Выход. Как превратить проблемы в возможности

Всегда есть люди, способные пробудить нас, вывести из состояния спячки. Именно они с высоты своего опыта указывают на вещи, которые мы не замечаем или не хотим замечать. Да, как правило, это более статусные люди. Но если они открыты тебе и говорят на равных – это многое дает. По таким принципам теперь живет и моя компания. Я не могу просто сказать: «Иди и выполняй». Скорее, я поделюсь своим видением результата. Понимая, что открытый и равный разговор лучше мотивирует.

По окончании пятого курса я увидел, как стремительно рушится привычная картина мира, так долго складывавшаяся в единое целое. Получив диплом, многие мои одногруппники и друзья по общежитию начали разъезжаться. Даже моя девушка Лена уехала обратно в родное село Кошки. Мне тоже предстояло освобождать свою комнату. Но куда ехать? Да, в Пестравке была пустая квартира – отец съехал. Перебрался в Чапаевск, где жил с новой гражданской женой. Я был рад: как ни крути, я все равно переживал за него и искренне хотел, чтоб он больше не жил как перекати-поле. Но что было делать мне? В Пестравке был еще гараж и светила должность учителя истории в родной школе.

– Не тормози – езжай. Жизнь, считай, уже удалась! – не раз тогда слышал я такие советы.

А во мне все кричало: «Не хочу!» Но в Самаре, в отличие от родного села, ждала полная неопределенность. Теперь у меня даже не было своего угла. Все, что у меня было, кроме пары сумок с вещами, – полная неопределенность, непонимание, чем хочу заниматься. Я же решил, что буду юристом? Значит, надо как-то воплощать эту мечту в жизнь. То есть оставаться здесь, в Самаре. Однако самой большой проблемой было не отсутствие жилья или любимой девушки рядом. Служба в армии стала реальностью. К моменту окончания вуза, в 1999 году, я уже видел, что было на первой чеченской войне, куда отправляли в основном срочников. И тогда мало кто сомневался, что начало второй – вопрос времени. Итак, мне предстояло практически одновременно решить сразу несколько непростых задач: найти, где жить и где работать, уладить вопрос с армией и восстановить отношения с девушкой. Я понимал, что если пойду в армию, то уже точно не вернусь в Самару, и это будет большой шаг назад.

Первым делом я подумал: хочу ли я дальше жить без Лены? Нет, не хочу. Мы долго встречались и стали по-настоящему близкими людьми. И тогда, и сейчас, спустя два десятка лет, мне крайне важны ее поддержка и понимание. Я твердо решил ехать к ней делать предложение. Хотя у самого не было ни кола ни двора. Купил арбуз, бутылку вина, билет на автобус и уехал в Кошки.

– Здравствуйте, я – Илья. Хочу жениться на вашей дочери, – прямо с порога сказал я ее родителям.

– Где будете жить? – не растерявшись, спросил будущий тесть.

– Не знаю, – честно ответил я, – где-то да будем.

Я реально не знал, что будет завтра. Поэтому на многочисленные вопросы родителей Лены я мог дать только весьма неопределенные ответы. И сам же понимал: если сейчас прогонят, то, наверное, будут правы. Но в итоге отец сказал, махнув рукой: «Забирай!» Вопрос с девушкой был решен.

Теперь мне предстояло привести ее туда, где мы будем жить. Никаких вариантов не существовало, зато были молодая невеста и моя напористость. Уж лучше я пожалею о сделанном, чем о несделанном. Поэтому комнату в общежитии я буквально «выбил». Мне дали ключ. Открыв дверь, я увидел лишь старый шифоньер и панцирную кровать. Но вопрос с жильем на время решился.

Не заставила себя долго ждать и повестка из военкомата – ее принесли в июле. Но как раз накануне я успел договориться с родной школой, где мне дали справку, что с начала учебного года я буду работать там учителем истории. А молодым педагогам, работающим в сельской местности, давалась отсрочка от службы в армии. Порог военкомата я переступил без малейшего волнения. С легкой улыбкой протянул военкому справку о приеме на работу с 1 сентября.

– Отлично, – сказал он мне, – ну, ты пока иди, проходи медкомиссию. Так, на всякий случай.

Тут уже я засомневался, но все же прошел по всем врачебным кабинетам за следующие полтора часа.

– Ну что? Сборы – через два дня, – с довольной ухмылкой сообщил мне прапорщик, вручая военный билет.

– Стоп! А как же справка? – ошарашенно спросил я. В горле мгновенно пересохло.

– А что справка? Вот сам читай. Написано же, что на работу – с 1 сентября, а сейчас только июль, товарищ призывник!

Если бы прямо тогда я вернулся в кабинет врача, думаю, мне бы вызвали неотложку. Кровь отхлынула от лица, меня зашатало. Только-только картина новой жизни начала собираться – и лишь для того, чтобы за мгновение разбиться вдребезги. Ведь казалось, что все продумано и тщательно спланировано. А мне уже подсовывали подписной лист. Словно никто не замечал, что я еле стою на ногах, готовый прямо здесь упасть в обморок.

– Давай-давай, – весело похлопал меня по лицу толстый лысый прапорщик. Тогда он казался мне воплощением мирового зла.

Он вышел из кабинета. Я повернул голову направо. Далеко у окна сидела секретарь. Повернул налево – пустые столы. Передо мной – мое военное дело, относительно тонкая картонная папка на шнурке. Решение было импульсивным. Возможно, руки сработали даже быстрее, чем сознание: я схватил папку, вырвал оттуда все ее содержимое и побежал.

– Ты что творишь? – закричала женщина и неуклюже попыталась встать из-за стола.

Она кричала что-то вслед. Хлопали двери, доносились окрики. Но все это стремительно пролетало мимо ушей. Я бежал так быстро, как только мог. Остановился, лишь пролетев три квартала. Итак, остается себя поздравить: теперь я – уклонист, пустившийся в бега. И куда прикажете деваться беглецу? Кроме общежития, идти было некуда. Отмечу одну свою особенность: при сильном стрессе или столкновении с проблемой, кажущейся сперва неразрешимой, я сразу ложусь спать. Так произошло и тогда – как только я переступил порог комнаты, сразу рухнул на кровать и моментально заснул.

Как и следовало ожидать, на следующий день за мной пришли участковый и два военных. И здесь помогла моя привычка иметь добрые отношения с окружающими. Не просто проявлять к ним формальную вежливость, а быть по-настоящему участливым: всегда найти хотя бы пару минут на разговор о человеке и его жизни. Суметь, в случае чего, подбодрить, помочь советом или делом, если это в моих силах. Время от времени делать не обременяющие меня, но приятные другому подарки. Уверен, даже случайные в нашей жизни люди помнят наше доброе к ним отношение. И вахтерша из общежития, с которой я всегда находил время поговорить без всякого корыстного умысла, просто спасла мою жизнь.

– Илья Руднев? – переспросила она участкового. – Так нет его, уехал еще вчера.

С ее стороны это была чистая импровизация. Моя комната была открыта почти всегда. Замки хлипкие: толкни с силой – и милости просим. Я не особо переживал на этот счет – у меня нечего было воровать. Пропусти вахтерша милиционера и военных наверх, они бы моментально меня повязали. А потом бы еще и срок дали.

Как это происходит, я впервые увидел на втором курсе. Служить тогда не хотел никто. Вот не сдал ты экзамены, а тебе – сразу повестка. Не пришел сам – за тобой прислали. Все это происходило быстро. Кто-то покорно шел, кто-то кричал. Как-то при мне забрали четверых. Спастись от насильно навязываемой службы удалось лишь моему другу Коле. Его девушка позвонила отцу, а тот сколотил целую бригаду по спасению. Они успели снять Колю с отъезжающего поезда. Меня же спасать было некому. Попрощавшись на время с Леной, я в тот же день сел на автобус и уехал с другом Сергеем в село Кинель-Черкассы. Там на лето нужны были разнорабочие – мы ремонтировали школу. Других вариантов переждать время, пока «волшебная» справка вступит в силу, у меня не было.

Но знаете, это лето оказалось не только тревожным, но и очень хорошим. Мы с Леной поженились. Сами понимаете, у двух вчерашних студентов нет денег, поэтому обошлись без пышных церемоний. По этой причине я не мог пригласить всех своих друзей и решил, что приглашу только родственников. Для меня это была очень болезненная ситуация, ведь друзья тогда казались самыми близкими людьми. К тому же на свадьбу я уходил из общежития. Костюм мне дал двоюродный брат. Брачная ночь прошла в доме у тетки жены. Хорошо, что мне было куда привести свою супругу – в те самые «хоромы» с ободранным шифоньером и панцирной кроватью. Один туалет и кухня на двадцать пять комнат, а душевая – вообще одна на все общежитие.

Наступила осень, вопрос с армией надо было решать. Но я не спешил. Для большей надежности пришел в военкомат в конце сентября, но еще до начала призыва. Какие только оскорбления и угрозы не летели мне в лицо от раскрасневшегося военкома.

– Да ты теперь не служить, а сидеть будешь! – кричал он.

– Повторяю еще раз: вот справка, – спокойно отвечал я.

– Убирайся! Вон отсюда пошел! Чтобы мы тебя больше не видели!

Я уже упоминал, что мне претит приказной тон. А уж если кто-то решит, что вправе распоряжаться моей жизнью, даже не спросив меня самого, – столкнется с жестким сопротивлением. И эта напористость не раз выручала меня уже во взрослой жизни. Порой даже в таких ситуациях, по сравнению с которыми история с военкоматом казалась нелепым недоразумением. Но уже тогда, в молодости, я четко решил для себя: не стану плыть по течению, повинуясь обстоятельствам, и только я сам буду управлять своей судьбой.

глава 3
Опытным путем

Мечта, как ничто другое, мотивирует тебя что-то делать. Это тот самый момент, когда ты осознаешь, что счастье – это не только достижение конечной цели, но и весь путь.

Если получаешь удовольствие от самого процесса, значит, поставил себе правильную цель и обязательно достигнешь желаемого.

Следующую страницу своей жизни я начал с того, что стал изучать все варианты, связанные с воплощением мечты стать юристом. Профильного образования у меня не было, зато было высшее. Мой выбор в итоге пал на службу судебных приставов. Во время работы там начислялся стаж юриста, и туда можно было устроиться, не имея диплома юрфака. Однако справку, которая помогла не пойти в армию, дали не просто так, поэтому каждую пятницу я ехал в колыванскую сельскую школу преподавать историю.

До Пестравки было далеко, но я часто вспоминал ее и понимал: вернись я сюда сразу после окончания института, очень скоро стал бы уважаемым человеком. С домом, гаражом, семьей и хорошей работой. Не раз об этом говорили мне и коллеги по школе, и знакомые сельчане. Но прожив в большом городе столько лет, я понимал, что неторопливый сельский уклад для меня окажется не счастьем, а огромным шагом назад. К тому времени сложилось мое жизненное кредо: не бояться трудностей и неопределенности. Для меня было важно жить именно своим умом. Не стереотипами в духе: «где родился, там и пригодился» или про синицу в руках.

Я часто задумывался над тем, почему люди порой навязывают тебе свой уклад жизни, и понял, что в них говорят опасения. Когда-то они добровольно отказались от своей мечты и выбрали спокойствие и стабильность. Я никогда не мог понять фразу: «Не жили хорошо – нечего и начинать». Напрашивался вопрос: «Может, потому и не жили, что ни разу не попробовали?»

Чужой опыт – это опора в жизни.

Родившись на свет, ты не знал и не умел ничего. Сначала ты учился у родителей, взрослых и у других людей. Не только у преподавателей в школе и университете, но и у писателей, музыкантов, художников и режиссеров. И, конечно же, тебя учат твои друзья, а порой и враги, коллеги на работе и любимый человек дома. Однако во всем нужно знать меру. Перенимая знания и опыт, ты не должен жить чужими идеалами и представлениями о счастье.

Твоя судьба – только в твоих руках. Не бойся следовать хорошим советам, но живи своим умом.

Меня без проблем приняли на работу в службу судебных приставов. В те годы она была еще не столь отягощена бюрократией. За мной закрепили участок, и я стал собирать долги, штрафы, алименты. Вскоре выяснилось, что через год нас ждет реорганизация. Кому-то надо будет заниматься юридическими лицами, кому-то – физическими. Кому? Конечно же, мне! Если моих коллег обязывали работать, то я везде и всегда сам рвался вперед. Помните, как в «Операции Ы»? «Цементный завод? – Я! – Погрузка угля? – Я! – Уборка конюшен? – Я! – Кроме того… – Я! – Да подождите вы, гражданин! Для вас – персональный наряд».

Параллельно с работой в службе судебных приставов я поступил на вечернее отделение заветного юридического факультета, с которым изначально не сложилось. И правильно, что не сложилось. Моя мечта изначально была верной, но тогда я сам еще не созрел для нее. Когда я получал свое первое образование, у меня не было особой тяги к учебе. Случись поступить на юрфак сразу – велика вероятность, что и это образование пролетело бы мимо меня. Карусель бесшабашной студенческой жизни вертелась слишком быстро. И в ее круговороте сложно было расставить для себя верные долгосрочные приоритеты.

К учебе на юридическом я подошел крайне осознанно. Запоем читал не только кодексы и разъяснения по вопросам судебной практики, но и всю профессиональную литературу, которую мог достать. С жадностью впитывал новые знания. Во многом помогал и опыт судебного пристава: вся теоретическая информация в голове органично сочеталась с реальной практикой. Все работы были написаны мной самостоятельно: рефераты, курсовые, диплом.

Год спустя произошла реорганизация, и я перешел в районное подразделение, занимавшееся взысканиями с юридических лиц и предпринимателей. Еще через год – во вновь созданное областное подразделение по особым исполнительным производствам, где сумма взыскания начиналась от десяти миллионов рублей. В 2002 году – огромные деньги. Понятно, что работа по таким делам была куда сложнее. Я же был в полном восторге: много драйва и энергии. Дела у меня подолгу не залеживались – закончил одно и сразу хватался за другое.

Мне было всего 24 года, когда я начал взыскивать задолженности с крупных стратегических предприятий. Это была колоссальная профессиональная школа. Конечно, сперва чувствовал себя не в своей тарелке, но быстро освоился. Первое, что я для себя решил, – научиться на равных говорить с людьми, за которыми стояли сотни, а то и тысячи сотрудников и большие производства. К тому времени я уже успел поработать со многими торговыми организациями и создать свою стратегию общения и тактику взаимодействия с должниками.

В нашей группе я был белой вороной. Из-за моего метода работы с должниками – стремления найти компромисс. Не скрою, многие коллеги считали это проявлением мягкотелости. А кто-то и вовсе шептался за спиной: «Руднев служит и вашим, и нашим». Вариант своего среди чужих, чужого среди своих. Однако дело было в другом. Те, кто хоть раз владел красной корочкой, выданной государством, поймут: она мгновенно дает ощущение власти. Может быть, и небольшой, но власти. И не поддаться этому соблазну трудно. Я не раз видел, как мои другие приставы открыто «прессовали» должников. Зачастую упиваясь иллюзорным могуществом: «Ты виноват, а я – тот, кто тебя накажет!» Это могло сойти с физическими лицами, и без того придавленными тяжелой ситуацией. Но в крупных компаниях мои коллеги почти всегда натыкались на ощетинившуюся когорту юристов. И начинался затяжной бюрократический пинг-понг с должником. Иногда безрезультатный. Но для руководства при этом создавалась видимость непростой и кипучей деятельности.

Мне же эта демонстрация силы всегда казалась лишенной смысла. Ведь требуемый результат не достигался. Еще в школьные годы, играя в футбол то со сверстниками, то с ребятами постарше, я учился гибкости. Своего рода экзамен на нее я сдал, живя в семье тети в Усинске. И это умение вовремя реагировать и подстраиваться под обстоятельства пригодилось мне на службе. Да, удостоверение пристава всегда было при мне, в нагрудном кармане. Оно без лишних демонстраций помогало вести на равных разговор с руководителями крупных предприятий. Я олицетворял закон. Значит, обязан был действовать только в его рамках и настаивать на его соблюдении. Да, у меня есть служебный долг и судебное предписание на исполнение. Но должного результата я мог достигнуть лишь с теми, кто был готов сотрудничать и не видел во мне угрозы. А значит, стоит проявить определенную гибкость и понять положение визави. Только так мне начнут доверять, и мы будем совместно искать компромисс. Таким образом, я без лишних тяжб и проволочек смогу взыскать все имеющиеся долги. Именно такой подход к людям в будущем позволил найти и привлечь первых клиентов моей компании.

Но тогда я еще служил судебным приставом. Когда одно большое предприятие должно было другому, я приходил и описывал задолженность, чтобы деньги перечислялись непосредственно в пользу нашей службы. Сам же выставлял на торги арестованную «дебиторку». Хорошее понимание всех этапов этой процедуры помогло мне в бизнесе. Впоследствии я даже открыл коллекторское агентство и делал на нем приличные деньги. Тогда одним из крупнейших должников в моем перечне был тольяттинский «Автозаводстрой». Огромная территория, сотни единиц машин и оборудования, более тысячи сотрудников. На первых переговорах с гендиректором я был спокоен: не юлил, не заискивал, не угрожал. Понимал, что за ним стоит крупный завод, но и за мной – большая государственная структура. Мы были на равных. И это дало результат.

– Необходимо оплатить все долги в ближайшее время, – безапелляционно заявил я ему.

– Я бы с удовольствием, но у меня сейчас заблокированы все счета налоговой инспекцией. Если ты поможешь мне их разблокировать, то я без проблем рассчитаюсь, – ответил мне он.

Мне же нужен был результат. Тем более что директор готов к сотрудничеству, но связан по рукам и ногам внешними обстоятельствами. И мы могли помочь друг другу. Сегодня это одно из моих основополагающих убеждений.

Если в твоих силах – помоги. Просто потому, что способен на это. Любое сделанное добро никогда не остается безрезультатным.

К тому же позволит расширить круг друзей и деловых партнеров.

У меня был знакомый, который работал в налоговой инспекции главным юристом. Мы часто пересекались по делам судебных приставов. И в этот раз он не отказал мне в помощи. В течение полугода нам удалось оспорить все требования налоговой и разблокировать счета завода, и это позволило оплатить большую часть задолженности по другим исполнительным производствам. Кроме того, что за честно сделанную работу полагалось вознаграждение, у меня еще сложились теплые отношения с генеральным директором «Автозаводстроя». Позже, когда я ушел из приставов, предприятие стало одним из тех клиентов, с кем я начинал частную практику, помогая с налоговыми проверками.

Этот пример был не исключением, а скорее правилом. За время работы в службе судебных приставов я успел наладить множество деловых контактов. Однако если у вас закралась мысль, что к кому-то я был более лоялен, то вы ошибаетесь. Я и дальше арестовывал их денежные средства, движимое и недвижимое имущество, если на то были причины. Но у нас уже были определенные договоренности. К примеру, я всегда старался действовать таким образом, чтобы не парализовать работу предприятия и чтобы оно в итоге не впало в кризис.

Благодаря таким методам моя группа показывала самую высокую результативность, и мне платили самый большой исполнительский сбор. Я был так увлечен своей работой, что не сразу заметил изменения в обстановке. К худшему для меня. У нашей группы появился руководитель. Довольно скоро он пояснил, какая теперь будет «политика партии». А я привык работать независимо и не мог переформатироваться. В отличие от своих коллег. Никто не оспаривал новые правила – «группировка» была сформирована. И теперь мне стали заметны многочисленные коррупционные моменты. Я пытался работать автономно так долго, как только мог. Но в один день меня вызвал человек из команды заместителя главного судебного пристава:

– Знаешь, Илья, ты – способный парень. У тебя очень хорошие показатели. И весьма перспективная карьера в том случае, если будешь делать, как мы скажем.

– У меня есть личное мнение, – ответил я.

– Ладно, но мы тебя предупредили, – недвусмысленно дали мне понять, что проблемы не за горами.

– Знаете, если со мной что-то произойдет, обо всех ваших схемах узнает главный судебный пристав!

Это высказывание очень не понравилось моему собеседнику. В любой госслужбе есть свои кланы. В то время расклад сил был таким: к нам не так давно пришел новый главный судебный пристав по Самарской области со своей командой, но заместитель главного судебного пристава и его команда входили в совсем другой клан. Эти кланы серьезно конкурировали между собой. Я же не входил ни в одну из этих групп и был независим. Тогда я успокаивал себя тем, что с работой справляюсь, в сомнительных делах не участвую. Что может пойти не так?

В мае 2003 года я взял больничный и уехал с семьей на выходные. Ненадолго, буквально на неделю. Но как только вышел с больничного, был сразу вызван к главному судебному приставу. Как я понимал, он не был в курсе реально существовавших коррупционных моментов в нашей структуре. Однако мне он сообщил следующее:

– По всем делам, которые ты вел или ведешь, прошли проверки.

– На основании чего? – удивился я.

Тогда он показал акт проверки, где по ряду исполнительных производств мне вменили затягивание судебных исполнений. Оказалось, что, пока я болел, мои «коллеги» не теряли времени даром. На меня был написан липовый рапорт, после которого быстро организовали молниеносную служебную проверку всей моей деятельности. Меня о ней даже не уведомили. А вот сейчас вручили папку с ее результатами.

– Ты – коррупционер и преступник, – с горечью в голосе констатировал главный судебный пристав. – Мы должны уволить тебя с особым позором!

До сих пор помню, как обидно было такое слышать. Какой гнев я тогда испытал. Приводить доводы в свою защиту, просить о возможности написать опровержение на этот фиктивный отчет – все было бесполезно. Своей принципиальной неготовностью плясать под чужую дудку я не только раздражал коллег, но и мог оказаться неудобным для их «полулегальных схем работы». Идти в одиночку против их группировки я не мог и не хотел. Кабинет начальника покинул молча.

Я не испытывал к себе жалости. Но душу жгла нестерпимая обида за подлость коллег, которым не нравилось, что я выпадал из их схем. Все произошло при их молчаливом согласии. Я был лишним звеном и неудобным человеком, потому что мои глаза видели многое. Тогда я понял, какой бездушной может быть система, на которую я работал. Ты старался быть лучше и эффективнее всех. А система тебя просто пережевала и выплюнула. И все же было принято решение не выгонять меня со службы. Но разжаловать и отправить в самые «низы», вновь заниматься штрафами и алиментами. И чтобы еще больше меня унизить – перевели в район. Конечно, после прошлых достижений и при выслуге по службе это был сильный удар по самолюбию. Но я его смог выдержать, не поддавшись отчаянию.

В моем новом районном «офисе» работали три пожилые женщины. Ни о каком драйве тут не могло быть и речи. Однако уже в первую неделю мне удалось найти общий язык с новыми коллегами. Бабушки полюбили меня за дружелюбие. Постоянно старались накормить домашней выпечкой, поили чаем. При этом всю работу я успевал завершить уже к обеду, и у меня оставалась масса свободного времени.

Тунеядничать и прохлаждаться я не любил. К тому же столь сильное понижение по службе не могло не сказаться на моей зарплате. Я начал искать варианты дополнительного дохода. И стал консультировать. В том числе и по работе с судебными приставами. Постепенно я осознал: эта история с проверкой и разжалованием оказалась для меня куда полезнее, чем новое, более высокое звание. Я рисковал плотно застрять в системе, оказавшейся к тому же не очень чистоплотной. И вряд ли тогда смог бы найти время на собственное развитие. Так я еще раз убедился, что все происходит к лучшему. Несмотря на повешенный на меня ярлык «коррупционера», свою, теперь не столь значимую, работу я по-прежнему продолжал выполнять эффективно. И уже через полгода мне предложили перейти в арбитражную группу и работать исключительно с предприятиями. Своей реабилитацией я очень обязан старшему судебному приставу Валерию Аркадьевичу Чайникову, который был очень ко мне расположен. Важно, что это очень справедливый и профессиональный человек, и мы с ним до сих пор близко дружим. Сегодня он является вице-губернатором Свердловской области, и я искренне рад, когда такие люди находятся у власти.

Мне удалось простить всех тех, кто устроил и вел против меня «расследование», после которого меня так чудовищно отбросило вниз по карьерной лестнице. Нашел в себе силы и понимание продолжать общаться с ними так, будто бы вообще ничего не произошло. Полагаю, большинство из них такое поведение ошарашило. Ведь, по их логике, я должен был испытывать жгучую ненависть к каждому. Но я жил по своей. Сегодня я даже испытываю к ним большую благодарность. Ведь впоследствии неприятная история обернулась для меня неожиданным подарком. Постепенно и они забыли ту ситуацию. Многие из них до сих пор обращаются ко мне за консультациями, услугами, экспертизой.

После этого кризиса я сделал один глобальный вывод: во всем, что происходит в жизни, стоит винить только себя.

Конечно, можно искать причины своих проблем в обстоятельствах или дурных поступках людей. Однако увлекаться самообвинением тоже плохо. Не стоит брать на себя роль Бога.

Просто делай, что должен, и спокойно принимай результаты, какими бы они ни были.

Это был мой осознанный выбор. Я мог прогнуться или уволиться, но не сделал этого. Было очевидно тогда, что меня «подсидели». Что я был для них белой вороной, бельмом на глазу. Но какая бы обида ни мучила меня в тот момент, я понимал: обвинения – лишь моя иллюзия. И позиция жертвы не работает на наше развитие, какой бы оправданной и аргументированной она ни была. С таким пониманием живется гораздо легче. Ты не тратишь время, силы и нервы на бесплодные обвинения, на бесконечные обличительные диалоги, в которых ты всегда побеждаешь, – но только в своей голове, а не в реальной жизни. Вместо того чтобы обвинять людей или судьбу, я сразу заставляю себя думать: что я могу сделать сейчас, что буду делать потом. В любом случае одно действие всегда более результативно, чем сонм пустых мыслей. Мне эта позиция очень помогает – как в жизни, так и в бизнесе.