Прошло несколько часов, но я никого не увидел. В моей голове очень часто виднеется образ Алисы. Я не видел её уже неделю. Она бросила меня? Нет, такого не может быть. Она хорошая девочка. Она добра ко мне. Я не забуду её никогда. Но что ей это даст, мне кажется ничего. Я не хочу более копаться в своей голове. Мне становится страшно из-за этого. Я увидел человека. Он шёл медленно, я подождал пока он пройдёт через меня. И вот он прошёл. Я встал из укрытия. Начал медленно подбираться к нему сзади. Он шёл, ничего не замечая. Я набросился на него. Проткнул ему бока. Труп упал я встал и отошёл на пару шагов назад. Тело чуть дёргалось, кровь покрыла всю улицу. Вокруг тела начали летать глаза. Раздавались страшные голоса. Я не знаю, что это такое. Мне стало страшно. Я провалился под землю…
Но нет, я проснулся. Это был сон. Но, несмотря на это все мои руки были в крови. Мне страшно. Где Алиса!?
– Где ты, моя Алиса? Почему моя? Нет, это не правильно! Я боюсь, что причиню тебе вред… лучше покончить с собой, чем причинить вред тебе, милая Алиса…
Я вскрикнул. Несколько раз ударил себя по лицу и по животу. Я кричал и плакал. Мне было очень тяжело. Настолько, что вселенная не могла столько страдать, как я страдал. Этих страданий не испытывал никто.
– Никто! – крикнул я.
И снова замолчал, потом снова вскрикнул:
– Только я так страдал! Никто более!
Глава 16. День пятьдесят пять.
Гришин работал над документами. Он был спокоен, курил сигарету. Со своей супругой не разговаривал уже несколько дней. Он просил у неё прощение, но она отказывалась. В кабинете не горел свет. Была тишина. Зазвонил телефон. Следователь ответил. Ему сообщили, что был обнаружен труп. Василий подпрыгнул со стула. Он выслушал все подробности. Решил отправиться на место преступления.
«Убийца вернулся, Колобков должен знать. Мне сказали, что у трупа два ранения по бокам как и у других жертв. Надеюсь, эта последняя».
Спустя сорок минут он уже приехал. Было много милиции. Посередине подворотни лежало тело. С виду обычный человек. На нём надет тёмно-серый костюм. Способ убийства такой же, как и в прошлых преступлениях. В общем, ничего особенного. Гришин поговорил с мужчиной, который обнаружил тело. Он ничего не знал. Он рассказал, что проходил мимо, а тут тело. Следователь осмотрел место совершения убийства. Ничего нет. Василий решил допросить Колобка жёстко. Он сразу отправился в отделение. Там его уже ожидал авторитет. Следователь сразу забежал и поднял Колобкова за воротник.
– Где он!?
– Кто?
– Где чёртов Щекотун!?
– Отпусти меня и я расскажу.
Гришин отпустил его. Иван Иванович сел на табуретку и сказал:
– Так ты всё понял?
– Я тебе сейчас ноги и рёбра переломаю все! Пока ты тянешь время у меня всё меньший шанс поймать его.
– Я понимаю, но я действительно не знаю где он сейчас.
– Где он?
– Говорю, что не знаю.
Гришин психанул. Он встал из-за стола и вмазал по лицу авторитета. Повсюду разлетелась кровь и пару зубов.
– Говори! Где Щекотун?!
– Я не знаю, я не его бабка. Хотя подожди, начальник, я если скажу, мне приговор смягчат?
– Смягчат, лично прослежу.
– Возможно, он находиться в деревне, в доме своей бабки-покойницы… можешь там проверить. Но это не точно
– Но если ты врёшь, ты долго не протянешь.
– Конечно, Василий Фёдорович, сам не загнись.
Гришин ушёл. Он направился в свой кабинет. Там он позвонил генералу Хлопову, ему ответили:
– Что опять звонишь, Гришин?
– Пётр Иванович, я нашёл предполагаемое место обитания маньяка.
– Ордер просишь?
– Да.
– Зайди ко мне.
Следователь пошёл к нему в кабинет. Как только он зашёл, Хлопов сразу встал, подошёл к нему и сказал:
– Василий Фёдорович, я тебе даю ордер, но если ты его не арестуешь, прощайся с погонами и вали на огород.
– Вы мне сделку предлагаете?
– Да.
– Позвольте узнать, чем я вам так не угодил?
– Ха! Ты правильный слишком.
Гришин взял бумагу из руки генерала и сказал:
– По рукам, Пётр Иванович, вы мне бригаду организовали?
– Да, сейчас минут 40 и можно выезжать.
Прошло время. Все выдвинулись. Все были спокойны. Следователь руководил операцией. В душе он переживал. Для него это был волнительный момент. Если убийцы там не будет, значит, он прощается со своей старой, привычной жизнью.
Все подъехали к старому деревянному дому. Вооружённые люди окружили дом. Гришин достал пистолет. Он сказал:
– В здании кто-то есть?
В ответ тишина. Гришин с ноги выбил дверь. Он забежал вовнутрь. Его потрясло то, что он увидел. Абсолютно бедная мебель. Плесень на стенах.
Посередине комнаты висело тело мужика 30 лет. Не толстого телосложения. С растрёпанными волосами чёрного цвета. Тело было одето в синий комбинезон, немного заляпанный красными разводами и серую рубаху. На столе лежала завёрнутая бумажка и перчатки с лезвиями. Следователь крикнул:
– Ребят, штурм отменяется.
Главный из бригады спросил почему, Василий ответил:
– Щекотун повесился…
Он подошёл к столу взял бумажку и принялся читать:
«Алиса, милая Алиса, я принял это решение спонтанно. Я… я не хочу винить тебя в этом. Я понимаю тебя, ты не была обязана быть со мной везде и всегда. Тем более ты не была обязана любить меня. Всего лишь, что я хотел, лишь понять тебя. И всего только понять тебя, зачем я тебе нужен? Я хотел узнать, откуда ты знаешь обо мне, зачем ты пришла ко мне, зачем появилась в моей жизни? Безусловно, ты, Алиса, лучшее, что было в моей жизни. Я никогда не сказал о тебе не единого плохого слова. Всегда поминал тебя лишь хорошим словом. Ты я знаю, когда-нибудь найдёшь это письмо. Не вини себя ни в чём. Ты не виновна в том, что я совершил. Самоубийство – это страшный грех, ничто не искупит его. Алиса, ты говорила, что я для тебя самый близкий человек… знаешь, я наполнялся таким счастьем, слышав это, но и знаешь какой тревогой? Я очень боялся, что причиню вред тебе. Пускай я отвратительный друг, но я мог бы исправиться. Не было бы всего того, что я сделал ранее может быть, ты бы поняла меня… я был бы счастлив. Но для меня важнее твоё счастье. Я повторяю ещё раз… я не виню тебя. И ты не вини себя. Ты должна понять мою мысль. Я раскаиваюсь перед тобой. Я убивал людей для удовлетворения своего внутреннего монстра. Ты вытащила меня из этого болота. Ты спасла меня. Но я всё равно не совладал с этим. Я убивал, ты была в опасности, находясь рядом со мной. Ты просила меня, чтобы я покончил с Тупаковой и Чесноковыми… я вспомнил их имена… я сделал это, я убил их. Ты отблагодарила меня… И вот сейчас пишу эти строки. Я плачу… я знаю, что жил как собака и кончу также. Я знаю, что ты будешь плакать. Но я не достоин этого, я унёс столько жизней. Я осознаю это и раскаиваюсь только перед тобой, но не перед теми людьми и их родственниками, друзьями или просто близкими людьми. Я знаю, что я совершал плохие поступки.
Но никто не вправе судить меня за это. Кроме тебя, Алиса…
Я знаю, что ты будешь плакать, когда читаешь это письмо. Но не из-за любви ко мне, а только лишь из-за жалости. Жалость, только лишь жалость, была у тебя ко мне, не более. Я всё равно не достоин твоих слёз, я не достоин, быть счастливым. Я не способен кого-либо любить, но по-другому сказать нельзя. Ты отвергла меня, бросила, убежала в самую трудную минуту. Но я не виню тебя, ты не виновата. Я не способен был никого любить. Но ты, лишь только ты спасла меня. Я обязан тебе всей своей проклятой жизнью. И смертью…
Я должен был сказать тебе это во время нашей последней встречи, мы поссорились, виноват в этом только я. Я не знаю насколько это правда, но я… я плачу… плачу уже очень долго, я вспоминаю всё, что сделал. Правда, помнятся лишь обрывки. Я не могу сказать сожалею ли я в содеянном. Но я знаю лишь одно, если б я не убивал, я бы, не встретил тебя. Мне так сказал мужчина в цилиндре, он показался мне доброжелательным. Как ты можешь видеть, моё письмо подходит к концу. Безусловно, я больной психопат мог бы пожелать тебе скорейшей смерти, чтобы мы встретились в мире ином, но я точно не знаю, существует ли он. Скоро мне будет это известно, скоро я распадусь в пустоте, меня забудут, но ты помни меня. Пожалуйста, помни, у меня никого более не было, я знаю, что не достоин этого. Но прояви ко мне последнюю свою милость, не плачь долго. Я не могу больше существовать. Каждый день мне снился один и тот же сон, в котором ко мне приходит человек в цилиндре. Хоть он и доброжелателен, но мне страшно. Он говорит мне, чтобы я искал тебя, но я не могу. Я знаю точно, если я буду искать тебя, случиться что-то плохое. Я признаюсь тебе, но точно я знаю, что не должно этого быть. Моё признание должно оставаться только на бумаге, нигде более. Алиса, милая девушка. Лучше мне покончить с собой, чем причинить тебе вред. Я знаю точно, что способен на это. Мне часто кажется, что я могу лишить тебя жизни. Для меня это регулярная была мысль. Алиса, если я запятнаю тебя своей кровью, то сдохну во второй раз. Ведь ты для меня нечто большее, чем друг…
Последние мои строки очень тяжкие для меня. Я не могу говорить этого вслух, мне стыдно перед тобой. Я не хочу, чтобы мои грязные руки по локоть в крови касались твоей беленькой нежной кожи, я не хочу. Я обнимал тебя, ты плакала в моё плечо. Я тоже плакал. Алиса, прости меня за всё. Прости и не плачь долго. Помни… ещё раз прости. Я должен сказать тебе это…
Алиса, я… я… грязный убийца испытываю к тебе самые тёплые чувства. Алиса, я тебя люблю… прости меня, молю на коленях… прости за эти слова и мой последний поступок».
Глава 17. Осень.
Одним осенним вечером генерал Хлопов сидел у себя в кабинете. За окном шёл дождь. В дверь кто-то постучался. Генерал пригласил его, чтобы тот вошел. Зашёл милиционер. Он дал генералу конверт. Тот посмотрел на него и прогнал человека, занёсшего ему письмо. Хлопов открыл конверт.
«Пётр Иванович, я майор Гришин прошу вас перенаправить меня в Ленинград. Я признаю, что это слишком нагло с моей стороны. Но по-другому не могу. Я поклялся себе, что поймаю убийцу. Я опоздал, он повесился. В своём предсмертном письме он писал некой Алисе. Я не смог понять кто это. Нет фамилии, ничего подобного там он не пишет. Я пишу вам письмо, так как моя жена очень сильно настаивает на переезде в Ленинград, я уже говорил об этом. Перед арестом мы с вами заключили пари, что если я не нахожу убийцу, то ухожу в отставку. Убийца найден, но мёртв. По сути, я выиграл, но, по сути, проиграл, я не поймал его живым. Пётр Иванович, разрешите перевестись в Ленинград? Надеюсь, ответ не заставит себя долго ждать.
Ещё бы я хотел сказать вам пару слов по делу повешенного убийцы. Это был сам Щекотун. Да, ваши глаза вас не обманывают, тут, правда, написано это погоняло. Ведь имени его настоящего я так и не нашёл. Так вот человек, которого убил Дунаев, был всего лишь фальшивкой, которую подбросил Иван Иванович Колобков. Он сам признался в этом. Я показывал ему фото трупа, он подтвердил, что это настоящий Щекотун. Он просил его помочь скрыться. И Колобок придумал план, в котором гражданин подкинутый бандой убил бы несколько людей, а затем бы его просто поймали. Но также Колобок сказал, что как вышло на самом деле лучше. И вот Щекотун перебрался в другой город. Прожил там год. Мне неизвестно, что он там делал. Никаких сведений нет. К тому же проверять, смысла нет. Неизвестно, в каком он был городе и что он там делал. Потом он снова вернулся в Сталинград-младший. Я склоняюсь, что первое убийство совершённое летом этого года он совершил спонтанно. Убийство Тупаковой и Чесноковых он совершил по просьбе той самой Алисы. Это я понял из записок, которые были найдены в книге, лежащей на столе. Но кто эта Алиса большой вопрос. На заводе и общепите такой не было. У Колобкова спрашивали, при её упоминаниях он либо смеялся, либо молчал. Меня Щекотун также пытался убить на даче, но по ошибке убил моего соседа. Щекотун сжёг свой дом, чтобы скрыться. Его последнее убийство было абсолютно непонятно. Он убил совершенно обычного человека только из-за того что он находился в переулке. Я так и не смог понять его мотивов. Любовь к Алисе? Мне кажется он просто душевнобольной…
Я раскрыл его путь, но не поймал его. Я не знаю кто эта Алиса. Версий много, я не буду копаться в этом. Я слишком устал. К тому же для нашего рабочего народа опасности более нет. Можно поднять весь город, чтобы найти Алису, но я уже устал, да и жена у меня устала.
Пётр Иванович, я прошу вас только об одном. Переведите в Ленинград, я буду очень благодарен.
Майор В. Ф. Гришин».
Василий Фёдорович переехал с супругой в Ленинград. Хлопов согласился на это. Там они прожили ещё десять лет счастливой жизни. Ругались ли они? Нет, более такого не было. Видимо все проблемы этих людей были из-за города, в котором они находились. Все судьбы людей живших там стояли неровно они были странные и непонятные. Василий скончался в своей кровати. Он умер не от пули. Но он остался героем в нашей памяти. Он не был тем, кто принимал подачки, он был горд и упрям. Его жена Евдокия скончалась через полгода после смерти мужа. Она не справилась с горем. Иван Иванович Колобков был осуждён и отправлен в Сибирь на каторгу. Ему дали срок двадцать лет. Гришин сдержал своё обещание, он боролся за смягчения приговора. Колобок продержался только пять. Он умер под забором от тяжёлой стадии туберкулёза. Его труп обнаружили лишь через две недели. Над ним никто не плакал. Про него можно сказать лишь одно. Он этого заслужил. Ну, а что сказать про Щекотуна с Алисой? А не всё ли уже сказано за меня? К тому же читатель, верно, задумался об их судьбах? Но Бог ли я, чтобы знать, что было далее? Бог ли я чтобы судить их? Господ видит всё… абсолютно всё. Каждому воздаться по делам его. Последний вопрос, который появляется: зачем всё было? Это мне не известно. Известно лишь то, что Щекотун, жертва своего разума… но об этом уже совершенно в другой части нашей истории…
Часть вторая. Всё, что было…
Глава 1. Где я?
Я сидел на старой табуретке. Уже прошло несколько дней с поджога мной же дома, в котором я жил. Была ночь, ничего не происходило. Что происходит в моей жизни? Что я делаю не так? Безусловно, всё. Я ждал Алису, я хотел видеть её. Я хочу её видеть. Я боюсь своей привязанности к этой милой девушке. Мне страшно. Я боюсь своих рук. Они не слушаются меня. Голова, ой моя голова, туда пробираются страшные мысли. Каждый бессмысленный день своего существование я вижу образ Алисы, но не той Алисы, а совершенно другой. Серой Алисы с потухшими глазами, в которых есть ненависть ко мне. Мне очень страшно должно быть скоро всё закончится. В голове непроглядный туман я не понимаю и не вижу многого. В окнах белое облако будто дым. Неожиданно в дверь постучали. Стук был не смелым и не сильным. Я загорелся, я точно знал, что там стоит Алиса. Сразу подскочил к двери и открыл её. Да я был прав, там стояла девушка, перебирая с одной ножки на другую. Она выглядела не очень довольной. Я пригласил её в дом. Алиса немного потупила голову, помялась и зашла.
– Алиса, я так ждал тебя! Почему тебя так долго не было
– Я пришла сказать тебе очень важную вещь.
– Что? Я слушаю.
– Ты слушай… и не перебивай, пожалуйста.
– Хорошо.
– Я должна уехать из города. Мне очень тяжело здесь находиться… люди… многие здесь плохие.
– Но почему? Я убью, кого угодно кто тебе мешает.
– Нет, я так больше не могу.
– Почему?!
– Не ори!
– Прости меня.
– Нет. Хватит, прощай.
Она посмотрела на меня. На глазах показались слезы. Девушка открыла дверь, я хотел взять её за плечо, но она удалилась. Я снова одинок… Стены начали расплываться. Потолок поплыл, моя голова начала кружиться, я облокотился на стол. Глаза мои сомкнулись, я почувствовал, как падаю…
****
Я очнулся в чёрной пустоте. Вся поверхность была гладкая и холодная. Всё плыло передо мной. Где я? Что это такое? Почему я здесь нахожусь? У меня много вопросов, но нет, ни одного ответа. Я не понимаю, мне страшно. Я не хочу здесь находиться. Верно, я сплю. Да, я точно сплю. Мне нужно как-то проснуться. Я решил ущипнуть себя. Я щипал, но мне было не больно. Я запаниковал. Это что всё взаправду? Но где я? Что было вчера? Я не знаю ни одного ответа на свои вопросы. Я начал кричать. Биться в истерике. Я бился головой об пол, но я не чувствовал боли.
Раньше я испытывал человеческие потребности в виде еды, сна и общения. Но сейчас я уже долгое время брожу по этой чёрной «пустыне». Чувство что я хожу уже несколько часов, нет даже не часов, а дней хотя даже не дней, а лет. Только я не имею длинной бороды до пола. Я лишь хожу и не понимаю. Что я тут должен сделать? Ради чего? Почему я? А кто я? Этот вопрос поставил меня в ступор. Действительно ли я являюсь тем, кем являюсь или же всё о чём я сейчас думаю это ложь? Верно ли что всё это ложь? Или же я просто псих? Может, я нахожусь в тоннеле между жизнью и смертью? Или всё это и есть то загадочное небытие? Тёмная пустота, в которой растворяются души умерших. Возможно, я нахожусь только на начале своей жизни. И сейчас с минуты на минуту ко мне спуститься сам Господь, чтобы благословить меня на хорошую судьбу или смерть. А существует ли он? Мне хочется узнать это. Но боюсь мои крошечные мозги не способны понять этого таинственного чёрного небытия. Мне страшно знать правду обо всём этом я не хочу думать об этом, мне лишь хочется знать кто я. Я не знаю, что было до чёрной пустоты.
Я иду уже долгое время. Вокруг тишина, но неожиданно её разрезает звук голоса. Он звучит как эхо. Я не пытаюсь прислушаться. Он звучит слева от меня. Я пытаюсь разобрать этот голос, но у меня не получается. Я иду на этот звук. Я иду уверенно. Но неожиданно пол становиться всё мягче. Голова начинает кружиться, я шатаюсь, но продолжаю идти. Мои глаза закрываются, я падаю…
Глава 2. Детство.
Я проснулся в своей мягкой кровати. Одеяло белого цвета мягкие перьевые подушки. Комната была не большая, в углу был образ иконы с ребёнком. Возле окна стоял большой гардероб. Я встал с кровати, сразу подошёл посмотреть в окно. Там была прекрасная погода. Пели птицы, деревья покачивались от лёгкого ветра. Комната была залита солнечным светом. У меня было прекрасное настроение. Я хотел сделать многое. Я начал одеваться. Накинул на себя рубашку, сдёланную из жёсткой такни и серые штаны, на ноги обул ботинки. Подошёл к зеркалу руками уложил волосы. За стеной я слышал шарканье ног – это бабушка суетилась по дому. Я пошёл на звук старческих причитаний бабушки. Она находилась в кухне. Пройдя по тёмному узкому коридору, я оказался в небольшой кухне. Перед окном находился небольшой стол. По стенам располагалась кухонная мебель.
Бабушка стояла лицом к столу и что-то разливала по чашкам. Я подошёл к ней. Она повернулась ко мне и поцеловала.
– Проснулся да, голубчик мой?– сказала бабушка.
– Да.
– Ну, хорошо иди, позови деда. Да про куру спроси.
–Хорошо.
Я пошёл на улицу. Дедушка находился в сарае, а сарай на заднем дворе. Я обошёл дом маленькое деревянное сооружение с открытой дверью. Я подошёл, постучался. Дед крикнул звонким и в это же время хриплым голосом: «Заваливайся!». Я зашёл, дедушка сидел за столом ремонтировал топор. Через минуту он сказал мне:
– Чего внучок пришёл-то?
– Да я это… бабушка сказала про курицу спросить.
– А! понятно, понятно. Сейчас я топорик наточу да пойдем, зарубим куру-то.
В этот момент он был особенно весел и пьян.
Дед поднялся с табурета. Подошёл ко мне потрепал за голову, затем взял со стола точильный круг коричневого цвета и начал точить топор. Я осматривал стены сарая. Через пятнадцать минут дед закончил. Мы пошли к курятнику. Там в клетке уже сидела подготовленная курица. Она, верно, догадывалась, для чего её посадили. Интересно, что испытывала эта милая птичка? Я думаю: она не могла ничего думать на этот счёт. Дед открыл клетку, он сунул туда руку, птица начала брыкаться. Дедушка вынул руку, он держал курицу за шею. Я погладил её по животу, он был тёплый и пушистый. Вместе с дедом мы отправились в сарай, где стоял большой пень, на котором он как раз и собирался рубить. Я остался при входе. Дед взял курицу за два крыла, она в свою очередь вытягивала шею вперёд и брыкалась. Дедушка посмотрел на меня, вздохнул и улыбнулся, через мгновение он уже замахивался. Ещё через несколько секунд я услышал звук удара – курица была зарублена.
Маленькая голова лежала на пеньке, дед держал тело курицы. Мне стало жалко птичку. Зачем убивать животных? Чтобы есть мясо? Но почему нельзя не делать этого? Мы же просто лишаем безгрешное существо жизни. К тому же у неё наверняка были маленькие цыплята. Это получается что мы лишаем их мамы. Так грустно это осознавать. Люди очень жестокие существа. Но я не хочу более об этом думать, мне становится всё грустнее из-за этого. Бабушка учила меня быть довольным всему тому, что Бог послал. Дед положил курицу на пенёк сам подошёл к верстаку взял тряпку и протёр топор. Я стоял и смотрел на него. Он будто не замечал меня. Стоял возле стола и что-то делал. Через несколько минут дед подошёл к деревянной коробке посмотрел на меня и позвал:
– Внук, иди сюда-то.
Я посмотрел в его серые неугасающие глаза. Раньше дедушка запрещал мне заходить в его сарай, а если я там и оказывался, то он не разрешал подходить к коробке. А сейчас он сам меня зовёт. Но я не стал противиться и подошёл к деду. Он приподнял коробку и сказал:
– Ты внучок-то, только бабке не говори.
– Хорошо, дед. А что это?
– Хо, хо! – рассмеялся дед, утёр слезу и продолжил, – это внук-то лучшее чего я наворотил.
– Как понять, дедушка?
– Ну, вот смотри я, когда бабка-то не видит дрожи у неё взял, три кило сахара. Потом-то в воду всё это засыпал.
– Понятно, а зачем?
– Так я же тебе говорю-то, не перебивай, сейчас самое интересное будет-то. И всё это потом бродить должно пять дней. Потом-то уже дело до аппарата доходит, я туда всё заливаю, а оно кипит да по капелькам выходит-то. Вот так, внучок-то, это чудо-напиток и получается.
Дед, закрыв глаза, погладил аппарат, затем взял стеклянную бутылку стоящую рядом открыл пробку, понюхал сам и дал мне. Он, воодушевившись, закатил глаза и спросил:
– Ну что как аромат-то?
– Нормально.
– Хо, хо!
Он достал из ящика стола рюмку, налил себе, закрыл глаза и выпил. Потом он, держась за нос, достал из кармана два небольших кусочка засохшего хлеба. Один он дал мне, а второй поднёс к носу, затем снова убрал в карман. Я огляделся на дверь, там стояла бабушка, её поза напоминала заглавную букву «Ф». Затем она подошла к деду дала ему мощный подзатыльник. Дед издал небольшой старческий стон. Бабушка сразу бросилась на него с обвинениями. Дед оправдывался, но она его не слушала. Они кричали громко, мне стало страшно, я ушёл из сарая, но даже сидя в своей комнате, я слышал их ругань. Зачем они ругаются? Что страшного сделал дед, чтобы бабушка так на него кричала? Почему дедушка не может сам прекратить пить по сараям? Почему он не может прийти домой выпить рюмку и лечь спать? Зачем он начинает показывать характер и противиться здравому смыслу? Почему бабушка так страшно реагирует на всё это? Почему нельзя быть спокойнее, почему нельзя просто полюбить друг друга? Зачем нужно всё это я не знаю. Я устал, хочу спать…
Глава 3. Я снова здесь.
И вот уже, кажется, целую вечность, я иду по чёрной пустоте. Вокруг всё чёрное и пустое, я боюсь, я очень боюсь. Мне страшно, мой разум меня обманывает. Или я его обманываю. Вообще иногда мне кажется, что всё это в не первый раз такое чувство, что я живу в этом момент уже несколько веков. Я не чувствую усталости и боли. Я ищу смысла существования в тёмном небытие. Может быть, так выглядит Ад? Хотя, мне рассказывали, что Ад выглядит по другому, но откуда эти голоса знали как там всё устроено? Я не знаю. Мне не хочется думать об этом. Может это Рай, но я не думаю, что эта кромешная темнота, в которой ходят безгрешные души. Но почему если они такие безгрешные они страдают в темноте? А я грешное существо? Безусловно, да. Я думаю, что все мы грешники. Но что я сделал плохого? Я не знаю этого, я не помню. Я боюсь. Но почему в мою голову сразу пробираются мысли о том, что я умер? Нет, я чувствую себя достаточно живым. Я мыслю, следовательно, существую, как говорил один из философов. Но где я существую в конце или начале? Я не знаю.
Я пытаюсь что-либо вспомнить, но я не могу. В отдельных углах своей памяти мне вспоминаются кудрявые прядки рыжих волос. Нежный голосок. Я начну плакать я уже плачу. Я продолжаю идти, меня продолжают манить отголоски человеческой речи. Они слышаться повсюду. Я иду прямо, долго, очень долго. Мне это надоело. Я иду, мои глаза закрываются. Я упал…
Глава 4. Встреча.
Я проснулся. На дворе апрель. Как только я открыл глаза, меня сразу ослепил солнечный свет. Хорошее настроение было сегодня у меня. Я знаю, что день пройдёт замечательно. Я подошёл к окну. За ним было безопасно. Немцов в округе не было. Наши солдаты несколько дней назад отвоевали деревню. Много наших людей фашисты убили. Меня, бабушку, деда и ещё человек десять в сарай заперли, и поджечь хотели, но к счастью наши вовремя подоспели. Я до этого дня боялся всего, а после того как немцев как собак бешенных перестреляли даже заснуть и выспаться сумел. Дед с того дня в постель слёг до сих пор лежит. Говорит, что скоро преставиться, но я ему говорю, что всё хорошо будет. Бабушка целыми днями суетиться. А я возле деда. Вообще с того дня я все мужские обязанности по дому выполняю. Слава Богу, немцы в нашей деревне только два дня были. Наш дом на краю находиться они до нас дошли, меня схватили, бабушку и деда тоже. А вот дом наш разворовать не успели. Я подошёл к шкафу, достал из него кепку. Эту кепку мне подарил дядя Ваня. Он всё время говорил, что хороший я парень, мол, будущее у меня большое будет. Любил меня говорит как сына. Своих детей у него не было. Он женат был на тёте Маше, она с глазами большими чёрными родилась за это дядя Ваня, и полюбил её, но она из соседней деревни была. Верной супруга некогда не была. В конце концов, изменила ему с кем-то из нашей деревни. Дядя Ваня любил её очень сильно и с горем не справлялся пил беспросветно. То у кого-то дома, то под забором, а иногда и с дедом пил. Дед говорил ему, мол, любовь пройдёт и позабудет он её. И в один день дядя Ваня подарил мне эту серую кепку. Я кепку взял, а на следующий день немцы пришли и расстреляли его. Дедушка тогда ещё домой пьяный пришёл весь подавленный. Бабушка его бранить начала, а он рыдал. Говорил, что дядя Ваня ему как брат был. Я на это всё смотрел. А сейчас вспоминаю.
Я слышу, как бабушка ходит по кухне. Отправился к ней. Она увидела меня и сразу улыбнулась. Подошла ко мне и поцеловала. Я сел за стол накрытый скатертью. Посидев пять минут, спросил:
– Бабушка, а мы сегодня есть что-нибудь будем?
– Внучок, у меня тут пара картошек есть, сходи на рыбалку, а я вам с дедом суп сварю.
– Хорошо, а как там дед.
– Ой, дедушка твой захворал совсем, я даже не знаю чего делать.
Вдруг из спальни раздался звонкий голос деда:
– Ты бабка, лучше бы выпить рюмку-то дала!
– Тьфу, ты старый дурак.
В соседней комнате заскрипела кровать дед начал ворчать, но через несколько минут должно быть заснул.
– Ладно, бабушка, я пойду за червями схожу, а потом на рыбалку.
– Хорошо, внук, удачи.
Под старческие причитания я вышел из дома. Пошёл к сараю. Открыл его ключом, зашёл внутрь. Там в ящике я знаю, стояла баночка из-под тушёнки. Я нашёл её и взял. В другом углу стояли инструменты. Я подошёл к ним взял ведро, лопату и удочку. Удочку оставил при входе в сарай. Сам отправился к дереву стоящему слева от сарая. Там я сделал небольшую ямку, сел на корточки и начал собирать червей. В жестяной банке барахтались тёмно-розовые черви. Я поставил баночку в ведро взял удочку и отправился на речку. До неё идти минут двадцать.
Речка небольшая протекает недалеко от деревни. Названия она не имеет, но в народе зовётся «Заячья река». Я не знаю, почему такое название, у бабушки спрашивал – не знает. Дед рассказывал – я не понял. Я уже подходил. Было тихо. Но спускаясь, я увидел девушку с виду моего возраста. Я решил подойти и спросить:
– Привет, ты не против, я порыбачу вон там недалеко?
– Ой, конечно нет,– сказала девушка, её голос был мягким и приятным.
– Хорошо, а зовут тебя, как?
– Алиса.
– Какое странное имя.
– Почему?
– Нет, я имел ввиду необычное.
– Хорошее имя.
– Я не спорю. А как ты его получила?
– Тебе рассказать?
– Ну да!
–Присаживайся, – сказала Алиса и хлопнула по покрывалу слева от себя.
Я посмотрел на неё. Поставил ведро, рядом положил удочку. Сам сел на покрывало рядом с Алисой. Девушка продолжила:
– Мама моя в детстве сказку прочитала.
– А что за сказка?
– Там главный герой девочка «Алиса». Поэтому мама меня так назвала.
– Понятно. Я тебя раньше в нашей деревни не видел, почему?
– Да мы с мамой недавно к бабушке приехали, она нам в письме писала, что ей очень плохо, мы с мамой думали что съездим, а на следующий день похоронка на отца пришла. Вот и приехали, живём уже три недели.
– Понятно, а как бабушка твоя сейчас?
– Сейчас лучше.
– А из какого ты города?
– Мы с мамой из Сталинграда-младшего.
Я не знал, что говорить дальше. Я не говорил ничего. Смотрел лишь вдаль. На лазурную поверхность реки. В ней отражались деревья и белые облака. Также на поверхности отходила небольшая рябь. Я видел, как вдали плескались рыбы. Деревья покачивались от лёгкого ветра. Он же обдул моё лицо. Алиса придерживала свои рыжие кудрявые волосы. Я сидел и молчал, я не знал, что сказать. Мне не хотелось нарушать эту тишину. Но её резко разрезали звуки пения птиц. Я боялся сказать что-то лишнее, задать неправильный вопрос. Я не хочу тревожить Алису, но при этом не хочу терять её. Я хочу с ней общаться. Но судьба не дала мне дара красноречия. За место этого я умею молчать, очень долго молчать. Молчать даже тогда, когда нужно сказать хотя бы что-то, но я молчу. Я видел и слышал многое, но до сих пор ничего не знаю о своих родителях. Много раз я пытался узнать об них хоть что-то, но мне никто не говорил этого. Может мне рассказать об этом Алисе? Если в течение пяти минут она не заговорит – заговорю я. Но нет, прошло уже десять минут, а я всё молчал. «Молчание – золото», говорили люди. Я бы ждал вечность, так бы и не заговорив. Но к счастью своим пушистым голосом Алиса сказала:
– А, что ты не рыбачишь?
– А-а… сегодня клёв плохой.
– Понятно.
Вновь молчание, но оно продолжалось всего несколько минут.
– Что с твоими родителями?
– Я… я… их не помню.
Когда я пытаюсь вспомнить отца или мать мне становится тяжко. На глаза наворачиваются слёзы. Но тут когда я вспоминаю силуэт отца или матери ко мне подходят бабушка и дедушка. Они гладят меня по голове. Я успокаиваюсь. Точно! Мои бабушка и дед. Они мне как родители, они воспитывали меня с самого детства. Перед глазами сразу всплыл образ бабушки. Она сидит на лавке возле дома. На голове у неё был завязан большой красный платок. Бабушка перебирает в своих морщинистых руках небольшой платочек светло-голубого цвета. К ней подходит дед, в руках у него коса, он собирается косить траву на лугу возле дома. Вот кто мои родители. Родитель – это ведь тот, кто воспитал, а тот, кто родил и не воспитал это другое. Я же знал что говорить, я продолжил: