Часть 4
Экхарт спал тревожно, часто ворочался на и без того неудобной скамье. Однако всю ночь он думал он не об удобстве, а о своей будущей жизни, жизни без войны. Ему снилось, как его забирают прямо из поезда. Здоровяк заходит в купе ночью, хватает Экхарта за шкирку и на ближайшей остановке высаживает на уличную лавку. Больше никто его не найдет и не вспомнит о его существовании. Экхарту часто снились сны, в которых его куда-то забирают, но почему-то ему не запомнился ни один. В подобные ночи он не раз обдумывал свою жизнь, настоящую и будущую.
Он открыл глаза. Перед ним была темнота. Немного поморгав, Экхарт начал различать некоторые объекты, а через несколько секунд уже наблюдал за своим соседом по купе. Лютер лежал с закрытыми глазами. Еще спит – так подумал Экхарт и немного отдернул занавеску. Солнечный свет ударил сначала в лицо молодого латвийца, а после стал заполнять все пространство, куда он только мог проникнуть через такую малую щель. Окончательно проснувшись и пару раз уверенно моргнув, Экхарт повторно заглянул в окно. Он увидел дом, затем улицу, и наконец, главную площадь города Тарту. Это была Эстония. Тарту – поразительно красивый город. Его отличительной чертой является то, что он совмещает сразу два типа архитектуры – средневековую и модерн. Это ненадолго заворожило Экхарта. Но вскоре он услышал, как поезд зашипел и начал сбавлять ход. Парень насторожился и присмотрелся внимательнее: на площади были солдаты. Немецкие вояки маршировали прямо перед ратушей.
Экхарт ужаснулся и рванул к Лютеру, не успев даже поменять позу. Отчего он упал на пол, но тут же вскочил на ноги и стал будить своего попутчика.
– Вставай, Лютер, ну же! – сказал Экхарт, дергая друга за плечо.
Лютер сонно протер глаза и зевая, приподнялся насколько позволяла высота между нижней и верхней полками.
– Что такое? – спросил он все еще просыпаясь.
– Нас обманули, этот поезд ехал прямо к немцам. Вставай, нам надо бежать.
Лютер вскочил и ударился головой об верхнюю полку.
– Что? Как? – тихо проговорил он, поглаживая ушибленный лоб.
Лютер одернул штору и не боясь солнечного света, внимательно вгляделся в вид из окна. Вскоре он перевел взгляд на Экхарта и сел обратно. В этот момент поезд остановился.
– Этого не может быть… – пробормотал он, держась руками за голову.
– Потом будешь жаловаться на жизнь, вставай, – сказал Экхарт, поднимая друга за плечо, – Эй, проснись уже! – он шлепнул ладонью по щеке Лютера.
Тот очнулся и наконец, пришел в себя. Он встряхнул головой и сказал:
– Ты прав, пошли. Сейчас, только возьму сумку.
– Тихо, кто-то идет, – вдруг прошептал Экхарт.
Оба парня пригнулись, чтобы их теней не было видно через затемненное стекло в небольшом дверном окошке. Сама дверь была закрыта. Послышались неспешные шаги. Двое людей направлялись к голове поезда. Вскоре стал слышен их разговор:
– Да, господин майор. Все, как мы договаривались. Сто сорок два беженца из Германии прибыли в назначенное время, – докладывал машинист.
По говору его узнал Экхарт. Именно машинист кричал ему вслед еще вчера. Он оказался немцем.
– Хорошо, хорошо, – отчеканил в ответ грубый голос.
Двое остановились прямо у двери в купе Экхарта и Лютера, после чего продолжили разговор.
– Правда есть один беглец, он не немец. Вбежал, когда мы оформляли бумаги в Латвии. Ночью я нашел купе, в котором этот беглец спрятался. Мы как раз возле него, не хотите ли взглянуть? – машинист схватил ручку двери, отчего та слегка открылась вбок.
Двое беглецов приготовились броситься на немцев и побежать со всех сил.
– Нет необходимости. Главное, чтобы мог держать оружие в руках, – проговорил майор и двинулся дальше.
Машинист отпустил ручку двери и последовал за своим начальником. Вскоре шаги стихли. Как только это произошло, Экхарт выдохнул и осторожно открыл дверь. В проходе никого не было.
– Все чисто? – спросил Лютер, стоя позади.
– Да, идем.
Друзья двинулись в конец поезда, надеясь найти открытые двери, через которые вошли машинист и его собеседник. Пройдя в полусогнутом состоянии полвагона, Экхарт увидел свет, исходящий из выходной двери.
– Есть! – сказал он.
Они двинулись дальше. Оказавшись у выхода, они осмотрели платформу. Расстояние между ней и спусковой лестницей поезда было достаточно большим, чтобы в него пролез взрослый человек. Это и заметил Экхарт.
– Под поезд, – скомандовал он.
Сначала полез Экхарт, за ним Лютер, который, оказавшись на земле, тут же принял командование на себя:
– Ну, поползли!
Они направились к хвосту поезда. Постоянно озираясь по сторонам, они, наконец, доползли до назначенной точки. Экхарт выглянул наружу, чтобы убедиться, что дверь в хвост закрыта. Лютер в это время проверял, есть ли дозорные на платформе.
– Ну? – спросил Лютер.
– Чисто, а у тебя?
– Видишь справа стоит солдат? Это явно новобранец. Если заметит, максимум – засвистит в свисток.
– Понял, ждем, когда он отвернется и бежим вон за тот угол, – Экхарт пальцем показал на закоулок, находившийся метрах в двухстах от беглецов, – если побежим наискосок, со стороны левой платформы из-за поезда нас не будет видно, а справа только тот новобранец.
Вскоре нужный момент наступил и оба парня бросились к условленному месту, стараясь не слишком громко швырять ногами камни. Оказавшись в безопасности, они встали и попытались отдышаться.
– Мне казалось, из нас двоих был в армии только я, – сказал Лютер, все еще восстанавливая нормальное дыхание.
– Я читал много романов. А теперь, нам надо переодеться. Есть в твоей сумке сменная одежда?
– Нет, – с досадой ответил Лютер.
– Тогда выверни куртку наизнанку и надень, а я сниму свою, мою кофту еще никто не видел.
– Умно! – сказал Лютер и последовал совету друга.
Когда они закончили, Экхарт на всякий случай подогнул штаны, а Лютер засучил рукава. Теперь они хотя бы на первый взгляд выглядели иначе, чем их видели в поезде.
– Говоришь, я умный, а сам издали определил новобранца! – вдруг сказал Экхарт.
– Так ведь я неправильно определил. У этих дозорных вообще нет звания. Туда берут тех, кто не хочет на войну, кто испугался настолько, что даже не сумел сбежать.
– Ты ведь не испугался?
– Я по другой причине не хочу на войну. Но об этом потом. Если будем тут стоять, наше исчезновение вскоре обнаружат, – сказал Лютер и посмотрел на Экхарта.
– Ты прав. Пошли.
Часть 5
Экхарт и Лютер стояли возле кладбища. Рядом с ними находилась голубая машина. Она была грузовой и скорее походила на газель. На такой обычно перевозят продовольственные товары в другие города. Она может проехать многие километры по дорогам Эстонии и не только. Но путников интересовала лишь дорога в новую жизнь. Они договорились с водителем, чтобы он довез их до озера Пейпси. А после пешком до устья реки Нарва. Немного расспросив водителя, они узнали, что возле этой реки есть тихое местечко – деревня с интересным названием Яама и даже с собственной рекой. Там они и собирались обосноваться на время войны.
Экхарт предложил поехать именно туда отчасти из-за своих эстетических предпочтений. Он с детства мечтал побывать в настолько тихом и уединенном месте. Но основной причиной стало то, что там жила его бабушка. Так он убеждал Лютера. На самом же деле, никакой бабушки у Экхарта не было. Он вообще не помнил, остались ли у него какие-либо родственники, ведь мать и отец умерли совсем недавно. Но Экхарт не мог просто сказать, что хочет покоя, поэтому придумал историю с бабушкой. Однако Экхарт не думал лишь любоваться этим местом, он хотел перенять всю красоту в себя, превратить ее в красоту души. Так он говорил наедине с самим собой.
Лютер хотел уйти подальше от войны, оказаться в месте, не затронутом той бойней, которую все вокруг предсказывают. Потому он согласился со своим товарищем, и они незамедлительно решили отправиться в путь, чтобы оставить все неприятные воспоминания в этом месте и обзавестись только лишь приятными в деревне Яама на реке Нарва.
– Так что, до озера Пейпси за две тысячи крон? – спросил Экхарт.
– Да, могу довезти вас до Нарвы за эту сумму, – сказал водитель слегка растянуто.
Экхарт не любил рассматривать людей, но тон их водителя заставил внимательнее оглядеть его. Усталый вид и немного глупое выражение лица, проступающая седина в волосах и щетина на подбородке точно не внушали уважения, но давали надежду на новую жизнь. Мятая серая рубашка и штаны, которым с виду больше лет, чем самому водителю говорили о том, что поездка будет низкого класса. Однако друзья уже все решили и время их свободы в этом городе подходило к концу, так что они смирились.
– Так даже будет лучше. От устья Нарвы нам меньше идти, – сказал Экхарт с легким недоверием и подал знак Лютеру, что можно садиться в машину.
Все трое погрузились на сиденья, водитель завел машину, и Экхарт тихо сказал:
– В путь.
– В путь, – ответил Лютер.
Путешествие предстояло не слишком долгое, а после поездки на поезде оно казалось легкой прогулкой. Поэтому оба друга расслабились и занялись своими делами. Экхарт наслаждался видом из окна всю поездку. Лютер сначала тоже смотрел, но вскоре понял, что его клонит в сон. Они лицезрели то, что редко увидишь в городе – поля, деревья, траву. Они видели природу. Тихую, спокойную и безмятежную. Она казалась олицетворением умиротворения, которое хочет найти путешественник, пройдя длинный путь. Лютер смотрел на нее не так, как его друг. Он смотрел на красивые вещи глазами и видел лишь траву и деревья, небо. Он видел красоту материальную. А Экхарт смотрел душой, ему не важно, насколько цвет очередного пышного распустившегося куста подходит под его эстетические предпочтения, нет, он наслаждался атмосферой того места, которое было создано природой, он видел в этом отражение красоты своей собственной души.
Экхарт погрузился в вид из окна, хотя Лютер уже уснул под убаюкивающие покачивания кабины. Спустя несколько часов Экхарт вдруг резко припал к окну. Он увидел озеро. Оно выглядело потрясающе: лучи солнца мягко ложились на поверхность воды и растекались по ней словно ручей. Дорога шла вдоль озера. Полпути было уже пройдено.
Прошел еще час. Озеро сменилось рекой. Экхарт было подумал, что их путь завершен, но водитель все еще ехал. На его лице не было никаких эмоций, только глуповатая и уставшая мина.
– А мы разве уже не проехали нашу остановку? – решил спросить Экхарт.
Лютер не спеша проснулся и стал наблюдать за происходящим. Он сидел между водителем и Экхартом.
– Нет. До нарвы еще час-два пути, – глухо отозвался водитель.
– Но ведь мы уже на Нарве, – сказал Экхарт.
– Послушайте, что значит, на? Не на Нарве, а в Нарве. Ну и безграмотная же сейчас молодежь.
– Вы что же, хотите нас в реку отвезти? – с недоумением спросил Экхарт.
– О чем вы? Мы едем в город Нарва.
На секунду водитель повернулся к Экхарту и вернулся к дороге.
– Ээ-э нет, братец, – вдруг вступил в разговор Лютер, – мы договаривались на реку Нарва. Сразу сказали, что нам нужно на устье реки.
– Чего вы пристали-то? Я вообще думал, устье – это магазин такой или слово иностранное, а то говор-то у вас как раз не местный.
– Вот попали… – с досадой сказал Экхарт.
– Не то слово. Таких олухов как вот этот, – Лютер показал большим пальцем на водителя, – еще поискать надо.
– Попрошу без оскорблений. А то прямо здесь вас вышвырну.
– Мы об этом и просим.
– Нет, здесь не могу останавливаться, у реки нельзя, – озадаченно сказал водитель.
– Да что же это? Прыгать нам что ли? – возмутился Лютер.
– Подожди. Давай так: доедем до города, а там посмотрим. До него солдаты точно не добрались, – спокойно сказал Экхарт.
– Ладно, лишь бы ты прав оказался, а то недалеких людей нам хватит на сегодня, а мне особенно.
Оставшуюся часть дороги все молчали.
– Ну, вот и город, – сказал водитель с чувством выполненного долга.
Лютер повернул голову к Экхарту:
– Как договаривались? – прошептал он.
Экхарт кивнул. Как оказалось, оставшуюся часть поездки молчали все, кроме водителя. Двое друзей решили наказать недотепу. Машина остановилась, Экхарт тихонько начал открывать дверь и как только путь был свободен, оба парня рванули из машины, что было сил. Водитель и опомниться не успел, как справа от него вместо двух пассажиров оказалось пыльное облако. Пыль медленно, словно снег, опустилась на свое место, будто показывая, что только она здесь сохранила верность водителю.
Вскоре друзья оказались у антикварного магазина. Они стояли и глотали воздух, будто он был последним на Земле.
– Вот мы его одурачили! За две тысячи крон он нас довезет. Да у нас даже такой суммы нет. А если бы и была, то лучше бы в этой лавочке ее потратили, – сказал Лютер, смотря на магазин, напротив.
– А это мысль. Пошли прикупим себе что-нибудь, – вдруг ответил Экхарт.
– А на еду?
– На еду заработаем. Все по плану. Помнишь?
– Давай для начала все осмотрим в магазине. Может, нам ничего не понравится.
Спустя полчаса друзья вышли из лавочки очень довольные, но бедные. Точнее, Лютер остался почти без денег, купив себе медальон, а Экхарт потратил всего ничего. На медальоне был нарисован волк, а ниже была весьма глупая, но очень уж интересная фраза. Лютер в детстве увлекался различных местных народов и сразу же узнал надпись на шотландском, поэтому купил аксессуар, не раздумывая. Надпись была такая: «Chan e wolf, ach tha a'fuireach a-measg madaidhean-allaidh».
Экхарт же вышел с небольшим янтарным кулоном на шее. Он не был особенно примечательным, однако Экхарт купил украшение, как только его коснулся. Он почувствовал, будто оно уже было его собственным раньше и захотел «вернуть его себе». Экхарт верил в мистические вещи различного рода, поэтому обращал особое внимание на то, что вызывало необычные чувства и выглядело необычно или очень знакомо. Увидев огонь в глазах покупателя, продавец тут же хотел накинуть приличную сумму к цене, но Экхарт заметил, как настоящий ценник медленно уползает в карман продавца. Продавец отстаивал завышенную стоимость, но Экхарт упомянул о ценнике в кармане, и торговец уступил. Удовлетворенные каждый своей покупкой, товарищи вышли на улицу.
– Ну и что у тебя там написано? – спросил Экхарт, кивая на медальон Лютера.
– Хан е вольф… – начал Лютер с высоко поднятыми подбородком.
Экхарт его тут же прервал:
– Стой, стой. Давай на человеческом языке.
– Ну-у, – протянул Лютер, – здесь написано что-то вроде: «Я не волк, но живу с волками».
– А, понятно – купил из-за живописной морды волка, – утвердительно сказал Экхарт.
– Да, но и надпись ведь как гармонирует, – отстаивал свой медальон Лютер.
– Ну, конечно, – усмехнулся Экхарт.
– А ты что купил?
– Ничего особенного, вот этот янтарный кулон, – Экхарт слегка оттянул украшение от шеи, чтобы Лютер его рассмотрел.
– Неплохой. Подходит к твоим волосам по цвету, – сказал вдруг Лютер, осмотрев кулон.
– Да, и вправду подходит, – задумчиво произнес Экхарт, накручивая случайный локон своих волос на палец.
Волосы Экхарта были не то чтобы янтарного цвета, но очень близкого к нему, по крайней мере, по оттенку. Он взглянул на Лютера. Тот имел темно-коричневые волосы. К медальону с волком они не шли, зато Лютеру были в самый раз.
– В общем, предлагаю найти где-нибудь карту города и оценить наши шансы на ночлег, а то ведь уже вечереет, – сказал Экхарт, задрав голову и внимательно рассматривая темно-синее небо над собой.
– Давай спросим в это магазине, – предложил Лютер.
– Тогда обратно.
Друзья вернулись в магазин и осмотрели карту. Продавец подсказал, где находится его магазин. Он располагался неподалеку от главной дороги. Лютер провел пальцем по линии с Запада на Восток, и вскоре палец уперся в мост, названный позднее «Sõpruse», то есть, «Дружба». Товарищи переглянулись. Они решили, что им обоим пришла в голову одна и та же мысль. В подтверждение этого Экхарт кивнул и обратился к продавцу, который в это время читал газету:
– А что за этим мостом? – спросил он, взяв название моста под контроль своего пальца.
– Хм, граница города. Я бы даже сказал, страны. Да, так точнее, – ответил он, уже возвращаясь к чтению.
– Постойте, а что же все-таки за мостом? Какая страна? – не сдавался Экхарт.
– Хм, – он взглянул в газету, вчитываясь в первую страницу и застыл так на две минуты.
Тогда Экхарт решил, что его игнорируют и хотел было сказать что-то, но продавец тут же продолжил:
– Судя по свежим новостям, за этим мостом враги. Я бы не советовал вам туда соваться.
Газета была действительно свежая, 10 июня 1939 года.
Оба парня вышли из магазина, зная, куда они направятся. Они жаждали новой жизни, хотели обуздать свободу и выбраться за грань той реальности, которая очень долго удерживала их в местах, откуда они родом. Друзья уже не бежали от войны, они бежали от прошлой жизни, каждый от своей. Но она не переставала преследовать обоих. Теперь это их жизнь, и они сами создают свою судьбу.
Часть 6
– Так они направились к мосту? – спросил журналист.
– Да, – не спеша, ответил Постоялец.
– Но зачем? Почему тем, кто хотел тихой и мирной жизни, захотелось пересечь мост? Они отказались от идеи спускаться к реке? – не унимался юноша.
– Они отправились туда, чтобы узнать, кто они такие. Эти двое, если бы они остались в городе, то не смогли бы из него выбраться. Нарва вскоре стала закрытым городом. Не войти, не выйти, – с легкой грустью в голосе сказал Постоялец.
– Значит, они пошли искать себя? – заинтересованно спросил журналист.
– Да. Но не только себя, смысл жизни, – задумчиво произнес Постоялец.
– Они его нашли?
– Раз уж ты задал такой вопрос, то задумывался ли сам об этом?
– А зачем мне искать смысл жизни?
– Ты задаешь правильные вопросы. И правда, почему мы должны искать его? – Постоялец повернулся к юноше.
– Наверное, потому что без него мы бесполезны.
– Бесполезны для мира или для себя? – не отступал Постоялец.
– Опять относительность? – с небольшой веселостью в голосе спросил юноша.
– Конечно, не без этого. Понимаешь, поиск смысла жизни лучше начать с мыслей, которые помогут определить, для кого ты живешь.
– Но неужели нельзя жить для себя и для близких тебе людей одновременно?
– Можно. Я думаю, что мы не будем бесполезны без смысла в жизни. Куда страшнее не иметь цели. Люди, не знающие, чего они хотят куда страшнее тех, кто не знает, зачем живет.
– А какая цель у вас? – вдруг спросил журналист.
– Я писатель. Так или иначе, я меняю мышление людей или, как мне кажется, направляю их мысли в то русло, из которого они выплывут к ответу.
– Вы отвечаете так, будто всю жизнь готовились к такому расспросу.
– А ты думаешь, чем я тут обычно занимаюсь? —Постоялец улыбнулся и посмотрел юноше в глаза.
Вдруг собеседники засмеялись. Сначала тихонько, а после все сильнее и сильнее. Они смеялись, и им было хорошо. Казалось, между ними развеялся очень густой туман, это был туман раздумий. Он возникает между людьми и держится годами, мешает людям видеть истинную красоту места, в котором они находятся. Теперь туман рассеялся и все залилось новыми красками. Лавочка из тускло-желтой превратилась в ярко-оранжевую, небо выкрасилось в голубой, а солнце засияло с новой силой, преображая тихую водную гладь в сказочную водяную скатерть.
Это заметил сначала журналист, а потом и Постоялец. Теперь он смотрел на озеро новыми глазами. Глазами счастья. Юноша это заметил и спустя пару минут осторожно спросил:
– Расскажите, что было дальше?
– А ты правда хочешь узнать? – спросил его Постоялец в ответ.
– Да, может, эта история поможет мне понять, есть ли у меня цель в жизни.
– Пожалуй, вот эта история, – Постоялец показал пальцем на газету, которую юноша держал в руках, – поможет вам разобраться.
– Ах да, «Цель. Барьер. Достижение», – дикторским голосом прочитал журналист, – допустим, я определю цель, а что мне делать с барьером?
– Барьер – это ты, – улыбнулся Постоялец юноше.
– То есть, я сам себе мешаю достичь цели?
– А ты поставь себе цель и посмотри, что будет.
– Вы знаете, Толстой сказал…
Журналист не успел договорить. Его перебил Постоялец:
– На самом деле, я думаю, что нет смысла называть автора каких-либо слов, ведь тогда тебе придется передать смысл так, как это сделал бы написавший. А мы не всегда знаем, что именно имеют в виду люди, особенно те, которых уже нет в живых.
Юноша ненадолго задумался. Постоялец продолжил:
– Более того, я поделюсь с тобой одной мыслью: наиболее важными являются высказывания тех людей, которые ещё не стали великими, но стремятся к этому.
– Почему? – спросил он.
– Потому что самые ценные слова – это те, которые сказаны в момент откапывания истины. То, что ты мне хотел сказать, это мудрость. Считается, что она приходит с годами. Я думаю, что мудрость – это совокупность знаний, заключенная лишь в нескольких словах. Ее может выдать и ребенок. Главное понимать, что мудрость – это не великое высказывание, а всего лишь, итог из прожитой жизни, будь она короткая или длинная.
– Значит, лучше слушать тех, кто постоянно стремится к своей цели, а не тех, кто ее уже достиг?
– Я бы так и поступил, – сказал Постоялец, переводя взгляд на юношу. Немного погодя, он продолжил, – Но это не значит, что не нужно слушать людей, достигших своей цели. Хотя, пожалуй, по-настоящему великий человек, достигнув одной цели, будет искать способы достижения следующей. Из этого следует, что он всегда стремиться к цели, а значит, узнает все новые и новые способы достижения желаемого.
– Вы сказали, что он будет искать способы, но почему не новую цель? Он всегда имеет одну в запасе?
– Не думаю, что цель можно найти, скорее, ее можно обозначить для себя. Ты можешь продумать сразу несколько целей. Хотя я бы не рекомендовал так делать. К тому же, важно понимать, какой цели ты сможешь достичь. Например, найти смысл жизни – по моему мнению, недостижимая цель.
– А что насчет вашей цели? – спросил журналист, вспомнив о своей профессии.
– Она содержится в словах, которые я только что произнес, – сказал Постоялец и улыбнулся.
– Смысл жизни?
Постоялец согласно кивнул. Немного подумав, он сказал:
– Я открою тебе маленький секрет: все, что я сказал, было придумано прямо во время разговора. Ты лишь направлял мой ход мыслей в нужную тебе тему, а я находил ответы для тебя.
– Вы довольно быстро мыслите. Некоторые ваши слова мне до сих пор кажутся необычными и тяжелыми для размышления. Кстати, я тут вспомнил одно изречение: «Если хочешь сохранить тайну, не говори, что ты знаешь тайну» – с довольным выражением лица сказал журналист.
– Звучит красиво, – улыбнулся Постоялец, – конечно, не совсем к моему случаю, но ты явно делаешь успехи.
– В вашем отрывке я прочитал одну фразу. Я не помню ее наизусть, но смысл в том, что если хочешь подружиться с человеком, то надо полностью расположиться к нему: использовать его фразы, продолжать его слова и даже копировать его движения.
– Да, есть такой абзац, – немного посерьезнев сказал Постоялец.
– Но что, если я делаю это неосознанно? – задумчиво произнес юноша.
– Что вы точно сделали неосознанно, так употребили слово «надо». Если заметите, в моем отрывке нет такого слова, как и во всей книге, кстати говоря.
– А что не так с этим словом? Хотя постойте. Я уверен, сейчас будет какой-то большой смысл, как со словом «просто», – сказал журналист, приподняв брови.
– Не знаю, почему вы ждете от меня какого-то особого смысла, колкой фразы или даже наставления по жизни. Я пишу и говорю лишь то, что в моих мыслях. Я не советую к ним прислушиваться, напротив, хочу, чтобы их отрицали все, кто слышит. Но моя мечта в том, чтобы в тишине, наедине с собой, человек, услышавший мои рассуждения, задумался о них. Неважно, примет он их за правду или нет, главное, что он определит вопрос, заданный мной, важным, – довольно быстро сказал Постоялец.
– Все-таки, могу я узнать, почему в вашей книги нет слова «надо»? – осторожно спросил юноша.
Он уже давно перестал замечать течение времени в этот день. Юноша всегда знал, сколько времени и гордился своей способностью угадывать его, не смотрев на часы. Спроси его сейчас случайный прохожий, сколько времени, он бы задумался. Но что журналист точно знал, так это то, что он боится потерять такого собеседника, как Постоялец, который сидит с ним на лавочке и смотрит на озеро с самого раннего утра.
В этот момент юноша боялся даже посмотреть на Постояльца. Его слова звучали очень гласно, хотя и были тихими. Любой человек, услышавший их, почувствовал бы себя неловко и зажато. Но журналист все же посмотрел на своего собеседника. Отчего-то ему казалось, что он понимает этого загадочного писателя. Хотя туман в голове мешал понять все слова, но ему вдруг показалось, что он слушает душой, а не головой. Он сидит возле него и слышит его душевные переживания, хотя о них Постоялец не сказал ни слова.
Но юноша все же посмотрел на своего собеседника. Лицо Постояльца выглядело на удивление бодрым и свежим, даже молодым. Волосы были темными, не очень короткими, но и не очень длинными, немного укороченными на висках. Они были слегка объемными. Лоб был открытым. Глаза карие. Ниже располагался нос с небольшой горбинкой. Губы образовывали слабую улыбку. На нем была белая рубашка и темно-синий кардиган поверх нее. На шее виднелась серебряная цепочка, но того, что на ней висело, не было видно. Руки сложены в замок на ногах, закинутых друг на друга. Правая на левую. Он носил клетчатые синие брюки. На ногах были полуботинки черного цвета. Красные носки четко отделяли брюки от обуви. Постоялец был худощав, но выглядел довольно большим и высоким.
– Ну а что значит надо? – на удивление весело спросил Постоялец.
– Когда необходимо, – ответил журналист.
– Верно, а теперь вернемся к вашему пересказу моих слов из отрывка. Надо ли располагать себя к собеседнику?
– В этом ведь и правда может быть необходимость.
– Да, но ведь я писал про дружбу. Дружба строится на честности, а, по вашим словам, чтобы подружиться с человеком, нужно ему подражать, – спокойно рассудил Постоялец.
– Кажется, я понимаю. Значит ли это, что я не могу сказать «мне надо работать» или «мне надо погулять с собакой»?
– Я скажу тебе, в чем смысл слова «надо» – в восприятии его человеком. Если ты хочешь стать заложником собственного сознания, говори «надо». Если хочешь быть свободным и сам принимать решения, говори «хочу».
– Кажется, я и вправду понял. Это ведь то же самое, что и следить за словами, которые произносишь, – сказал юноша.
– Похоже, что это так.
– Вы сказали, что дружба строится на честности, – начал вопрос юноша.
– Да, – коротко сказал Постоялец.
– Но только лишь на честности?
– Я знаю, что не только. Скажи, у тебя есть друзья? Можешь не отвечать на этот вопрос, лучше скажи, ты знаешь, что такое дружба?
– Дружба – это доверие.
– Интересно, что мы оба определили дружбу только лишь одним словом, – улыбнулся Постоялец, – знаешь, история, которую я начал рассказывать, не поможет понять, есть ли у тебя цель, но она прояснит кое-что о дружбе, – немного погодя сказал Постоялец. – Я тебе расскажу, чем она закончилась.