Последовать за вашим огоньком в тот день было моим выбором. Считаю, я поддалась примитивному любопытству, к которому склонны все люди. Моя рассудительность здесь оказалась бессильна, поэтому в чём-то вы правы.
Люди не живут бесконечную жизнь, как вы, – у нас для всего отведено своё время. В тринадцать лет я перестала приходить на эту поляну, потому что мне стало скучно. Надоело слоняться по тропам, прыгать и бегать здесь. А знаете, почему? Оказалось, гораздо интереснее курить и пить пиво во дворах. Ездить в город и потихоньку пробовать взрослую жизнь. Так и должно происходить с людьми – они взрослеют. Приходит новый опыт, а с ним способность сравнивать, анализировать. Затем – рассуждать. Вы же называете это мерзким.
А теперь давайте по существу. Вы возводите в абсолют детское восприятие мира, которому чужды суждения и абстракции. Вам понравилась моя «непосредственная чистота», когда я была маленькой. Конечно, ведь через эту поляну обычно ходят только вонючие рыбаки. Далее вы решили сделать вывод, что я такая же, как вы: прекрасно понимаю ваш мир, принимаю ваши ценности и, видимо, заключили со мной договор в одностороннем порядке, что так будет всегда. При этом всё время молчали и были уверены, что я сама всё сделаю так, как вы от меня ждёте.
Теперь давайте посмотрим, чем на самом деле является так называемая детская непосредственность, которую вы обожаете. Это логично, ведь вы сами такие же – сомнительные тени, витаете в своём параллельном мире и не имеете понятия о настоящей жизни.
Я до сих пор считаю остров своим единственным домом. Я здесь родилась и собираюсь прожить тут всю жизнь. То, что я перестала ходить по тропам на поляну не означает, что я отвергла свой дом. И ещё. Я не добралась до того маленького островка, чего вы от меня так ждали, потому что плохо плавала и боялась утонуть, а вовсе не потому, что намеренно захотела вас предать. Не желая понять и разобраться, вы просто слепо обиделись на меня, а ещё изуродовали, чуть не убили, заставили три года жить в постоянном страхе. При этом забыли, что когда-то любили меня и считали своей. Вот что на самом деле является истинным предательством. Обида и слепая жестокость, которую вы проявили по отношению ко мне, как раз и есть часть детского мышления. Так вы допустили ужасную ошибку – насильно вынудили меня сбежать, хотя сами, похоже, хотели обратного. А ещё довели меня до того, что я испытала абсурдную вину за смерть бабушки. Это ложь, потому что виноват в ней только один несчастный алкаш, зарезавший её.
Все эти годы вы могли просто поговорить со мной, но вместо этого украдкой следили, накапливая обиды. Обратите внимание, что сейчас я вернулась сюда по своей воле, чтобы разобраться с вами лицом к лицу. Так способны поступать только взрослые люди. И пусть лучше я буду иметь гнилой и омертвевший разум, чем быть, как вы! Трусы! Мрази! Проваливайте обратно в свой тоннель и заберите с собой ваш сраный огонёк! А я останусь здесь, потому что Канонерка – мой дом!
И ещё. Очевидно, и вы, и я тесно связаны с этим островом, поэтому я выполню ваше желание и схожу к тем развалинам. К тому же мне самой когда-то хотелось. Это ведь вы ведь устроили эту зиму посреди лета? Очевидно, с целью убить меня, но вместо этого организовали удобный проход к островку. Прекрасно, спасибо. Теперь уёбывайте и не смейте больше появляться.
Некоторое время между мной и тенями висит тишина. Затем они начинают расползаться на рваные куски. Огонёк подплывает ближе – они медленно всасываются в него, пока не исчезают совсем.
Я остаюсь одна напротив огонька. Он резко устремляется в область моей груди. В этот момент Костя хватает меня и отбрасывает в сторону. Огонёк, словно комета, пролетает сквозь дыру в коряге и закатывается за полоску между небом и морем, откуда в первый раз появился в виде солнца.
Костя отпускает меня, подбегает к коряге и вырывает её вместе с огромным корневищем, а затем кидает с отвесного берега. Коряга громко ударяется о воду, после чего идёт ко дну.
Мы с Костей снова смотрим друг другу в глаза. Почему-то в этом есть что-то трагичное. Недавно Костя признался, что считает меня красивой. То же самое могу сказать о нём. Под париком настоящий потоп. Пот стекает по лицу и шее, быстро застывая на морозе. Я снимаю его, обтираю лысину – пальцы свободно катаются по ней, не встречая никаких препятствий. Полосок больше нет, шрамы исчезли. Костя как будто тоже понял это, потому что смеётся, подбегает ко мне, крепко обнимает и закруживает в воздухе. Затем мы просто стоим в крепких объятиях.
– Костя, мне нужно ещё кое-куда сходить. Это рядом. Я буду рада, если ты пойдёшь со мной.
– Конечно, идём.
Ещё немного продвижения на юг, и мы останавливаемся на каменистом пятачке, который раньше я считала крайней точкой Канонерки. Но на самом деле ей является маленький островок. Вот он – осталось совсем чуть-чуть пройти по льду.
Мы ступаем на берег островка. На нём – край развалившейся каменной стены. Возможно, когда-то это был дом. Очень давно, потому что таких стен больше не строят. Кроме нагромождения камней тут ничего нет. Что по мнению теней я должна была здесь найти? Обхожу островок вдоль и поперёк, обследую каждый сантиметр – ничего. Копаясь в земле, обращаю внимание, как на шее болтается мой плёночный фотоаппарат. Разве он висел на мне всё это время?
Я настолько увлекаюсь поисками, что в какой-то момент срываюсь с этой проклятой стены. В секунды, пока лечу спиной на камни, я вспоминаю серьёзное лицо бабушки и её слова: «Ничего в жизни не происходит просто так. Все страдания для чего-то нужны. А полное избавление от страданий означает конец».
