Никакой инфраструктуры для развлечения детей во дворе, конечно же, не было. Словосочетание "детская площадка" появилось в нашем лексиконе уже когда своих детей иметь пора. Мы развлекались чем придется. Строили шалаши из строительных материалов, которые можно было найти на помойке. Молоток и гвозди брали у отцов, если такие имелись. Лазали по деревьям, а зимой по огромным кучам снега, которые сгребал, приезжающий раз в неделю трактор. Однажды мой дядя привез целый камаз песка, который он позаимствовал в пожарной части, где и работал. Кучу песка просто вывалили посреди двора и это стало песочницей, где можно было покопаться, но зачастую откапывались только экскременты кошек и собак. Недалеко от моего дома была водокачка, которая представляла собой ограждённую бетонным забором территорию, где стояла водонапорная башня, маленький домик, где сидел смотрящий за этой водокачкой человек и яблоневый сад. Вся территория охранялась собакой. Летом мы перелезали через забор и выбирали каждый себе по яблоне, залазили на нее, рвали яблоки, до каких получалось достать рукой со своего места, грызли их, огрызки бросали вниз и читали газеты, которые утром вытащили из соседских почтовых ящиков и обсуждали насущное. Однажды на нас спустили собаку, от которой мы еле-еле успели убежать. Еще можно было играть в магазин. Витриной служила большая бетонная плита, которая лежала почти в каждом дворе. Мы находили пустые стеклянные бутылки, наливали в них воду из лужи и продавали друг другу за листья деревьев. Чем красивее бутылка, тем она дороже, чем больше лист, тем больше его номинал, что, конечно же, всегда рождало споры. В зимнее время можно было развлекаться с трубами, по которым шла горячая вода. Сами трубы были обтянуты толстым слоем стекловаты, а сверху листом железа, покрашенного в голубой цвет, который со временем превратился с ржаво-синий. Отодрать этот лист железа не составляло труда, потому что закреплен он был простой железной проволокой, далее удаляешь стекловату и добираешься до самой трубы. На этой трубе можно было плавить снег. Зачем – не знаю, но время убивало, шел пар, снег плавился, это почему-то увлекало. Труба в конце концов уходила под землю, а вокруг этого места был построен бетонный короб, внутри которого было тепло и там всегда было полно тараканов и крыс, которых можно было покормить тем, что найдешь.
С обоих сторон блок был окружен гаражами, которые служили для многих целей, кто-то использовал их по назначению и хранил в них на свой страх и риск автомобили. Мужики находили в своих гаражах место, где можно спрятаться от проблем и сварливых жен, кто-то хранил выращенные за лето на даче овощи и фрукты, которые были бережно размещены по десяткам трехлитровых стеклянных банок. Кто-то хранил всякий хлам, который не помещался на балконе, а кто-то не использовал вообще и держал его так, на всякий случай. Я жил на первом этаже, мои окна выходили прямо на гаражи, и я видел многое, что происходило на улице под окном. Я видел, как ехала БМВ, а человек на пассажирском сидении высовывался из окна наперевес с автоматом. Из гаражного кооператива выходили и заходили крайне странные люди, тогда я не понимал, кто они и зачем они туда ходили. Из-за спины матери, которая пыталась спрятать меня в комнате, я видел разбитое в кашу лицо какого-то знакомого отца, который заходил к нам все из тех же гаражей, я прятался в коридоре и подслушивал, как он на кухне рассказывал, как задушили какого-то мужика его же трениками и бросили там же в гаражах. Я видел, как в соседнем подъезде прям на крыльце застрелили бухгалтера какой-то конторы, а киллер убежал в лабиринт гаражей. Я видел и знал, где местные наркоманы держали общаг, я его обчистил и целый день потом ел мороженое, я никогда не забуду запах этой краденой пачки мятых десяток. Помимо десяток в тайнике лежали какие-то ампулы и во дворе мы играли ими в аптеку. Тогда я не знал, что это, но полагаю, что метадон или типа того. Я с восторгом смотрел на старших на районе и ловил отдельные слова, чтобы собрать мозаику и понять, что они натворили сегодня. Периодически за нами по всему двору бегал сосед с белой горячкой, зачем я не знаю, а на втором этаже прямо надо мной жил пересидок, который отмотал небольшой срок, вроде как, за угоны, он вечно орал на свою мать, слушал громко музыку в независимости от времени суток и периодически бил дворовых собак бейсбольной битой. Немногим позже у него дома нашли фальшивую ксиву, пистолет и фальшивые номера на машину, мои родители были понятыми, а сам он подался в бега и что с ним дальше стало я не знаю. Напротив моей квартиры жила семья с двумя детьми, отец которых частенько, а точнее почти всегда, напивался и бил всех, кто попадется под руку дома, поэтому через день приезжали менты и увозили его в отдел, после чего он возвращался с похмелья и еще более злой. В конце концов он сел в тюрьму, чем-то там серьезно заболел и уже на свободе склеил ласты и его семья зажила спокойно.
Подъезды тогда были без замков, кодов, домофонов и прочей безопасности, поэтому в подъезде всегда кишела какая-то жизнь, зачастую негативного характера. Почти всегда в понедельник, выходя утром из квартиры, можно было заметить зевающую уборщицу, которая смывала кровь со ступенек или пола подъезда. В другой соседней квартире жила порядочная семья, мама семейства была художницей и писала иконы, мне нравилось приходить к ним и нюхать запах масляных красок, который стоял по всему дому. Чем занимался отец я не знаю, но он не пил, а значит уже хороший.
Рано или поздно в жизни каждого ребенка появляется магазин. Зачастую родители считают иррациональным желание ребенка съесть мороженное или погрызть сухую лапшу в прикуску с белым хлебом. Но дети не умеют мыслить рационально, поэтому зарабатывать на свою сухую лапшу я начал примерно лет в 5-6. Так как мои родители считали иррациональным и излишним все, что выходит за рамки базового набора благополучия ребенка, институт карманных денег в моей жизни отсутствовал как таковой. Поэтому мне приходилось зарабатывать деньги самому. Источником заработка были местные помойки, которые находились в основном все в тех же гаражах. Сама по себе куча мусора – это, конечно же, плохо, она воняла, стремилась к тому, чтобы отравлять все вокруг себя, отчего растущие рядом деревья болели и молились на топоры и бензопилы, если бы они обладали возможностью издавать звуки, то они бы круглосуточно стонали. На этих помойках жили крысы, бомжи, тараканы, кошки, собаки, вороны, они растаскивали мусор по небольшому радиусу от самой зловонной кучи, но меня всегда поражало, что люди несли свой мусор именно туда, а не бросали куда попало, что, в общем то, не может не радовать. Почти каждое утро летом, в каникулы, мы с товарищами, как на работу, выходили на рейды по крупным помойкам, которых было всего три. Нас интересовали следующие ресурсы: алюминиевые банки, которые можно было сразу смять, чтобы экономить место, они занимали последнее место в рейтинге доходности, потому что они очень легкие и сдать их можно было по 50 копеек за штуку, далее шли стеклянные бутылки, они были подороже, по несколько рублей за штуку, уже точно не помню, но сложность заключалась в том, что принимали далеко не все бутылки, а только коричневого или зеленого цвета, которые имели определенную форму, в народе они назывались «чебурашки», почему не знаю, но форма у них была примерно такая, как у современных бутылок Ессентуков или Боржоми. Более того, их необходимо было подготовить, а именно снять все этикетки, чтобы бутылки не имели ничего, кроме стекла, а иначе их могли не принять или принять, но дешевле, что конечно же нам не надо. Снять этикетки было не сложно, достаточно было замочить их в луже или речке, и бумага отставала от стекла, но оставляла под собой след клея, который также необходимо было удалить путем соскабливания чем-нибудь острым и тонким. Самое выгодное было сдавать цветной металл, но найти его было, достаточно сложно, потому что приходилось выдерживать конкуренцию с местными бомжами, которые только этим и зарабатывали себе на жизнь. Каждый из нас имел при себе магнитик, который обычно добывался из старых динамиков. В основании динамика, например, от старого магнитофона всегда был большой магнит, который и использовался нами для определения пригодности металла под сдачу его в пункт металлолома. Собирали с основном медь, алюминий и свинец. Медь добывалась из непонятных мне катушек, где тонкий медный провод был намотан по спирали и защищен тонкими острыми железными пластинами. Пластины необходимо было удалить, чтобы добраться до меди, одной такой ржавой платиной я порезал руку, причем достаточно глубоко, чтобы рану нужно было зашивать, но я, конечно же, этого не делал, зажило само, остался шрам на память. Медь также добывалась из проводов, за день в один клубок собирались все найденные провода, а в конце дня нужно было разжечь костер, бросить туда этот моток с проводами и обжечь, чтобы вся обмотка сгорела, после чего оставшаяся обнаженная медь очищалась и тогда ее можно было нести сдавать. Алюминий добывался в основном из различных сломанных технических приборов неизвестного происхождения, он легкий и дешевый, поэтому на нем никогда не получалось нормально заработать, труд чаще всего того не стоил и алюминий собирался постольку поскольку, так заодно. Свинец добывался из автомобильных аккумуляторов. Редко получалось найти аккумулятор на помойке, потому что мужики обычно сами не брезговали сдавать их в пункты металлолома. Но если удавалось найти, то это что-то вроде джек-пота. Просто сам по себе аккумулятор можно было сдать за 50 рублей, но можно было и разобрать его самому, достать оттуда свинцовые пластины и сдать подороже, но это было достаточно опасное занятие, потому что внутри аккумулятора свинцовые пластины залиты серной кислотой, поэтому здесь требовалась сноровка, дабы не получить химический ожег и не получить пиздюлей от матери. В конце дня все найденное собиралось в одну кучу, и мы шли сдавать это на местный пункт сдачи металлолома, а вырученные деньги формировали общаг, который мы делили по-братски на всех. Пункт приема металлолома находился прям рядом с моим домом, представлял он собой поставленные в форме буквы Г, два морских контейнера, в одном принимали сам металл, а в другом его хранили, откуда отправляли куда-то дальше. Держал этот пункт человек по имени Серега. По моим подозрениям Серега воевал в Чечне или Афганистане, потому что он был очень физически сильным человеком, который всегда носил тельняшку, летом просто на голое тело, а зимой на голое тело, но сверху надевал тулуп, который никогда не застегивал, чтобы тельняшку было видно. Серега всегда был пьяный в усмерть и у него не было обоих кистей рук, из его плеч просто торчали две палки, на конце которых была кость, обтянутая кожей. Как мне кажется, но доподлинно это неизвестно, Серега вернулся с войны без обоих кистей, его нигде не брали на работу, и он стал стартапером до того, как это стало мейнстримом. Жить без рук он приспособился, кружку с водкой он держал просто, зажимая ее обрубками своих рук, причем он никогда не пил из рюмки, то ли ему было мало, то ли неудобно, но пил он из кружки. Сигарету держал также, зажимая между руками, ложку с вилкой держал также, только сигарета была направлена от него, а ложка к нему соответственно. У Сереги была газелька с кузовом, который был покрыт тентом, на ней он возил собранный металл и бутылки куда-то дальше на заводы переработки или еще куда. На руле была сделана специальная металлическая ручка в форме чаши, куда он вставлял свою незаконченную руку и таким образом мог крутить руль. На рычаге переключения передач была точно такая же. Он умудрялся достаточно филигранно управлять этой газелькой таким образом, причем пьяный и с сигаретой в зубах. Серега также до того, как это стало мейнстримом, сколотил себе команду фрилансеров, которые и приносили ему металл со всех близлежащих помоек, гаражей и т.д. и т.п. Эти люди представляли собой весь маргинальный слой района, а именно бомжи, алкоголики, пересидки, старики, сумасшедшие и прочие люди, которые зарабатывают себе на хлеб и водку таким образом. Они целыми днями собирали где только можно металл, обрабатывали его там же рядом с контейнерами Сереги, для чего у них было даже рабочее место в виде большого камня и инструмента типа кувалд, ножовок, плоскогубцев, которые предоставлял им Серега. Земля в радиусе метров 50-ти вокруг предприятия Сереги была мертвая, она была черная от бензина, масла, серной кислоты из аккумуляторов, блевоты, мочи и прочих нечистот, воняло это место за километр и напоминало средневековый рынок. Далее он платил своим наемным деньги, и они там же вечером их вместе пропивали. Иногда во время таких попоек Серега мог словить какие-то флешбэки и становился жутко злой, он рычал на весь двор, картинно рвал на груди тельняшку, что не всегда получалось из-за отсутствия рук и избивал собутыльников. Серегу боялись все его работники и никто с ним никогда не хотел ссориться, но Серега хотел. Он был сильным мужиком и своими культями мог врезать достаточно сильно, я лично видел, как он дал апперкота какому-то бедолаге и тот отлетел метра на два и приземлился в сугроб.