Глава 13
– Послушай сюда, упрямый ты сморчок, – палец Спайка едва не утыкался в нос стоящего напротив него старика, что невозмутимо дымил трубкой, – я ходил под парусом с двенадцати лет…
– … я – с десяти, – ни капли не смутился тот.
– … и если я говорю, что мы не будем приближаться к суше ближе чем на три лиги, значит так тому и быть. Понял?!
– Бред! – упрямо заявил старик, пыхнув в лицо Спайку сизое облачко. – Восточные ветра сейчас что гордость у портовой шлюхи – нет и не будет, так что если мы не хотим ненароком встрять посредь моря из-за штиля, нужно изменить курс и повернуть на запад. В случае чего – догребем до ближайшего порта на веслах.
– Нам нельзя показываться в портах, выживший ты из ума маразматик, – на лбу Спайка запрыгала жилка, напоминающая толстого червяка. – Я тебе об в этом в пятый раз говорю!
– Я, быть может, и глуховат на левое ухо, но память у меня крепкая, – не сдавался старик. – Уж лучше попасть в лапы законников, чем дрейфовать в открытом море, поджирая запасы, а потом и друг друга. Или как ты думаешь я обзавелся вот этим?
Он постучал клюкой по деревянной ноге. С хрустом откусив кислое яблоко, Птаха, сидя на рее и болтая ногами, вполуха слушала их ругань, которая продолжалась с раннего утра. Птаха никогда ранее не видела моря и теперь понимала, отчего Алан так лелеял мечту жить на побережье. Раскинувшаяся куда глаз ни кинь вода, напоминающая зеркальную гладь, где-то вдалеке сливалась с бледно-голубым небом; выглянувшее из-за пушистых облаков солнце рисовало на синей поверхности блики, а лицо обдувал легкий морской ветер.
После такой вольницы сложно было представить себя ютящимся в какой-нибудь жалкой каморке в покосившемся тесном домике, что притаился в грязном проулке, кое-как распихав соседние здания локтями.
Однако путешествие вплавь пришлось по вкусу далеко не всем. Архан практически не покидал каюту – к вящей радости простых моряков, которые шарахались от шрау точно от прокаженного – и выходил наружу разве что для того, чтобы в очередной раз перевеситься через фальшборт и опорожнить желудок.
Завидев бледного словно смерть Ленса, который, выйдя на палубу, сощурил глаза, прикрыв их ладонью, Птаха выкинула огрызок в воду и по натянутым канатам спустилась вниз.
– Все целы? – первым же делом спросил Ленс и осторожно уселся на перевернутую набок бочку.
– Кроме Зверя никто особо не пострадал, – ответила Птаха, присев рядом. – Синяки да царапины – пустяки. Как нога?
– Терпимо, – кисло улыбнулся Ленс, осторожно пошевелил раненой конечностью и сморщился от боли. – Спасибо за то, что вытащила меня.
– Мой отец говорил, что подельник для вора – как отец, мать и брат вместе взятые, – хмыкнула Птаха. – Не волнуйся, уверена, ты еще успеешь рассчитаться. К слову, не забудь поблагодарить Тео – именно он прочистил и зашил рану. А прямо сейчас малец пытается вытащить пулю из Зверя.
В этот самый момент снизу раздался громкий вопль. Видимо, врачевание шло в самом разгаре.
– А это не… – вдруг произнес Ленс, приглядываясь к старику, спорящему со Спайком.
Последний как раз рассказывал своему собеседнику, какой именно части тела он лишится следующей, если не перестанет быть такой занозой в заднице. В ответ же тот любезно сообщил, что от ноги лучше воздержаться – первая была на вкус как переваренная подошва, приправленная дерьмом, так что вряд ли ее сотоварка сильно лучше.
– … тот самый тип, которого привел Сопатый? – закончила Птаха. – Ага, именно. Только не спрашивай, каким образом старикан исхитрился попасть на корабль. Просто в один прекрасный момент Спайк отошел отлить, а вернувшись увидал, как старик раздает команды, точно он тут капитан. К слову, его зовут Витус.
– Не! Смей! Указывать! Мне! Что! Делать! На! Моем! Корабле! – выкрикивал каждое слово Спайк, брызжа в лицо Витуса слюнями.
Серая кожа грэлла приобрела ливовый оттенок, голос охрип, а пальцы сжались в массивные кулаки. Птаха уже было решила вмешаться, покуда Спайк не прибил старикана на месте, когда грэлл круто развернулся, прошел мимо Ленса с Птахой, не удостоив их даже взглядом, и спустился в трюм. Взамен же Спайка на воздух вышел Тео, проводивший того взглядом.
– Рад, что ты очнулся! – Тео улыбнулся Ленсу и обратился к Птахе: – Спайк опять закусился со стариком?
– Угу, – промычала та.
– И из-за чего на этот раз? – полюбопытствовал Тео.
– Спроси что попроще, – хмыкнула Птаха. – Видимо, пытаются выяснить, кто из них двоих настоящий морской волк, а кто – сухопутная крыса.
– Спасибо, что залатал меня, – поблагодарил Ленс Тео. – Признаюсь, даже лекари ордена делали менее аккуратные швы.
– Пустяки, – смущенно откашлялся в кулак Тео. – Когда-то я ходил в помощниках у одного цирюльника, который сдавал мне за это комнату в полцены, так что кое-в-чем навострился. Как сейчас помню: «Просто сшивай красное с красным, желтое с желтым, а белое с белым. Надеюсь, ты цвета различаешь? Хвала Костлявому – предыдущий не мог даже этого». Кстати… – Тео умолк и поморщился. – Нет, я не буду произносить это вслух. Нет! Хватит, я же сказал… – он вдруг скорчился, точно кто-то засадил ему дубинкой по ребрам. – Хорошо, хорошо! Только прошу, перестань. Базузу просит передать: «Жаль, что ты не истек кровью как свинья, святоносец».
– Думаю, у меня еще будет шанс, – хмыкнул Ленс. – А как там Зверь?
– Жить будет, – пожал плечами Тео. – Кость не задета, суставы тоже. Несколько дней покоя – и будет как новенький. А может и того быстрее – раны на нем затягиваются буквально на глазах, не иначе как из-за его… особенности.
Тео достал из кармана что-то мелкое, блестевшее на солнце. Ленс поймал кусочек стали в воздухе и разжал кулак – на ладони его лежала вытянутая зеленоватая пуля.
– Это и есть тот самый сульфит? – спросила Птаха, внимательно рассматривая дивный снаряд.
– Именно, – кивнул Ленс и отдал пулю обратно Тео, который спрятал ее обратно, столь бережно, точно она была из фарфора. – На простых людей он действует точно также, как и простая сталь, но для любого, имеющего в своих жилах хоть капельку магию, металл этот подобно яду. Будем надеяться, сульфит не успел навредить Зверю.
– О, мы почти в полном сборе, – на свежий воздух вышел позевывающий Морган, как обычно гладко выбритый, расчесанный, в относительно свежей одежде. Во всяком случае, от нее не несло как из канавы. – Счастлив, что вы оклемались, командор. У меня как раз назрели два невероятно важных и насущных вопроса. Первый – куда мы все же держим путь и как именно собираемся добраться до Исслейма. Другой – когда обед?
Решив совместить приятное с полезным, они заняли капитанскую каюту, ныне пустующую. За большим столом без проблем уместились все шестеро – за исключением Зверя, что до сих пор был в отключке от ядреной смеси грога и каких-то дурманных трав, которой напоил его Тео – и поначалу совет их проходил под мерный звук шкрябающих о миски ложек. Лишь только Архан так и не притронулся к своей порции, ограничившись стаканом воды.
– Итак, – выдохнул Спайк, отставив пустую тарелку, – как я полагаю, Санарит нам больше не светит?
– Увы, – ответил Ленс, что, хмурясь, склонился над картой. – По первоначальному плану мы должны были взять там коней, доехать до небольшого городка на западе Тэлля и встретиться с проводником из местных, который провел бы нас сквозь Хворь прямо до стен Исслейма. Как вы сами понимаете, в нашем текущем положении вряд ли хоть один порт Тэлля встретит нас, радостно размахивая флажками.
– Мы можем оставить корабль в паре лиг до берега и догрести на шлюпках, – предложил Морган.
– Хорошая идея, – кивнул Спайк. – Главное, чтоб те придурки сверху не решили отомстить за своего капитана и не начали палить по нам из пушек, едва мы покинем корабль.
– Впрочем, я готов рассмотреть и другие варианты, – поспешно сказал Морган, которому явно не улыбало судорожно работать веслами, пока над головой его свистят ядра.
– Что если нам дотянуть до Далмии? – высказалась Птаха, рассматривая карту. – Слышала, в последние годы тамошний правитель не шибко-то жалует тэлльцев из-за их посягательств на далмийские соляные шахты.
– Может сработать. Но мы потеряем как минимум семь суток. И это при хорошем раскладе, – почесал короткую щетину Ленс. – Спайк, нам хватит припасов?
– Вряд ли, – немного подумав, ответил он. – Это корыто не предназначено для долгих плаваний. Тем более без одной мачты. Хотя мы можем избавиться от лишнего груза, если вы понимаете, о чем я. Предлагаю начать с того одноногого зануды.
– А кто будет управлять судном? – остудила его пыл Птаха. – Из нас моряки – как из тебя шпагоглотатель.
За несколько часов, проведенных в горячих спорах, они так и не пришли к соглашению, поэтому решили оставить разговор до завтрашнего утра.
Смеркалось.
Матросы позевывали, лениво перебрасываясь редкими репликами. Архан, как обычно, заперся в своей каюте, Тео направился проведать Зверя, что уже начал приходить в себя, Морган играл с офицерами в кости, попутно травя им байки о собственных похождениях, Спайк, забрав початую бутылку и горсть сухарей, забился в какой-то угол, Птаха же, спустившись в трюм и устроившись меж двух бочек с водой, принялась затачивать Близняшек, как делала всегда, когда не знала, чем себя занять.
– Не помешаю?
Птаха взглянула на Ленса, на миг отвлекшись от своего занятия, и кивнула. Ленс уселся рядышком и, некоторое время пронаблюдав, как сталь бьет о точильный камень, сказал:
– Тебе их подарил отец?
– Да, – ответила Птаха; закончив с Голубкой, она убрала ее в ножны и достала Колибри. – Через месяц после того, как узнал, что я жду Эмили.
– И как он воспринял, что…
– Скоро станет дедом? – не сдержала улыбки Птаха. – Признаться, он долгое время считал все это затянувшейся шуткой. И поверил мне лишь после того, как увидел мой округлившийся живот. А когда отец взял Эмили на руки… Мне кажется, тогда я впервые в жизни увидела слезы на его глазах, – немного помолчав, она спросила: – Тебе все еще интересно, как я лишилась дочери? Это долгая история.
– По мне видно, что я тороплюсь? – усмехнулся Ленс.
***
Шесть лет назад.
Кабак «Улыбка мертвеца». Одно из тех мест, где отдыхали воры, разбойники, лже-калеки, торговцы краденым, путаны, шулера, фальшивомонетчики и контрабандисты.
Словом – весь низший свет Нимлеры, спешащий потратить кровнозаработанные после праведных трудов, покуда на шею не лег пеньковый ворот. Залетные бюргеры редко находили скрытое от чересчур любопытных глаз заведеньице без вывески с вечно заколоченными окнами, а если какому случайному хлыщу и доводилось переступать порог «Улыбки», он скоро уносил ноги, покуда не лишился кошелька, а то и жизни.
Рядом с Птахой приземлился какой-то франт. Одет просто, но со вкусом: черная куртка неплохого кроя, того же цвета штаны, модные туфли, золотой перстень.
– А ты, наверное, та самая Птаха? – спросил он; акцент выдавал в нем уроженца далекого Селина, где, говаривали, солнце шпарило практически круглый год.
– Как однажды сказал мой отец – когда вора начинают узнавать в лицо, ему следует задуматься о карьере пекаря, – сказала Птаха и опрокинула стакан бормотухи, столь крепкой, что из глаз ее невольно брызнули слезы, покуда в желудке разливался жидкий огонь.
– Тебя сложно не узнать – ты, наверное, единственная женщина, которую за весь вечер никто не пытался облапать, – хмыкнул незнакомец.
– Можешь стать первым, – с вызовом произнесла Птаха и жестом попросила хозяина принести добавки.
Буквально несколько часов назад она вместе со Спайком, Рухом и Хохотуньей учила уму-разуму шайку молокососов, которые вздумали орудовать на территории Могильщиков. Так, чепуха, ничего серьезного, несколько недель жидкой пищи из-за выбитой челюсти еще никому не навредили, да и сломанные кости имеют свойство срастаться, пускай и не всегда ровно. Костяшки Птахи еще саднили, кровь бурлила, а душа после четвертой кружки пойла подряд требовала приключений.
Однако в «Улыбке» Птаха была столь известной персоной, что практически каждый отводил глаза, поймав ее тяжелый взгляд. Каждый, но не ее новый знакомый, который смотрел на нее с легкой задумчивостью, будто пытаясь разглядеть что-то, понятное лишь ему. Птаха отчего-то смутилась и разозлилась на саму себя, чувствуя, что краснеет.
– Бел, какие-то проблемы? – выкрикнул Спайк, сидевший на другом конце зала.
Птаха лишь махнула рукой. Спайк, конечно же, и сам прекрасно понимал, что Птаха легко справится с любым заморышем, который надумает к ней пристать, но не мог не выпендриться перед двумя непрестанно хихикающими девицами, что жались к грэллу с двух боков, не забывая подливать вино в бокал.
– Что ж, желание дамы – закон, – на лице незнакомца заиграла хитрая улыбка. Поднявшись на ноги, он протянул Птахе руку. – Танец?
Как раз в это время одноглазый шкет с лихо надвинутым на затылок беретом достал лютню, смуглая девушка в ярком цветастом платье зазвенела бубном, чей-то бас завел лихую и донельзя пошлую песенку, прочие принялись отбивать ритм кружками и кулаками, опуская их на стол с таким усердием, словно бы желая к утру оставить хозяина без мебели – и через несколько мгновений практически все, стоявшие на ногах, отплясывали кто во что горазд.
Поначалу Птаха хотела было фыркнуть наглецу в лицо, но потом… А пошло оно все в бездну! Допив пойло, Птаха приняла руку незнакомца, представившегося Аланом, и спустя миг уже оттаптывала каблуки под всеобщее улюлюканье и громкий гогот Спайка. Кожа Алана была смуглой, с янтарным отливом, глаза сверкали, словно хорошо начищенная сталь, а пахло от него яблоневым садом.
– Надеюсь, твой отец не прикажет отрезать мне пятки после моего дерзкого поступка, – Алан говорил в полный голос, но его было едва слышно из-за царящего вокруг веселья.
– Нет. Если только я не попрошу, – ответила Птаха, сдув упавшую на глаза челку.
– А ты попросишь?
– Зависит от того, как пройдет этот вечер.
Алан откинул голову назад и расхохотался, увлекая ее к себе.
***
Алан приподнялся на кровати. Мягкий лунный свет из открытого окошка мягко освещал его лицо, что в полумраке было точно высечено из мрамора.
– Ты думала о моем предложении?
– Вот так просто бросить отца и Могильщиков? Ты серьезно? – спросила Птаха, положив ладонь на грудь Алана. Отчего-то ей безумно нравилось слушать, как бьется его сердце в такие моменты: бешено, рьяно, точно птица, пытающаяся вырваться из клетки.
– Хочешь до конца жизни резать глотки и выбивать дерьмо из уличного отребья?
– Больше я ничего и не умею, – горько усмехнулась Птаха. – Да и ты тоже.
– Не важно. Подкопим деньжат и уедем. Куда-нибудь подальше – в Брониш, а то и Викхейм. Туда, где можно начать жизнь с чистого листа. Найдем какой-нибудь прибрежный тихий городок, откроем лавку или таверну… А чего ты смеешься? Думаешь, тот щербатый, что владеет пивнухой на углу, умнее нас? Клиентов у него – кот наплакал, а гляди какой домишко отгрохал, не каждый торгаш таким похвастаться может.
– Я просто представила тебя, разносящим рагу, – не переставала хихикать Птаха. – А меня – моющей грязную посуду. Может тогда уж и Спайка с собой захватим?
– Боюсь, с ним любой таверне конец, так как он выпьет все пиво еще до первого клиента, – улыбнулся в ответ Алан, но после посерьезнел, а рука его скользнула по животу Птахи: – Неужели ты хочешь, чтобы наша дочка росла среди всего… этого?
– Откуда ты знаешь, что у нас будет именно дочь? – спросила Птаха.
– Знаю, – уверенно произнес Алан. – Просто поверь мне. А даже если я ошибаюсь – какого тебе будет, когда сын пойдет по нашим стопам? Вырастет среди головорезов и мошенников. Начнет воровать, грабить, убивать. Вступит в Могильщики – или какую-либо другую банду – и начнет прокладывать себе путь наверх через кровь и жестокость, покуда кто-то чуть более шустрый и жестокий не воткнет ему нож под ребра. Или пока не займет свое место на плахе. То, что мы еще живы – удача, не более. Ты и сам это прекрасно понимаешь. Логан не знал другой жизни и его уже не поменяешь. Но мы можем попробовать измениться. Не ради себя.
Птаха закусила губу. Она не могла найти слов против при всем желании. И это притом, что Птаха не представляла себя без Могильщиков. Без отца, Коротышки, Берты, Руха, долгих вечеров в «Улыбке мертвеца», азарту, настигающего Птаху, когда она кралась в тени с кинжалом в руках или стояла спина к спине с Риком в драке против десятка дуболомов, даже без проклятого Спайка, которому она иногда хотела лично отрезать язык за его скабрезные шуточки.
– Я не могу бросить отца, – с шумом сглотнула Птаха. – У него же никого нет кроме меня. Если я предам его…
– Разве желать лучшую жизнь для себя и своего ребенка – предательство? – возразил Алан. – Помнишь, когда тебе, Спайку и еще парочке парней поручили охранять дочь какого-то богатея на ее свадьбе? Вам тогда еще пришлось вырядиться, чтобы затеряться среди гостей. Логан сказал, что не знай он тебя – не отличил бы от какой-нибудь особы голубых кровей.
– Ага, – сказала Птаха. – А Спайк тут же сообщил, что в этом нет ничего удивительного, ведь на хере все стонут одинаково. Знаешь… Я подумаю над тем, что ты сказал. Хорошо?
Алан поцеловал ее в висок и прижал к себе.
– Просто поверь мне.
Птаха опустила руку, а после залезла на Алана сверху, приподнялась и резко опустилась вниз. Он тяжело задышал и обхватил ладонями ее бедра. Птаха закусила губу, чувствуя, как внизу живота растекается знакомое тепло, а потом впилась поцелуем в губы Алана, сильно, крепко, точно надеясь запомнить их вкус навсегда.
Тогда Птаха действительно поверила ему.
И очень сильно об этом пожалела.
Глава 14
Стук, громкий, требовательный, настойчивый, разбил ночную тишину в их доме, заставив Птаху вздрогнуть, а Эмили, что едва-едва успела уснуть, тихо захныкать. Переглянувшись с Аланом, что потянулся к висевшей на спинке стула перевязи с пистолетами, Птаха взяла в руку Голубку и подошла ко двери.
– Бе… Белани! Алан! Откройте, это я… – послышался снаружи знакомый хриплый голос.
С облегчением выдохнув, Птаха распахнула дверь и в ужасе ахнула, увидев перед собой человека, перепачканного грязью и кровью, что, дрожа словно лист, одной рукой держался за косяк, а другой за бок.
– Рик? – протянула Птаха, еле-еле узнав старого приятеля. – Что с тобой случилось?
Ничего не ответив, он покачнулся и рухнул прямо ей под ноги.
Чуть позже, после того как Птаха и Алан вволокли потерявшего сознание Рика вовнутрь, кое-как отмыли его, наскоро перевязали раны и переодело в чистую одежду, он-таки смог объяснить, что произошло.
– Это все проклятый Коротышка и жирная шлюха Берта! – выплюнул Рик и скорчился от боли, когда Птаха осторожно дотронулась до его разбитого в хлам лица мокрой тряпкой. – Они решили подмять город под себя и подговорили добрую половину Могильщиков пойти против Логана. Рух, Викк, Хохотунья, Двупалый, Терри – все они признали предателей за новых хозяев. А те же, кто пытался стать против, теперь плавают в канавах лицом вниз. Неугодных убрали в одну ночь – меня подкараулили, когда я возвращался от подружки. Проклятье, как же больно!.. Повезло, что те козлотрахи оказались никудышными плавцами. Получив пару раз ножом в спину, я умудрился вырваться, сигануть с моста прямо в Трясучку а потом доплыть до тихого места.
– На тебе места живого нет, – озабоченно произнесла Птаха. – Нужно отвести тебя к лекарю и немедленно.
– Так заживет, – буркнул Рик и заерзал на стуле, уронив на пол несколько капель крови. – Я Костлявому каждый Чумель по горсти серебра в ближайший Черный Храм подносил последние лет пятнадцать – с тех пор даже не чихнул ни разу.
– А что Клойстер? – спросил Алан.
То был выходец из дворян средней руки, сумевший сколотить состояние на торговле тканью и путем интриг и манипуляций с годами заделаться одним из влиятельнейших людей столицы, водя дружбу со всеми сильными мира сего: от министров до владельцев портов.
Клойстер не единожды ссуживал Логану крупные суммы без процентов, иной раз даже не требуя возврата, не гнушался лично захаживать в бордели Могильщиков и нередко доставал их из петли, пользуясь своими связами. Что уж говорить – лавки и мастерские Клойстера даже самые наглые и оторванные грабители обходили стороной, прекрасно понимая, что будет с тем, кто попытается нагреть первейшего друга Могильщиков.
– Сукин сын все это и затеял, – помрачнел Рик. – Слышал я, дела его в последнее время идут из рук вон плохо, так что дружба с Логаном стала ему не по карману. Вот только ссориться с Могильщиками – себе дороже, так что он решил убрать старика и поставить на его место пару марионеток с аппетитом поменьше.
– За тобой был хвост? – спросил Алан, осторожно отодвигая занавеску дулом пистолета и выглядывая в окно.
– Обижаешь, – криво ухмыльнулся Рик. – Уж что-то, а убегать и прятаться меня жизнь научила.
– Мы уходим, – заявил Алан и повернулся к Птахе. – Бел, собери оставшиеся вещи и одень Эми.
– Нет, – покачала головой Птаха. – Если отец в опасности – я обязана помочь ему. Несколько дней погоды не сделают. Перебьем предателей, убедимся, что отец в безопасности и потом…
– Белани, – перебил ее Рик и голос его потух, словно выставленная на сквозняк свеча. – Логан – мертв.
Два тихих слова ударили по ней двумя выстрелами.
– Что… Но… Как?! С ним же должны были быть Спайк, Однорукий, Грегор…
– Все телохранители Логана сбежали еще до того, как началась заварушка, – сказал Рик. – Уж не знаю, имеют ли к тому отношение Коротышка и Берта, или же засранцы просто почуяли, куда дует ветер.
К удивлению Птахи, она не почувствовала горечи. Напротив – ей словно дали глотнуть настойку из пьюна, которая притупляет самую сильную боль. Ни гнева, ни ярости – мысли ее были холодными, точными, ясными.
Вернуться в Нимлеру.
Найти Коротышку, Берту и Клойстера.
Убить их.
А вместе с ними всех, кто был причастен к гибели ее отца.
– Останься здесь, проследи за Эмили и Риком, – сказала Птаха, обращаясь к Алану, и надела плащ. Если я не вернусь через два дня – уезжайте без меня.
– Белани, ты не можешь вот так просто взять и бросить…
Птаха взглянула на Алана, что схватил ее за руку, и что-то в глазах супруги заставило его разжать пальцы и отступить назад.
– Ты прав. Я не могу бросить отца.
Отчего-то Алан глядел на нее с нескрываемой грустью, точно она шла на верную смерть. А может так оно и было. Нежно поцеловав агукающую дочь в лоб, Птаха вышла наружу, накинула капюшон и быстрым шагом направилась вниз по улице.
***
Птаха начала с самых низов и первым ей в руки попался громила, следящий за порядком на рынке неподалеку от главного района. Если верить Рику – а он еще ни разу не давал повода усомниться в своих словах – теперь любой живой Могильщик был предателем, так что Птаха не стала тратить времени на пустые разговоры. Завидев перед собой Птаху, бугай потянулся было к дубинке – а потом замычал от боли и упал на одно колено, получив коленом в пах.
– Спрашиваю ровно один раз, – прошипела Птаха, прижимая к горлу головореза Колибри. – Где они? И даже не пытайся сделать вид, что не понимаешь, о ком я.
Бугай указал ей на притон «Демоново семя». Его хозяин сказал, что Коротышку в последний раз видели в его любимом игорном доме «Поцелуй удачи», а Берта и вовсе покинула город. В «Поцелуе» Птаха повстречала Викка. Вереща от боли и с ужасом глядя на ладонь, пришпиленную ножом к столу, тот сообщил, что Птаху надурили и Коротышка вместе с Бертой прячутся в какой-то норе, справедливо опасаясь мести. Поэтому Птахе пришлось вернуться в «Семя» и поговорить с владельцем еще раз, чуть более основательно.
Слухи о том, что Птаха вернулась в город, расползлись быстрее чумы. В Нимлере она находилась едва ли второй час, когда на нее из темного проулка выскочили трое. Дилетанты. Двоих Птаха убила, даже не сбавив шаг. Последний же перед смертью успел сообщить, что за ее голову обещают сотню золотых оренов. К обеду сумма стала выше в пять раз. К закату за шкуру Птахи давали уже тысячу.
Когда Птаха направлялась к особняку Клойстера, где тот укрывался вместе с со своими новыми дружками, герою, отправившему ее в могилу, наверняка бы дали как минимум вдвое больше. Вот только выяснить это было уже не у кого.
Если бы самоуверенный кретин Клойстер знал, что строители, которые несколько лет назад отгрохали ему неплохую усадьбу, по наущению Логана втихую от хозяина соорудили в его доме тайный ход, ведущий из заброшенной мельницы прямиком в гостевую спальню, выбрал бы себе убежище понадежней. Скажем, закрытый на цепи сейф на самом дне океана. Впрочем, Птаха достала бы ублюдка и оттуда.
Увы, пятый по счету часовой, встретившийся ей по пути, перед тем, как захлебнуться собственной кровью, все же успел выстрелить из аркебузы. Со всех сторон послышались топот и крики. Птаха поморщилась. Нужно ускориться. Мерзавцы облегчили ей задачу, схоронившись в одном месте, но если они разбегутся по норам, отлавливать их можно не одну неделю.
Клойстер не скупился на защиту и в одном из коридоров Птахе встретился цельный маг. Похоже, довольно опытный – смоляной шар, вырвавшийся из его ладоней, ударил в стену и принялся с шипением прожигать крепкое дерево. Следующее заклятье Птаха отразила Голубкой, полоснув по нему, точно по простому яблоку. Сфера растаяла прямо в воздухе. Чародей же на миг замешкался, явно не ожидая чего-то подобного, за что и поплатился жизнью. Не успело его хладное тело осесть на пол, как Птаха направилась дальше, с каждым шагом приближаясь к большому кабинету в самом центре особняка.
Стоило ей открыть дверь, как грохнул выстрел. Отбросив в сторону стражника с дырой в груди, Птаха шагнула через порог. Краем глаза заметив какое-то движение, она резко ушла в сторону, взмахнув кинжалами – Рух упал на колени, зажимая выпавшие из рассеченного крест-накрест живота кишки. Следом за ним на Ту Сторону отправился и Двупалый, потом настал черед Терри. Рух и Хохотунья бились словно загнанные в угол крысы – яростно и отчаянно. Однако и они быстро легли рядом с приятелями.
Коротышка, судорожно перезаряжавший пистоль, уже было вскинул руку для выстрела, когда Птаха отрубила ему кисть. Завопив от боли, он потянулся было к ножу, висевшему на поясе, но Колибри навеки заткнула ему пасть, войдя в подбородок и выйдя из затылка.
Берта атаковала Птаху сзади, попытавшись проломить ей голову дубинкой. Выше почти на голову самого здорового грэлла, с кулаками, что были размером со спелую дыню и мощным голосом, ревевшим, словно труба, сейчас Берта представляла из себя жалкое зрелище – дерганая, высохшая, с мешками под глазами, воняющая потом и элем. Птаха оставила суку без половины черепа подрагивать на полу и повернулась к Клойслеру.
Тот спокойно наблюдал за происходящим сидя в кожаном кресле с высокой спинкой за массивным столом.
– Браво, – улыбнулся старик, отставив бокал. – Признаться, ты превзошла все мои ожидания. Эти болваны до дрожи боялись твоего появления, впадая в истерику от каждого шороха, я же, признаться, ждал личного знакомства с печально известной Птахой с нетерпением. Итак, прежде чем ты совершишь какой-нибудь необдуманный поступок, позволь…
Она не дала ему договорить. Разжав холодные пальцы Коротышки, все еще вцепившиеся в рукоять, Птаха проверила механизм и навела пистолет на Кройслера. Грохнувший выстрел выбил его из кресла.
– Ты… ты подстрелила меня, шлюха!.. – взвизгнул он, корчась на полу и зажимая руками рваную рану чуть выше паха.
– Именно, – кивнула Птаха. Найдя у Коротышки пули и порох, она принялась перезаряжать пистолет. – Или ты думал, я пришла сюда вести с тобой светские беседы?
– Ты думаешь, убив меня, все кончится? – простонал Кройслер, оглядывая дрожащие пальцы, перемазанные собственной кровью. – У меня есть могущественные друзья – не та уличная шантрапа, люди с деньгами и связями. Они это так просто не оставят.
– Как говорил мой отец – срут и умирают все одинаково, что король, что нищий, – усмехнулась Птаха. Выстрелив в некогда миленькую мордашку Хохотуньи, и превратив его в одно сплошное месиво, Птаха одела ей на палец свое кольцо и положила в закоченевшую ладонь подаренный отцом амулет с гравировкой: «Любимой птичке».
– Я хотел предложить тебе занять место Логана, – Кройслер присел на полу, прислонившись к стене. Распахнутый халат обнажил бледное старческое тело, покрытое желтоватыми пятнами, и что-то похожее на меленькое червячка, так что Птаха брезгливо поморщилась и отвела взгляд. – Еще не поздно уладить дело миром – просто дотащи меня до знахаря, дай отлежаться пару недель и поговорим как деловые люди. Мы можем править Нимлерой вместе – только ты и я…
– В бездну этот город, – Птаха распахнула дверцы большого шкафа и оглядела ряды початых бутылок. – И тебя вместе с ним.
– Тупая бешеная сука! – прорычал Клойстер; когда Птаха начала лить ему на голову бесцветную едко пахнущую жидкость, он закашлялся: – Что… Что ты задумала? Нет, нет, нет! Ты не посмеешь!
– Уже посмела, – оскалила зубы Птаха и бросила в старика снятый со стола подсвечник.
Вопли горящего живьем Клойстера стихли, едва Птаха скользнула в скрытый проход и задвинула за собой каменную плиту. Прежде чем вернуться домой, она какое-то время петляла по кишкообразным проулкам, дабы сбить возможную погоню, и только убедившись, что никто ее не преследует, быстрым шагом направилась вдоль узкого проулка.
Внутри ее встретил только Рик, развалившийся в кресле с бутылкой в руке.
– Я уж думал, ты не вернешься, – с облегчением выдохнул он при виде закрывающей дверь Птахи. – Коротышка и Берта?
– Мертвы, – ответила Птаха. – Как и Клойстер. Где Алан? Где моя дочь?
– Я пытался его остановить, – понурил голову Рик. – Но сама понимаешь – в нынешнем моем состоянии со мной справилась бы даже Эм.
Подойдя к кроватке, Птаха обнаружила на аккуратно застеленном одеяле клочок бумаги. Развернув его, она прочитала: «Люди не меняются».
***
– Пока, Белани, до завтра! – выкрикнул Сепп перед тем, как хлопнуть дверью и нетвердой походкой отправиться вниз по улочке, мешая прохудившимися башмаками весеннюю грязь.
Та в ответ махнула грязной тряпкой и продолжила бесплодные попытки избавиться от бурого пятна на полу, оставшегося после одной короткой, но бурной заварушки, в ходе которой ей сломали совсем новенький стол, а зачинщику драки – нос и руку. Сам виноват – нечего было замахиваться на Белани, которая принялась выпихивать задир на улицу.
Мало-помалу посетители покидали «Тихую гавань», и вскоре в просторном зале, пропахшем жареным мясом и кислой капустой, остался только невысокий мужчина, скрывающий лицо за широким капюшоном.
Белани он сразу не понравился. Торчал здесь несколько часов и не сводил с нее внимательного взгляда – она чувствовала его буквально спиной – и за все это время не произнес ни звука. Даже когда какой-то залетный мордоворот – Белани до сего момента ни разу не видела его в своем заведении – явно ищущий приключений рухнул на скамью рядом и принялся допытываться до чужака, откуда такой молчун здесь взялся и чего столь дерзко пялится, он не произнес ни слова.