Меридий

– Дэнис, что я наделал? Ты где был? Когда я его…

– Да какая уже разница?! Бегом отсюда! Их там дохрена!

Толпа ординаторов пыталась пробиться сквозь публику к Лео. Зрителям в одном лишь нельзя было отказать – в верности своим удовольствиям. Они прикрывали того, кто дал им шоу, позволяя Лео выбежать их подвала.

Два друга долго бежали по улицам, стараясь не нарваться на патруль.

– Что они вообще здесь делают?! Им никогда до нас не было дела, а именно сегодня вот им захотелось прийти, что ли?! Что за дела вообще?

– Лео, я в натуре не знаю, клянусь! Сам в шоках полных нахожусь.

– Я вырубил его, брат! Вырубил ординатора! Они же мне этого не простят! Им тут никто слова сказать не может, а вот те раз, взяли и рубанули. Это вообще наперекор мировому порядку идет!

– Придумаем что-нибудь! Забей, смотри сколько бабла – всё твое! – он показал ему сумку, набитую купюрами.

– Ага, классно. У Зака мама в больнице.

– Да, я знаю, Лео. Я знаю. Но я не знал, что ты с ним биться будешь.

– Да какая к черту разница с кем? Все сюда приходящие идут лишь от горя либо от положения бедственного. Здесь каждый проигравший теряет не деньги, а что-то гораздо более ценное. Все в Хинксайде привыкли биться как в последний раз, потому что для нас любое поражение может стать последним.

– Что сейчас будем делать?

– Мне нужно залечь на дно. Сука! Смысл этих денег, если я не могу работать – они ведь меня ищут! Ох… Мне надо встретиться с теми, кто набил рожу Лето.

– С тобой сходить? Ты же знаешь – мне не в лом!

– Нет, Дэнис. Я сам схожу. Ты психанешь и устроишь там концерт.

– Ты хоть расскажи, что за история вообще? Всё равно пока идем.

– Да что тут рассказывать? Ты же знаешь работу Илли, знаешь, что я хочу помочь Эмми, тебе, Лето, себе, в конце концов. Знаешь, что не хочу быть жалким, ничтожным человеком, тем самым лохом, засыпающим в трамвае стоя. Ну и вывели меня на тех, кто может помочь. Сказали, что скоро придет новый порядок и всё поменяется, что они работают на очень влиятельных людей, которые, в свою очередь, подчиняются одному человеку, а если я захочу, то со временем сам смогу с ним увидеться, потому что сейчас нужны люди. Влез я в эту игру, выполнял разные задания для них. Где-то что-то стащишь, где-то поможешь съездить из человека выбить долг, посмотреть за кем-то, деньги обналичить. Со временем просьбы стали всё жестче и жестче. В какой-то момент мне предложили человека убить – сказали, что это будет такая инициация. Я не согласился с ними, сказал, что выхожу из игры – надоело мне такое. Я думал, что буду крутым, но такая крутость – кому она вообще нужна? А они мне: «Так не пойдет, крысюк, ты либо с нами, либо все». Спорили мы с ними долго, и по итогу они мне назначили ультиматум: либо я им приношу деньги, либо они меня сдают ординаторам, а сами-то откупятся без проблем. Кто будет бредням парня из Хинксайда верить? Вот такая история. Поэтому деньги эти я несу им, а вот что мне делать дальше, я без понятия, дружище…

–Мда-а-а… Ну и дела. Так, может, их тоже рубануть?

– Ты идиот? Я же говорю, там люди за ними стоят серьезные.

– Как по мне, так они просто шохи. Ну, смотри сам, конечно. Я всегда на твоей стороне. А ты обратил внимание?

– Что людей много везде? Да. Центральный район никогда не был таким оживленным, да и туристов что-то многовато. Куда они все идут? Кажись, на торговой аллее все собрались. Странно, там же никогда ничего особо интересного не было, да и заведения там так себе. «Амрита» только ничего такая, но нам там делать нечего.

– Да, походу, реально в «Амриту» идут. Что-то там неладное. Да и вообще, район-то прям цвести начал: нас здесь не было всего пару месяцев, а он так разросся. С чего бы это?

– Не знаю, Дэнис, не знаю. Дурное у меня предчувствие. Я спрошу у Соласа.

– А тебе куда?

– Я дальше найду дорогу, не переживай. Увидимся!

Нулевой этаж проскочил на таблоиде лифта, опускающегося до минус один, минус три… Минус восемь… Двери с металлическим скрежетом открываются, предоставляя вид на длинный, кажущийся бесконечным, серый коридор, освещенный настенными тусклыми лампами. Неторопливо, выстукивая тростью в такт своих шагов, Синар Минамото брел по туннелю, пока не приблизился к его концу – началу чего-то большего. Перед его глазами разверзлись огромные врата в виде круга с трапециевидными углублениями – несколько метров в длину и ширину, а толщина корпуса была такая, что всякие попытки взломать хранилище прошлого заняли бы у воров несколько десятилетий.

Вставив свой причудливый ключ, насчитывающий несколько столетий своего существования, Синар провернул его, а затем услышал, как издали свой тревожный сигнал сирены, намекающие, что необходимо отойти в сторону. Гулкое шипение пара свистом и звоном отражалось в ушах, а от поднявшегося грохота и скрежета открываемых врат хотелось зажмуриться. Столько же неторопливо, как и всегда, задумчивый Синар, растирающий между пальцев свою тонкую, но длинную, спадающую до груди, седую бородку, брел в глубь хранилища – к заархивированной библиотеке.

– Хм… Что же мне искать? Вещества? Больно много. И не оружие… – бормотал он себе под нос. – Пожалуй, пробегусь по истории. Если что важное и было, то только там. А это у нас что?

Синар приметил небольшой том «Собрание органических производных на базе…» – последние слова стерлись. Взяв в руки том, Синар расположился у столика для чтения, внимательно изучая потускневшие до желтизны листы старого пергамента:

– Лоза Мутамина? Хм… Необходимый для проведения процесса трансмутации органических объектов реагент, добываемый из садов Мутамина… А, вот оно! Сад Мутамина – лаборатория-экосистема, представляющая из себя живой, обладающий разумом и волей единый организм, расположенный в сферическом куполе… Имеет систему кровообращения и внутренние органы, расположенные внутри «сада»… Лоза Мутамина представляет из себя регенерируемый отросток извивающейся плоти, содержащий в себе чистейшую, переработанную внутри организма эссенцию цветка дьявола, пригодную для формирование новых форм жизни, имеющих значительно повышенную скорость обмена веществ… Достигающих зрелости за несколько дней… Пригодных для… Уничтожения других форм жизни… Какой кошмар! Но что за „цветок дьявола“?.. Не вижу нигде про него информации.

Раз за разом Синар открывал древние книги и фолианты, всюду натыкаясь на некий «цветок дьявола», но почему-то не встречал нигде ни описания, ни точного применения. Казалось, что в библиотеке просто отсутствуют важнейшие элементы взаимосвязи.

– Ничего не понимаю… – снова бормотал он себе под нос, – что это за цветок? Вот упоминания об опытах по скрещиванию с террагеном… Развитие псионических способностей… Нейтрализация эффекта изнашивания организма, сопровождаемого старостью, болезненностью и иммунодефицитом… Достижение новых форм человеческой эволюции!.. Что бы этим ни являлось, хвала Богам, что ныне мы с этой гадостью не встречаемся! Человек не должен жить вечно и не должен быть Богом! Радость наша в возможности застать мир глазами дитя, а спустя много лет посмотреть на него взором старческим. Люди слабы и с годами становятся лишь слабее, но потому мы и строим общества! – хлопком он закрыл толстую книгу, как бы ставя точку в своих убеждения. – И в этом наша сила!

Взгляд его скользнул по бесконечным пролетам хранилища, уставленным достижениями прошлой эры, и казалось, что нет им конца. Хранилище было столь огромное, что блуждать в нем можно было несколько часов, не находя ему конца и края, словно бы блуждая на границах расширяющегося космоса.

– Да… В этом наша сила… – как-то неуверенно пробормотал он, проходя мимо древних сияющих доспехов в размере четырех комплектов из черно-золотого блестящего металла необъяснимой крепости.

Последний раз оглянулся он вокруг, посмотрев на высокие, стометровые потолки, на которых была выгравирована колоссальных размеров фреска, где своими полуслепыми глазами Синар заметил то, чего не замечал раньше, – вся фреска была усеяна изображениями небольших бледных цветков, будто бы прорастающих под ногами предтеч-правителей.

– Что же ты такое?..

Лео прошел несколько кварталов шумного центрального района и завернул в темную подворотню, где и ранее встречался с бандитами из шайки.

– Ну че, принес?

– Да, вот сумка.

Они выхватили у него сумку и пересчитали быстро деньги.

– Маловато будет.

– Что? Вы гоните? Здесь денег больше, чем мы договаривались!

– Ты долго тянул, а аппетиты растут, поэтому этого мало, – толстомордый бритоголовый мужик не то что говорил, а практически рычал. – Че с тобой? Покоцанный какой-то.

– С боя только. Деньги зарабатывал, – голос Лео был холоден настолько, насколько только мог был холоден человеческий голос, а всю его душу заполняла ненависть.

– Вот оно че. Ха-ха-ха! Вот оно тебе надо? Мы тебе такую работенку предлагали непыльную, а ты решил возиться в этих ямах. И как тебе?

– Да уж достойней будет, чем быть обычным беспонтовым бандитом!

Рядом стоящий амбал моментально ударил своей кулачиной Лео в живот, да так, что тот едва не упал в обморок, держась за бок, еле дыша.

– Слушай, ты, мелкая паскуда! Ты так базарить будешь, мы тебе язык вырежем, чтобы тебе орать сложнее было, а потом пальцы отрежем! Или нам к твоей сестре наведаться, а? Может, смазливую мордашку твоего дружка сделать менее симпатичной? Если ему две кости сломать, то он до конца жизни будет похож на еле ходящий кусок дерьма! Ты слышишь меня! – он дал Лео пощечину. – Але, дегенерат! Ты услышал меня? Мы тебе на лбу набьем тату «Крыса», если ты еще раз что-то такое звизданешь, понял, свинорыл? Понял, я спрашиваю тебя?!

– Да, понял…

– Ну и всё тогда, вали отсюда, дура!

Они толкнули его за угол, а сами уселись в автотерр и уехали под звуки громкой музыки и раскатывающего хохота.

Он весь трясся, а спустя лишь пару секунд из его глаз ручьем полились слезы. Лео уселся на колени посреди темной и грязной улицы, из его горла, потихоньку нарастая, вырвался раскатистый, прерывистый отдышкой плач. Он упал набок и свернулся в клубок среди луж и мусора. Начался дождь.

– Илли, я дома!.. Илли? Иллинес!

– Да, милый, я здесь… На кухне!

Лео зашел домой. Небольшая квартирка, бедная, но ухоженная, протянула к нему свое тепло, в которое он рад был укутаться.

– Ах-х! Лео! Что случилось? Ты весь в грязи!

– Да это я так… Упал просто.

– А что с твоим лицом? Да тебя побили, солнце! Кто это сделал? Те уроды? Или кто-то другой? Или на работе? Что же произошло? – худощавая девушка немного старше Лео бегала вокруг него, рассматривая каждый синяк. На ней была тонкая черная футболка с длинными рукавами, скрывающими даже кисти, и короткие шорты, скрытые под висящей футболкой. Она была подобна цветку, выросшему в поздний период лета, когда уже близится осень, – в самом рассвете сил, но уже тускнеет: красивая, но омраченная слишком рано наступившей осенью жизни.

– Ну-ка пошли в ванну! Так дело не пойдет! Нужно мыться, лечиться, а потом отдыхать. О, Боги! – Лео снял с торса всю одежду, обнажая пеструю кожу, покрытую местами такой синевой, что, кажется, вот-вот начнет гнить, а особенно на животе, в месте, куда ударил его амбал. – Лео, это ненормально!

– Ну, еще бы… Давай я помоюсь сначала, а потом ты меня подлатаешь.

– Ладно… Ой-ой-ой!

Приняв душ, он рассматривал в маленькой светлой ванной свое чистое тело, украшенное лишь гематомами и ссадинами.

«Лампа тускловата», – подумал он, выходя из ванной.

– Садись быстрее на диван. Я чайник поставила. Будешь? Я тут печенье купила, немного сладостей. Сварила супчик. Я сегодня выходная, а вчера смена была хорошая…

– Никто не обижал?

– Брось, Лео. Ты же знаешь наших клиентов. Просто очередные грустные люди, которые лишь хотят немного тепла.

– Прости, я всё никак не могу им поверить.

– Я знаю и не держу зла. У тебя есть право на свое мнение, но я в полном порядке и не чувствую себя гадко.

– Я лишь не желаю тебе такой жизни. Они жалкие, слабые, ничтожные люди. Я бы покончил на их месте с собой, нежели заставлял кого-то за деньги утешать мою печаль. Ладно если бы ты просто говорила с ними, но как подобное может лечить душу?! Скоты они самые обыкновенные. Ненавижу их.

– Эх, Лео, – она погладила его щеку, усеянную ссадинами, – ты добрый мальчик, оказавшийся не в том мире. Я люблю тебя, ты ведь знаешь.

– Но ведь и я тебя люблю, ты моя семья, больше никого из родных у меня нет. Поэтому я и не могу смириться со всем этим. Поэтому я влез во всё это!

– Влез во что?

– Да во все! В проблемы, в темные дела, в бои. Не хочу я, чтобы мы так жили!

– Лео…

– Надоело мне все! Подлая, скотская жизнь! Почему все умнее, смиренней, мудрее и спокойней, чем я? Я один, что ли, в бешенстве и ярости от всего?! Сколько это еще будет продолжаться?! Даже ты так легко относишься к этому! Будто у тебя всё хорошо!

– У меня не всё хорошо.

– Да, я знаю. Прости, Илли, – он погладил ее руку, заскочив под глубокий рукав, а она не успела вовремя ее убрать, не желая его обижать.

Лео взглянул на свои пальцы: влажные, покрасневшие и пахнущие железом. Их взгляды пересеклись: Илли закусывала губу, пытаясь улыбаться, а на ее глазах наворачивались слезы, но она не бросала попытку улыбнуться ему. Лео уставился на нее разбитым во всех смыслах лицом и хотел бы пустить слезы, да не мог – лишь тупо смотрел на нее, умирая глазами.

– Я не хотела, Лео… Просто… Просто не могла остановиться. На работе хоть думаешь только о работе, а здесь… Я им как врач, а они просто окружают заботой. Это ведь не престижный публичный дом, где делают «такие вещи!», это же просто, считай, лечебница для своих… Все друг другу помогают.

– И я тебе помогаю, дорогая, – он вложил ей в ладонь пластиковую оранжевую баночку.

– Где?.. Где ты их достал?

– Купил.

– Они ведь стоят нереальных денег, Лео! Ты столько не зарабатываешь!

– Сегодня вот заработал, – он улыбнулся, и его губа треснула, пуская маленькую ниточку крови. Лицо, старающееся показывать только добрые эмоции, выглядело комично из-за опухшего и опустившегося глаза, но по-своему обворожительно.

– Давай зашиваться, сестренка. Сначала тебе, потом мне.

Приподнимая рукава футболки, можно было увидеть несколько длинных вертикальных линий вдоль предплечья. Не очень глубоких и сделанных неправильно – грубая попытка. Его этим не удивить. Это ясно, если приглядеться к ее рукам, на которых еще не зажили старые шрамы. По отработанной схеме он взял медицинский запайщик и методично залил биоклеем ее раны. Лео давно купил за круглую сумму этот инструмент, чтобы не пришлось криво зашивать иголкой раны, оставляя уродливые рубцы.

– Вот и все! Почти не больно.

– Да, Лео, совсем не больно. Давай теперь тебе.

– Не стоит. Я просто протру со спиртом – у меня маленькие ссадины, можно не тратить клей.

– Тогда я тебе чаю налью. Ох, уже остывать начал!

– Хорошо, милая, давай выпьем чаю.

Иллинес открыла оранжевую баночку и, вытряхнув из нее одну пилюлю, запила ее чаем. Моментально ее лицо стало спокойней. Следующий глоток был куда вкуснее.

– Как, вы говорите, его зовут?

– Итан. Успешный студент, поступает в Академию Прогресса, но интересуется направлениями, которые изучать запрещается. Что вы хотите от него, советник Эйген? Мы сделаем всё необходимое.

– Пока что ничего. Просто интересно, насколько пользуется тематика террагена спросом у молодого поколения. Мы ведь расследование проводим, собираем информацию… И прочее-прочее… Хотя к чему вам это знать? Итан, да? Спасибо, профессор, – вальяжно и нахально, будто витая в облаках, он вышел из кабинета.

«Итан, Итан, Итан… Хм, это может быть интересно!»

Одетый в идеально серый свободный костюм, Эйген Грау, специально цокая каблуками своих дорогих ботинок, шел по мраморным полам Хрустального Шпиля, двигаясь к кабинету декана Академии Прогресса Альбера Кроу. Найдя его и не стучась, он зашел в дорогой кабинет, выполненный из красного дерева и местами украшенный золотыми вставками. Посередине кабинета стоял большой стол, на котором расположилась маленькая позолоченная табличка «Альбер Кроу – декан Академии Прогресса».

– Альбер! Приветствую!

– Советник Эйген! Ха-ха, как обычно, без стука, – профессор не удержался от ехидности в сторону советника.

– А разве вам есть что скрывать? Всё равно я всё знаю – это ведь моя работа. При мне можно ходить даже нагим – не удивите. Ой, София, здравствуй! Не сразу тебя увидел. Excusez moi, – фамильярно, стараясь быть вежливым, поклонился Эйген.

– И мне тоже можно ходить нагой? Не удивлю?

– Э-э-э… Ну, конечно! Если хочется, то можешь. Кто я такой, чтобы тебе запрещать. А удивиться я теперь просто не могу!

– Так, советник, чем можем служить? – постарался побыстрее ответить на все вопросы Альбер Кроу, чтобы избавиться от советника.

– Ах да, я же по делу. Фух, совсем вылетело из головы. У вас тут студентик образовался. Зовут его Итан, работать желает с террагеном. Что скажете?

– Хах! Не так уж это и страшно. Многие студенты хотели с этим работать, да вот только материал взять негде. Да и интерес мне их вполне понятен. Поступит, поработаем над проблемой, а затем парень и сам не захочет к ней возвращаться.

– Да-да, конечно, да вот только материал у него есть.

– Что ты имеешь в виду?

– То и имею. У него есть терраген-технология. Хранилище уже обыскали – ничего не пропадало. Он сделал ее сам и наверняка захочет выступить с ней.

– Немыслимо! Никто не может синтезировать терраген, сидя дома и ковыряясь в каких-то шестеренках. Для этого необходимо реакторы Хрустального Шпиля, шахты «Нефрита» и в целом активный лабораторный отдел.

– Да вот только парень сделал это дома сам. Как мне кажется, вы не туда смотрите: вы думаете, что он воспроизвел что-то старое, но что если он совершил что-то новое? Скажите мне, возможно ли использовать работающие легальные технологии для разработок новых вариаций этих самых технологий?

– В концепции ничего не мешает этот процесс проделать. Но я не помню, чтобы кто-то пробовал… Все убеждены, что терраген был вершиной технической мысли, а тут парень сделал что-то новое на его основе. Эйген, ты ведь понимаешь, что это нужно остановить как можно скорее, если это, конечно, правда?

– Ну конечно, – его лицо не выражало ни капли эмоций, ни лжи, ни честности. – Мне нужно, чтобы после демонстрации он был прилюдно отречен от Академии и выдворен вон. Дальше мой отдел с ним сам разберется. Альбер, подумай только, а если это государственный заговор? Никто не сыщется парня, если он влез в большую игру. Сплошной головняк с этими студентами. Сделай, что прошу, и забудь про него.

– Да, советник Эйген, понимаю.

– Тогда договорились. Хорошего вечера! София, au revoir. – Быстро его фигура покинула кабинет, будто находиться ему здесь было тошно.

– Вот так всегда – как гром средь белого неба! – подытожил встречу Албер Кроу.

Серый особняк Эйгена расположился на склоне горы, стоя как бы в стороне от всех остальных. Из его высоких панорамных окон было видно весь город. Стоя на огромной открытой веранде с бассейном и голографическим камином, Эйген вглядывался в Нижний город, покручивая в своем бокале белое вино.

– Вы хотели меня видеть, господин?

– О, здравствуй, Дюран! Как твои дела? Как мои дела?

– Всё в порядке.

– Да что ты? Правда? А мне кажется, что что-то не так.

– Не понимаю, о чем вы.

– Как там продвигаются новые вкусы? Смогли чего-то нового добиться?

– Мы работаем в режиме, соотнесенном с графиком, и всё еще…

– Да плевать мне на график, Дюран, меня волнует только работа. Есть что-то?

– Нет, еще нет.

– А почему?! – Его лицо налилось гневом, а вино вылетело из бокала куда-то в неизвестность.

– Это довольно сложный процесс, господин. Синтезирование новых вкусов требует времени, особенно если большинство комбинаций были уже перепробованы.

– Скажи это оборванцами из Хинксайда, идиот! Ты знаешь, по какой причине все туристы там?

– Нет.

– Думаешь, они там, чтобы занюхать? Оттопыриться? Вдуться, кольнуться, съесть пару таблеток? Нет! Они там, чтобы пожрать, мать твою, имбецил! Пожрать, попить, отдохнуть, попробовать что-то новое! Н-О-В-О-Е в Хинксайде! Ты понимаешь, как это звучит? То же самое, что искать золото в свинарнике или хороший вкус в Харттауне. Какого хрена, Дюран, делают туристы в центральном Хинксайде, ищущие новые вкусы?

– Э… Я не знаю.

– Так иди и узнай! Экаешь тут стоишь! Порошочки, цветочки – что они там выращивают? Что эта рептилия там удумала? Бриара ко мне – быстро! Мы начинаем свою компанию! Хм, с чего бы начать? «Здравствуй, Киллиан! Я знаю, что ты не сдох!» Наверное, как-то так.

Спустя несколько часов в особняк явился Бриар: крупный, короткая стрижка, темная кожа, скулы как два кирпича, воинственное лицо и форма офицера ординаторов.

– Бриар! Зердан отправил тебя вниз с определенной целью. Мне нужно, чтобы ты сделал кое-что еще. Передай это письмо адресату. Дюран заплатит тебе половину сейчас и половину по исполнении.

Бриар оглянул письмо и, посмотрев на адрес, спросил:

– Что вы удумали, советник Эйген?

– Я плачу тебе не за вопросы, а за молчание. Зердан в курсе, но мне необходимо также, чтобы несколько экземпляров попали ко мне мимо него. Понимаешь? Чего ты кривишься? Тебе заплатят куда больше, чем обычно. Так еще и с двух ресурсов. Не выделывайся, Бриар. Ты и так везучий – хорошо устроился.

– К чему деньги мертвецу? По этому назначению в форме не ходят. Меня пристрелят.

– Не переживай. Там уже наверняка в курсе. Скажешь, что ты от меня, и отделаешься лишь легким испугом и чувством человеческого пренебрежения к тебе. Ступай.

Эйген сидел внутри своего большого зала, освещенного приглушенным тепло-песочным светом, весь поглощенный языками пламени, играющего в настоящем камине. Теперь в его бокале красное:

«Ох, что ты удумал, Киллиан? Я знаю, что это ты. И не я один это знаю. Что за темную игру ты ведешь? Ну, ладно: хочешь поиграть? Готовься к партии!»

Он сделал глоток, и его зубы стали багровыми.