Так вот, эта поездка показала, насколько ничтожно я знаю об участниках циркового коллектива. Всю дорогу я прислушивался к чужим разговорам, байкам и сплетням. В конце-концов продвинулся значительно вперед и узнал много нового, из-за чего мог бы спокойно ловить «таракана» голыми руками, не навредив ни себе, ни кому-либо из окружающих, но меня по-прежнему беспокоил один вопрос. Без него мне никак не собрать ее. Так что поспешить с этим делом не помешает.

Приехав с опозданием в Вязьму, мы наспех стали готовиться к выступлению, но как оказалось о нашем появлении никто даже и не догадывался. Любови Васильевне пришлось немало побегать, чтобы решить это дело. Как оказалось, заведующего клуба, где нам предстояло показывать свое мастерство, забыли оповестить о нашем приезде и поэтому, естественно, у него было удивленное лицо, когда прибежала Любовь Васильевна и спросила:

– А вы что, нас не ждете?

Но, как известно, все всегда благополучно заканчивается, и нам после недолгих колебаний все же было не отказано в выступлении.

Началось оно ровно в двенадцать. Зрительный зал забился под завязку! Человек триста. Первый раз мне приходилось видеть такое большое количество людей, которые будут наблюдать исключительно только за мной (в моем номере), и если что пойдет не так, то это будет полный провал. Все остальные сначала тоже растерялись, но Любовь Васильевна их успокоила и вселила в них уверенность.

Сначала, до седьмого номера все шло хорошо, без единого сбоя или неточности, но вот когда на сцену вышел Вячеслав Романов со своей лестницей… тут уж пошла явная белиберда и кто-то сильно перестарался: при попытке залезть на нее, чтобы сделать наверху стойку на голове, она каким-то «таинственным» образом разъединилась на две половинки и мальчик чудом не сломал себе шею. Просто долгие тренировки сделали свое дело и он, благодаря сальто, опустился прямо на ноги, чем потряс не только зрителей, которые предполагали, что все это замысел руководителя и самого исполнителя, но и саму Любовь Васильевну, которая откровенно забыла про все «несчастные случаи» и теперь лишь широко раскрыла глаза и покачала головой. Больше ей добавить было нечего.

Как только Вячеслав оказался за кулисами, то вздохнул с таким облегчением, как будто только что выиграл в теннис «кубок Кремля» или чего-нибудь похлеще.

После этого инцидента, все стали проверять свой реквизит. Я хотел было этого не делать, но потом подумал: «А почему бы и мне не поискать в моих арсеналах подвоха? Что, из того, что когда комната была закрыта? У Жени же шест подпилили, и она с радостью «поела» опилки, так почему бы мне этот таинственный незнакомец или (незнакомка) не устроил то же самое? Доверяй, но проверяй!» Что я и сделал в последующую минуту.

Бог ты мой! Почему я не совершил этого раньше? В тот момент я посчитал себя таким глупым, что захотелось сбежать с этого выступления и уединиться в комнате, ругая себя последними словами. Все мои секреты были выявлены и просто-напросто исчезли. Но что я мог сделать за клоунскую репризу «Спящий экстрим»? Практически ничего, поскольку она уже шла полным ходом и должна была вот-вот закончиться. Но и здесь я почему-то не смог логически поразмыслить, и чтобы начать с первого трюка, который заведомо не получится, я решил привести в порядок последний – мой самый любимый – фокус с деньгами, так как лишних денег у меня не оказалось.

– Фокусы! Игнат Белов!

Невольно вздрогнув, я закрыл глаза и мысленно помолился, попросив удачи.

Зазвучала музыка, вынесли столик с сачком, веревочками и платочком. Вышел. Но я, все-таки, был не настолько глуп, как мне казалось чуть ранее. У каждого фокусника, как известно, обязательно должен быть запасной вариант исполнения того или иного трюка и при неудачи он не теряется, а пользуется вторым способом. Я тоже не отстал от них или по крайне мере пытался не отстать и помимо секретов внутри коробок и ящиков, имел секреты в тайных карманах своего костюма, где находилось все, что угодно.

Выйдя на сцену и разведя руки в комплементе, я взял со столика большой блестящий платок и накрыл руку, а затем стал доставать из-под него платочки поменьше. Вынув три штуки, я взял со столика сачок, в который и сложил все это добро, показав предварительно, что он пуст. Это все хорошо, но вот что я оттуда выну? Все, что там было – исчезло! Пришлось прибегнуть к секретному отделению в рукаве фрака. Неудобно было страшно, но долгие тренировки перед зеркалом не прошли для меня даром и я, вскоре, вытянул, за кончик, уже связанные платки, а затем из сачка появилась полутораметровая веревка. На некоторое время можно было забыть о неприятностях, поджидающих впереди и полностью сконцентрироваться на трюках с веревочкой.

Завязав три узла и, показав их публике, я быстро «снял» их и показал пустые руки. Затем, связав два конца вместе, положил их на стол, но, что-то вспомнив, вновь взял и разрезал ножницами пополам. Связал. Обрезал один из узлов. Веревка оказалась целой! Этого мне показалось мало, и я вновь ее разрезал. Связал. Вновь обрезал, но веревка опять-таки не пострадала. Развязав два конца, я намотал ее на руку и стряхнул. На ней оказалось три узла! Показав их зрителям, я положил ее на столик и мне вынесли, разукрашенную коробку. Я знал, что там ничего нет, но старался не придать этому значение. Улыбнулся. Скользнул взглядом по стоящим за кулисами артистам и продолжил номер.

Мне показалось, или я действительно заметил у одного артиста недоумение, застывшее на лице? Нет, видимо все-таки показалось. «Нужно перекреститься! – подумал я. – Хотя с другой стороны, когда крестишься, то в двойне кажется!»

Я еще больше улыбнулся и продемонстрировал публике совершенно пустую коробку, которая на сей раз была действительно пуста. Поставив ее на стол, я взмахнул над ней руками, открыл верхнюю крышку и, незаметно для зрителей, ослабил скрытую резинку, прикрепленную к поясу, и катушка двадцатиметровой ленты практически бесшумно упала внутрь. Улыбнувшись, я сделал удивленное лицо и стал за край извлекать ленту. Минуты через две она закончилась, и ассистентка Лена унесла ее за кулисы, в то время как Аня уже выносила «денежный треугольник». Пока она его держала, я продемонстрировал зрителям десятирублевую купюру, затем, взяв из рук ассистентки реквизит, показал, что и там ничего нет. Но вот я положил туда сто рублей, сделал несколько пассов и вновь достал те же самые деньги. Казалось, фокус не удался, но когда я извлек оттуда настоящий денежный «веер», штук так десять – все поняли, что это не так. Вышедшая Лена, забрала треугольник, а я сделал финальный комплимент и ушел за кулисы. Унесли столик. Музыку выключили, и вновь пошла клоунская реприза под очень необычным названием «Саман – рахит». Причем здесь рахит?

До конца выступления оставалось два номера, исключая разве что парад и я решил не спеша переодеться, а то мало ли что произойдет – одежду, к примеру, сопрут! Найдя свой стул с вещами в целости и сохранности, я так и поступил.

«Так кто же копался в моей комнате? – думал я, одевая рубашку. – С этим нужно побыстрее разбираться, а то, что ж получается? Ты тут старайся, делай номер, а кто-то возьмет и завалит его, совершенно не сожалея и не сочувствуя тому, что произошло. Не понимаю, как так можно? К тому же где они второй ключ раздобыли? Совсем обнаглели! Вот так и оставь там что-нибудь ценное. Моментально сопрут. Все равно мне не понятно, как это произошло, если все мои подозрительные личности отсутствовали. Значит, моя версия оказалась ошибочной, и я зря думал о ком-то другом. Ответ нужно искать где-то здесь, среди сегодняшних артистов».

Пока я беседовал сам с собой, завязывая шнурки, случился еще один весьма неприятный инцидент: во время номера «Эквилибр на цилиндре», с участием трех мальчишек, в тот самый момент, когда один из них поставил на столик цилиндр и пытался на него встать, часть сцены вдруг провалилась и он, вместе со своим реквизитом полетел следом. К небольшой дыре в сцене подбежали двое ребят и заглянули внутрь, затем сделали какой-то кривой комплимент и ушли за кулисы.

Любовь Васильевна совсем обомлела и теперь просто сидела на стуле не в силах пошевелиться.

Про жонглеров я вспомнил в самый последний момент, уже тогда, когда начался номер. Ко мне подошла взволнованная Настя и, увидев меня одетого, удивилась, а потом спросила:

– А ты что, разве не будешь в жонглерах участвовать?

Тут-то я все и вспомнил. Даже не знаю, когда я в последний раз так быстро переодевался. Кажется, это был один единственный момент, когда я опаздывал в школу. Да-да, именно в школу, а не куда-нибудь еще. Другой бы на моем месте подумал: «Ну, проспал и что? Какая разница, схожу я в школу или нет! Один день ничего не решает!» Но только не для меня. Для меня каждый день что-нибудь да решал! Воспоминания. Кажется, это происходило так давно, а на самом деле все выглядело иначе… «Настанет момент, когда я вот так же как и сейчас, буду вспоминать Светлану Тужуркину, с ее вечной задумчивостью и глазами, полными планов и размышлений; Ольгу Подчечуйкину, с ее великолепной лучезарной улыбкой и несравненным голосом; семью Колошиных – они, как две составляющие части японского символа «Инь-янь» – черное и белое, а уж кто из них черное, а кто белое – решайте сами. Для кого-то это будет она, а для кого-то это будет он».

С трудом, но мне все же удалось справиться к определенной минуте, и номер прошел просто блестяще – один из немногих, который был действительно на высоте.

Выходя с Настей на плечах, я и не подозревал, что она окажется настолько тяжелой. Мне было так неудобно кидать мячи и в одно мгновение даже показалось, что я испорчу номер, но, к счастью, этого не произошло. Все-таки здорово, когда ты участвуешь не в одном, а в нескольких номерах. Почему-то мне всегда нравилось видеть зрительный зал, людей, устремивших свои взгляды исключительно на тебя, их удивление или улыбку. Некоторые артисты из нашего коллектива боялись выходить на сцену при большом числе зрителей, но лично я считал, что все свои внутренние страхи можно пересилить. Я выходил на сцену как к своим друзьям, которых знал долгие годы, и которые всегда ждали от меня чего-то новенькое. Однако, общаться с публикой мне еще не приходилось, так как к разговорному жанру надо готовиться заранее, тщательно выбирая нужные слова и составляя красивые предложения.

Я знал, что разговаривать со зрителями мне не придется!

Клоунская реприза и финальный парад завершили наше не очень удавшееся выступление. Все наши эквилибристы и Вячеслав Романов были сильно расстроены, но всеми силами пытались не показывать этого.

– Черте что творится в этой Вязьме! – сказала Любовь Васильевна, обращаясь к мужу.

– В цирке, действительно, стало опасно заниматься! – сказал он.

Многие сегодня были в плохом настроении, но если бы с нами находилась Вероника, настроение было бы еще хуже. Она уж слишком много преувеличивала и многие проблемы считала своими собственными, что практически всегда сказывалось на ней самой.

Сборы прошли быстро. Намного быстрее, чем ожидалось. Видимо все эти происшествия способствовали тому, что каждый участник циркового коллектива больше времени уделял своему реквизиту и костюмам, а не постоянными разговорами друг с другом, которые так всегда отвлекали. Выйдя из помещения на улицу, мы сразу же направились к стоящему в отдалении автобусу. Похоже, он простоял здесь все время, все те два часа, что мы выступали. Произведя погрузку реквизита, все расселись на давно «забронированные» места (заняв их еще по дороге в Вязьму) и автобус стал удаляться от места не вполне удачного выступления. Как и во всем другом автотранспорте, в автобусе, по всему салону расходилось тепло – работала печь. Тут же развернулась невероятная дискуссия о недавно случившимся.

– Кто распилил мою лестницу? – с подозрением в голосе спросил Вячеслав, обведя присутствующих глазами, и остановился на мне.

Его намек был ясен.

– Ты пытаешься выдвинуть обвинение об инциденте мне? Тем самым покрывая другого? – спокойно ответил я, хотя у меня никто ничего не спрашивал, один только взгляд.

– Я… я ничего подобного не говорил.

– Но думал именно это.

– Думал? С чего ты взял?

– Твой взгляд!

– Взгляд?

– Да. По нему все было ясно.

– Но я мог посмотреть на кого угодно…

– А остановился на мне!

– Это еще ничего не значит! – вмешалась Женя. – С таким же успехом он мог бы произнести все это, глядя в глаза мне… или кому-нибудь еще.

– Женя права! – подтвердила руководитель, сидевшая на первом сиденье вместе с Сергеем Дмитриевичем, который смотрел в окно, но одним ухом все же прислушивался к нашим разговорам. – Но ты не можешь также отрицать, что это был не ты!

Во мне моментально произошел какой-то срыв. Вся моя условно называемая «карточная пирамида» спокойствия вдруг в мгновение ока пошатнулась и рухнула. В этот момент мне так сильно захотелось рассказать все, что я узнал об этих «несчастьях»… но в самый последний момент я «ухватился» за фундамент здания и спокойным, но дрогнувшим голосом ответил:

– Именно! Но вы не можете отрицать, что это могли бы быть и вы!

Время остановилось.

В душном салоне автобуса стало нарастать напряжение.

Тишина. Успокоились все, даже вечно разговаривающие и заламывающие друг другу руки, ребята и те, отвлеклись от своих постоянных однообразных дел и повернулись в нашу сторону, открыв рты. Даже Светлана Тужуркина забыла про свои размышления и, «вернувшись с небес на землю», переводила взгляд с меня на руководителя. Даже Сергей Дмитриевич, не веря своим ушам, посмотрел на меня. У всех – застывшее на лице удивление и недоумение. Никто даже и не подозревал, чем все это может обернуться.

– Как ты можешь говорить такое? – наконец спросил мужчина, все еще не веря своим ушам. – Ты же прекрасно знаешь, что она все время находится на сцене.

– А вы прекрасно знаете, что я все время сижу рядом.

Сергей Дмитриевич кивнул головой и повернулся к окну. Любовь Васильевна долго на меня смотрела, будто собираясь что-то добавить, но все же не решилась.

– Зачем ты такое ей сказал? – шепотом произнесла сидящая напротив Подчечуйкина.

– Ты же обидел ее! – подтвердила Женя.

– Ты не представляешь, что наделал! – вмешалась Настя.

Я посмотрел на Анастасию, затем на Женю и добавил:

– Я знаю, что делаю!

Оставшаяся часть пути прошла практически молча и довольно-таки быстро. Больше никто не пытался продолжить разговор Славы, и все шушукались друг с другом исключительно о своем, не посвящая в тайны никого постороннего. Но руководители, по всей вероятности, обсуждали именно эту тему, так как у обоих были задумчивые лица, а Сергей Дмитриевич все время хмурил брови и изредка потирал виски.

Приехали.

Наш автобус оказался сравнительно небольших размеров, рассчитанный человек на двадцать, в лучшем случае на двадцать пять. Сиденья и потолок были обшиты кожзаменителем, на полу линолеум, а все остальное выкрашено в белый цвет. Рядом с окошком, на проволоке, висели занавески из хлопчатобумажной ткани, а кабину водителя отгораживала небольшая ширма. В общем – типичное маршрутное такси, которых у нас в городе хоть «пруд пруди».

«Не могли уже чего получше найти», – подумал я, занося все свои вещи в комнатку.

Пройдя метра три, я в чем-то запутался и только по чистой случайности не растянулся на полу. Освободив руки от реквизита и костюма, я обернулся и посмотрел на пол. Посереди гримерной были разбросаны все мои недостающие элементы к трюкам: и моток ленты для коробки, и платочки с веревкой для сачка, и даже десяток сторублевых банкнот.

– Не, ну надо же! – произнес я самому себе. – Во народ с жиру бесится – хотя бы деньги забрали, раз нашли…

Прибрав все в специально отведенный для этого ящик, я поспешил побыстрее добраться до дома, так как октябрьский мороз оказался намного сильнее, чем я предполагал.

«Скоро новый год! – пришло мне в голову, когда я закрывал дверь на ключ. – Осталось ровно два месяца. Два месяца, и все закончится! Абсолютно все. Ждать осталось совсем недолго».

Поразмыслив с несколько секунд, я все же решил зайти к Любови Васильевне.

Постучал.

– Кто там? Войдите! – послышалось за дверью.

Вошел.

Руководитель сидела за столом и что-то печатала на машинке. Ее мужа не было. Увидев меня, она удивилась, но решила не начинать разговор первой.

– Я пришел извиниться. Мне действительно не следовало говорить вам такое, тем более в присутствии всего коллектива.

Она кивнула головой.

– Хорошо, что ты сам пришел! Мне приходилось выслушивать и более ужасные вещи, так что это еще цветочки.

Женщина встала и подошла ближе.

– Признайся, ты ведь знаешь, кто все это делает!

– А вы? Неужели у вас нет версий?

Любовь Васильевна улыбнулась.

– Извинения приняты. Репетиция, как и всегда.

– Обязательно буду! – сказал я и вышел, оставив ее допечатывать тот текст, над которым она работала до моего прихода.

Оказавшись за пределами шатра, я почувствовал, что мороз начал усиливаться, но все же еще не достиг предела, который обычно бывает по ночам.

Я шел по завеянной дороге по направлению к остановке. С белого неба еле заметными хлопьями, кружась от ветра, падал снег и, хотя он был слишком мелким, сугробы вырастали весьма внушительных размеров. В любую другую минуту, я, конечно же, смог бы оценить красоту города, не обращая внимания на нелепые сооружения и всюду мчащиеся машины, загрязняющие не только все пространство едким дымом, но и настроение. В любое другое время… Но сейчас меня беспокоило совсем иное, то, что было связано с неудачами на сегодняшнем выступлении. Я не знал с чего начать свой монолог. «Какую же кандидатуру мне выдвинуть теперь? Тот человек, о котором я думал раньше, сегодня не пришел, но, как ни странно, ничего хорошего из этого не вышло. Значит, загадка кроется в другом или в другой участнице циркового коллектива. Не может быть! Неужели я все-таки ошибся в своих расчетах? Нужно все продумать заново и решить: либо этот кто-то чертовски умен, либо я чертовски глуп. Сейчас для меня больше подходит второе, нежели первое». Таким вот образом я добрался до остановки и благополучно доехал до дома.

На мое счастье там оказались бабушка с дедушкой. Видимо их похождения по знакомым завершились, но как оказалось позднее, я и здесь потерпел неудачу. За обедом, который для меня настал в пять вечера, я узнал, со слов бабушки, что в середине ноября они едут на дачу к Михалычу, где собираются провести от четырех дней до двух недель, а дедок, услышав разговор, подошел и сказал:

– Да ты сильно не расстраивайся, что один, а то на Новый Год совсем заскучаешь. Нас-то снова не будет.

– И где ж это, интересно знать, вы будете?

– Да в кафе, со своими бывшими рабочими отмечать. Пригласили встретиться. Пятнадцать лет как на пенсию все вышли!

«Ну и планы у них. Нефига ты себе! Дома, месяц, что ли не могут посидеть? Все у них встречи недельные. Новый Год – это же семейный праздник. Сначала дома отметь, посиди, а уж потом делай, что хочешь!»

Хотя обоим моим старичкам было далеко за семьдесят, выглядели они чуть больше пятидесяти и в отличие от вечно сидящих летом но улице старушек, бегали так, что даже я с трудом успевал за ними. А одевались они, будто вечно хотели остаться молодыми. Дедушка: пиджак, брюки, галстук. Бабушка: «моднявое» в семидесятых – восьмидесятых годах платье и какую-нибудь кофту или свитер. Вот и пойми после этого стариков, найди разницу! Одни зимой мерзнут, одевая на себя всевозможные подручные вещи; другие совершенно об этом не думают, а смотрят лишь на то, в чем пришел к ним в гости один из знакомых.

«И бывает же такое в природе! Никогда бы не поверил, если бы не видел все своими глазами».

Меня послали в магазин за хлебом. «Не могли сами купить!» – подумал я, выходя из квартиры. Но как бы там ни было, жилось мне с ними достаточно хорошо и свободно, гораздо лучше, чем с родителями, которых я так же не забывал и навещал каждый выходной, а по будням – звонил и делился информацией. Такой образ жизни мне нравился, и я старался, чтобы это продлилось как можно дольше. Меня все устраивало, я всем был доволен, и повода обижаться у меня не было.

Вышел на улицу. Темно. «Конец октября ведь, и в семь часов теперь будет темно до февраля». Проходя мимо заснеженного стола и скамеечек, стоящих между двух больших берез, я вспомнил лето и всех тех, кто как раз в это время сидел здесь и «забивал козла»; тех, с кем я иногда играл на деньги в «дурачка» или «покер». В последний раз я перекидывался в картишки всего пару дней назад и «заработал своим талантом» весьма приличную сумму, на которую приобрел радиоплеер с диктофоном и четыре аккумуляторные батарейки. Теперь же от восьмиста рублей у меня осталось ровно сто на так называемые разнообразные мелкие нужды.

Быстренько купив все, что требовалось, я повернул обратно. Снег, все такой же мелкий, продолжал опускаться с неба, но на сей раз ветра уже не было. От падающего на него света фонарей, он блестел и в некоторых местах так ярко, что если ему придать вид драгоценного камня, издалека он и казался бы именно этой вещицей.

Проходя мимо одного из подъездов, я заметил какую-то надпись, которой до этого момента здесь не было. Остановившись, я быстро прочитал:

«Срочно закрывайте дверь! По ночам в подъезде ночуют бомжи! Берегите свои трущобы!»

Что ни говори, а оригинальность у нас еще присутствовала, хотя все это можно было написать и краской, ведь рано или поздно мел сотрется или какие-нибудь шутники припишут пару лишних фраз.

Тут дверь этого подъезда открылась, и… я не поверил своим глазам! Передо мной стояла Колошина Вероника, которую я здесь даже и не предполагал увидеть. Сначала она меня тоже не заметила и даже прошла в каком-нибудь метре от меня, но сделав два шага, остановилась и стала медленно оборачиваться. Наконец, на ее лице появилось удивление. Она меня узнала! Как говорится, не прошло и полгода. Вероника не изменила своего «застывшего» положения и продолжала хранить молчание, как будто надеялась, что именно я заговорю с ней.

Первое что пришло мне в голову, было следующее: я разворачиваюсь и не спеша иду дому, дав возможность Вере дойти без опозданий до того места, куда она собиралась. Эта мысль сама собой отпала, так как ничего ценного из этого не вышло бы. Мне, как собирателю информации нужно прислушиваться ко всему, что было и будет сказано, так что такой случай мне не хотелось упускать. Быстренько придумав пару начальных фраз, я решил заговорить первым, ведь не стоять же нам, в самом деле, на морозе и пялиться друг на друга. Это и в цирке можно сделать. И если постоять еще дольше, то она запросто может развернуться и уйти первой, а что еще прикажете делать, если знакомый не хочет разговаривать с тобой? Вот если бы мы долго знали друг друга, тогда другое дело, а так…

– Я и не предполагал, что встречу тебя здесь!

Мне стоило огромных усилий вложить в свой голос всю нежность, чтобы он звучал мягко и спокойно. Такие кругом проблемы, а ты тут старайся!

– Ты здесь живешь? – наконец спросил я, посмотрев на окна всего подъезда.

– Да, – ответила она, подойдя ближе. – А ты не знал?

– Откуда я могу все знать? Читать мысли я пока не научился.

Она улыбнулась.

– Интересно, почему ты не пришла сегодня на выступление? Любовь Васильевна сказала, что у тебя проблемы, и я понял по ее голосу – не малые. Но вот ты передо мной, а проблем что-то не заметно. Может, я ошибаюсь?

Девочка еще больше улыбнулась и заглянула мне в глаза. Ее взгляд был полон сожаления и раскаяния. Видимо действительно было что-то серьезное, такое, из-за чего самая лучшая участница циркового коллектива не смогла прийти и ее номера, так же как номера Иннокентия и Олега, пришлось исполнять другим. Зрелище, конечно, получилось «лучше некуда».

– К сожалению, ты не ошибаешься. Я просто заболела.

– Заболела? Не думай, что я придираюсь, но в чем заключается твоя болезнь?

Вероника опустила голову, и я пожалел, что задал этот вопрос. У меня появилось такое чувство, что девочка сейчас заплачет, но ничего подобного не произошло.

– Вчера днем у меня вдруг заболела голова, появились симптомы простуды, измерила температуру – тридцать девять и шесть!

У меня чуть челюсть не отвисла от только что услышанного, но если это не правда, она великолепно могла скрывать то, что другие не должны знать, но чем больше я ее слушал, тем больше убеждался, что это не так.

– А родители? Неужели они ничего не сделали для того, чтобы ты быстрее выздоровела?

– В том-то все и дело, что их у меня нет!

– Как… нет? – не понял я.

– В смысле они есть, но в данный момент уехали в двухнедельный отпуск, а брат почему-то именно в этот день захотелось поехать в Москву на выставку компьютеров.

– А сестра?

– Сестра?

– Да, из Токио которая.

– Ах, та-а-а! Она с братом и уехала. Компьютер-то ей нужен для работы, а здесь такой модели не имеется: то памяти маловато, то процессор не тот, то скорость низкая… В общем, не повезло мне в этот день.

Я и не заметил, как мы отошли от подъезда к фонарному столбу. Видимо, это произошло в тот момент, когда проезжала машина, и ей нужно было уступить дорогу. Все-таки хорошо, что мы это сделали, иначе я в тени не заметил бы многого! Снег, кружась, падал ей на голову и, запутываясь в волосах, таял, превращаясь в капельки (она даже во время болезни не носила шапку, ну и девчонка!). Вначале я не обращал на это внимание, но когда все же заметил, чуть не ахнул. От света, исходящего от лампочки, капельки блестели! Как это было похоже на цирковое выступление, когда все подкрашиваются и выглядят просто потрясающе, но здесь – все настоящее. В этот момент она показалась мне настолько великолепной… восхитительной, что я невольно удивился. Я тогда не мог предположить, что свет, от обыкновенной уличной лампочки может сотворить такое чудо. Этот момент не забудется мною никогда! Слишком уж очень красив, чтоб забыть это!

– А сейчас ты как себя чувствуешь? – после недолгой паузы спросил я. Мне показалось, что времени прошло намного больше, чем пара секунд.

Иногда секунды решают все. Иногда от них зависит многое. Иногда они летят слишком быстро, а иногда растягиваются и кажутся вечностью.

– Со мной все в порядке.

– Уверена?

Я, по инерции, дотронулся тыльной стороной ладони до ее лба. Я всегда проверял таким образом температуру у своей сестры, когда та болела.

– Ты что делаешь? – удивилась она и отстранилась.

– Да ты вся горишь!

Вероника ничего не ответила, но и уходить не собиралась.

– А куда ты направляешься с таким жаром?

– В аптеку.

«Потрясающе! – подумал я. – Она даже сейчас пытается выглядеть великолепно, пытается скрыть болезнь под веселым лицом».

– Какая аптека… – я взглянул на часы. – В полседьмого вечера?

– Коммерческие ларьки ведь работают.

– Послушай, – перебил я ее, – ты что, окончательно хочешь заболеть и слечь на долгие недели с осложнением?

– Нет, но…

– Что тебе принести?

Она долго на меня смотрела и, наконец, ответила:

– Что-нибудь от температуры и гриппа.

– Ясно. Какая у тебя квартира?

– Двадцать девятая.

– Отлично! Возвращайся! Через пять минут я буду.

Прежде чем уйти в обратную сторону, я еще раз восхитился блестящими каплями в ее волосах и, развернувшись, ушел. Она, по-видимому, сделала то же самое, так как я услышал стук закрывающейся металлической двери, но ведь это мог быть и кто-нибудь еще. Простой прохожий, возвращающийся домой. Оборачиваться мне не хотелось.

Наш рынок в это время был уже закрыт. Я опоздал на каких-нибудь пять минут и ворота захлопнулись прямо перед моим носом. Мысленно сплюнув в сторону, я пошел в другое место – ларек, находящийся за пределами рынка. Вскоре я приобрел весьма эффективное лекарство от гриппа фирмы «Упса» с витамином «С». Не знаю, что там может быть у пса или у кошки, но Вероника должна от этого поправиться.

Возвращаясь к ее дому, я подумал: «И почему мне всегда удается влезть в различные истории? Почему нравится помогать другим, совершенно не беспокоясь о том, что ждет меня дома? Родители Вероники оставили ее одну, надеясь на ее самостоятельность, ведь четырнадцать лет – не десять! В этом возрасте уже спокойно можно обсуждать семейные проблемы и многое другое. Но и взрослые иногда ошибаются. Они-то полагали, что с их дочерью ничего не случится, но она заболела. Где? Явно не дома перед телевизором. Стоп», – я остановился. – «А где ее брат Иннокентий? Действительно уехал в Москву? А второй? Нужно поинтересоваться!»

Без труда найдя нужную квартиру, я позвонил. Дверь открылась практически сразу же. На пороге стояла все та же самая Вероника, но на сей раз она выглядела более уставшей, да и под глазами расплылись сиреневые круги. Что случилось? А-а-а, ясно, просто до этого был перебор в макияже. Теперь она выглядела более естественно, но без удивительного блеска снежинок на голове.

Я достал из кармана коробку с лекарством и протянул ее девочке.

– Надеюсь, от этого ты поправишься!

– Может, зайдешь, чайку попьешь?

– Нет, спасибо. Можно задать вопрос?

– Да.

– Где твой брат?

– Как где? В Москве, с сестрой!

– Другой, Иннокентий.

– Тоже.

– Так что, они втроем поехали выбирать компьютер для сестры?

– Да, после долгих уговоров его все же взяли.

– Теперь понятно.

И после паузы добавил:

– Ну что ж, приятно было поговорить, но меня с хлебом ждут дома.

Уже входя в лифт, я услышал ее голос:

– Постой, а сколько это стоит?

Неужели все-таки вспомнила?

– Продавец сказал, что бесплатно!

Двери лифта захлопнулись, и я стал медленно опускаться на первый этаж. «Нифига ничего непонятно. Какие компьютеры? Что она несет?» В общем, всем ее байкам я не поверил, хотя доля правды здесь присутствовала, вот только с какой стороны она находилась?

Кое-как, к восьми вечера, мне все же удалось донести продукты домой, опоздав на каких-нибудь два часа. Поужинав, каждый занялся своим делом: дедушка – планами на будущие праздники, бабушка – предстоящими расходами, ну а я – размышлениями о событиях этого года.

Так проходили дни… недели… Практически все свободное время я проводил в цирке, готовясь к очередным выступлениям. Их в ноябре-декабре предполагалось много. Не так чтобы каждый день, но в неделю одно-два – это точно. После полнейшего провала в Вязьме «Эквилибра на катушках» все трое мальчишек, ничего не говоря, собрались и ушли из коллектива. Только один из них позвонил Любови Васильевне и предупредил, что на них можно не рассчитывать. Не скажу, что руководитель сильно огорчилась, так как эти ребята все время портили представления. Просто на одной из репетиций она встала и объявила: