– Да, кто это?
– Гришин Василий Фёдорович, майор милиции.
– Позвольте, а что случилось? Я ничего не совершала.
– Валентина Анатольевна, вы не в чём не обвиняетесь и не чего плохого не сделали.
– А что тогда звоните мне?
– Сообщить нужно новость.
– Давайте.
– Ваши родители были убиты.
– Как убиты? Почему убиты?
– В подворотне, сегодня ночью.
Валентина издала сильный подавленный вздох и спросила:
– Кто это сделал?
– Пока не знаем.
– А когда вы узнаете? Вы вообще понимаете, какой-то не нормальный разгуливает по городу. А если он и до меня дойдёт? И до вас? Вы должны его поймать, нет, обязаны. Это ваша обязанность! Почему вы до сих пор не узнали, кто это сделал? За что вообще вам деньги платят? За то, что вы сукины дети ни черта не делаете? Почему всё так плохо?..
Гришин перебил её:
– Валентина Анатольевна, успокойтесь… я понимаю в каком вы сейчас состоянии.
– Нет, не понимаете. Вы вообще ни черта не понимаете! Откуда вам знать, что я испытываю? Мои родители умерли не своей смертью, их убили!
– Я понимаю вас, – проговорил Василий Фёдорович, вздохнул и продолжил, – мои родители тоже умерли не своей смертью.
– Да? Вы не врёте?
– Не вру. Мать сгорела, потому что была нарушена проводка. А отца зарезали за то, что он проиграл в карты. Тогда мне было где-то девятнадцать или двадцать лет. Я был даже моложе чем вы.
– Да, сейчас мне тридцать. Понимаете, мне очень жалко маму и папу, при всех его недостатках, но я его всё равно люблю.
– Позвольте, какие недостатки?
Валентина замолчала, было слышно шуршание салфетки в трубке.
– Вы плачете?
– Нет… нет… с чего вы взяли?
– Это слышно. Успокойтесь, Валентина Анатольевна, не переживайте мы найдём убийцу.
– Точно? – её голос прозвучал по-детски и наивно.
– Да, это моё личное обещание.
– Василий Фёдорович, извините меня, мне пора. Я пойду к брату расскажу ему, и мы подумаем, что делать.
– Да, Валентина Анатольевна, примите мои искрение соболезнования.
– До свидания.
Она положила трубку. Гришин опрокинулся на спинку кресла, достал сигарету и закурил.
Глава 8. День тридцатый .
Следователь в своём кабинете. Серый дым рассевался в воздухе. С момента последнего убийства прошло уже девятнадцать дней. Всё это время никаких слухов, никаких улик, вообще ничего не было. Иногда по вечерам Гришин садился в кресло, закуривал сигарету и размышлял. Сейчас он этим же и занимался:
«Ничего нового. Тут есть много вариантов где убийца самые правдоподобные это: либо он уже не в городе, или он убит. Возможно, что убийца ещё в городе и отлёживается, но проверить это очень сложно. У меня нет никаких хотя бы примерных образов его внешнего вида. Женщина, которая обнаружила труп Тупаковой, не видела убийцу сторож парка тоже. Его вообще никто не видел. Можно устроить обход всего района, в котором находится парк. Не зря же все убийства происходят там? Явно не зря.
Вообще Щекотун любил парк. Многие убийства совершенны именно там. И вновь вопрос: мог ли Щекотун остаться жив? Это абсурд, тело я-то видел. Может его подбросили? Нужно много фактов и доказательств, а так думать можно долго.
Может правда прочесать весь район? Стоит ли?».
Гришин уже занялся бы этим, если б не мужик, вбежавший в кабинет. Он был в грязном пиджаке, под которым находилась потная ранее белая майка в руках бутылка с дешёвой самогонкой. За ним вбежали два милиционера. Мужчина не мог отдышаться и сказать пары слов. Милиционеры подхватили его под подмышки. Мужик рыкнул, слюни разлетелись, пара попала ему на пиджак. Гришин встрепенулся, но приказал усадить его на стул. Дал выпить стакан с желтоватой водой.
– Товарищ-майор, я… это… рассказать надо, – сказал мужик хриплым голосом, из его рта пахло неприятно, зубы почти все выпали, а те которые остались, пожелтели.
– Чего? Рассказывай. По какому делу?
– Я… это… когда за магарычом ходил… это там бабку убили в парке. Я это… мужика видел.
– Хорошо, когда это было?
– Больше двух недель назад… я это… побоялся рассказать.
– Как он выглядел?
– Он? А, да… высокий, с чёрным гнездом на голове и глаза… безумные. Такие будто бухал полгода. И ещё это… пальцы длинные и острые. Бежал он пригнувшись.
– Пальцы говоришь?
– Да, длиннющие. Я увидел, думал чёртики бегают.
– Пить меньше надо.
– Так я это… от этого как его? Слово умное забыл… этот… стресс… во вспомнил.
– Пьянь, пьянь, а слова какие знает.
– Ну, а вы начальник так не судите.
– Не ваше это дело, гражданин, кого и как мне судить. Имя?
– Чьё? Я же говорю, только видел, как выглядит.
– Твоё имя.
– Иван Генрихович Миллер.
– Немец что ли?
– Нет, корни.
– Значит, Иван Генрихович, мужика ты видел?
– Да.
– А с чего ты думаешь, что он убийца?
– А что он борщ на себя разлил? Весь пупок в кровяке был.
– Тогда, ладно.
– Это… о борще, а вы меня не накормите? А то у меня деньги все… эх! Украли, по пьяни.
– Сейчас, договоримся.
Василий набрал на телефоне номер.
– Майор Гришин, Галин, накорми одного бродягу, сейчас его приведут.
– Да, Василий Фёдорович.
Он положил трубку и сказал мужику:
– Сейчас тебя отведут и накормят.
Следователь встал, мужик тоже, они пожали руки. Мужчина ушёл. Гришин выглядел озадаченным.
«Тёмные непричёсанные волосы, безумные глаза. Многие алкоголики подходят под это описание. Но длиннющие пальцы, это странно. Помню, когда Щекотун был жив, это же говорили немногие. Мог ли Щекотун выжить? Думаю, нет, надеюсь, нет. Хотя в этом городе возможно всё. На то, что Щекотун жив, указывает несколько фактов: внешний вид и способ убийства.
Коршунов… точно! Иван Коршунов этот парнишка светился много где. Мои бумаги этому свидетели. Он выиграл в паре конкурсов, никогда не был замечен в криминале. И по справкам из больниц, никогда не жаловался на психические проблемы. Не мог этот мальчик быть тем маньяком, который убивал и не боялся».
Гришин полез в папку с фотографиями.
«Конечно, – подумал он, – и пальто на нём не выглядит таким старым. И сам он не так измучен.
Я помню, обнаружил связь между криминальными авторитетами и Щекотуном, он убил неугодного им человека. А если его подкинули? А если Коршунова подкинули? Это вполне возможно. Надо к авторитетам, но нужно веское доказательство. Чтобы Хлопов дал ордер».
– Я докажу, что Щекотун жив и на свободе, – сказал следователь, – но нужны доказательства.
Гришин встал и закурил. Он был доволен, но и тревожен.
Глава 9. Ночь тридцатая.
Я лежал на полу. Была ночь около десяти часов. Алису я не видел с того момента как я покончил с Чеснковыми. Это были известные люди, но я мало, что о них помню. Они мерзкие, но слава Богу, что их уже нет. Я убил их! Я считаю это правильным. Они испортили жизнь Алисе. Ах, Алиса! Она расстраивает меня. Я хочу с ней видеться, я должен это делать, она как смысл жизни, как луч света, освещающий этот тёмный омут этого города и меня тонущего в нём. Алиса – свет моей жизни. Она мой грех и моя радость. Моё светлое чудо и мои грехи. Я делать буду всё, что ей угодно, все, что она захочет.
Я лежал так уже несколько часов. Деревянный пол был холодным. Рядом лежали два ножа. Один поменьше и чуть искривлён. Его мне подарил мой дед, он сам его сделал. С ним я многое прошёл. В смутных воспоминаниях из детства я помню, как по прогулке я увидел… рыжую кошку, она ползла на трёх лапах. То падала, то вставала… я решил помочь ей… я подошел, она посмотрела на меня жалобными глазами зелёного цвета… я достал нож взял её за шею и вонзил орудие прямо в живот. Алая кровь брызнула мне на руку. Я осмотрел мёртвое животное взял за голову и пошёл к пруду. Помню, улыбнулся, размахнулся и закинул, чуть ли не на середину. Хорошие, однако, воспоминания. Я лишь помог бедняге скоротать её мучения всё равно рано или поздно подохла бы. Второй нож был обычный кухонный. Я вертел их в руках. Во мне на секунду разъярённым криком пробудилось желание вонзить второй ножик во что-нибудь… живое. Чтобы плоть разорвалась на моих глазах, чтобы кровь разлетелась повсюду. Я хочу, чтобы всё моё лицо было в ней. Она тёплая и вязкая, яркого цвета. Рядом ничего не было, никогда не было рядом человека, которого можно убить
– Чёртов мир! – прокричал я, – почему я не могу сейчас никого убить? Где все люди? Где эти сгнившие уроды?
Я бы мог вонзить нож в себя, но нет, я не живой я давно погибший, сгнивший, омерзительный нет, не человек… я не знаю, кто я. Самоубийство страшный грех. Алиса, свет мой, я не хочу покидать тебя. Ты погибнешь без меня.
– Кто я! Кто я! Кто я! – крикнул эти слова много раз.
Неожиданно для меня раздался хриплый голос. Он доносился из ванны.
– Ты наш, – сказал он.
Я немного побоялся и пошёл туда. Открыв дверь, я увидел огромную чёрную непонятную вращающуюся воронку. Оттуда вылетали глазные яблоки, языки и зубы. Так же раздавался женский крик и визг. Меня звали, манили, костлявые руки тянулись ко мне. Но неожиданно раздался стук во входную дверь такой лёгкий. Я понял, что это была Алиса. Сразу побежал открывать её. Я был прав. Там стояла Алиса, поверх её белых одежд был накинут зеленоватый тонкий плащ. Она прошла, она выглядела грустной. Руки, подложенные под небольшую грудь обтягиваемую блузкой. Глаза её смотрели в пол. Мне казалось, что она плакала. Я потряс её за плечи, она очнулась. Алиса откинула свои ручки по бокам. Я увидел, что у неё все руки были исполосованные красным цветом. В мою голову залезали плохие мысли. Я представил, как Алиса стоит в ванной, она плачет, слёзы текут горячим ручьём по её щекам. В руке у неё огромный кухонный нож. Она рыдает. Раз! И нож на запястье. Кровь хлынула ручьём, Алиса скончалась.
Я не мог смериться с этим видением.
– Алиса, куда ты пропадала?!
– Не кричи на меня!
– Прости, я не хотел…
– Я… не знаю… не знаю что со мной происходит.
– Не плачь, – я обнял её.
Она заплакала.
– Я… я, – она захлёбывалась слезами.
Когда люди рыдали, я был счастлив, но не в этот раз…
Она продолжала:
– Я… очень боюсь… я изрезанная изнутри полностью… я не знаю, как мне жить дальше… вэтом городе у меня никого-никого нет…кроме тебя.
– Меня?
– Да тебя, но тебе угрожает опасность, – продолжала она рыдать.
Я всё время обнимал её.
– Какая?
– Тебя ищут.
– Кто?
– Милиция.
– Грязные уроды.
– Прекрати, пожалуйста!
– Алиса, прости меня. Я очень сильно волнуюсь… об твоей жизни. Ты очень важна для меня. Я… ты не представляешь насколько. Алиса, ты единственная кто меня понимает. Ты прелестная девушка. Но прости меня, прости, пожалуйста, Алиса!
– За что? Что ты сделал?
– Я привязался к тебе. Это очень плохо. Я доставлю тебе столько хлопот. Ты постепенно гниёшь, находясь рядом со мной. Понимаешь, этого не должно быть. Я уже прогнивший изнутри. Скольких людей я убил? Я не знаю. А ты, Алиса, ты светлое создание. Ты не сделал ничего плохого. Никому не сделала. А я? Скольких я убил? Алиса, скажи, пожалуйста, зачем ты резала руки? Это огромный грех, а если бы ты умерла, чтобы я делал? Как бы я жил дальше? Как бы я жил с мыслью, что не смог спасти тебя?
– Прости меня, пожалуйста, прости меня. Я не знаю, что на меня нашло тогда. Я была зла и обиженна. Я не могла смириться…
– С чем?
– С осознанием, что тебя поймают, если ты ничего не будешь делать.
– Нужно действовать.
Как же уйти от проблем? В моей голове всплыл образ моего хорошего знакомого. Мы не виделись с ним уже долгое время. Поможет ли он мне? Попытаться стоит.
– Нам придётся сходить к моему старому знакомому, – сказал я Алисе.
– Кто он?
– Он хороший человек. Даже очень. Мы с ним прошли через многое.
– Он нам поможет?
– Да, думаю, да.
– Тогда выходим немедленно.
Алиса утёрла слёзы, она успокоилась. Я пошёл собираться. Алиса села на диван. Она утирала слёзы и хлюпала носом. Я смотрел на неё, она не поднимала глаз. Решил пойти к шкафу переодеться, открыл его, в зеркале на миг показалось висящее тело Алисы. У неё были растрёпанные волосы, лицо бледное, а на шее большой синяк от петли. Я сразу окинул комнату взглядом, Алиса сидела, положив одну беленькую ножку на другую. Я достал синий пиджак из плотной ткани, он был на трёх пуговицах и такие же брюки, рубашку болотного цвета и надел всё это на себя. Позвал девушку к входной двери, мы вышли в подъезд на лестничную клетку. Там горела противным светом лампочка, повсюду валялся мелкий мусор и был противный запах. Алиса поморщилась и сказала мне, что нужно быстрей бежать на улицу. На улице было темно, я решил идти через подворотни к своему товарищу. Алиса шла по правую сторону. Она издавала лёгкие вздохи, я посматривал на неё. Через подворотни было идти опасно, но быстрее. Логово человека находилось в районе местной элиты. Но именно его место жительства, а мне нужны именно его криминальные таланты. Его жестокость, связи и ум. В подворотнях мы никого не видели, но было очень мерзко проходить через узкое пространство. По правую и левую стороны были стены домов. Они были исписаны разными словами. Чаще всего не приятного содержания. На сильно потрескавшемся асфальте лежали пару разбитых бутылок из под водки. Пройдя дальше, была заметна экспозиция, а именно три табуретки, две деревянные коробки, стоявшие друг на друге и газета, лежавшая на них. Валялись бутылки, закуска, над которой летали какие-то насекомые и чей-то пиджак уже грязный, порванный и пропахший гнилью этого города. Судя по всему, мы с Алисой зашли во внутренний двор. На крыльце горела лампа. Были слышны крики женщины, наверное, её пытаются убить, ограбить или изнасиловать. В этом городе только и происходит всё это по ночам. Я лично видел всё это своими глазами. Я не пытался спасать жертв, я сам был жертвой. Я убивал многих никого я не смог бы спасти. В этом и не было бы смысла, потому что каждый умрёт. Алиса, ты умрёшь – я не переживу этого. Надеюсь, я сдохну первым.
– Алиса, – сказал я тихим голосом.
Алиса посмотрела на меня детским наивным взглядом. Я придвинул её к себе, она издала лёгкий стон.
– Что?
– Ничего, я просто… забудь.
– Что ты? Говори.
– Если бы ты знала, как мне сейчас тяжело! Алиса, милая Алиса, и я иду по дороге к нему, сокращая путь, и знаю, что сокращаю свою жизнь. Я знаю, точно знаю, что у моей жизни всего два конца: либо меня поймают и расстреляют, либо я наложу на себя руки. Алиса, прости меня, прости меня, если сможешь. Я не хотел говорить тебе этого, но я должен. Алиса, я всю свою грязную жизнь поступаю не правильно. Я убивал людей и заставлял общество страдать. Но я никак не смогу изменить этого. Но я должен быть сильным пред тобой, я должен быть твоей опорой и поддержкой…
– Нет, ты не прав, ты сильный… очень сильный. Не каждая живая тварь способна на убийство. Явно это признак твоей душевной силы. К тому же, пойми меня, друг мой, я всегда буду рядом. Всегда, обещаю, всегда! Ничто не сможет оттолкнуть меня от тебя. Я… я не могу отвязаться от тебя, мы не сможем уже более разорваться. Мы – это сила душ. К тому же только ты меня понимаешь. Наверное, только я понимаю тебя.
– Да, Алиса, ты права. Только ты понимаешь меня, только ты проявляешь ко мне симпатию. Другие только ненависть.
Она придвинулась ко мне и обняла. Я почувствовал её тепло и мягкую кожу.
Через ещё некоторое время мы подошли к с виду, заброшенному трёхэтажному зданию. В окнах не горел свет. Оно было горчичного цвета местами в трещинах. Я подошёл к входной двери постучал три раза. Грозный голос сказал:
– Кто?
Я ответил:
– Лисичка-сестричка. Это я.
За дверью раздался громкий вздох, но дверь открыли. За ней стоял большой мужик в тёмной майке. Он был подвыпивший. В доме горел тусклый свет, окна заколочены досками, поэтому на улице не горел свет. Стояла деревянная мебель: несколько стульев и один стол, на котором лежал чемодан с деньгами. Смутные воспоминания говорят мне, что я раньше держал их в своих руках. Не знаю почему, но я не помню прошлого. Хотя меня это сильно не колышет. Мне и так вполне хорошо. Я не помню прошлое и с одной стороны это даже хорошо. Человек, не знающий, что было, не думает хороший ли он? А почему тогда думаю я? Явно это не признак адекватности. Конечно, какой признак адекватности у человека, который убивает других людей. При всём при этом я даже не испытываю чувство вины и жалости. Я псих, больной психопат, сгнивший уже давно. Как же я могу испортить эту светлую сущность – Алису. Ах, светлая девушка. Зачем я к ней привязался? Не знаю. Это явно хорошо не кончится…
Ещё раз, оглядев комнату, снова посмотрел на стол. Там кроме чемодана ещё были две бутылки дешёвой водки и четыре гранёных стакана. В углу комнаты я заметил спящего человека. Короче говоря, обстановка самая приятная, та и которая была раньше. Странно, что я помню и одновременно не помню, как-то обрывками. К нам с Алисой подошёл мужик и проводил вниз по лестнице. Алиса шла молча. Мы подошли к двери нам открыли.
Посередине комнаты стоял большой красный кожаный диван. На нём сидел мой хороший товарищ. По бокам от него сидели две девушки с обнажёнными плечами. У них были светлые волосы и голубые глаза. Он никак себе не изменяет. Одну держал за светлую ножку, а вторую гладил по голове. Он был пьян. Когда я зашёл, он сразу встал, крикнул на девок, грозным голосом, он был довольно захмелевшим, они убежали, он подошел ко мне.
– Мать моя ты ли это?– сказал он.
Схватил меня своей мощной рукой за плечо, а второй потрепал по голове. И снова сказал:
– Неужели судьба снова свела нас?
– Да, Колобок, свела судьба поганая.
– Давай обниму тебя что ли?
Он схватил меня и заключил в очень крепкие объятия. Я почувствовал запах его потной кожи. Ещё от него пахло дешёвой водкой и перегаром.
– Не просто так прикатился же?– сказал он, хлопнув меня по плечу.
– Да, ты прав. Я… я… крупно вляпался…
– И ты хочешь, чтоб я тебе помог?
– Да. По старой дружбе.
– Я-то помогу. Но давай по душам с тобой побалакаем?
– Я не знаю, что сказать, Иван Иванович, я… я очень обеспокоен. Не знаю, как объяснить, но мне тяжело. Очень тяжело во мне как-то всё переворачивается. С каждым днём я всё больше думаю о смерти. Я чувствую, что скоро сдохну.
– Да, ты сдохнешь. Другого конца и не будет. Я хоть и твой друг, но это правда. Вообще не переживай сильно. Лучше сдохнуть под забором, чем в лапах милиции.
– Я знаю. Понимаешь, Колобок, я не могу жить как раньше. Она… она меня изменила.
Колобок ухмыльнулся. Странно, что он не обратил внимания на Алису. А где она? Наверное стоит за дверью.
– Давай выпьем с тобой?
– Нет, спасибо, Иван Иванович, я не буду пить.
– Как знаешь. Иногда вспоминаю наши ночные пьянки с девками. Ох, какие у них были груди? упругие такие, а с каким мастерством они отрабатывали? А? Помнишь?
– Нет.
– Почему? А ты ж пьяный был. Тогда понятно.
– Иван Иванович, пойми и помоги.
– Ты жалкий, но я помогу тебе. Что-то с тобой случилось. Ты стал каким-то не таким. Что случилось?
– Я не знаю… я не могу объяснить.
– Ладно. Тебя за яйца тянуть бесполезно. Ни черта умного не скажешь.
– Я пытался начать жить заново, но…
– Не получится у тебя жить по-другому. А вообще баран ты, не знаешь, что хочешь. Определись.
– Извини меня, Колобок, я хочу, чтобы ты помог мне.
– Помогу. Только расскажи мне.
Я рассказал ему всё, что было. Он потупил голову, налил в стакан водку, выпил его залпом.
– Скорее всего, твоим делом занимается всё тот же перец Гришин.
– Не очень помню его.
– Да и хрен бы с его хлебалом! Тебе его убрать с поляны нужно.
– Убить? Я готов. Давай мне его местоположение.
– У него, я знаю, дачка есть. Может он там, лето всё же. А может его жёнушка там. Не знаю. Короче, отправишься на дачу, а там уж разберёшься.
– Хорошо, Колобок, я тебя понял, спасибо. Адресок дашь?
– Конечно.
Он достал клочок бумаги, на котором был написан адрес.
– Так, это конечно всё прекрасно. Но давай бумажку подпишем?
– А зачем?
– Ты, правда, баран-то. Чтобы в моём предприятие никто не косился, мол, я тебе денег просто так дал. Конечно, я бы дал тебе их просто так. Видишь чемодан? Весь бы отдал. Я бы тебе свою любую девку бы дал. А как к этому мои мужики отнесутся? Они всё чуют, всё слышат шакалы. Короче, мы сейчас подпишем бумажку, и у нас будет некий контракт на убийство. Вообще ты бы мог свалить из города, но делу это мало поможет. Лучше убить Гришина. Ты и мне так поможешь.
– Я понял. Деньги мне зачем?
– Ты-то помрёшь скоро под забором где-то, если так же будет продолжаться. Ты себя видел? Исхудал, ты вообще ешь?
– Да, по утрам.
– Эх, ладно. Короче, удачи. Ещё надеюсь, увидимся.
– Я тоже, Иван Иванович.
Колобок подошёл ко мне, дал пачку денег. Показалось, что по его щеке текла слеза. Он придвинулся ко мне ближе и обнял меня, затем и я его.
– Ладно, хватит сопли жевать. Вали, делай дела и бумажку возьми.
Он дал мне контракт, я убрал его в карман брюк. Ещё раз, посмотрев на Колобка, вышел из комнаты. За дверью, облокотившись к стене, стояла Алиса. Я позвал её за собой. Я решил отвести её домой, а самому пойти на дело. Когда мы уже шли домой по тёмным, грязным и мерзким подворотням. Она, легонько вздохнув, сказала:
– Ну, как там?
– Всё хорошо. Сейчас мы должны пойти, домой, я тебя там оставлю, а сам отправлюсь на дело.
– На какое дело?
– Убийство.
– Опять убийство. Может как-то по-другому?
– Нет, Алиса по-другому нельзя.
– Почему?
– Алиса, я не знаю. Так нужно, пойми, пожалуйста.
– Я понимаю.
Остальную часть мы шли без разговоров. Иногда Алиса посматривала на меня. Я посматривал на неё. Она выглядела обеспокоенной. Мы шли тем же путём, по тем же переулкам и подворотням. Странно, что всё так происходит. Алиса шла по правую от меня сторону. Я переживал. Если план Колобка загнётся и всё? Что делать? Не знаю.
Мы проделали такой же путь обратно до дома. И вот я и Алиса уже возле входной двери. Я посмотрел на пол, там была лужа крови. Кровь вытекала прямо из под двери. Кого там убили? Меня не было дома несколько часов. Мне стало страшно. Алиса не подавала никаких признаков. Она не видела ничего странного, что рядом с дверью лужа крови. Я не сразу открыл дверь. Сначала заглянул туда сам, все в порядке кровь под ногами пропала. Алиса прошла за мной. Она присела на диван положила одну ножку на другую, поправила кудри рыжих волос и задумалась, изредка она поглядывала по сторонам.
– Алиса, ты выглядишь как-то обеспокоено, – сказал я, присев на диван.
– Почему?
– Ты молчалива и задумчива.
– Я переживаю… за тебя. Я боюсь потерять с тобой контакт. Знаешь, как мне было бы тяжело?
– Прости, Алиса, но нет. Я не могу в полной мере тебя понять.
– Ничего… всё нормально.
– Правда?
– Да.
Она встала и подошла ко мне. Приблизилась ближе и положила руку мне на плечо, а вторую на голову. Она потрясла меня за волосы и мягким голосом сказала:
– Обещай, что всё будет хорошо.
– Обещаю.
– Спасибо, тогда удачи, друг мой.
– Спасибо, Алиса.
–Да, не благодари меня.
Она отошла и снова села на диван. Я взял перчатки со стола. Отправился к выходу. Ходят ли сейчас автобусы? Скорее всего, нет. Ладно, пойду пешком. Идти туда где-то минут пятьдесят. Лучше бы было доехать, но ладно. Я шёл сначала по тротуару. Мне не попадались толпы людей. Было где-то пару или тройку человек. Что-то очень странное показалось мне в тот момент, у одного мужика не было глаз – лишь пустые глазницы. Я не знаю, что это было, но было страшно. Идя по городу я смотрел на фонари, они горели жёлтым светом. Он раздражал меня.
– Хватит! – крикнул я и кинул камень в лампу.
Она разбилась со звоном.
Через минут двадцать, я уже вышел из города. Я шёл по трассе. Был местами треснутый асфальт, иногда ямы. По сторонам изредка стояли домушки. Старые и осевшие. В некоторых окнах горел свет. Какие же однако, бывают идиоты? Кто не спит в столь поздний час?
– Плевать! – крикнул я.
На секунду всё затихло. До этого тоже было тихо, лишь сверчки и прочие им подобные создания издавали какие-то звуки. Я остановился и огляделся. Уже не было видно домов, с одной стороны лес, с другой поле. Как я прошёл дома и даже этого не заметил? Впереди я увидел, как из леса вышел человек в цилиндре. Он посмотрел на меня, его лицо озарилось каким-то светом. Он ехидно улыбнулся. Мне стало не по себе. Вдруг из-за поворота вырвалась машина и со всей скоростью врезалась в этого человека. Его разорвало на две части. Туловище отлетело далеко вперёд, а ноги прямо ко мне. Повсюду была кровь и кишки. Я поднял голову, там неестественно медленно спускался цилиндр. Я огляделся и понял – я весь в крови. Я ускорил шаг, практически побежал.
Что было бы, если бы эта машина сбила меня? Мучения бы кончились. Всё прекратилось бы. А, Алиса, что было бы с Алисой? Она говорит, что нет у неё здесь близких никого кроме меня. Как она неправильно поступает. Зачем она привязалась ко мне? Зачем?
– Зачем? – крикнул я в тишину.
От этого явно ничего хорошего не будет – только страдания. Я не принесу ничего в этот мир кроме страданий и горя. Я… я убийца… скольких убил – не могу перечесть. Я убивал их всех пачками. Ах, Алиса, светлая девушка, зачем я тебе нужен? Мне вспомнились строчки из одной песни:
Капризная, упрямая,
Вы сотканы из роз.
Я старше вас, дитя моё,
Стыжусь своих я слёз.
Потом я вспомнил другие слова из этой же песни:
Капризная, упрямая,
О, как я вас люблю!
Последняя весна моя,
Я об одном молю:
– Уйдите, уйдите, уйдите…
– Уйдите, – проговорил я.
Ах, Алиса. Зачем ты нашла меня? Я испорчу тебя. Я уже тебя порчу. Алиса, ты привязалась ко мне, да и я по правде тоже. Очень много я думаю о ней в последнее время. Очень… много. Алиса, она свет моей жизни. Он для меня огонёк, согревающий меня каждый день. Огонёк, который освещает тёмный путь к концу жизни. Как я раньше мог существовать без неё? Я не знаю. Я много о ней думаю… Не мог ли я в неё влюбиться? Нет, конечно, нет! Я убийца – монстр, а она светлый лучик. Грешная, конечно, грешная у неё душа. Она испытывает ко мне симпатию. А я не человек я монстр. Алиса, не может любить меня, это не правильно. Не правильно! Я буду гореть в Аду за такие мысли. Как же я хотел сгореть в пламени, чтобы перестать страдать. А Алиса? Что она будет делать? Если я сдохну, надеюсь, она меня не забудет. Мысли в голове начали путаться. Крепко зажмурив глаза, я успокоился. Дальше я уже не смог остановиться, стихи песни лезли в голову сами:
Вы песенка весенняя
Средь мраморных колонн.
Моя же песнь осенняя -
В ней слышны скорбь и стон.
Над сердцем правлю тризну я, -
Вам радость жизнь дарит.
Зачем я вам, капризная,
К вам юноша спешит.
– Спешите, спешите, спешите…1
– Спешите, – тихо проговорил я.
Алиса, Зачем я тебе нужен? Ради чего? Я не хочу её портить, она чиста душой, а я нет.
Подул лёгкий ветер, он растрепал мои волосы. Я закрыл глаза, вижу образ Алисы – пряди её кудрявых рыжих волос лежат на её плечах, зелёные глаза сверкают огоньком идеи. Она поправляет волосы рукой и улыбается. Она залита лучами утреннего солнца. Я вновь чувствую, как по моей щеке течёт горячая слеза. Резко, на долю секунды я увидел Алису, она была вся в крови, а в руке нож. Она улыбалась, взгляд её был неуравновешенным, растрёпанные волосы. Руки… они были по локоть в крови.
Я встряхнул головой – ведение пропало. Сам не заметил, как оказался возле посёлка. Я прошёл по дороге вперёд. С обеих сторон стояли не большие домушки. Правда, не в одном доме я не заметил, как горел свет. И вот спустя минут десять я возле дома того следователя.
Он был приятен снаружи: покрашен в серый цвет, аккуратные белые окна, забор из коричнево-карамельного цвета. Подошёл к калитке, она была закрыта. Я попытался открыть её, но у меня не получилось. Оглядевшись, я увидел пару деревянных ящиков из под рассады. Ими можно воспользоваться, чтобы перелезть через забор. У меня это прекрасно получилось. Я оказался на территории дома, она была довольно хорошо убранная. Скорее всего, следователь находился внутри дома. Конечно, это и ежу понятно, сейчас же поздно. Сколько сейчас времени? Часов у меня нет. Я подошёл к двери, она была закрыта – неудивительно. Можно было бы её выбить, но это не разумно, он сразу проснётся. Окно тоже не вариант. Я обошёл дом никаких входов и выходов. Решил вернуться к входной двери. Надел перчатки. Самым тонким лезвием залез в замочную скважину. Я смутно помню, как Колобок учил меня открывать замки такого типа. Через некоторое время замок уже был взломан. Я зашёл в дом, там было темно. Решил пройти в коридор в последнюю дверь. Вроде нельзя сказать, что помещение большое, но мне почему-то было не по себе. Дом казался мне живым. Его отдалённо слышал его дыхание. Под моими ногами был, будто язык, отчётливо чувствовалось как что-то пульсировало. Казалось, что стены смотрят на меня. Картины шевелились по полу, люди с фотографий смотрели на меня с осуждением и наслаждением. Повсюду бегали маленькие тараканы. Отряхнувшись, и шлёпнув себя рукой по щеке – всё стало нормальным. Пошёл я в предполагаемую спальню, зашёл, там было пусто. Где гадкий следователь? Я вышел из спальни, чуть пройдя по коридору, зашёл в кухню, там никого. Если я его не убью, хотя бы испорчу его имущество, пусть помучается с восстановлением. Поэтому первое, что я сделал это с хохотом начал ломать картины. Повалил сервант с посудой. Такой звон! Приятный звон! ДЗЫ-Ы-Ы-Ы-ЫНЬ!!!!
Я рассмеялся.
После сделанного я вышел на улицу. Затем за калитку. Неожиданно, я почувствовал, как в мой левый бок упёрлось дуло ружья. Конечно, это сам следователь. Он крикнул:
– Стоять!
– Конечно, я встану, – проговорил я.
Я улыбнулся. Левой рукой схватил за ствол, а правой ловко размахнулся и вдарил ему лезвиями прямо под подбородок. Что сказать, теперь следователь убит, и я с Алисой в безопасности… я оттащил его в кусты.
– Алиса, теперь нам ничего не угрожает. Как я боюсь своих чувств и эмоций…
Я оглянулся и негромко пропел:
Капризная, упрямая,
Вы сотканы из роз…
Я отправился домой.
Глава 10. День тридцать пятый.
Гришин проснулся в тёмном коридоре. Вокруг темно. Слышаться страшные голоса. Он не мог разобрать, что они говорят, но отдалённо слышались фразы: «Предатель!.. Слабак!.. Ты… не поймаешь маньяка!..».Всё его лицо было мокрым, со лба ручьями стекал пот. Гришин издал лёгкий стон, его ели можно было услышать. Он чуть приподнял голову, отряхнул волосы со лба и наконец, встал. Оглядевшись, он понял, что из одежды у него белые брюки и белая рубашка, на ногах, лёгкие ботинки без шнурков. Гришин находился в длинном коридоре. Стены и пол были побиты, много трещин. Горел неприятный, приглушённый белый свет. В конце коридора стоял силуэт человека с длинными и острыми пальцами. Он повернулся и ехидно улыбнулся. В глазах стрельнуло наслаждение. Следователь испугался и возненавидел его, быстро привстал и побежал за ним. Из стен начали вылезать тела мёртвых людей. Сначала вывалилось тело Тупаковой Маргариты Семёновны, за ней Анатолий Маркович Чесноков, сверху на него его жена Антонина Николаевна Чеснокова. Потом тела других людей. Их были десятки. Гришин бежал за ним, но когда уже был рядом, следователь споткнулся и начал падать. Он падал и кричал. Был слышен крик женщин и плач детей. Гришин падал и резко проснулся… с его лба скатывались большие капли пота. Он дышал отрывисто. Сердце билось очень часто. Всё его лицо было помятым и красным.