее приличной труппы закончились ничем. И, несмотря на то, что Флави по-прежнему одолевало желание жить рядом с морем, она не могла не признать правоту Динкеля.
– Ты предлагаешь вернуться в Навию?
– Да, Флави, предлагаю. Во-первых, нам нужно на что-то жить. А во-вторых, я не доверяю Креспию. Дома будет безопасней.
– Как думаешь, что связывает Зорана с этими людьми?
Хромой жонглер горько выдохнул.
– Не знаю, Флави.
– Ты волнуешься за него?
– Да. Но понятия не имею, чем ему помочь. Давай лучше собираться.
Они быстро оделись и вышли из комнаты. Динкель хотел покинуть город рано утром, до того, как в соседней комнате проснется Креспий, взявший на себя роль телохранителя циркачей. Но уйти незамеченными Динкелю и Флави не удалось: загадочный молодой человек встал еще раньше них и занял столик у входной двери таверны.
«Придется к нему подойти».
Креспий выглядел недовольным: у него абсолютно испортились отношения с Динкелем из-за постоянного недовольства и нескрываемого недоверия последнего.
– Мы возвращаемся домой, – жонглер был настроен решительно.
– Попробуйте, – равнодушно ответил Креспий.
– Мы ждали достаточно. Уверен, твои друзья уже забыли о нас. К тому же мы быстрее умрем здесь от голода. У нас заканчиваются деньги.
– Ну, во-первых, мои «друзья» никогда ничего не забывают. А во-вторых, у вас обоих есть руки. Насколько мне известно, они предназначены как раз для того, чтобы зарабатывать ими на жизнь.
– Надо же! – Динкель наиграно удивился, посмотрев на свои руки. – Буду иметь это в виду, когда вернусь в Навию.
– Зря иронизируешь, Динкель. И до скорой встречи. – Креспий бросил на Динкеля загадочный взгляд.
– До скорой? – смутился Динкель.
– Более скорой, чем ты думаешь.
Динкель нахмурился:
– Счастливо оставаться, – и ушел вместе со своей возлюбленной, так и не поняв, что имел в виду Креспий. Который никогда бы не отпустил их так легко, если бы не знал, что они никуда не денутся.
Оказавшись на улице, Динкель облегченно вздохнул. Он предвкушал долгую дорогу домой. Он ошибался.
***
– Имя и род занятий, – низенький напыщенный стражник довольно забавной наружности изо всех сил басил, стараясь хотя бы с помощью голоса убедить окружающих относиться к нему серьезно.
– Зовут меня Давен. По профессии я политолог.
Служака с ног до головы оглядел мужчину, намеревающегося войти во Фристфурт. У того оказалась довольно приятная и располагающая к себе внешность, а одет он был в походную, но все же не лишенную некоторого изящества одежду. Политолог – это что-то приличное, решил стражник и произнес:
– Добро пожаловать в город, господин.
Как и многие населенные пункты, жители которых живут в основном торговлей, Фристфурт напоминал скорее огромную ярмарку, нежели собственно город: повсюду стояли лавки и торгаши, дома простых людей были по большей части одноэтажными и расставленными на первый взгляд хаотичным образом, а элитные районы, в которых обитали местные аристократы, находились далеко от вечно беспокойного и шумного центра.
Зима была на исходе, хватка мороза совсем ослабла, и на улицах с каждым днем становилось теснее. Давену пришлось чуть ли не пробиваться к центральной городской площади, куда пролегал его путь. В конце концов, он все-таки вышел на нее. Народу от этого меньше не стало, но простора прибавилось. Места на площади хватало всем, чего нельзя сказать о заставленных лавками и палатками улицах.
Давен подошел к массивному, высотой с двухэтажный дом, памятнику королю Туриану Первому – одному из величайших правителей Ригерхейма. Это был конный монумент, причем обе передние ноги лошади были подняты, что свидетельствовало о том, что всадник погиб в бою. Из всех монархов, о которых читал Давен, Туриан Первый являлся единственным, на кого он хотел быть похожим. Считалось, что в Туриане сочетались все добродетели истинного короля: он был столь же жесток к заклятым врагам, сколь милосерден к искренне оступившимся подданным, столь же хитер на политической арене, сколь порядочен по отношению к простым людям.
Давена возле памятника уже ожидал его ближайший советник.
– Как все прошло, Лаур?
– Крайне удачно. Нам удалось не вызвать подозрений.
Последние несколько дней обитатели крепости у мыса Свободы, получив от Давена приказ о выступлении, небольшими группами перебирались во Фристфурт под видом торговцев, путешественников и моряков.
– Сколько людей в городе на нашей стороне?
– Около тысячи тех, кто пришел вместе с нами из крепости, плюс около трех тысяч жителей самого города – самых разных, от торговцев пряностями и моряков до стражников и даже некоторых дворян. Итого четыре тысячи.
– Все вооружены?
– Из мужской половины все. Среди женщин также нашлись те, кто намерен сражаться при необходимости. Их мы тоже вооружили.
– Отлично, – Давен выглядел так, будто в кои-то веки занервничал. Так оно и было, его сердце бешено колотилось.
– Что дальше?
– Собирай всех на площади. С оружием.
***
Динкель и Флави не обращали никакого внимания на уж слишком громкий рев толпы, доносящийся со стороны центральной площади города, и слишком уж внезапно опустевшие улицы окраин. Парочка непоколебимо уверенной походкой шла к городским воротам, твердо намереваясь покинуть осточертевший им Фристфурт и отправиться домой, в Навию. Но циркачей ждало разочарование: двое стражников скрестили перед ними алебарды, преградив путь и не позволяя выйти из города.
– В чем дело, господа? – спросила Флави. Динкель же уже почти шипел от злости, настолько ему надоело нахождение рядом с морем без возможности пополнять свои карманы.
– Город закрыт как на вход, так и на выход, – ответил один из стражников.
– Это почему еще? – едва сдерживая гнев, поинтересовался Динкель.
– Бунт начинается! Не слышно, что ли?
Флави и Динкель посмотрели друг на друга, а потом устремили удивленные взоры на служак.
– На площади? – вновь заговорила Флави.
– На площади, на площади. А теперь идите, не мешайте службу нести.
Динкель и Флави отвернулись и неспешно побрели прочь от ворот, абсолютно не понимая, что происходит, и теперь уже вслушиваясь в гомон.
– Они будто хором выкрикивают что-то. – заметила циркачка.
– Пойдем, посмотрим, что там, – сказал жонглер своей рыжеволосой возлюбленной.
– Пойдем, – согласилась она.
***
Толпа яростно выкрикивала имя того, кого хотела видеть своим королем.
– Давен Первый! Король Ригерхейма! Давен Первый! Король Ригерхейма! – народ сходил с ума. Давен хорошо подготовился к этому дню. Город полнился людьми, многим из которых в трудную минуту он помог лично. Они кричали безудержно и громко, поднимая вверх мечи, заводя и заражая собственным воодушевлением тех, до кого только дошел слух о возвращении якобы убитого первенца Зигмунда Второго. Истинного наследника трона.
Молва разошлась по всему городу очень быстро. Вскоре на площади совсем не осталась свободного пространства, и даже яблоку не нашлось бы места, где упасть.
Давен стоял на широких перилах каменной лестницы, ведущей в так называемый «Верхний город», и смотрел на площадь сверху вниз. Народ Фристфурта хором выкрикивали его имя. От этого он чувствовал упоение. Силу. Он наслаждался.
Вдруг он услышал позади себя звуки многочисленных шагов и лязг доспехов. Обернулся и спустился с перил. Ему навстречу шел взвод солдат во главе с мэром города, по совместительству являющимся командиром его гарнизона, Эриком Тиром.
Высокий, седоволосый чиновник, поравнявшись с Давеном, пророкотал:
– Именем короля, прекратить бунт!
Давен, не превосходящий по росту Эрика Тира, смотрел на него так, что могло показаться, будто он все-таки выше мэра города, причем чуть ли не на целую голову. Это был взгляд истинного монарха, взирающего на своих подданных.
– И какое же имя у твоего короля? – ледяным тоном произнес бунтовщик.
– Имя моего короля – Лютер Третий! И он не знает пощады к таким, как ты!
Давен немного вытянул вперед левую руку, продемонстрировав Эрику Тиру внешнюю сторону ладони. На мизинце красовался огромный золотой перстень с многочисленными бриллиантами, образующими букву «Т». Династия Турианов. Правящий род.
Такой перстень имели право носить только короли и первенцы королей.
– Имя твоего владыки – Давен Первый. Советую тебе это запомнить.
Командир гарнизона, уставившись на перстень, являющийся атрибутом наследника трона, символом королевской крови, побледнел. А Давен заговорил снова, предугадывая вопросы:
– Верится тебе в это или нет, не имеет никакого значения. Город уже захвачен. А если ты в этом сомневаешься, можешь попробовать меня арестовать.
Эрик Тир посмотрел за спину Давену и увидел на площади не просто толпу, а целое воинство: хорошо вооруженные люди, выкрикивая имя своего предводителя, поднимали вверх мечи, топоры и щиты, выражая готовность в любую секунду ринуться в бой.
Мэр Фристфурта услышал позади себя лязг доспехов. Он обернулся и увидел, что солдаты преклонили колени. Они признали власть Давена в этом городе.
– Ты сделаешь то же самое, или я отправлю тебя на виселицу за измену. – произнес Давен.
Эрик Тир поцеловал перстень на мизинце Давена, а затем, последовав примеру солдат, преклонил колени перед истинным королем. Застигнутый врасплох город был захвачен без единой капли крови.
Народ Фристфурта ликовал. Но на одном лице улыбка все же не играла. Это было лицо Креспия, который собственными глазами видел смерть того, кого помнил под именем Альвин Гроциус.
«Интересно, Зоран знал, кого спасает?»
НЕКОТОРАЯ ЯСНОСТЬ
Лютер Третий восседал на троне и выжигал глазами стоявшего перед ним посла, который от этого ничуть не терялся, а, напротив, с каждым сказанным молодому монарху словом становился все более наглым и уверенным.
– Итак, с вашего позволения, я подведу итоги своего прибытия в Эйзенбург. Вы, Лютер Третий, формальный король Ригерхейма, отказываетесь признавать очевидный факт того, что ваш старший брат Давен выжил, и утверждаете, что народ Фристфурта преклонил колени перед самозванцем. Вместе с тем, вы отказываетесь от милосердного предложения Давена уступить трон в его пользу взамен на помилование вас за прошлые преступления, и предпочитаете кровопролитную междоусобную войну, которая будет стоить жизни многим из ваших подданных и иметь непредсказуемый итог, мирному решению вопроса о будущем страны. Я ничего не упустил?
За время своих скитаний и подготовки к перевороту Давен безупречно подготовил свое небольшое войско: солдаты его славились отвагой и выучкой. Но кого он обучить толком не смог, так это послов. Горячий и острый на язык парень, стоявший перед Лютером Третьим и откровенно ему хамивший, слишком понадеялся на правило дипломатической неприкосновенности. Было уже поздно, когда он понял, что зря.
– Упустил, – процедил король. – Я бы хотел передать командующему тобой самозванцу, что не веду переговоры с бунтовщиками. Но сделать это через тебя, к сожалению, не получится. – Лютер перевел взгляд на своих гвардейцев. – Арестуйте его и казните на главной площади.
От былой дерзости и говорливости посла не осталось и следа: когда стража схватила его, он побледнел и тяжело задышал, напрочь лишившись при этом дара речи. Он вроде бы и хотел вымолвить слова о пощаде, но они будто застряли в горле, упрямо отказываясь разрушить повисшее в воздухе молчание.
Когда посла увели, король поспешно удалился в свой кабинет, позвав при этом с собой маркиза Магни ван Кройса, одного из своих советников, причем наиболее далекого от решения военных вопросов. Это вовсе не означало, что король не озабочен проблемой с Давеном, как раз наоборот – она занимала все его мысли. Но он хотел решить ее путем быстрейшим и куда менее затратным, чем военная кампания. И, в конце концов, посол был в чем-то прав: массовое кровопролитие не желательно ввиду непредсказуемости его последствий для трона.
Усевшись в кресло, король заговорил:
– Как так вышло, Магни? Ты же заверил меня, что Давен прячется под личиной Альвина Гроциуса.
– Ваше величество, я действительно так считал. Клянусь вам, они похожи как две капли воды.
– Я знаю. Я видел труп купца. Действительно, сходство впечатляет. Но, тем не менее, ты ошибся. Как я могу доверять тебе после этого?
Маркиз не раз был свидетелем того, как король со скучающим и отрешенным видом отправлял на виселицу даже самых преданных ему людей за малейший намек на измену. Это было для монарха обыденностью. Лютер во всем видел заговоры и предпочитал пресекать их, в том числе тогда, когда они были всего лишь плодом его воображения. На всякий случай. Ноги у Магни чуть не подкосились, а сердце в груди замерло, когда король посмотрел на него с тенью сомнения на лице.
– Ваше величество, клянусь, я верен вам всем сердцем, – промолвил ван Кройс.
Взгляд короля был испытующим. Он, казалось, размышлял над участью своего советника. Магни уже начал думать, что вот-вот отправится следом за послом Давена, когда Лютер, все взвесив, изрек:
– Я верю тебе. Но твою предыдущую оплошность нужно исправить. Разыщи мне Конрата. Думаю, если ему удалось убить самозваного Давена, то и с настоящим он сможет разобраться. И еще: когда Конрат уйдет, пригласи военных советников. Все-таки нужно быть готовыми к любому развитию событий.
***
Их становилось все меньше и меньше. Когда Бирг вошел в таверну, то застал всего лишь двоих братьев: южанина Бенедикта и медведеподобного здоровяка Трэча.
– Почему вас только двое? – спросил Бирг вместо приветствия.
– А почему ты только один? – поинтересовался в ответ Бенедикт.
Бирг промолчал и, опустив голову, изобразил на лице некоторую скорбь, задействовав всю свою скудную мимику. Но даже ее было достаточно, чтобы братья поняли, почему Бирг вернулся один. Трэч лишь немного сжал губы, но удивления не изобразил – его и не было вовсе. Бенедикт тоже не удивился, однако на печальную новость отреагировал более эмоционально: его смуглое лицо исказила гримаса злобы, а карие глаза, казалось, буквально вспыхнули огнем. Он стукнул обоими кулаками по столу, а потом, едва не переходя на крик, произнес:
– Я же говорил! Говорил, что нужно послать больше людей!
Бирг тяжело вздохнул и ответил:
– Ты же знаешь, мы не хотели привлекать к себе внимания целой толпой.
– И как? Получилось?! – продолжал гневаться южанин.
– Не совсем. Зоран заметил нас.
Бенедикт покачал головой и со смесью злобы и разочарования усмехнулся. Однако ничего отвечать не стал. Тогда к разговору подключился Трэч:
– Расскажи, как это произошло.
– Мы шли по следам его пьянок и оказались в Ротшильде. Норман горячился и торопил меня. Я все время говорил ему не спешить, но он меня не слушал. В итоге мы решили убить Зорана в одном из борделей, но разминулись с ним. Когда мы ворвались в публичный дом, Зорана там не оказалось, зато оказался его друг, некий Франц. Норман вспылил, когда этот хлыщ начал лгать нам, что не знает не только о том, куда ушел Зоран, но и вообще никогда не слышал такого имени. Норман убил его, и мы пошли искать дальше. Но Зоран нашел нас раньше, узнав о смерти своего друга. Пришлось драться. А драться с этим улыбающимся ублюдком… сами знаете.
Бенедикт презрительно посмотрел на Бирга и резонно спросил:
– Почему тогда ты жив?
Бирг почти что не собирался лгать. Он всего-навсего утаил тот факт, что вовсе не принимал участия в бою:
– Когда Зоран разрубил Нормана пополам, шансы стали слишком неравными. Я убежал, чего уж там.
Трэч поставил себя на место Бирга и не решился обвинять его в трусости, а вместо этого подбодрил:
– Это не только твоя вина. Мы все виноваты. Нужно было все-таки идти как минимум втроем. А драться с Зораном один на один – чистой воды самоубийство. Ты правильно сделал, что убежал: нас и так осталось слишком мало.
На Бенедикте лица не было. Орден за несколько месяцев потерял обоих близнецов – у южанина не укладывалось это в голове.
– Водки принеси. – Трэч обратился к подошедшей к столу официантке. После того, как она отошла, в таверну вошли Конрат и Кай. Первый вернулся с тайной встречи с королем, а второй – со слежки за Аделой Морелли.
Разговор о событиях в Ротшильде повторился. Услышав новость о смерти Нормана, Кай и Конрат, будучи в Ордене самыми скупыми на эмоции, сохранили самообладание, однако было видно, что еще чуть-чуть – и магистр выйдет из себя и свернет кому-нибудь шею. Братья инстинктивно старались держаться за столом подальше от Конрата. Он тем временем заговорил:
– Не будем обсуждать, как нам нужно было поступить, ибо мы уже поступили неправильно. Норман воссоединился со Скельтом, плохо это или хорошо. Мы будем вспоминать о них в свободные минуты. Но говорю сразу: в ближайшее время их не предвидится, дела у нас не закончились. Перейдем к ним: все же помнят Альвина Гроциуса?
– Еще бы. С этого все и началось, – буркнул Бенедикт.
– Отлично. Мы убили не совсем того человека. Но нашей вины в том нет, ибо короля подвели его информаторы. Дело в том, что истинной целью должен был стать Давен, родной брат нашего короля. Лютер Третий полагал, что Давен скрывается под личиной Альвина Гроциуса, но на деле того просто использовали как двойника.
Наемные убийцы в непонимании уставились на Конрата:
– Давен же давным-давно умер, – удивился Трэч.
– Нет, он выжил. Как это случилось, не знаю, король об этом не сказал. В любом случае первенец Зигмунда Второго объявился и является нашей следующей целью. Разумеется, за щедрое вознаграждение.
– И где нам его искать? – спросил Бенедикт.
– Он бросил королю открытый вызов. Он уже захватил Фристфурт и предлагает Лютеру уступить ему трон.
– А как же Зоран? Разве это не важнее для нас сейчас? Он отправил на тот свет двоих дорогих нам людей и ходит себе живой и здоровый! Пьет и лечит сердечные раны в борделях, видите ли! Мы так и будем закрывать на это глаза?
Конрат тяжело посмотрел на южанина. Магистру не нравилось, когда с ним спорят. Бенедикт сразу успокоился.
– Я просто… просто мне не хватает близнецов, – С горечью произнес он.
Тут к разговору подключился Бирг. И своей речью он вернул южанину надежду на возмездие.
– Перед тем, как мы с Норманом скрестили с Зораном мечи, чертов предатель рассказал нам, почему вступился за Альвина Гроциуса в момент покушения. Оказалось, что тот когда-то спас Зорану жизнь. Вернее, не сам Альвин Гроциус, а Давен, как мне теперь думается. И как считаете, к кому пойдет Зоран, когда ему надоест обивать пороги борделей и кабаков? Ригерхейм находится на пороге гражданской войны, в которой каждому придется занять чью-то сторону. И я не думаю, что у Зорана в данном случае есть выбор. Не удивлюсь, если он уже находится на пути во Фристфурт.
Убийцы просияли, поняв, что за одну вылазку могут и отправить на тот свет Давена, и, что более важно, отомстить предателю.
– Отправляемся немедленно. Кай, ты тоже. Смысла следить за чародейкой больше нет, – сказал Конрат.
– Пора сделать то, что должно, – вторил магистру Бенедикт.
***
За ней не следили уже три дня – чародейка это чувствовала. Но все же она продолжала вести себя так, будто на нее все еще смотрели внимательные глаза Воронов. И игра ее была безупречной. Аделе необходимо было казаться искренней.
– Ах, Магни! Как вы догадались, что гортензии – мои любимые цветы? – Адела, любимыми цветами которой по-прежнему были алые розы, поднесла бутоны подаренных маркизом гортензий к своему очаровательному носику и сделала глубокий вдох, изобразив неподдельное удовольствие.
– В любой другой ситуации я бы ответил, что это из-за моего богатого опыта общения с женщинами, однако с вами, Адела, знание других женщин вряд ли можно назвать преимуществом.
– Почему же, маркиз?
– Вы весьма отличаетесь от любой известной мне особы. И я нахожу это более чем интригующим и, несомненно, притягивающим.
«Поверь, маркиз, это ненадолго».
Адела изобразила смущение, с кокетливой улыбкой опустив голову.
– Вы вгоняете меня в краску, маркиз, – лицо чародейки, однако, оставалось молочно-белым.
– При виде вас я просто не могу удержаться от комплиментов. Вы сами провоцируете меня на них своей ослепительной красотой.
– Ах, маркиз, если бы все мужчины были такими же галантными, как вы!
Магни ван Кройс ухаживал за Аделой с того самого момента, как она отвергла Зорана. Максимально близко чародейка, однако, маркиза не подпускала, но надежды тот не терял, видя и чувствуя, как с каждым днем она симпатизирует ему все больше. Самоуверенный молодой дворянин не сомневался – скоро он добьется этой женщины.
Они гуляли по Белому парку – тому самому, в котором Адела оставила Зорана с разбитым сердцем. Они подошли к фонтану – тому самому, около которого чародейка цинично оттолкнула того, кто был ей по-настоящему дорог. Она никогда не простит этого королю и убийцам со Скалы Воронов. Она никогда не простит этого и Магни ван Кройсу, который как главный придворный сплетник, вне всяких сомнений, в курсе происходящего. Адела поклялась, что доберется до каждого из них и заставит заплатить за ту боль, которую вынужденно причинила самому близкому ей человеку.
И время принять плату от советника короля настало.
– Магни, я замерзла. Может, пойдем ко мне домой? – тут она вдруг изобразила стыд и продолжила после очень короткой паузы. – Что же я такое говорю? Конечно же, вы не согласитесь, простите меня за эту глупость.
Маркиз не поверил своим ушам. Его душа пела от радости, когда он произнес:
– Как вы могли такое подумать, Адела? Конечно же, я соглашусь разделить с вами этот вечер, это все, о чем я только мог мечтать. И я безмерно рад, что желание это оказалось обоюдным.
– Правда? Я надеюсь, вы делаете это для меня не из вежливости?
– В последнюю очередь из вежливости, уверяю вас.
Адела мило улыбнулась.
– Тогда пойдемте скорее.
***
Огромных размеров спальня Аделы располагалась в самом дальнем углу ее дома. В этой комнате не было окон: чародейка предпочитала, чтобы место для двоих было максимально сокрыто от глаз. Она привела сюда Магни ван Кройса после короткого ужина с мясом и вином. Когда они оказались внутри, Адела произнесла:
– Магни, закройте за собой дверь.
Маркиз повиновался, после чего снова повернулся лицом к Аделе в предвкушении долгожданных удовольствий. Он сделал шаг ей навстречу, не сводя глаз с кокетливой улыбки и намереваясь как можно скорей прильнуть к губам, а затем стянуть с нее платье и…
Ее лицо внезапно сделалось жестким. Даже жестоким. Маркиз замер на расстоянии вытянутой руки от чародейки, не в силах сделать больше ни шага. Ноги перестали его слушаться. Адела сделала движение рукой в сторону Магни так, словно толкала невидимое препятствие. Маркиза подняло в воздух. Адела сделала еще одно движение рукой, и советник короля впечатался в стену, после чего остался висеть на ней подобно трофею убитого хищника в доме какого-нибудь охотника.
Он пытался шевелить ногами и руками, пытался нащупать ступнями пол, но это оказалось невыполнимым: его словно прибили к стене на высоте в половину человеческого роста.
Когда Адела заговорила на каком-то неведомом и ужасающем языке, почти все свечи в спальне погасли. Горящими остались лишь несколько, обеспечив тусклое освещение. Тем не менее чародейку Магни видел хорошо, и это было воистину жуткое зрелище: ее длинные белые волосы тянулись к лицу маркиза и излучали потусторонний холод, лицо Аделы, и без того бледное, вовсе стало воплощением смертельной белизны, а голубые глаза казались двумя льдинками, в которых застыло зло.
Она начала медленно сжимать ладонь так, словно выдавливала сок из апельсина. Магни в этот момент почувствовал, как кто-то схватил его сердце. Он глубоко задышал, выпучив от страха глаза. Мускулы рук и ног он уже не напрягал: маркиз боялся делать резкие движения, так как его сердце неведомым образом кто-то сжимал. Вдруг оно оторвется, если он неуклюже шевельнет чем-нибудь?
Адела заговорила:
– Я могу вырвать его из груди. А могу раздавить, оставив на месте.
– За что, Адела? За что?
– За то, что ты – советник короля. За то, что знаешь ответы. – Она сжала сердце Магни сильнее. Маркиз закричал.
– Какие ответы?! Я все расскажу!
– Как король узнал обо мне и Зоране? Сразу говорю, лгать бессмысленно.
– Это я! Я ему рассказал! И это я посоветовал ему поступить так, как он поступил! Но меня заставили! Заставили!
– Кто тебя заставил, Магни?
– Я не знаю! Клянусь, не знаю! Это был демон или еще что-то! Нечисть! Он подкараулил меня в облике нищего горбуна, а затем превратился в монстра! Он велел сделать так, чтобы Зоран страдал, иначе убьет меня! Он рассказал о вас мне, а я – королю! У меня не было выбора!
– Зачем ему понадобилось, чтобы Зоран страдал?
– Я не знаю, Адела, правда не знаю!
«Это либо демон, либо дух. В любом случае, дела плохи».
– Ты говоришь, что сначала он выглядел как человек?
– Да! Как горбатый старец!
– Почему Орден перестал за мной следить?
– Они отправились во Фристфурт! Старший брат короля, Давен, захватил город и претендует на трон Ригерхейма! Воронам поручено убить Давена!
– Как убить? Он же уже давно мертв!
– Он выжил!
– Где сейчас Зоран?
– Я не знаю!
Адела замолчала. Она услышала достаточно. Она с удовольствием наблюдала за дрожанием испуганного маркиза и с жестокой улыбкой на лице решала, что с ним делать.
В который раз за последнее время высокомерный Магни ван Кройс чувствовал себя мухой, застрявшей в паутине и ожидающей приговора паука. Гордость маркиза, конечно, страдала от этого, но делать было нечего: пришлось снова просить пощады: