– Неплохая коллекция, – ухмыльнулся Стефан, вертя в руках замысловатый кинжал и пытаясь вытащить из его рукояти драгоценный камень, который, правда, скорее всего был дешевой подделкой. – Это на случай, если зверья окажется недостаточно?
– Осталось от непрошеных гостей, – усмехнулся Тедельмид, но тут же добавил. – Однако хочу заметить – хозяева отдали все это по доброй воле и вернулись домой на своих ногах. Во всяком случае, большинство из них.
Луки и арбалеты Стефан отмел сразу – в тесноте от них толку мало, да и выстрелить он успеет не больше раза. Вместо них Стефан вооружился коротким мечом и сунул за голенища сапог по кинжалу. Еще он вместе с Тедельмидом набрал несколько кувшинов масла и на скорую руку соорудил пару факелов, чтобы спалить гнездо паразитов. Идти они решили прямо сейчас – гули предпочитают выползать ночью, а днем еле тащатся, как сонные мухи, и по итогу коротких, но бурных обсуждений, план нарисовался следующий: Стефан как можно быстрее находит гнездо и палит его к ебени матери, пока Тедельмид следит за тем, чтобы какая-нибудь тварь не зашла Стефану со спины. Мелэйна тоже было порывалась пойти с вместе ними, однако Тедельмид ответил отказом – и Мелэйна, чуть поспорив, согласилась, что кто-то должен приглядывать за Джейми, если тому вдруг станет хуже.
И вот Стефан в компании Тедельмида нырнул в густую чащу – и, судя по всему, были они в ней далеко не одни. То тут, то там за стволами мелькала чья-то тень или шуршали кусты; иногда сверху вдруг спускался ворон или синица; коротко чирикнув, тут птица возвращалась назад, а Тедельмид менял маршрут, сворачивая с одной еле заметной тропки на другую. Стефан уже было хотел спросить, далеко ли им еще топать, когда и сам понял, что они забрели на охотничьи угодья гулей – по знакомым следам и подсохшей слизи на коре деревьев; а почти дойдя до пещер, пред их глазами предстал олений труп – весь сморщенный и высушенный, точно кто-то выпил из зверя все соки. При виде мертвого животного, старик поджал губы и ускорил шаг, и вот совсем скоро они уже стояли у довольно крупного грота, ведшего вниз.
– Итак, – Стефан пригладил вихры, сделал шаг вперед и вгляделся в зияющую темноту. – Слушай, а может, какого медведя или хотя бы волка нам в помощь позовешь? Я, конечно, в твоем кудесии не сомневаюсь, но…
Не услышав ответа, он огляделся и вдруг понял, что Тедельмид куда-то исчез. Казалось, парой мгновений назад он стоял рядом со Стефаном, подергивая себя за бороду – но вот теперь Стефан остался один-одинешенек. Признаться, меньше всего Стефану хотелось лезть в логово гулей одному, но деваться некуда; солнце уже начинало клониться к горизонту, на котором собирались тяжелые тучи, и Стефан, тяжело вздохнув, зажег факел и принялся спускаться.
Признаться, хоть Стефан уже имел дела с гулями, но руки его била мелкая дрожь, пускай где-то там спину ему и должен прикрывать самый настоящий магик. Обычно всю охоту от начала и до конца контролировал Джейми, и Стефан с радостью спихивал на друга принятие важных решений, опираясь на его слово, как на решающее. Но сейчас просить помощи было не у кого и оставалось полагаться лишь на самого себя, и, в очередной оглянувшись и не увидев солнечного света, Стефан вдруг подумал – а что если… Нет, он чего, какой-то ебучий селюк, чтоб испугаться пары образин?! Тем более, после того, что Стефан пережил в Мьезе, ему и сама бездна не в страх, а в шутку – так что Стефан стиснул зубы и принялся пробираться дальше. С каждым пройденным футом свод опускался все ниже и ниже, так что вскоре Стефану пришлось пригнуть голову, чтоб не удариться макушкой.
Спустя время Стефан полз, согнувшись в три погибели, думая о том, не уткнется ли он, в конце концов, в тупик, как вдруг вылез в довольно просторную пещеру, потолка которой не было бы видно, даже подними он факел. Повсюду из земли торчали толстые вострые наросты, толщиною едва ли не с него самого, а по правую и левую руку – Стефан не поленился тщательно обойти по краю всю залу, прежде двигаться дальше – вглубь вели несколько ответвлений.
Он уже успел заприметить следы гулей – разводы мерзкой слизи, причем довольно свежие, да едко пахнущие кучки какой-то непонятной субстанции, о значении которой Стефан догадывался, но всеми силами пытался не думать – однако до сих пор он не повстречал еще ни одной твари; и, если честно, это беспокоило его все сильнее. Он то и дело вертел головой, ожидая, что чудища решили устроить на него ловушку – хоть и понимал, что их умишки вряд ли бы способны на подобную хитрость – и иногда замирал на месте, затаив дыхание и вслушиваясь в темноту, но в ответ слышал лишь стук редких капель, падающих с потолка.
Большинство проходов, представляющих собой неровные дырки, были для него слишком малы – и думать нечего пытаться сквозь них пробраться, если, конечно, он не желает застрять; немного пораскинув мозгами, Стефан направился в левый проем, что был чуть шире и выше остальных, у входа в который весь пол был уляпан беловатой жижей. Уже ступая по коридору, Стефан вдруг подумал, что неплохо было бы как-то помечать путь – а что если он заплутает? В такой-то темени это немудрено – но, увы, спохватился он уже слишком поздно, так что уповать оставалось лишь на собственную память, считая повороты и пытаясь запомнить особо приметные каменюки.
Уже почти обогнув широкий валун, Стефан вдруг замер как вкопанный, услышав откуда-то издали чьи-то визги и громкий лай; через несколько мгновений шум стих, но гулкое эхо еще долго звучало в темных коридорах. Быть может, друид оказался не так уж и прост и исчез не просто так, решив отвлечь гулей на себя, потому-то Стефан до сих пор еще и не встретил еще ни единой твари. Что ж, если его догадка верна, стоит поторопиться – вряд ли Тедельмид сумеет долго держать внимание образин, а вернувшись, они явно будут неприятно удивлены непрошеным гостем.
Стефан уже почти прошел мимо неприметной ниши, что была от него по правую руку, как из нее ему в нос ударил резкий смрад, напоминающий одновременно запах сгнившей капусты и годами немытых подштанников. Протиснувшись сквозь проем и очутившись в продолговатой зале, Стефан победоносно ухмыльнулся – вот оно. Приплод гулей выглядел еще более мерзко, чем взрослые твари – яйца темно-зеленого цвета были размером с человечью голову, сочились на пол мутной жижей и распухли так, что, казалось, вот-вот лопнут. Судя по всему, успел Стефан вовремя – быть может, промедли он еще какое-то время, и выводок чудищ пополнился бы на несколькими дюжинами отпрысков. Когда Стефан подошел к ближайшей кладке, его невольно передернуло – некоторые из яиц были чуть прозрачнее других, и сквозь шкуру можно было даже разглядеть почти сформировавшихся уродливых зародышей, так что он решил как можно быстрее закончить дело и выбраться наружу.
Однако только Стефан успел достать из наплечной сумки первый кувшин с маслом, как раздался возмущенный клекот – и в тот же миг Стефан упал на пол, зная, что гули обычно метят прямо в голову. И оказался прав – жало просвистело в воздухе, уронив на землю несколько капель яда, но не успела тварь вновь замахнуться, как заверещала и забила лапами, проткнутая насквозь. Стефан вытащил меч и быстро огляделся – но, как ни странно, гуль был один. Что ж, повезло – Стефан отложил меч, поднял сосуд, что, ударившись о камень, каким-то чудом остался цел, и принялся спешно сдабривать яйца маслом. Закончив, он достал и подпалил второй факел – не прошло и нескольких мгновений, как раздалось шипение лопающейся кожи и залу начал окутывать дым и едкое зловоние; глаза Стефана уже начали слезиться, сам он непроизвольно забился в приступе кашля, но все же не мог отказать себе в удовольствии еще немного понаблюдать за тем, как не проклюнувшиеся гули отправляются прямиком в бездну.
Выбравшись обратно в коридор, он двинулся тем же путем, и хоть настроение его было весьма приподнятым – дело оказалось куда более плевым, чем он рассчитывал – но вот что-то, да грызло его изнутри, точно он упустил из виду довольно важную вещь. И Стефан все никак не мог понять, что же он позабыл, и от этого волновался только сильнее, однако ответ пришел к нему сам собой. Коридор вдруг тряхнуло, словно от мощного удара, и Стефан уже было подумал, что начался оползень, как из-за спины его раздался такой яростный рев, что на макушку ему упали несколько камешков; и только сейчас до Стефана дошло, что он мог позабыть. Ведь если есть яйца, значит есть и тот, кто их отложил. И, судя по шуму, этот «кто-то» весьма огорчен потерей потомства. Стефан оглянулся и увидал, как темнота сзади затряслась, завыла, забила по стенам – и в тот же миг бросился наутек.
Лицо Стефана заливало горячим потом, в боку кололо, а сердце, видимо, решило проверить, не получится ли ему выпрыгнуть наружу – но приближающийся рокот придавал Стефану сил передвигать ногами с какой-то небывалой скоростью. Стефан уже было с ужасом решил, что заблудился, когда, наконец, выскочил в знакомый зал; но не успел он с облегчением выдохнуть и двинуться в сторону выхода, как сзади раздался дикий грохот. Стефан медленно повернул голову и почувствовал, как ворс на его загривке стал дыбом – ведь из прохода, откуда он вышел, на свет начал вылезать самый огромный гуль, которого он только видел, а за ним уже следовали твари поменьше.
Матка.
Тот путь, что он проходил ранее, Стефан преодолел за считанные мгновения и на свежий воздух выскочил буквально кубарем, то и дело падая и шипя сквозь зубы, ударяясь ногой или боком о какой-нибудь камень, но, судя по клекоту, гули и не думали отпускать наглого человека, посмевшего вторгнуться в их обитель – и помимо королевы гулей за ним вдогонку мчался, наверное, весь выводок этих тварей, так что Стефану, который наконец-таки выскочил на свежий воздух, ничего не оставалось кроме как броситься наутек, не разбирая дороги.
Если поначалу он еще надеялся оторваться от гулей, то с каждым мгновением надежды его таяли прямо ан глазах; удивительно, но ему казалось, что все вокруг спешило оказать ему помощь. Деревья будто сами убирали ветви, смыкая побеги, едва он оставлял их позади, колючие густые кусты расступались, освобождая дорогу, а корни уползали под землю, чтобы Стефан случайно не растянулся на земле. Но, увы, даже подобные чудеса если и задержали гулей, то лишь на время.
Когда Стефан начал взбираться на крутой холм, из чащи послышался громкий визг – и вот средь деревьев замелькали силуэты мерзких тварей. Стефан уже было попрощался с жизнью, и поднял меч, надеясь забрать с собой хотя бы пару отродий, как из леса вслед за чудовищами выскочили серые тени – и вот ближайшего гуля смел огромный волчара, через мгновение отправивший образину в бездну, ему на помощь пришли еще несколько волков – спустя миг между зверьми и чудовищами началась яростная битва, к которой вскоре присоединились птицы – вороны, воробьи, грачи и еще хер знает кто стаей носились в воздухе, наполняя его громким гомоном, отвлекали гулей как могли и даже иной раз клевали их в уродливые бошки.
Венцом разгоревшейся суматохи стал зычный громкий голос, легко перекрывший весь остальной шум:
– ПРОЧЬ ОТРОДЬЯ ТЬМЫ! ПРОЧЬ! ЗДЕСЬ ПРАВЯТ СТАРЫЕ БОГИ, И ЛЕС ПРИНАДЛЕЖИТ ИМ, А НЕ ВАМ!
Стефан поднял голову и увидел Тедельмида, стоявшего на вершине холма – но то был не ворчащий под нос дружелюбный старик, что суетился вокруг нежданных гостей, нет. Словно сам дух леса явился дать бой тем, кто посмел осквернить его владения: Тедельмид будто прибавил в росте, борода и волосы его развевались на ветру, глаза горели воинственными огнями, а голос, коему вторил бахающий в небесах гром, грохотал сотнями барабанов.
Тедельмид перехватил посох двумя руками и начал нараспев произносить длинные тягучие слова; он воздел его ввысь – и следующая молния ударила прямо в круглый камень. Старик покачнулся – было видно, как трудно ему удерживать в руках посох, рвущийся из стороны в сторону от столь яростной небесной мощи – но все же выстоял. Тедельмид ткнул посохом в сторону нескольких гулей, что почти добрались до Стефана – тот еле успел прикрыть глаза от сияния разрезавших воздух разрядов, вмиг поджаривших тварей. Не успела развеяться вонь горелой плоти и затихнуть предсмертные визги, как друид вновь поднял посох – и еще несколько гулей превратились в дымящиеся останки, а на прочих бестий накинулись волки, разрывая когтями хитиновые панцири и рвя клыками плоть.
Но главная схватка еще и не начиналась – вслед за сородичами из леса показалась матка гулей; однако не успела она броситься на выручку своему отродью, как путь ей с глухим ворчанием перегородил Крепыш. На некоторое время медведь и тварь застыли друг напротив друга, точно две статуи – без сомнения, каждый из них был достойным соперником другому и никто не спешил начинать бой первым, ведь один удачный удар мог стать последним.
Первым не выдержало чудовище – матка издала громкий клекот и прыгнула на медведя, метя смертоносным жалом прямо в ему морду. Медведь поймал тварь в воздухе, швырнул на землю и с хрустом проломил панцирь, орошая землю ярко-зеленой кровью. Но зверь и сам пропустил несколько ударов – он взревел от боли и бросился на матку, чтобы завершить начатое, однако она успела отпрыгнуть в сторону, поднырнула под огромную лапу и через мгновение уже сидела на спине медведя, истыкивая жалом его шкуру.
Наконец, медведь сумел скинуть матку наземь и отшатнулся в сторону, точно переводя дыхание, пока на то есть возможность. Матка выглядела весьма плачевно – то тут, то там проломленный панцирь сочился слизью и кровью, одна лапа была надломана, но и Крепышу досталось что надо – его чуть шатало то ли от ран, то ли от яда, а спина и морда была испещрена порезами.
Тедельмид опять поднял посох, выкрикивая заклинание – молния ударила в камень, но… Громкий хлопок, треск – и посох разлетелся на куски, а старик отлетел на добрый десяток шагов и затих на земле. Матка словно почуяла, что Крепыш неожиданно лишился своего главного союзника и, не мешкая, бросилась в атаку. Глядя на медведя, что вяло отмахивался лапами, с каждым мгновением пропуская все больше ударов, Стефан понял, что медлить больше нельзя.
Он бросился прямо в гущу схватки, выждал удобный момент, поднырнул под взлетевший в воздух хвост и воткнул меч точно в дыру вблизи уродливой башки, где виднелась незащищенная плоть. От последующего визга у Стефана едва не лопнули уши – беспорядочный взмах жала чуть не лишил его жизни, но следующим ударом он отсек его почти под корень. Матка заметалась, не зная, кого из противников следует опасаться больше, на миг повернулась к медведю спиной – и тот не стал терять времени даром.
Медведь издал громкий рев, прыгнул и обрушился на матку всем своим весом. Стефан едва успел отскочить в сторону – рев зверя, визг чудовища и хруст панциря, казалось, взлетели до небес. Матка попыталась отступить, махнув в сторону Крепыша хвостом. Но без жала тот был бесполезнее простой бечевки – удар, еще удар, и, поднявшись на задние лапы, медведь попросту рухнул прямо на башку матки, что разлетелась на куски, точно гнилая тыква. Матка дернула сучковатыми лапами в последний раз и затихла – а прочие гули, почуяв, что их предводительница издохла, кинулись врассыпную, издавая испуганный клекот. За ними, не мешкая, бросились в погоню волки, но Стефан знал, что поодиночке твари уже не представляют опасности – попрячутся по каким-нибудь норам да щелям, а то и вовсе сбегут куда подальше.
Так закончилась битва за лес. Гроза стихла, тучи рассеялись, и на землю упали лучики солнца. Стефан почуял на своей руке шершавый язык – и, пускай и с некоторой опаской, но потрепал медведя за ухом. Все еще чуть шатаясь, тот побрел прочь, а Стефан, тем временем, поспешил к Тедельмиду. По пути Стефан увидал в траве какой-то блеск – как ни удивительно, хоть от посоха и осталась одна труха, но камень уцелел. Внутри него до сих пор клубилась какая-то дымка и, немного пораздумав – Стефан на горьком опыте успел познать, что всякие магические штуки лучше лишний раз не трогать – он все же поднял его с земли и сунул в карман. Мало ли, может старику без побрякушки свет не мил.
К счастью, Тедельмид пускай и был без сознания, но остался жив – хоть брови и усы у него подпалились, лицо, испещренное занозами, залило кровью, а руки покрылись сажей; но волосья отрастут, да и раны на вид казались пустяковыми. Но все равно стоит показать его Мелэйне и побыстрее. Стефан взвалил Тедельмида на плечи – после Джейми он казался просто пушинкой – и поспешил к хижине, надеясь не заплутать по дороге. Однако вряд ли бы ему это удалось – весь путь за ним внимательно наблюдали птицы, что начинали галдеть, едва он сворачивал не туда, и не успокаивались, пока он не изменит направление; а нередко в кустах мелькала серая шкура, да поблескивали желтые глаза.
Уже смеркалось, когда вдалеке показалось жилище друида. Джейми и Мелэйна ждали Стефана и Тедельмида снаружи – первый выглядел вполне сносно и даже попытался помочь Стефану, пускай едва и не уронив Тедельмида на землю; а жричка, не мешкая, поспешила осмотреть старика. Тот на удивление скоро пришел в себя – Мелэйна едва успела к нему притронуться, как он вдруг раскрыл глаза и пробормотал что-то на непонятном языке; потом он огляделся и взглянул на Стефана в немом вопросе, на что тот ответил ухмылкой и коротким кивком.
Мелэйна осмотрела Тедельмида и Стефана, а после, отужинав на скорую руку, они завалились спать – и ближайшие несколько дней, пока Джейми вставал на ноги, оказались, наверное, едва ли не самыми счастливыми в жизни Стефана с тех пор, как он шиковал в компании Веселых Висельников. Тедельмид, не уставая, вел с Мелэйной споры о богах и прочих святых делах, но и не только; например, старик рассказал, как на слух отличать скворца от зяблика, рассказал, как можно быстро найти съедобные сытные коренья, по мху определить, где север, а где юг, и научил многим другим занятным вещам.
Но как бы не нравилось всей троице гостить у Тедельмида, пришла пора отправиться в дорогу. Из дома они вышли ранним утром, едва-едва первые лучи упали на кроны деревьев, и Тедельмид повел их сквозь чащу, чтобы показать наиболее близкий путь к ближайшему городу. Напоследок Мелэйна крепко обняла Тедельмида, на что тот ответил лишь взмахом руки и смущенным ворчанием; Джейми пустился в долгие и, признаться, довольно косноязычные благодарности, а закончив, крепко пожал Тедельмиду руку. Ну а Стефан просто хлопнул Тедельмида по плечу и произнес:
– Ты единственный колдун из тех, что я встречал, который не вызывает желания бежать от него куда подальше.
– Одни из самых теплых слов, что я слышал, – с нарочито серьезным видом ответил Тедельмид, но все же ухмыльнулся в бороду.
Напоследок проверив припасы – он не поскупился дать троице с собой в дорогу столько еды, сколько они могли унести – все Стефан, Джейми и Мелэйна еще раз попрощались с Тедельмидом и направились прочь, когда он в окликнул Стефана. Тот оглянулся – и едва успел поймать в воздухе что-то блестящее. Стефан осмотрел желтый камень, внутри которого блестели голубые прожилки, а потом в недоумении взглянул на Тедельмида, однако он только произнес:
– Да хранят вас боги – и Старые, и Новые. Прими это как подарок – кто знает, быть может, тебе он сгодится. Прощайте!
Стефан еще раз взглянул на камешек, взвесил его в руки, открыл было рот и поднял взгляд – но Тедельмида уже и след простыл; лишь ветер шелестел опадающий листвой, да где-то вдалеке запела какая-то птичка. Стефан спрятал камешек за пазухой – и вот они снова направились в путь.
– Есть идеи, куда мы топаем? – спросил он, когда лес остался далеко позади и солнце уже начало крениться к горизонту. Как он и ожидал, Джейми лишь пожал плечами, да и Мелэйна не проронила ни слова. Поэтому, многим позже, когда они разбили привал и сгрудились у костра, протягивая к нему озябшие пальцы, Стефан вновь завел этот разговор. – Итак, в продолжении нашей содержательной беседы. Предлагаю дойти лиг пять до Соленого Тракта и двинуться вдоль него на юг.
– На юг? – переспросил Джейми, пережевывая лепешку.
– Поближе к Вольным городам, – пояснил Стефан. – Слыхал я, там у них просто проходной двор и никому дела нет до чужаков. Да и работенки там наверняка полно.
– Ты и впрямь думаешь, что нам стоит продолжить… – поежилась Мелэйна.
– Как видишь, это у нас получается лучше всего, – хмыкнул Стефан, и на этот раз никому из его друзей нечего было возразить.
Глава 18
Так каковы же настоящие причины конфликта, спросите вы, ведь, несмотря на все прения, Визр и Фридания долгое время существовали относительно мирно – было время, когда имперские сенаторы не брезговали ставить в дом искусные изделия из северного дерева, которым славились Тирилльские леса, а многие представители фриданской знати довольно сносно говорили на визрийском.
Отношения заметно охладели после начала монументальной экспансии Дементия IV и окончательно испортились после того, когда войска визрийцев вторглись в Кетанию, одержали несколько громких побед и склонили ее правителя признать власть императора, превратив страну в визрийскую провинцию.
Теперь между Визром и Фриданией не было никого, и вздумай имперцы нанести удар по новоявленному соседу, тому бы пришлось принимать бой на своей территории; это понимал Лоренс, и это понимали все советники, которые, не медля, принялись советовать королю готовиться к войне.
Официально это был священный поход за освобождением единоверцев от гнета имперцев, но все понимали, что Лоренс решил нанести упреждающий удар, видимо, надеясь выбить визрийцев из Кетании и при ее поддержке – а также заручившись помощью прочих государств, которые воочию увидели бы, что и Дементий Покоритель может понести поражение – навязать мир на своих условиях, заставив императора чуть поубавить пыл. Однако, как показала история, шаг этот был хоть и храбрый, но, увы, довольно безрассудный и плохо продуманный…
Бруно Тош, «Война змеи и солнца»
Этьен сидел на толстом бревне возле своего шатра и чиркал точильным камнем по мечу Раймунда. Лезвием, казалось, уже можно было разрезать и волосок, а сталь сияла так, что в отражении Этьен видел собственное лицо, но заняться ему все равно было нечем, так как коней он уже почистил и накормил, возиться с доспехами закончил еще до обеда и даже отчитался перед мастером Фернандом за все пропущенные ранее уроки. Этьен поднялся на ноги и уже было вложил клинок обратно в ножны, но потом ему в голову пришла кое-какая идея. Этьен огляделся, убедился, что вокруг нет лишних глаз, схватил рукоять двумя руками и взмахнул клинком – правда, чуть не рухнул при том наземь.
Укол, выпад, шаг назад и рубящий снизу – Этьен представлял себя не то Ржавым Рыцарем, в одиночку сдерживающим полчища врагов, не то Святым Мечом, что принял бой с вурдалаком, а то и каким-нибудь колдуном; но тут мимо него легкой трусцой проскакал отряд всадников при полных доспехах – Этьен стыдливо поежился, боясь, как бы они не заприметили его баловства, однако ни один из мужчин даже не взглянул в его сторону.
Что уж говорить, в последнее время во всем лагере царило довольно гнетущее настроение. Даже Госс, для которого шутить было столь же обыденно, как и дышать, ходил чернее тучи, сердито прикрикивая на Этьена, когда тот в очередной раз ронял копье. И, надо сказать, причины для беспокойства были – разведчики донесли, что еще одна деревня в полудюжине лиг от лагеря была вырезана под корень: отправившийся за припасами отряд обнаружил лишь поломанный частокол, пропитанную кровью землю да выломанные двери. Ни человека, ни птицы, ни скотины – лишь пустые дома с сараями, да огромные следы, походившие на волчьи. О последнем, к слову, знали немногие. Раймунд строго-настрого запретил всем – в том числе и Этьену – даже полусловом упоминать об этом, боясь паники; но слухи растекались быстрее, чем весенний паводок и вскоре практически на каждой палатке и любом шатре висели веточки омелы, мешочки с солью, да различные амулеты, призванные защитить от нечистой силы.
А накануне и вовсе – с десяток вооруженных воинов, что патрулировали окрестности, пропали без вести и лишь к ночи в лагерь явились пара взмыленных до пены лошадей с рваными ранами на боках, настолько ужасными, что животных милосердно добили; так что приказом Раймунда охрана вокруг лагеря была удвоена, а выходить за его пределы без особой надобности и вовсе запрещалось под страхом розг и палок.
Тот несчастный, которого Этьен вместе с Катрин выловили в реке, так и не пришел в себя – Этьен наведывался к бедняге каждый день, но на все вопросы лекари и цирюльники лишь разводили руками. Этьен однако все же не терял надежды; да и что ему оставалось?
Ни с Лягвой, ни с другими людьми из отряда Северина Этьен больше не пересекался – те редко покидали свой шатер, а Этьен старался обходить его стороной. Пару раз Этьен натыкался на самого Северин – то около конюшен, то у таинственного шатра – но тот не одаривал Этьена даже взглядом, так что вскоре он и вовсе перестал беспокоиться на этот счет.
Этьен только-только спрятал меч обратно в ножны, как к нему подбежал запыхавшийся мужчина и велел, не медля, направиться в шатер Раймунда. Не успел Этьен спросить, к чему такая спешка, как посыльный уже бросился к проходящему мимо Мечу передал то же самое, добавив, что дело первостепенной важности. Этьен зашел в шатер и еле-еле смог протиснуться на свое обычное место – странное дело, он не мог припомнить на сегодня каких-либо важных встреч или советов, но, тем не менее, внутри было полным-полно народу.
Помимо самых близких соратников Раймунда – Дидьена, который не отрывался от кубка и Гаспарда вместе с Лефевром, что вели меж собой тихий разговор – за столом находился молчаливый визриец, оставшийся в лагере за посла. Кутаясь в плащ, он внимательно стрелял во все стороны быстрыми черными глазами, походившими на маслины. Сидевший прямо напротив Дидьен нарочито громко рассказывал всем вокруг о том, сколько имперцев он убил собственными руками – правда, не похоже, чтобы делегат был хоть капельку смущен. Помимо них в шатре были наиболее прославленные рыцари с оруженосцами и слугами, несколько крупных купцов, люди ордена, а также члены знатных семей или их представители – словом, каждый, чье слово имело хоть какой-либо вес.
Конечно же, за столом уместились лишь четверо – при том место Раймунда пустовало, так как его отчего-то и не было Раймунда – пока остальные теснились, как могли; и если аристократы в большинстве своем сидели на табуретах или скамьях, что захватили их слуги, то прочие мужественно переминались с ноги на ногу, а то и вовсе расселись прямо на земле, подложив себе седло или свернутый плащ. Похоже, многие тоже не понимали, зачем они тут собрались, так как то из одного угла, то из другого Этьен слыхал самые разные предположения: от заключения мира с нынешним королем до напротив – решающего наступления; и если в первом у собравшихся были большие сомнения – «Да Моро скорее столицу лично спалит, чем на уступки пойдет… упрямый старый козел» – то вот второго некоторые ждали с воинственным нетерпением, точно готовые прямо сейчас рвануть в атаку с мечом наперевес.
Но вот сквозь полог быстрым шагом вошел Раймунд, встреченный приветствиями и вопросами; кто-то пытался докричаться до него через гомон, некоторые начали протискиваться прямо сквозь толпу, желая побеседовать с Черным Принцем лично, а так как жаждущих было немало и манеры их зачастую оставляли желать лучшего, вскоре в шатре едва не вспыхнули несколько потасовок, которые, впрочем, быстро погасли, не успев перерасти в настоящую свару. Наконец, Раймунд занял место во главе стола – не без помощи нескольких крепких воинов, растолкавших особо нетерпеливых локтями —огляделся и, видимо убедившись, что все в сборе, поднял руку, призывая к тишине; спустя немалое время, когда последние шепотки стихли, он произнес:
– Приветствую всех, кто принял мое приглашение. Наверняка вы задаетесь вопросом, отчего я собрал вас в столь поздний час, но уверяю, что на то есть веские причины. Сегодня я получил важную весть – в ночь на Проводы было совершено покушение на Матиаса Моро. Он…
Не успел Раймунд закончить, как его слова потонули во всеобщем гуле, а шатер тут же стал напоминать встревоженный улей. Люди орали, свистели, возбужденно перешептывались друг с другом, пытались докричаться до тех, кто стоял позади, гремели кружками или ножнами, а чей-то басистый голос завел залихватскую песню. Поначалу Этьена тоже захватило всеобщее ликование, и голос его влился в оглушающий рев, но спустя миг он уже устыдился собственных мыслей и умолк. Конечно, Моро был врагом Раймунда, а значит – врагом Этьена, но радоваться чужой смерти… Было в этом что-то неправильное. Но вот прочие думали совершенно иначе, так что даже Раймунду пришлось изрядно потрудиться, чтобы добиться тишины.
– Праздновать победу еще рано. Моро выжил, – послышалось несколько раздосадованных стонов, – хоть и был серьезно ранен.
Этьен поначалу почувствовал облегчение от того, что король остался жив, но через миг ощутил еще больший стыд. Любой славный воин будет рад гибели врага, но разве стоит праздновать, если противник цел-целехонек? Не помнится, чтобы те герои, о которых читал Этьен, занимались подобными думами: «…хороший недруг – тот, что мертв! Голов насобираю клев…», – припомнил Этьен строфу из книги про Ржавого Рыцаря.
– Плевать! – рявкнул Дидьен и едва не пробил ударом кулака стол. – Трон под старым хером давно стоит на трех ножках, а мы выпнем его оттуда одним ударом. Народ за нас, половина знати тоже, а оставшиеся богатеи перебегут под наши знамена, едва увидят их под столицей. Дворянские неженки что крысы – амбар им нужен пока там есть, что жрать.
– Я не был бы столь поспешен, – возразил Лефевр, пропустив мимо ушей оскорбление Дидьена, которым он явно метил в сторону герцога. – Нашими силами – а напомню, что опытных воинов у нас все еще меньше, чем крестьян с копьями – мы разве что сможем разбить несколько отрядов или взять штурмом какой-нибудь небольшой город, но идти на столицу без поддержки визрийцев? Самоубийство. Герен прокатится по нам лавиной.