Эволюция G.A.N.Z.A.

12

– Большего не желали те, кто пошел вверх, спасаясь от беды, настигавшей их мечты и попиравшей их надежды. Короток путь к вершине и нет более спуска вниз. Осталась позади только тьма. Без надежды… – голос звучал отрывисто где-то в темноте, плавал в медленно ползущей бледной дымке.

Тихий ветер чуть шевелил молочную рваную завесу, сгущал и подхватывал звуки. То стихал, то вновь туго нарастал, чуть шевелил песчаные крупицы на седых камнях, гулял по бурому, еле видному мху. Голос назойливо, прерывисто бубнил, невидимый за камнями, и доносился, словно из бочки. Невозможно было определить расстояние. То ли в пяти метрах, скрытые тьмой и дымкой, говорили люди, то ли метрах в 100 происходил этот разговор. Прислушиваясь к этому гомону, двое солдат, распластавшись на камнях, медленно передвигаясь, ползли в направлении звуков к границе каменной россыпи, за которой заканчивался склон. Они, как серые ящерицы, прижимаясь животами к камням, медленно передвигали конечности, чтобы перенести тело ещё на 30 см ближе к цели. Головы были повернуты на бок, чтобы не возвышались выше задницы. Работая одними локтями и коленями, они двигались к горизонтально очерченному краю гряды, за которой начиналось каменистое плато, откуда и доносились голоса. Щитки на коленях и локтях скребли по камням. У каждого разведчика на шлеме была маленькая камера, которая напрямую проецировала обстановку вокруг. Напряженные лица напарника, прижатые тела и тяжелое дыхание – всё это разглядывал капитан у себя на командном планшете. Помехи в связи дёргали картинку. Лейтенант Ка-фогин навалился на его плечо. Вокруг – пара связистов и ещё несколько солдат, а дальше вниз по склону – вся остальная рота, замершая в ожидании команды.

– Скоро рассвет, – сказал кто-то.

Темнота размывала всё вокруг, ползла дымка, тянулась вниз по извилистому склону, уходила рваными клочьями в ущелья. Горы темнели, но звезды словно начали таять в этом черном небесном болоте.

– Триста метров прошли, – доложил связист. – Они у края.

Капитан внимательно следил за действиями бойцов на экране. Видно было, как тяжело им преодолевать последние метры, как пот катится у обоих из-под обручей коммутаторов. Вот они немного замедлили ход и медленно повернули головы. Отблеск от эффекта ночного видения пропал, и картинка улучшилась, однако помехи в связи искажали изображение. Солдаты выглянули. Склон резко заканчивался, и дальше начиналась вырубленная в скалах очень большая площадка. Целое футбольное поле, на котором запросто могло приземлиться несколько квадрокоптеров. На обширном пространстве везде валялся какой-то мусор, темнели основы каких-то конструкций, ранее, видимо, служивших погрузочными механизмами. Поле заканчивалось более крутым склоном, уходящим вверх в темноту. В нем виднелась вертикальная стена бетона с выдающимися вперед массивными вертикальными ребрами противоударной защиты от атомного взрыва. Противообвальные парапеты вверху резкими росчерками выделялись на темном склоне. Они были давно завалены частыми падениями камней. Под ними на сером бетоне виднелись две огромные двери высотой метров по 10, в которые можно было запросто въехать на большом грузовике. Массивные железобетонные конструкции проходных в зону бункера выглядели почти целыми в темноте. Всё это было давно покинуто и брошено 50 лет назад, пока вновь кто-то не распечатал входы в горный комплекс.

Солдаты внимательно осматривали поле, давая возможность капитану оценить обстановку по изображению с нашлемных камер. Два бледных источника света мелькнули у самых дверей и выхватили на миг группу людей с оружием. Видно было, как слегка вздрогнули камеры у бойцов, когда они увидели противника. Солдаты очень осторожно приложили приклады к плечам, и в экраны вползло изображение зелёной сетки прицелов.

– Огонь не открывать, – приказал капитан и, показав пальцем на планшет, повернул голову к Ка-фогину.

– Ворота открыты.

– Мы вовремя.

– Это наш шанс, – капитан увеличил изображение пальцами.

Плохо видимые в сумраке огромные, массивные створки противоатомных дверей, были полностью открыты. Слабо угадывалась техника, которая стояла рядом. Было непонятно, на ходу она, или это старые остовы, брошенные здесь очень давно, когда данная база и бункер потеряли свое военное значение и были законсервированы.

– Не стрелять, – ещё раз повторил капитан, – вести наблюдение.

Он переключился на другие группы поиска, блокирующие другие направления, и, не найдя для себя ничего значимого, закрыл клапан на планшете, пристегнув его к животу. Лейтенант и связисты смотрели на него. Он сел, потер подбородок перчаткой с обрезанными пальцами, думал только секунду.

– Наш единственный шанс.

– Мы не знаем, сколько их на улице и у входа, – констатировал лейтенант.

– Поэтому надо действовать быстро.

– Проблема – скрытно выдвинуться на 300 метров вперед. Времени в обрез, – Ка-фогин сел рядом и раскрыл свой планшет.

– Попробуем накрыть группу у входа и быстро выйти к воротам. Неизвестно, какой оператор командует управлением за дверями. Судя по их величине, на закрытие требуется не меньше минуты. Источника питания нет. Будут закрывать вручную.

– Наверняка оператор здесь, вот в этом колпаке, – Ка-фогин показал пальцем на бетонный выступ с горизонтальной щелью амбразуры по всей длине. – И точно, вне зоны досягаемости для прицельного выстрела.

– Проще обстрелять световыми и газовыми.

– А если не поможет? Вероятно, работает ещё защита и сразу блокирует помещение с управлением на КПП, пара трупов у входа и двери на замке, вот и всё, что нам будет доступно.

– Там наверняка полно бойниц. Мы их не выковырнем ничем, что сейчас есть в наличии.

– Умели строить раньше. Для большой войны.

– Тут и «Парус» не поможет. Будем гору ровнять…

– Может, и проще. Одна вспышка, и все как в могиле.

Они внимательно рассматривали изображение с камер бойцов.

– Быстрая атака – единственный шанс.

– Пожалуй, ты прав. На это и был расчёт.

– Мы проверили шесть аварийных выходов, и все они блокированы, но смотри, что я нашел на схеме, – Ка-фогин вывел на экран старые чертежи комплекса. – Севернее, выше метров на 400, с тыла упирается в эту гряду короткое ущелье. Видишь?

Капитан внимательно смотрел на схему.

– Совсем близко и, кажется, расчищена. На схемах тупик.

– Сколько лет прошло после консервации? Давно заброшено.

– Есть шанс, что мы что-то упустили и там есть второй выход.

– Прикрыто склонами от ядерного удара, и в случае повреждения центрального входа выход может идти только оттуда.

– Везде только вертикальные лестницы из туннелей, а там горизонт.

– Здесь можно проехать на машине.

– Чёрный вход, – капитан максимально увеличил изображение. – Со спутника не видно, действительно ли там что-то есть.

– Вопрос, какой шанс, что там выход, а не дверь или бетонная стена? Потеряем время… Посмотри на склоны. Мы будем в ловушке.

– Дрона не запустишь, мы не проверили патрули выше. Поднимут тревогу, потеряем главный вход.

Ка-фогин убрал планшет, посмотрел на Метиса:

– Я не предлагаю атаковать оттуда. Нужно закупорить банку с крысами. Чтобы никто не ушёл.

Капитан удовлетворённо хмыкнул и кулаком легонько постучал по плечу лейтенанта. Одобрительно кивнул и, ткнув в выжидательно смотревших на него солдат, знаком подозвал четверых. Он показал на своем планшете схему и сверил её на местности:

– Скрытно и тихо. Вот сюда. Максимально оперативно 2 турели. Запечатайте проход. Задача – обеспечить блокировку этого выхода. Возможно, он там есть… Самим не подставляться. В случае сильного сопротивления только блокировать и не дать высунуться. Начнут зажимать, бросайте турели и отходите к нам, вот на эту точку. Мы даем вам 5 минут и будем атаковать главный вход. Задача ясна?

Солдаты коротко кивнули.

– Выполняйте!

Капитан ещё раз глянул на схему и убрал планшет, встретился взглядом с Ка-фогиным и, подняв кисть на уровень глаз, растопыренными пальцами показал в темноту в сторону бункера. Лейтенант молча понял команду и через коммутатор начал отдавать указания. Рота бесшумно поднялась с камней. Напряженные лица смотрели вверх, ожидая дальнейшей команды. Они не видели ничего впереди, но их действия и движения показывали готовность вступить в схватку. Каждый чувствовал, что впереди будет бой. Четверо солдат, подхватив стволы и станки турелей, нацепив на себя зарядные ящики, отделились от роты и, гибко переступая через камни, растворились в темноте и дымке. Капитан проводил их взглядом и посмотрел на часы, потом на небо. Ночь отступала, и небо начинало менять свой чернильный цвет. До рассвета было ещё далеко, но время неумолимо истекало.

Он подозвал связиста:

– Дрон ещё жив?

– Три минуты максимум.

– Связь с полковником, быстро!

Связист, четко выполнив указание, на секунду прижал коммутатор пальцем, активировал станцию и поймал отраженный сигнал, вывел изображение штаба.

– Тито на связи, – нахмурившись, ответил полковник.

Капитан коротко обрисовал ситуацию.

– Прогноз неутешительный, – подтвердил полковник. – Но успех, уверен, во внезапности. Даю тебе добро на атаку в лоб.

Капитан кивнул. Помехи искажали лица. В штабе полковник напряженно вглядывался в его серое лицо:

– Основная кавалерия на подходе. Они над вами. Взяв ворота, даешь сигнал.

– Принял. Высадка по моему сигналу.

– Не лезь на рожон.

– Так точно!

Связь оборвалась.

– Дрон сдох, – констатировал связист.

– Мы на острие, – сказал Ка-фогин, улыбаясь.

Капитан подтянул лямки и, подняв свою укороченную винтовку, оглядел роту, еле видимую в сгущавшейся пелене. Солдаты ожидали приказа. Он, пригибаясь, ступая, как можно тише, пошёл вперед, огибая крупные камни. Проходя мимо солдат, следящих за ним, вышел вперед и, вглядываясь во тьму, ещё раз посмотрел на часы:

– Внимание, псы! – сказал он в коммутатор. – Тихо… вперед.

13

Верховный кон Рерик ходил между койками и смотрел на людей, которые были подключены к системам жизнеобеспечения. Они бледными мумиями с трубками, воткнутыми в вены и в ноздри, молча взирали вверх. Полуприкрытые глаза светились синим светом, который отражался в капиллярах зрачков и наполнял их неестественной для обычных радужек оттенком. Как следствие переливания синей плазмы, поддерживающей жизнь в этих обреченных телах, зарождалась новая иммунная система, устраняющая все проблемы неизлечимых заболеваний и дефектов. С каждым неровным вздохом в этих несчастных возвращалась их жизнь, пробуждалось исчезнувшее сознание. В этом зале снова рождались люди, которых нужно было убить, прежде чем воскресить. Кроме кон Рерика, в помещении был персонал, с головы до ног упакованный в спецодежду. Белые комбинезоны и респираторы отделяли их от атмосферы стерильности. Они сверяли показания и ходили от койки к койке. Постелей были сотни, и все они были подключены к единой системе. На каждой лежал человек. Иногда это были дети. Зал тянулся на целое футбольное поле. Потолок его упирался в звездное небо, на котором так же, как и в кабинете Кон Рерика, всполохами горели созвездия и галактики. Широко раскинулся след млечного пути, поражая реалистичностью глубины и исполнения проекции. Первое, что видели люди, очнувшись после смерти, – Вселенную, полную звёзд.

Он медленно обходил зал, его руки словно скользили над телами. Глаза холодно смотрели вокруг, но брови были болезненно напряжены. Он склонял иногда голову и улавливал чьи-то лица, и снова шел дальше, не останавливаясь. Его собственные синие зрачки скрывали истинную боль. Его движения были плавными, длинное облачение волновалось в такт шагам. Молча следуя своим намерениям, он словно благословлял каждого на путь в новую жизнь. Собирал всю боль и страхи, и улавливал все это ладонями, которые собирали воздух и содержащийся в нем невидимый поток эмоций. Но их не было в этом зале. Он был полон трупов. Людей, которые не жили, но дышали. Они только входили в этот мир, ещё не понимая, кто они теперь, и зачем они здесь. Выйдя из зала через карантинную зону, он прошёл в смотровой атриум, и какое-то время стоял один, наблюдая с возвышения через толстое стекло на ровные ряды коек с пациентами. В помещение вошел Тодаш и склонился с почтением. Хотя Кон Рерик стоял к нему спиной, он понял, что-то увидел в отражении стекла.

– Вы звали меня.

– Да. Подойди.

Они вместе смотрели на зал какое-то время.

– Их становится все больше, – отметил Тодаш.

– Ты прав, и это только здесь, в нашем главном офисе. А сколько их на всех материках. И как помочь всем, мы пока не знаем.

Тодаш нахмурился. Его синие глаза отражались в стекле.

– Я очень благодарен вам за спасение моей племянницы.

– Не стоит, Тодаш. Это не моя заслуга. Это твоё участие и вера сделали для неё.

– Моя сестра до конца не понимает ценность такого подарка.

– Нет, – Кон Рерик посмотрел на него твердым взглядом. – Важно, что именно ты знаешь его цену.

– Да, – Тодаш был мрачен, – знаю. И чувствую.

– Оставим это. Как она?

– Теперь всё в порядке, кон Рерик. Все очень любят её, и десять лет, которые есть у неё, бесценны. Это дар.

Кон Рерик задумался, глядя в стекло. В нем отражались их синие глаза.

– Я вызвал тебя для того, чтобы объяснить, что за времена наступают впереди. Как мы стремимся укрепить нашу веру и спасти человечество.

Тодаш внимательно смотрел на него. Он стоял, расставив ноги и сложив руки за спиной. Он отличался от Кон Рерика выправкой и цепким взглядом. Его глаза, несмотря на синий цвет, были более живыми. Черные волосы были выстрижены четкой площадкой, а виски выбриты. Его униформа не была одеждой служителей церкви. Очень отличалась на фоне белой одежды Кон Рерика. Военные ботинки, уже старые и потасканные, которые были аккуратно вычищены и блестели. Видимо, как старый талисман, были дороги и неизменны.

– Нам не победить смерть, – сказал Кон Рерик. – Мы не сможем это сделать, нарушив равновесие. Мы можем лишь обмануть себя, настаивая на таком открытии. Это лишь розыгрыш от Него.

Кон Рерик многозначительно показал пальцем вверх и усмехнулся.

– Но мы, получив эту пощечину от Бога, обращаемся к знанию. К спасению тех, кто достоин ещё пожить на этой планете.

Тодаш пока не понимал сути, но промолчал.

– Я понимаю, ты не можешь сейчас обсудить это со мной. Но я верю, в тебе есть понимание, что важно именно самое простое в этой жизни. Любовь. Да, именно любовь к ближнему делает возможным появление такого дара, как G.A.N.Z.A. Вера в исцеление и спасение любимого человека. А мы смотрим на это в большем масштабе, в спасении всего человечества. От грязи, алчности, борьбы за самые простые ресурсы, войны и национализма. Мы хотим объединить всех. Сделать мир лучше.

Кон Рерик начал прохаживаться, складывая молитвенно руки. Тодаш повернулся к нему от окна и внимательно слушал.

– Но как бы мы ни бились, и чтобы мы ни вкладывали в исследования, нам не сдвинуться с места. Мы теряем нить сущности открытия. Вся технология и возможности исчерпываются с каждым разом в синтезировании плазмы. Это бич и проблема. Процесс дальнейшей интеграции G.A.N.Z.A. будет снижаться, и каждый раз смертность будет расти.

– Разве это не ошибка? – спросил Тодаш.

– Нет, – покачал головой Кон Рерик. – Я не буду объяснять, насколько секретна данная информация. Но понимать, что за этим следует, – очень просто. Всё, что мы делаем, настроено на сохранение G.A.N.Z.A., её свойств и целей на благо всего Человечества. И то, как её воруют и используют эти еретики, – неприемлемые факты. И мы любыми силами защищаем это право нести свет G.A.N.Z.A. Но мы теряем её. Теряем способность развиваться, идти к тому, что действительно позволяет победить смерть. Дать надежду человеку, а не лишь почувствовать, как мы близки к истинному открытию. Синдикат наверняка также столкнулся с этой проблемой. Всё, что было создано доктором Прайсом и обосновано в исследовании, обладает одним изъяном. Оно не даёт продвинуться дальше. Расширить возможности. Воскресить в умирающем теле жизнь на десятки лет. Мы лишь научились внедрять сокращение, установить ограничения, но сломать барьер и выйти вверх не можем. Нам не хватает только одного шага. И знать, в чем причина, – может только он.

– Это было ясно с самого начала? – спросил Тодаш. – Почему он скрыл это?

Кон Рерик вдохнул и поднял голову вверх, словно хотел что-то увидеть.

– Думаю, он и сам этого не знал. Все были ослеплены открытием и первыми результатами. Нет. Это результат расчётов и простых вычислений. Истина, которая всегда где-то рядом с вопросом: «Что дальше?»

– Что дальше? – машинально переспросил Тодаш.

– Прошло десять лет после открытия. И никто не понимал, что в итоге они нашли. Но то, что они получили, оказалось только лишь маяком к достижению более значимой и важной цели.

– Какой?

– Возможности внедрять нужный мод, способности делать его восприимчивым к нашим сигналам. Этого не знают и те, кто создавал этот дар, давно поделившиеся на два лагеря – за и против.

Кон Рерик опять подошел к стеклу и посмотрел на койки:

– Это даст нам возможность подсказать нужные решения для тех, кто управляет этим миром среди тех, кого мы спасли. Мы выбрали их, и их пока немного. Но это те, кому вести за собой человечество. С лучшими целями.

Тодаш нахмурился ещё больше:

– Но как?

– Лучше спросить – когда? Когда мы придем к тому пределу, когда не сможем спасти человека. Дать ему надежду не на 15 лет, а лишь на год или два. И всё потеряет свой смысл. Некому будет дать сигнал, как лучше вести человечество к объединению. Политика не умрёт. Она будет вечной. Но люди, способные принимать решения, не будут в наших рядах. Когда судьба ждёт нас самих? – сказал Кон Рерик. – В процессе создания весь этот сложный процесс должен привести к чему-то, что стало бы основой для революции в генетике, перед которой отступила бы сама смерть. Прорыву, мечта о котором сопровождает человечество очень давно. Но мы не можем этого достичь. Мы потратили годы на решение этой проблемы, но только с каждым разом, каждым новым пациентом констатируем потери при интеграции G.A.N.Z.A. Мы синтезируем каждый раз продукт, который повышает риск необратимой реакции вместо излечения, который даст в итоге не то, что от него ожидают. Мы не сможем говорить людям, что они найдут исцеление от неизлечимых болезней. Мы не спасём больше никого.

– Как скоро?

– Нам негде взять новый источник. Через 5 лет станет хуже, через 10 совсем плохо, и потом всё рассыпается в прах, и мы уже совсем не сможем сделать ничего для этих тысяч обречённых на смерть.

Они вместе смотрели на подключенных людей и молчали. Тодаш переваривал информацию.

– Лучшие ученые, лучшее оборудование, но нет результата потому, что нет только одной детали, – сказал Кон Рерик.

– Какой?

– Гения. Человека, который начал всё и скрыл это от нас. Которому оказалось мало памятника.

– Это – гордыня, – разочарованно сказал обеспокоенный новостью Тодаш.

– Нет, это как раз и есть бескомпромиссная любовь гения к своему делу. А мы играем лишь с честолюбием. И в этом потеряли саму нить.

– Мне сложно понять, – сказал Тодаш, – в чем смысл достижения идеи. Я не учёный. Я понимаю, что все средства хороши для достижения цели. Главное, чтобы она оправдывала средства.

– Ты прав, именно поэтому я и рассказал тебе об этом. Мы ищем решение, все силы брошены на поиск решения. Пусть это будет один шанс из тысячи, но мы найдём его. Твоя задача – найти любыми средствами его. Я уверен – в нём ключ. В его стремлении. Он нужен нам, – доктор Прайс. Он что-то нашел не так давно, и это очень сильно его или испугало, или заставило принять решение бежать. Он был у истоков, и ему открылось то, что может спасти сотни жизней. Его воля, его любовь, всё, его гений – это бесценно, но нельзя быть эгоистом перед всем человечеством. Он нужен нам, как и им, – кон Рерик ткнул в ряды коек.

Тодаш слушал его и не перебивал.

– Мы ищем ответы даже среди еретиков и пытаемся собрать информацию. G.A.N.Z.A. принадлежит только нам. Это регулирует закон, и он на нашей стороне. И если есть ключ к бессмертию, то он наверняка есть у него. У Прайса. Найди его. Неважно, сколько на это потребуется времени и денег. Ищи везде, укради, пытай, убивай, неважно. Теперь это твоя цель. Он нужен нам живой.

Кон Рерик замолчал и, приподняв подбородок, стал смотреть сквозь стекло. Его взгляд поднимался выше. К потолку в зале, на котором мигали звёзды. Тодаш склонил голову и, бросив взгляд на ряды коек с безвольными телами, вышел из помещения.