За бесконечность времени. Рассказы | Книга первая

Глава четвертая

На следующий день я снова сидел на своей лавке.

Утро было прохладным, а кладбище безлюдным.

На нем, как и всегда, копошились только его обитатели.

Было тихо. Деревья стояли неподвижно.

Небо вновь было затянуто серыми тяжелыми тучами.

Совсем скоро вместо дождя они принесут сюда снег.

От вчерашнего солнца остались лишь воспоминания.

Через какое-то время, позади себя, я услышал женские голоса.

– Всё, пришли, – запыхавшись, сказала женщина.

Я обернулся.

Это была мама. На ней был черный траурный платок, черная демисезонная куртка, а в руках искусственные цветы.

За ней пробиралась тетя Тамара.

Тоже во всём черном и с такими же бездушными цветами.

Они прошли немного от дороги и оказались в моем маленьком дворике.

– Специально недалеко от дороги выбирали место, чтобы долго не искать, – сказала мама и прошла к столику рядом с лавкой.

– Здравствуй сынок, как ты тут поживаешь? – обратилась она к моей фотографии, протирая ее и табличку с моим именем на кресте.

Я стоял рядом и смотрел на свою маму.

Тетя Тамара выкладывала принесенные ими бутерброды, бутылочку настойки и пластиковые стаканчики из сумки на стол.

– Привет мам, – тихо сказал я, – нормально. Ты как?

Я пытался заглянуть в ее глаза и найти в них ответ, но она не слышала меня, и я понимал, что мой вопрос прозвучал в пустоту.

Мама наклонилась над могилой и принялась поправлять цветы, втыкая туда новые.

– Листьев-то сколько налетело. Сейчас я тебе тут немножечко приберу, – пыхтела она, – красиво будет.

Мама у меня немного полная женщина и в годах, так что наклоняться ей было весьма непросто.

– Нин, давай помянем парня, – протягивая стаканчик с вином, предложила тетя Тамара.

Мама выпрямилась и взяла стаканчик.

– Андрюшка, Андрюшка, – начала мама. Она смотрела на мою фотографию, – как же так?

Тут она начала плакать, прикрывая лицо рукой.

Я не мог удержаться от эмоций и по моему лицу тоже побежали слезы. Мне было ее очень жалко. Я попытался ее обнять, но руки прошли сквозь маму.

Тетя Тамара успокаивала ее, гладя по плечу.

– Ну, хватит, хватит. Все хорошо. Выпей.

Тетя Тамара – это мамина двоюродная сестра. На похоронах ее не было, так как живет она на Украине и не смогла приехать по определённым обстоятельствам.

Они выпили. Потом закусили бутербродами.

– Андрюшке-то тоже налить надо, а то, как единоличницы, пьем тут, – жуя бутерброд, сказала тетя.

Она достала из-под креста стопку, протерла ее, сполоснула водой из пластиковой бутылки и налила туда вина.

Потом так же аккуратно поставила ее обратно и положила рядом кусок хлеба с колбасой.

Я сидел рядом на лавке.

– Ты не будешь ему говорить про развод-то? – чуть позже спросила тётя Тамара.

– Не буду, – ответила мама, – рано, четвертый день как похоронили, а тут ещё и это – не надо, – махнула она рукой, – пусть спокойно там лежит и не переживает. Успеется ещё.

Но я уже всё знал, и видел новую жену папы, буквально пару дней назад.

Значит и в самом деле разводятся.

Но мама вроде держалась.

Подул лёгкий ветерок. Деревья тут же дружно начали покачиваться из стороны в сторону.

Листья, те, что посуше да полегче, под его силой стали медленно расползаться по кладбищу.

– Дождь, наверное, будет? – смотря на небо, сказала тетя Тамара.

Тучи и вправду стали, казалось, ещё тяжелее и готовились вот-вот пролиться дождём вниз.

– Собираться надо, пока не начался, – предложила тетя.

Ещё немного постояв и выпив по стаканчику, они начали собираться.

– Оставь под крестом бутерброды-то, – сказала мама, – нельзя ничего с собой с кладбища уносить.

Тетя Тамара положила пакетик с бутербродами под крест.

– Ладно, Андрюня, пойдем мы, – сказала мама, – пусть земля тебе будет пухом, – и поцеловала мою фотографию на кресте.

Я тронулся рукой своих губ, как будто бы пытаясь почувствовать ее поцелуй.

Но ничего не почувствовал.

Проводив их до конца кладбища, я подождал, пока они скроются за поворотом, и не спеша вернулся обратно.

Снова присев на лавку, я смотрел на «свежие» пластмассовые цветы, принесенные мамой и тетей. Они выделялись среди остальных своими новыми яркими красками.

– Это кто был? – спросил, подсевший ко мне через пару минут, Миша.

– Мама, с тетей, – тихо ответил я.

Я был в раздумьях.

– А я смотрю у тебя гости, думаю уйдут дак зайду, – Михаил закурил сигарету.

Она пахла каким-то кофейным вкусом. Он вроде ни разу ещё такие не курил.

– Фу, гадость какая, – вынув сигарету из рта, сказал недовольно он, – ничего больше не нашел, дак приходиться теперь эту дрянь курить.

Я сидел и молчал.

Мужичок, отплевываясь, курил свою «вонючку».

С неба закапал небольшой дождик.

Чуть позже Михаил перевел взгляд на меня.

– Андрюх, у тебя это, рука шевельнулась, – как-то испуганно сказал он.

– Чего? – посмотрев на него, в недоумении спросил я.

– Рука, – указывая на мою руку пальцем и смотря на нее с широко открытыми глазами, заикаясь повторил Михаил, – говорю, шевельнулась. Я сейчас доктора позову.

– Какого доктора? – не понимал я.

Миша вскочил с лавки и побежал куда-то в противоположную сторону от своей могилы, спугнув ворон, которые вот-вот собирались полакомиться моими бутербродами.

– Я сейчас, мигом! – убегая, крикнул он.

Я посмотрел на свою руку, и тут у меня зазвенело в ушах. Какой-то писк, с размеренным таким тактом, проникал в мою голову.

«Пип… Пип… Пип»

Я схватился обеими руками за голову, упал на землю спиной и тяжело дышал. В глаза проникал тусклый белый свет. Сначала он был совсем тусклый, но постепенно становился всё ярче и ярче. Писк в голове тоже усиливался.

Я чувствовал, что меня кто-то держит за руки вдоль туловища и не дает пошевелиться.

Земля подо мной становилась всё мягче.

«Что это? Что со мной происходит?»

– Есть движение, – сказал сквозь писк еле слышный чей-то мужской голос.

Я шевелил головой из стороны в сторону.

Тело покрылось потом, лоб испариной.

Вскоре я открыл глаза. Дышалось тяжело, как после пробежки. Я оказался в помещении.

Надо мной висел больничный осветительный прибор. В рот была вставлена пластиковая трубка.

В стороне от меня пищал аппарат искусственной вентиляции легких. Это его звук я услышал первым.

Надо мной стоял врач и проверял что-то на приборах.

Я повернул голову вправо и в проеме открытой двери увидел двух идущих девочек лет десяти, одиннадцати. Это были те девочки, Даша и Маша. В руках они держали плюшевых мишек и Микки-Маусов.

Мои глаза слезились, и в них стояла слабая пелена, но девочек я узнал сразу, даже сквозь нее. Как и тогда, они прошли мимо меня, о чем-то разговаривая.

В палате пахло кофе. Этот запах шел от Мишиной сигареты там, на кладбище, а здесь, мой сосед по палате заваривал себе пакетик кофе в кружке.

Все запахи и звуки были как на кладбище. За окном кричали вороны, в форточку дул лёгкий ветерок и кидал небольшие капли дождя мне в лицо.

Всё вокруг напоминало мне про то место. Кроме нудного писка.

Врач что-то записал в планшетку.

– Поздравляю вас со вторым днем рождения, – улыбаясь, сказал он.

Затем вынул из кармана халата мобильный телефон и набрал номер.

– Алло, запишите, что пациент вышел из комы на четвертый день в 15:30. Да, да. Григорьев Андрей, – выходя из палаты, сказал врач по телефону, – шестая палата.

Я лежал, обвязанный трубками и капельницами, и смотрел то в окно, то в потолок. В голове была неразбериха. К тому же она жутко начинала болеть. Я с трудом соображал, что вообще произошло и происходит.

Через пару-тройку минут, когда я уже более-менее успокоился, ко мне подсел небольшой мужичок, сосед по палате.

– Ну, привет, – протянув руку, улыбаясь, сказал он, – Михаил.

Я посмотрел на него.

– Андрей, – узнав его, с ужасом невнятно промычал я, протягивая ему свою трясущуюся руку.

«Это же ты, – вдруг промелькнуло у меня в голове, – мужичок с кладбища».

– С возвращением, – улыбаясь сказал он, – я же говорил «рука шевельнулась у тебя». Не показалось.

И пожал мне руку.

На столе рядом с койкой лежали бутерброды и стаканчик с морсом.

– Мама твоя приходила, оставила, – сказал, кивнув на них, мужичок, – ещё свежие.

Глава пятая

Я с трудом поднялся с кровати. Выдрав из себя капельницу и отключив аппарат ИВЛ, я неровной походкой направился к выходу.

Мои движения были ломанными и нескоординированными.

– Мне нужно домой, – держась за стены, еле ворочая языком, сказал я.

В глазах всё было мутным и расплывалось. Пол, казалось, двигался подо мной и норовил скинуть меня на себя.

Михаил сидел на своей койке.

– Отсюда нет выхода. Я же говорил.

– Как нет, вон дверь. Значит там выход, – я посмотрел на дверь, к которой и направлялся, – из любого здания есть выход.

В дверном проеме опять возникли те девочки. В руках они держали свои плюшевые потрёпанные игрушки.

– А когда придет мама? – хором спросили они у меня, – а то у нас игрушки уже старыми стали, – и медленно направились в мою сторону.

Я от неожиданности покачнулся и облокотился на стену в том месте, где находилась кнопка пожарной тревоги. С потолка, из спринклеров, тут же полилась вода.

– Ну вот, опять дождь, – недовольно сказал Миша.

Я смотрел на него, на девочек и не мог ничего понять. Вода заливала всё вокруг, попадала в глаза и мешала видеть.

– Кладбище не отпустит тебя, Андрюха, – снова сказал мужичок, – с этим пора уже смириться.

– Какое кладбище? – не понимал я.

Я обернулся назад и вместо койки, где только что лежал, увидел крест со своей фотографией.

Цветы на могиле гнулись под напором воды.

Дальше, среди леса, тоже стояли кресты.

Рядом, на лавке, сидел мужичок и смотрел на меня. Девочки, тоже смотрели на меня непонимающим взглядом.

Неподалеку, у могилы Миши, стояла его березка, которую он называл именем жены.

Я упал на колени и начал разрывать сырую землю руками.

– Я ведь жив, – говорил я про себя, – Жив.

Дождь лил на меня, на Мишу, на девочек, на могилы.

Чуть позже, мужчина в белом халате, который взялся непонятно откуда, поднял меня под руки и повалил спиной на землю.

Я плакал, или же на моих глазах был дождь – не знаю.

Мужчине я не сопротивлялся. Я покорно выполнял всё, что он со мной делал.

– Вам нельзя вставать! Ложитесь! – кричал он, – мертвым не подобает так себя вести!

После этих слов мужчина накрыл меня белой простыней с головы до ног и стало темно.

Я медленно открыл глаза.

Вокруг меня была темно и тихо. Я понимал, что лежу. Но где?

Я чувствовал запах гниения, который раздирал мой нос. Так обычно пахнет перегной. Затхлость, влажность, духота, спертый воздух – всё это мешало мне свободно дышать.

Я попытался выбраться из этого места. Подняв руки, я уперся во что-то твердое. То же самое я почувствовал и по бокам от себя.

Я попробовал сесть, и у меня получилось.

Теперь я упирался головой во что- то рыхлое.

Через пару движений руками и ногами мне удалось выбраться из этой непонятной оболочки.

Я вновь оказался посреди леса. Посреди леса и крестов. Меня охватил ужас с головы до ног. Я не понимал, было это утро или день. Сквозь тучи еле-еле проглядывало солнце. Земля под ногами была сырая от недавно прошедшего дождя. Лес шумел от ветра.

Вороны перекрикивали друг друга, перелетая с одного дерева на другое.

«Что я тут делаю, посреди кладбища?»

Но ответа на свой вопрос я не находил. Я не понимал, что вообще происходит.

«Я сплю? Или я спал?»

– Новенький? – вдруг услышал я позади себя…

Я не хотел оборачиваться. Боялся.

Неужели моё пробуждение из комы был всего лишь сон, а я на самом деле мертв? А сзади меня опять стоит Михаил и поправляет свой крест.

Тогда почему он спрашивает новенький я или нет? Ведь в таком случае, если я действительно мертв, то мы получается с ним уже знакомы. Или может быть он просто решил так сменить свое однообразное «привет»?

– Ну, чего застыл!? – опять спросил голос.

Я медленно повернулся…

Передо мной стоял низкорослый мужичок в фуфайке и в шапке ушанке.

– Напривозят вас сюда чудных, а мне потом разбирайся, – ворчал он.

Это был живой человек. И он видел меня.

«Получается, что я тоже жив? И этот мужичок поможет мне выбраться отсюда и найти дорогу домой?»

Внутри меня появилась какая-то надежда и чувство радости. Я был очень рад, что это был не Миша. Значит, мне всё это просто привиделось.

– Вы меня видите? – радостно улыбаясь, спросил я.

– Вижу, чего не видеть-то, – ворчал опять он, – почему я должен ходить и искать вас по всему кладбищу?! – продолжал ругаться мужичок.

Я подумал, что под словом «вас» он имеет виду – «потерявшихся». Заблудившихся на кладбище людей. И, судя по его недовольству, я был такой далеко не первый.

– Извините, я просто не знаю куда идти, – тихо ответил я.

Мужичок посмотрел на меня.

– Ладно, – сказал он, – пошли, а то скоро совсем стемнеет, а вижу я уже плохо.

Он развернулся в обратную сторону, и я пошагал вслед за ним…

Глава шестая

Мы шли мимо могил и крестов. На кладбище уже опустились сумерки.

Осенью на улице темнеет быстро, а учитывая, что на небе тучи, то световой день и вовсе составляет пару-тройку часов. К тому же это лес, фонарей здесь нет.

Жители кладбища, то тут, то там, прятались по своим могилам.

«Почему я их вижу? – вдруг промелькнуло у меня в голове, – Может быть во мне проснулся дар ясновидения?»

– Какой бардак кругом, – шагая впереди, бубнил про себя мужичок.

– А как я здесь оказался!? – перебив его ворчание, крикнул я.

– Как, как. Как и все! – не оборачиваясь, ответил он, – тебя тоже на машине привезли. Не своим же пешком пришёл.

Я начал вспоминать, но ничего подобного не мог вспомнить.

Я вспомнил, что лежал на больничной кровати обвязанный трубками, потом, по-моему, уснул. Мне приснился какой-то странный сон и после этого, каким-то образом, я оказался здесь.

Приснилось, что я вылезал из могилы. В общем, не сон, а бредятина какая-то.

«Но как я здесь оказался?» – ответ никак не приходил в мою голову.

Он сказал, что привезли на машине.

Та-ак, машина, машина, машина. Я не помню никакой машины.

Пока я пытался вспомнить всё, что со мной приключилось, и как попал на кладбище, мы подошли к избушке у центральных ворот. На входе висела табличка «Смотрящий по кладбищу» с номерами телефонов и адресом.

– Заходи, – открыв чуть скрипящую дверь, буркнул мужичок.

– Зачем? – остановился я, – просто вызовите мне такси, и я поеду домой, а то у меня даже и телефона-то нет.

Я хлопнул себя по пустым карманам брюк.

– И в самом деле, чудак, – вздохнул мужичок.

– Отсюда ты можешь уехать либо глубоко вниз, – он указал пальцем на землю под ногами, – либо высоко вверх, – теперь его палец указывал на небо, – а на чем вас туда доставляют, на такси или ещё на каких средствах передвижения, я не знаю, – развел руками в стороны мужичок.

– Либо вообще здесь останешься, насовсем. Как там вами всевышний распоряжается, хрен знает, – закончил он.

– Что за бред вы несёте? – усмехнулся я, – я же живой, – положив руку себе на грудь, в недоумении сказал я.

– Все вы тут живые и домой хотите, наслушался уже за двадцать лет, – махнул мужичок рукой, – об этом раньше надо было думать, а не мне сейчас тут выговаривать.

– Но вы же меня видите.

– И что? – мужичок что-то искал в кармане.

– Значит, я живой, получается.

– Я вас всех вижу. И живых, и мертвых, – он сделал паузу и посмотрел на меня.

– Вот ты, – указав на меня пальцем, снова начал мужичок, – мертвый. Уже как несколько дней. А пометка о тебе в документе до сих пор не стоит. Заколебался тебя искать. Вы же сами не приходите. Всё за ручку приводить приходится. Что я делать буду, когда вас здесь как на футбольном стадионе станет? Неделями, месяцами собирать вас ходить? – ругался он.

После этих слов мужичок прошел в избу и вышел минут через пять с папкой и ручкой в руках.

– Всё, давай, ищи свою фамилию, пиши свой год рождения и шуруй обратно, – нервничал он, – мне некогда тут только одним тобой заниматься.

Я взял папку. Среди множества других имен я отыскал свою. Напротив имени был написан номер места моего захоронения – участок номер семь. «Мое счастливое число – было», – с досадой промелькнуло в сознании.

Я трясущимися руками вписал дату рождения.

Мужичок дерзко вырвал папку из моих рук.

– 1989, – негромко вслух прочитал он, – подожди, – и зашел в избу.

Мне казалось, что я был просто растоптан. Разбит от сказанного мне этим мужичком. Мне не хотелось абсолютно ничего. Просто, наверное, ещё раз проснуться и поскорее забыть всё это. До меня дошло, про какую машину он говорил. Катафалк. Именно в нем меня сюда и привезли. Как и всех остальных здешних обитателей.

Дверь снова заскрипела.

– Вот. Положишь рядом с крестом, – вышедший из избы мужичок протянул мне деревянную табличку с числом 1989. Такую я видел на Мишином кресте, только с другим числом. Как оказалось, теперь, и в самом деле видел, не во сне. Но как-то не спрашивал у него, что это за табличка. Теперь я понимаю, зачем она. Это как в библиотеке – картотека. Чтобы по ней, старожилам кладбища, умершего, определенного года рождения, можно было легче найти.

– Всё, иди, наслаждайся покоем и царством небесным, – сказал мужичок и скрылся за дверью.

Я медленно брел по пустому кладбищу. Перебирая все события у себя в голове. Выбирая, что из них правда, а что нет.

Вокруг было тихо, лишь кое-где чуть поскрипывали деревья. Было уже поздно, но, сколько точно времени, я не знал.

Подойдя к своей могиле, я увидел Михаила. Он сидел у себя на лавке, рядом с облетевшей от листвы березкой и задумчиво курил. Услышав меня, он обернулся.

– Ооо, привет Андрюха. Я думал, ты уже спишь, – выпуская из легких дым, сказал он.

Я подошел к нему и присел рядом. Моя голова была забита мыслями.

– Что это у тебя? – спросил Миша, обратив внимание на предмет в моих руках, – Аа, табличка. У смотрящего был? Я и забыл тебе сказать, что к нему нужно было зайти ещё в первый же день.

Я сидел рядом и переваривал кашу у себя в голове.

– Я ничего не понимаю, – чуть позже начал я.

– Я запутался… Я мертвый или живой?

Михаил посмотрел на меня.

Я рассказал ему про свои видения или может сны, что это было, я так и не мог понять. Про то, что мне сказал смотрящий. Что я действительно мертв и отсюда мне не выбраться.

После рассказа Михаил закурил ещё одну сигарету.

– Я ведь тоже, – выдохнул он, – как только сюда попал, долго не мог смириться со всем этим. Я и бежать пытался. И ночами слонялся по кладбищу. И сны, вот как ты говоришь, тоже видел, – мужичок затянулся ещё раз, – с ума, думал, схожу.

Миша сделал небольшую паузу.

– Это надо просто принять, Андрюха, и всё. Ничего не поделаешь с этим. Теперь-то уж точно.

Спасибо вон Петровичу, – мужичок кивнул головой куда-то в сторону, – помог, так сказать, не сойти с ума, – и вновь посмотрел на меня.

– И я вот с того дня решил помогать новичкам. Как-то их отвлекать от этих дум, мыслей… Самим им сложно справится с этим, по себе знаю.

Михаил перевел взгляд на свою могилу.

– Вот вспоминаю себя в первые дни здесь, и как-то тошно становится, – он поднес руку с сигаретой к своему горлу.

– Надо просто взять и как-то принять, тот факт, что есть два мира, мир живых, тот, что за оградой, и наш мир. Который здесь. Который стал для нас последним. И «быть» дальше. А иначе с ума сойдёшь. Даже здесь.

Михаил поднялся с лавки.

– Кто-то же должен жить, да детей растить, а кто-то должен ждать у крестика. Любая ниша должна быть заполнена, Андрюха. Иначе дисбаланс в природе, – мужичок положил руку мне на плечо.

– И знаешь, что? Не забывай носить кепку, – улыбаясь, сказал он, – тебе ещё пожить надо, да сына вырастить.

И после этих слов ударил меня ладонью по лицу. Я отшатнулся.

Потом он ударил меня ещё раз и ещё.

Я пытался схватить Мишу за руки, но он был сильнее меня, и мне не удавалось их удержать.

Я что-то пытался ему сказать, возразить, но у меня получалось только мычать.

– Вроде очухивается, – я услышал приглушенный мужской голос.

Мне вновь прилетела пощечина.

– Принеси влажное полотенце! – крикнул опять тот же мужской голос, но уже более выразительно.

Я постепенно приходил в чувство.

По телу пробежал легкий ветерок, но холодно мне совсем не было.

Спустя пару минут я почувствовал приятную прохладу у себя на лбу.

– Вот, принесла, – сказала, запыхавшись, женщина.

– Сейчас очухается, – снова прозвучал мужской голос, – дачник тоже, блин.

Я мычал.

Сквозь еле-еле приоткрытые глаза проникал солнечный свет.

Затем я увидел отца, склонившегося надо мной, а рядом маму.

– Ну как? Нормально себя чувствуешь? – спросил папа.

Я был растерян.

– Нормально, – еле пробубнил я, – а что произошло?

– Ты копал грядку и упал в обморок. Словил солнечный удар, – сказал отец и помог мне подняться.

– Я сколько раз говорила надевать кепку! – помогая ему, рядом ворчала мама.

На земле, где я только что лежал, валялась лопата.

Чуть позже я разглядел место где мы находились. Это была наша дача. На соседнем участке, как и прежде, играли две девочки и их звонкие голоса разносились по двору.

Всё, как и каждый год.

Взяв меня под руки, родители завели меня в дом.

В моей голове всплывали какие-то оторванные куски воспоминаний про кладбище.

Что я умер.

Что какой-то мужичок там мне помогал, и звали его Мишей. И мне было 29 лет. Как фрагменты из плохо запомнившегося сна, они мутно возникали в моей памяти.

Родители положили меня на кровать.

– Я сейчас чаю сладкого сделаю, – сказала мама и убежала на кухню.

Я лежал и смотрел на отца.

– Хорошо, что мы с мамой рядом были, – сказал папа, а то так бы не дожил до своих шестнадцати лет, рас..п..здяй, – улыбаясь, выругался он.

– Пап, а вы с мамой не разводитесь? – негромко спросил я.

– Видать крепко тебя шибануло, – сказал отец, – отдыхай, давай. Приходи в себя, – закончил он и поднялся с кровати.

– Пап, а можно ещё спросить?

– Чего, – он остановился на пороге.

– Давайте завтра дедушку навестим, на кладбище. Он ведь нас сидит там и ждёт.

– Обязательно навестим, – сказал отец, – отдыхай, давай, – и после этих слов он вышел из комнаты.

Я лежал на кровати, и мне было непривычно хорошо на душе. Что всё это мне привиделось. Родители были вместе и даже не думали расходиться.

С тех пор я постоянно надевал кепку в жаркие летние дни, как сказал тогда Михаил. Особенно на даче.

А на следующий день мы все вместе поехали на кладбище к деду.

…А то он ведь нас ждёт…

Я только сейчас это по-настоящему понял.