Эйк не стал оттягивать расправу: ему нужно было еще добраться до лучника. Он чуть наклонился, немного отвел меч в сторону, чтобы в следующий миг опустить острие в тело гнома, и… получил стрелу в левый глаз.
Костолом обернулся. Позади стоял Нейб.
– Не бойся, Рогги, он бы все равно по тебе не попал. По гномам не так-то просто…
– Заткнись, Нейб! – начав вставать, перебил южанина его бородатый товарищ. – И спасибо тебе.
Рогги поднялся, и они с Нейбом побежали на помощь своему третьему соратнику.
– Сколько их осталось? – спросил по пути Костолом.
– Пять.
Потом, когда события этой засады будут далеко позади, эти двое будут рассказывать всем о том, что и не ожидали от Зорана ничего другого. Но все же в те минуты они были поражены. Выбежав на поляну перед Древним Святилищем, гном и южанин увидели следующую картину: куча мертвых тел в разных местах, несколько отрубленных конечностей и сломанных щитов, обезоруженный Элаяс Лисий Хвост, отползающий от Зорана. И сам Зоран, окровавленный, согнув в локте левую руку, сжимает голову одного из разбойников, к которому неведомо как смог зайти за спину, а правой, держащей меч, перерезает бедняге глотку.
Нейб и Рогги знали, конечно, как Зоран умеет драться, поэтому поражал их вовсе не тот факт, что их товарищ взял верх в бою. И даже не количество трупов – после арены их было этим не удивить. Южанина и гнома шокировало и ужаснуло преображение Зорана: он был уже не тем человеком, который дружелюбно разговаривал и шутил вместе с ними каких-то пару часов назад. На его лице играла зверская улыбка душегуба, а зеленые глаза были холодными и леденяще безжалостными. Будто сама смерть смотрела ими на Элаяса и выносила свой приговор.
В те мгновения Нейб и Рогги поняли: Зоран – не детектив. И им даже на секунду показалось, что не человек.
– Ты не уйдешь, Элаяс, – сказал похожий на черного ворона убийца, мрачная аура которого, казалось, заполнила все пространство.
– Что тебе нужно… не убивай меня… я дам деньги, много денег.
Он надвигался на разбойника медленно, но неизбежно. От прежней уверенности главаря бандитов не осталось и следа. Он напоминал загнанного в угол зверька, к которому неторопливо, наслаждаясь каждым шагом в предвкушении пира после долгой охоты, приближался грозный хищник.
Даже Нейб и Рогги сейчас боялись оказаться рядом с Зораном, но все же подошли. Умом они понимали, конечно, что он их не тронет, но все равно страх пронзил каждую клеточку их тел.
Если бы южанина и гнома когда-нибудь спросили, чьими врагами они хотят стать меньше всего, они бы ответили одинаково.
– Я заберу тебя. Так же, как ты забирал жителей Трезны.
– Нет… пожалуйста.
– Куда деваются люди, после того, как ты их покупаешь?
– На юг… вроде на юг.
– Вроде?
– Я не могу сказать точнее. Он мне не докладывает.
– Кто он?
– Я точно не знаю! Клянусь! Говорят, он какой-то пират! Давным-давно я торговал со многими, но когда появился этот Давен… он прогнал всех своих конкурентов! Вся торговля только с ним! Но я уже давно никого не поставлял ему, с Трезной стало трудно работать!
Воцарилось молчание. Ни у Зорана, ни у Нейба, ни у Рогги не нашлось слов, чтобы выразить все удивление, которое их постигло, когда они услышали имя бунтовщика, занявшего крепость у мыса Свободы. Соратники переглядывались, в непонимании выпучивая глаза.
– Наверняка этому найдется какое-то объяснение, – все-таки вымолвил Нейб.
– Знаете, а я ведь видел там, откуда мы пришли, знакомую рожу из Трезны, – произнес Рогги.
– Мы найдем ответы, когда вернемся, – вновь заговорил Зоран. – А теперь скажи мне, Элаяс, был ли среди пленных мужчина по имени Хуго? Примерно два года назад, когда еще Дункан был жив.
– Откуда мне знать?! Всех не упомнишь!
– Погоди, Зоран, как ты сказал? Хуго? – поинтересовался вдруг гном.
Зоран недоуменно посмотрел на своего товарища.
– Да, а что?
– Ну человек этот, знакомая рожа который… Это же местный кузнец Хуго. Мы с ним как-то раз выпивали, когда я по молодости в Трезне ошивался. Это ты не про него сейчас расспрашивал нашего нового друга?
«Не может быть… Хуго в крепости. А Давен, оказывается, не только хитростью освобождает пленных, но и деньгами. Сколько же их у него? Браво, сын Зигмунда Второго, браво».
– Про него, Костолом. Поговорим об этом позже. А сейчас нужно связать ублюдка, – на этих словах Зоран перевел взгляд с гнома на главаря разбойников. – Ты идешь с нами, – констатировал он, обращаясь к Элаясу.
«А до тебя, Мерелис, очередь однажды дойдет».
***
Они подошли к Трезне ближе к рассвету. Зоран велел своим товарищам дожидаться его за воротами вместе с плененным Элаясом, которого нужно было в целости доставить Давену.
Сам лжедетектив вошел в город и направился к хорошо знакомому ему дому. За два с лишним года ее скромное жилище заметно обветшало.
Зоран без особого удовольствия заметил, что им овладело столь чуждое ему чувство тревоги. Он боялся, что в доме, к которому он подошел, она уже не живет.
Постучался во входную дверь. Не совсем тихо, но и не очень-то громко. Ровно так, чтобы было слышно лишь тем, кто проживал в интересующем его доме, и никак не соседям.
Раздался тихий звук чьих-то мягких, как будто даже осторожных шагов. Манера ее ходьбы ничуть не изменилась.
Дверь открылась перед Зораном. Он посмотрел на знакомую женщину, с трудом ее узнав: она сильно похудела, была бледной и уставшей, а под глазами образовались заметные синяки. Во взгляде окончательно укоренились грусть и обреченность.
– Здравствуйте, Анжелика.
Хозяйка посмотрела на Зорана и немного нахмурилась, вспоминая, где раньше слышала этот знакомый голос.
И вдруг ее осенило. Это было заметно по ее лицу, которое сначала на секунду исказила гримаса удивления, а после этого – снова тоски и равнодушной обреченности.
– Мастер Зоран. Пришли посмотреть на мое осчастливленное местью лицо? Или снова убить кого-то? – иронично поинтересовалась женщина.
– Нет, Анжелика. Я пришел сказать, что знаю, где находится сейчас ваш муж.
Она не поверила своим ушам и побледнела еще сильнее.
– Что вы сказали?
– Ваш муж жив, и я знаю, где он находится. Он не в рабстве, но в силу обстоятельств не может вернуться в Трезну. Зато вы сами можете прийти к нему. Я отведу вас, если Хуго вам все еще нужен.
Дыхание Анжелики участилось.
– Вы… обманываете меня? Если да, то не шутите так больше… так нельзя.
– Я не обманул вас в прошлый раз, когда сказал, что убил Дункана, не обманываю и сейчас. Вы пойдете со мной или нет?
– Да… конечно. Нам с сыном нужно собраться, и мы пойдем… пойдем за вами.
– Я буду ждать вас у городских ворот, Анжелика, – Зоран развернулся и зашагал прочь.
– Спасибо, – шепнула ему вслед обретшая надежду женщина.
«А Линар все еще в подвале. Ничего страшного, хозяин дома освободит его, когда вернется. Всего лишь несколько дней заточения – не слишком суровое наказание за торговлю людьми, если учесть, что я убивал и за меньшее».
ХРУПКОЕ ДОВЕРИЕ
– Креспий! – Динкель гневно окликнул идущего далеко впереди молодого мужчину, но тот не обернулся, а лишь скрылся за очередным изгибом дороги, что пролегала между рядами высоких деревьев, прямо посреди леса. Не потому что не услышал, а потому что совсем не хотел разговаривать.
– Может, не стоит расспрашивать его сейчас? – спросила жонглера идущая слева от него Флави.
– Нет уж. Хватит ему отмалчиваться. Он должен нам ответить на многие вопросы.
– Мне кажется, ему можно доверять. Он спас нам жизнь.
– Но сначала чуть не отнял ее. С меня хватит недосказанности.
Динкель ускоренно захромал, решительным образом намереваясь получить от загадочного спутника ответы. Креспий шел довольно быстро, и поравняться с ним жонглеру удалось лишь через полминуты.
– Ты оглох? Я тебе уже четверть часа зову!
Креспий повернул голову на собеседника. Лицо парня было печальным и задумчивым.
– Я прекрасно тебя слышу, – спокойно произнес он.
– Ты кое-что задолжал нам с Флави, Креспий.
– Что же?
– Ответы!
– Хм. Скорее всего, этот долг я вернуть сейчас не смогу. Придется вам подождать.
Последняя фраза Креспия разозлила Динкеля еще сильнее, но упрямство своего спутника хромой жонглер преодолеть не мог. С каждой пройденной милей он доверял Креспию все меньше и меньше. И действительно, на то, чтобы быть уверенным в этом человеке, веские причины отсутствовали. Он связал Динкеля, и самое главное, Флави в подвале. Он допрашивал их вместе со своим товарищем, которому едва не позволил убить рыжеволосую циркачку. Интересовался поначалу Зораном, причем явно не для того, чтобы мило побеседовать. А потом вдруг ни с того ни с сего принялся делать вид, что является тому другом. И этому человеку еще хватало наглости отказываться отвечать на вопросы.
– Тогда мы уходим, – жонглер развернулся, чтобы пойти назад к Флави. Но его остановила небольшая цепкая ладонь, прихватив за локоть.
Креспий со смесью укора и просьбы посмотрел Динкелю в глаза.
– Я не отпущу вас, – сказал он. – Иначе вам конец. К вам придут снова. За себя ты не переживаешь, это я понял. Но подумай о ней. Ты не сможешь ее защитить. Тех людей, которые будут на вас охотиться, не остановить.
– Каких людей, черт подери?! Кто вы такие и что мы вам сделали?
– Ваша вина только в том, что вы имели счастье быть друзьями Зорана из Норэграда.
– И что с того? Мы видимся с ним от силы раз в год! Потом он пропадает, и я знать не знаю, где его носит!
– Ты никого в этом не убедишь, Динкель. И пока Зоран жив, вы с Флави всегда будете в опасности. Мне жаль, что ваши судьбы пересеклись с его.
– Что он вам сделал?
– Он… решил пойти своим путем.
– Хватит говорить загадками! Что значит «решил пойти своим путем»? А чьим же путем ему надо идти, если не своим?
– Нашим… точнее, их. Я ведь тоже теперь изгой.
– Да что вы за секта, мать вашу?!
– Мы не секта, а гораздо хуже, Динкель.
– Тогда что?
– Орден.
– Орден? Что-то не похожи вы на рыцарей.
– А мы и не рыцари. Прости, но большего я сказать не могу, иначе разоблачу не только себя, но и Зорана. Если вы когда-нибудь увидитесь, то он сам тебе все расскажет, если захочет. А пока что ты и так знаешь больше, чем нужно.
Жонглер смотрел Креспию прямо в глаза. Будучи проницательным человеком, он смог понять, что его спутник действительно искренен с ним, хотя бы в тех вещах, которые хоть как-то пытается объяснить. На молодом лице Креспия не было ни тени фальши, ни одного намека на актерскую игру. А уж в этом-то Динкель кое-что понимал.
«Похоже, он связан какой-то клятвой или чем-то еще».
– Почему мы должны доверять тебе?
– Потому что в противном случае вы были бы уже мертвы.
***
Троица подходила к городу. Динкель посмотрел на знакомые ворота и вздохнул.
«Только недавно мы с труппой были здесь. Я думал, что еще не скоро сюда вернусь. Как же мне надоело море».
– Почему именно Фристфурт? – спросил жонглер.
– Потому что в этом городе легко затеряться, он многолюдный. К тому же это ближайший доступный порт, корабли из которого отплывают в другие страны. Если захотите, вы сможете арендовать каюту и уплыть, когда накопите достаточно денег, – ответил Креспий.
Когда стража пропустила троицу через ворота и та оказалась на улицах торговой столицы Ригерхейма, омываемой спокойными и бескрайними синими водами, Флави с довольным видом сделала глубокий вдох, набрав полную грудь воздуха, после чего сказала:
– Как же я люблю море! Динкель, давай присоединимся к какой-нибудь местной труппе и навсегда здесь останемся!
Жонглер посмотрел на свою рыжую спутницу полными обожания и ласки глазами, а затем ответил:
– С удовольствием, Флави.
СЕМЬЯ
Была уже поздняя осень, когда Зоран и компания подходили к окрестностям мыса Свободы. Падал снег, слишком обильный для южной части Ригерхейма, даже если принять во внимание близящуюся зиму. Было заметно, как сын Анжелики, Мартин, дрожит от холода, несмотря на то, что мама одела его тепло.
– Скоро придем, – приободрил мальчика Зоран.
Они прошли по мосту и оказались на холмистой, заснеженной поверхности. До крепости оставалось несколько миль, полных подъемов и спадов, которые не просто преодолевались даже в сухую летнюю пору, а уж в условиях непрерывного выпадения осадков и подавно.
«Если даже здесь так метет, то, что же творится в моем родном Норэграде?»
– Чертова метель, – недовольно буркнул Рогги. – Я думал, хоть на юге страны нормально перезимую.
Гному, с его короткими ногами, ходьба по сугробам давалась труднее, чем остальным. Нейб ехидно на него посмотрел, намереваясь сказать какую-нибудь шутку, но не решился – зубы южанина стучали от холода, и он опасался того, что его речь покажется нелепой.
Элаяс Лисий хвост шел с завязанными сзади руками и изо всех сил поочередно сжимал и разжимал немеющие пальцы. Однако это не мешало ему быть погруженным в собственные мысли. Разбойника заботила собственная судьба гораздо больше, чем холод. Он брел с отрешенным взглядом и размышлял лишь о том, кому так понадобилось его пленить. И главное – зачем.
Помимо Зорана, как ни странно, лучше всех держалась хрупкая Анжелика. Эта женщина оказалась образцом стойкости и выносливости. Или просто любовь и надежда придавали ей сил. Она периодически недоверчиво бросала взгляд на загадочного Зорана из Норэграда, будто пыталась найти в его лице что-то, что выдает обман. Но всякий раз не находила и с облегчением отворачивалась.
Путники с трудом преодолели очередной холм, и их взору открылась вполне плоская равнина, протяженностью в несколько миль. Вдали, однако, виднелась еще одна возвышенность, на которой располагалась большая серая крепость.
***
Стражник на стенах узнал Зорана, Рогги и Нейба и спросил их об остальных подошедших к воротам людях: о женщине, ребенке и связанном мужчине. Получив ответ, он отошел на несколько минут – для того, очевидно, чтобы посоветоваться с командирами, после чего вернулся и впустил путников внутрь.
Разношерстная компания, хрустя снегом под ногами, сразу же направилась к шатру Давена.
Когда они вошли, то увидели, что, кроме самого предводителя бунтовщиков, в шатре никого нет. Элаяс выглядел удивленным. Он и подумать не мог, что человеком, к которому его ведут, окажется тот, с кем он успешно торговал. Давен радостно уставился на гостей, после чего произнес:
– Зоран, рад тебя видеть! Какими судьбами на этот раз?
– Я помогал Рогги и Нейбу.
Давен посмотрел на южанина и гнома. Те утвердительно закивали в знак того, что их товарищ не врет.
– Без него мы бы не справились, – сказал Нейб.
Первенец Зигмунда Второго со смесью удивления и благодарности снова перевел взгляд на Зорана.
– Значит ли это, что ты все же решил присоединиться?
– Нет, не значит. Просто наши цели в этот раз совпали. Эту женщину зовут Анжелика, а ее сына – Мартин. С Лисьим Хвостом ты уже знаком. Больше двух лет назад он выкупил у барона Дункана кузнеца по имени Хуго. Мужа Анжелики и отца Мартина. Меня попросили выяснить, где он, и я выяснил. Он здесь, Давен. В твоей крепости.
Давен тяжело вздохнул, глядя на изможденные лица Анжелики и Мартина. Член королевской семьи, казалось, был полон сострадания к этим людям.
– Нейб, выведи Элаяса на улицу, я поговорю с ним чуть позже. А ты, Рогги, приведи сюда Хуго.
В шатре остался только сам Давен, Зоран, Анжелика и маленький Мартин.
– Вы, Анжелика, наверное, задаетесь вопросом, почему Хуго к вам не вернулся?
– Да, господин.
– Он не мог. Я запретил ему. Потому что в Трезне его либо убили бы, либо арестовали снова. А он рассказал бы под пытками об этом месте. Мне нужно это меньше всего, понимаете?
– Понимаю.
– Взамен я пообещал ему, что рано или поздно приведу вас с сыном сюда. Но Зоран меня опередил.
– Я благодарна. И вам, и Зорану.
– Вот и славно. Надеюсь, вы понимаете, что дорога в Трезну пока что для вас закрыта?
– Да, господин.
Сердце Анжелики сжалось от волнения, когда в шатер вошел светловолосый гладковыбритый мужчина, высокий и крепкий, с мужественным, но печальным лицом. Он, не обращая внимания ни на кого, кроме Давена, прошел к центру шатра.
– Я прибыл, командир, как вы и требовали.
Давен доброжелательно улыбнулся этому человеку. Улыбка у главного из бунтовщиков была ослепительно красивой. Он произнес, глядя на вошедшего своими голубыми глазами:
– Хуго, посмотри по сторонам.
И мужественный кузнец посмотрел. И мужественный кузнец заплакал. Заплакала и Анжелика, бросившаяся ему на шею, заплакал и их сын Мартин, когда отец обнял его и потрепал за волосы. Никто из членов воссоединенной семьи ничего при этом не говорил. Все было понятно без слов.
ПОДСНЕЖНИК
«Мне так холодно. Зима не любит меня. Она хочет меня убить. Зачем она так поступает со мной? Я ведь никому никогда не делал ничего плохого. Я – всего лишь прекрасный, беззащитный подснежник. Но земля отвергает меня. Почему она не дает породниться с ней корнями? Чем я заслужил такое отношение к себе? Я что, хуже других цветов? Все они спокойно растут себе и не знают никаких проблем. А что я? Изгой. Переросток. Цветы не признают меня одним из них, потому что я слишком большой. У меня широкие лепестки и очень длинный стебель. Ну и пусть. Это не они слишком хороши для меня. Это я слишком красив для них. Они меня недостойны. Я уйду подальше отсюда, далеко-далеко. Я найду место, где на тысячи миль вокруг не будет ни одного цветка. И я буду единственным украшением этого места. Оно примет меня как родного. Оно будет моим, а я – его.
Вот оно. Пустое, белое, полностью покрытое снегом место. Сплошные сугробы вокруг. Я чувствую, как мне становится лучше. Моя душа поет и распускается подобно моим же лепесткам.
Я нашел тебя, мой родной. Самый большой, самый лучший сугроб.
Я накрываю себя твоим толстым снежным одеялом, и мне уже не холодно. Мы одно целое. Теперь мне всегда будет тепло и хорошо. Никто не посмеет нарушить нашу гармонию.
Ты – мой сугроб. А я – твой прекрасный подснежник. Самый счастливый подснежник на всем белом свете. Но я устал. И, пожалуй, немного посплю».
***
Вилма Карнейт уже несколько часов без устали бродила по окрестностям крепости. Она не могла точно сказать, когда сын ушел, но заметила его отсутствие рано утром и сразу отправилась на поиски. Сначала его следы были четкими, но потом пурга замела их, и Вилма продолжила поиски, выбрав направление наугад. Она снова потеряла не так давно возвращенную ей надежду на спокойную жизнь. Зоран из Норэграда оказался прав. Вилме Карнейт действительно следовало искать лекаря, а не убийцу, чтобы спасти своего сына, Габриэля.
«Где же ты, сынок?»
Она стала выглядеть еще хуже, последние месяцы заметно ее состарили. Лицо женщины осунулось, а седых волос на голове значительно прибавилось.
Когда-то она любила зиму, но это было очень-очень давно. Когда она была еще юной, полной мечтаний и глупой, когда ей было примерно столько лет, сколько сейчас ее сыну. Она каждую зиму ходила вместе с подругами на самую высокую горку, недалеко от деревни, в которой жила раньше и, заразительно смеясь, скатывалась снова и снова с заснеженной вершины.
Сейчас она ненавидела зиму. Больше любого другого времени года. Потому что теперь, когда Вилма выросла, холод не сулил ей ничего, кроме проблем. Потому что на холоде и по колено в снегу искать Габриэля после его побегов становилось гораздо тяжелей. А делать это нужно было по-прежнему быстро.
Вилма совсем выбилась из сил и время от времени спотыкалась и падала. Но даже в такие моменты она не останавливалась, чтобы передохнуть, а продолжала движение уже ползком, прежде чем снова встать.
Ледяной ветер хлестал ее по лицу, не собираясь поддаваться и облегчать путь. Ресницы женщины покрылись инеем, а изо рта при каждом выдохе шел пар.
– Габи! Габи! Сынок! – кричала Вилма, но никто не отзывался.
Ноги совсем перестали ее слушаться, и она, будучи по колено в снегу, снова потеряла равновесие и упала.
«У меня нет больше сил идти. Но я должна… должна».
Вилма с трудом поднималась, и когда ей, в конце концов, это удалось, она услышала позади себя неприятный голос:
– Я вижу, вам нужна помощь.
Женщина обернулась и увидела перед собой невысокого мерзкого старика в черном одеянии, напоминающем монашескую рясу. Она потерла глаза, перестав верить им. Но ничего не изменилось, незнакомец все еще стоял рядом. Как этот дряхлый пожилой господин смог так незаметно к ней подкрасться?
– Кто вы? – спросила Вилма.
Черноглазый старик отталкивающе улыбнулся и произнес:
– Я лекарь, если хотите, – его речь напоминала бездарную игру на скрипке.
«Хотела бы я, чтобы это действительно было так».
– Это действительно так.
Вилма оторопела.
– Я что, сказала это вслух?
Старик улыбнулся еще шире.
– О! Конечно же, вслух! Иначе как бы я смог так хорошо вас расслышать?
«Могу поклясться, что я сказала не вслух».
– Что вам нужно?
– Я хочу сделать для вас доброе дело. Путники должны помогать друг другу, не так ли? Времена грядут суровые, сейчас нельзя отвергать протянутую руку.
– Я справлюсь сама, – сказала Вилма. Ее собеседник внушал не доверие, а, скорее, страх и отвращение. Она отвернулась от него и продолжила свой путь.
– Ах! Самоуверенность! Обожаю! Никогда, однако, она не доводила людей до добра, – насмешливо бросил вслед женщине незнакомец. – Ваш сын в другой стороне, Вилма, – добавил он уже более серьезно.
Женщина остановилась и замерла как вкопанная. Повернулась к странному старику. На секунду ей показалось, что она сходит с ума.
– Откуда вы знаете?
– Я знаю многое о многом, Вилма. Я очень стар и очень мудр. Я могу помочь вам отыскать сына. Я даже могу исцелить его от наркозависимости. Я ведь уже говорил, что являюсь лекарем?
Вилма с большим удивлением заметила, что непонятно почему верит словам незнакомца.
– Сколько я буду вам за это должна?
– О! У всех есть своя цена! Конечно, конечно! Но вы не должны будете ни одного медяка! Вы просто окажете мне одну маленькую услугу, и будем в расчете!
– Какую?
– Придет время, и я скажу, какую! А сейчас пока не могу! Но не бойтесь, ни вам, ни сыну она никак не навредит! И не будет совсем уж сложной!
Вилма недолго обдумывала предложение пугающего старика в черной рясе, после чего сказала:
– Если с вашей помощью я найду Габриэля и вы излечите его от наркозависимости, то я сделаю все что угодно.
– Замечательно! – возрадовался незнакомец. – Но учтите, что, дав мне сейчас свое слово, отказаться от него вы уже не сможете, – продолжил он пугающе ледяным тоном, от которого Вилму даже слегка передернуло.
– Я согласна на ваши условия, – заключила она.
– Тогда пойдемте! Не будем медлить!
***
«Нет… сынок… что же ты с собой сделал?»
Вилма Карнейт принялась откапывать своего сына из сугроба. Он не мог шевельнуть даже пальцем, так как его тело полностью окоченело. Пустой взгляд Габриэля застыл, а под губой была замерзшая слюна.
Когда женщина полностью освободила сына из снежного плена, сопровождающий ее незнакомец произнес:
– Отойдите! Ему нужно оттаять! – на этих словах не прекращающий улыбаться старик непонятно откуда достал какую-то темную бутыль.
Вилма Карнейт послушалась старца, который привел ее к сыну, и сделала шаг в сторону.
– Что это? – спросила она.
– Это горячее! Очень! – когда незнакомец прошел мимо нее, Вилма почувствовала, что бутыль действительно нечеловечески горячая. Это ощущалось даже без прикосновений к стеклянному, по всей видимости, сосуду, потому как даже воздух вокруг него нагрелся чуть ли не до летних температур. Это было очень странно.
«Как он умудряется держать его голыми руками? И как он не остыл на холоде?»
Незнакомец наклонился над застывшим, но еще живым телом Габриэля и начал подносить бутыль к его рту. В этот момент из-за исходившего от подозрительного сосуда жара даже снег под парнем начал таять.
– Вы же сожжете ему горло! – воскликнула Вилма.
– Не бойтесь! Все под контролем! Сейчас ему станет лучше!
Темно-зеленая кипящая жидкость полилась Габриэлю в рот. Старик лил ее до тех пор, пока бутыль не опустошилась полностью. А она была далеко не малых размеров.
Как только последняя капля попала в глотку Габриэлю, парень тут же приподнялся и откашлялся. Его кожа чудесным образом приобрела нормальный цвет, а лицо пылало здоровьем. В этот момент он выглядел даже лучше, чем в ту минуту, когда Вилма видела его в крепости последний раз. Ее сын смотрелся так, будто никогда и не принимал наркотики.
– Габриэль! Сынок!
– Мама? Где я? – он поднялся с земли.
– Ты снова сбежал! Снова меня обманул!
Лицо парня приняло раскаивающееся выражение.
– Прости, мама. Но если тебя это успокоит, то… я не знаю, как это выразить, я никогда прежде такого не чувствовал…
– Говори же! Что ты чувствуешь?! – торопила Габриэля его мать.
– Я чувствую, что совершенно не хочу больше принимать «иней». Он как будто мне больше не нужен. Мне как будто больше не надо бороться с собой, не нужно прикладывать усилий, чтобы не принимать его. Я словно очнулся после нескончаемого сна, понимаешь? – закончив свою речь, парень перевел взгляд на незнакомца. – А вы кто? Ваше лицо кажется мне знакомым.
– Я просто старик, Габи, – одетый в рясу загадочный лекарь, жутко улыбаясь, посмотрел Вилме Карнейт прямо в глаза. – Если вы не сдержите свое обещание, Вилма, то для вас все начнется по новой, да, Габи?
Вилма, не поняв, почему старик попросил ее сына вторить ему, посмотрела на Габриэля и увидела, что его взгляд почему-то сделался стеклянным.
– Да, – словно под гипнозом процедил парень.
– Ну, хватит, не пугай маму! – коварно ухмыляясь, произнес старик, и взгляд Габриэля снова стал осмысленным.
Незнакомец снова пристально посмотрел на Вилму, но уже не улыбался:
– Вы поняли меня, госпожа Карнейт?
– Да, – ответила она.
Улыбка вернулась на лицо жуткого старика, и он воскликнул:
– Замечательно! – развернулся, продемонстрировав собеседникам свой горб, и, мерзко насвистывая какую-то мелодию, пошел прочь.
Габриэль недоуменно посмотрел на свою мать и спросил:
– О чем это он, мама?
– Неважно, сынок. Самое главное, что теперь у нас все хорошо.