21
У Джулиана начался период познания жизни и смерти в таких масштабах, о каких он сам никогда не помышлял. Важно было само погружение, не просто наблюдение за процессом, а полное эмпатическое слияние, только так он мог покорять тайны, что скрывала в себе так называемая тёмная сторона. Несмотря на широкий круг общения и всестороннюю развитость, его интересы и приоритеты помещались в весьма узкое направление, начиная карьерными возможностями в сфере менеджмента, управления и общественных связей и заканчивая архитектурой, искусством, музыкой и прочими культурными направлениями. Где-то между ними ещё были семейные ценности, путешествия, гей среда, спорт, еда, политика и история. Но это уже скорее были интересы поверхностные, и он никогда не думал сильнее углубляться во что-то новое, если это не соответствовало его карьерному продвижению или не было связано с его главными интересами жизни. Сейчас же он понимал, как далёк от грязной и отчаянной жизни страдающих людей. Что он сам пережил, чтобы эмпатически понять то, как выживают несостоявшиеся самоубийцы, больные раком четвёртой стадии, родители, потерявшие ребёнка? Много ли он испытал страданий их уровня?
Каждый раз, когда с ним случалось что-то воистину плохое, он поначалу воспринимал это как конец света, совершенно не ценя то, что он имел, но потом быстро выползал из дерьма, и этот опыт он носил гордо, как орден на груди, мол, смотрите, я пережил такое! Аппендицит в детском возрасте, можно ли это было назвать настоящими страданиями, когда его прооперировали, даже не успев напугать, и потом он отлёживался в элитной клинике, окружённый заботой семьи и друзей? Помогло ли ему это понять глубину смертельных болезней? Нет. Порванный зад после затянувшихся оргий в Провинстауне, когда пришлось зашиваться. Было ли это тем опытом, который приблизил его на шаг к пониманию смысла анти-жизни? Нет. Неудачная авария после угарной вечеринки с друзьями, когда он сломал ногу и был вынужден торчать дома безвылазно. Смогло ли ему это дать некий толчок, чтобы прочувствовать ценность каждой прожитой секунды? Нет. Похороны бабушек, дедушек, других родственников, и даже нескольких не самых близких друзей. Узрел ли он уродливость смерти, которая стояла за каждым человеком с наточенной косой? Нет, наоборот, он старался поскорее смыть с себя мрачные воспоминания после подобных событий и вернуться к своей рутине. Каминг-аут в юном возрасте. Сильно ли он страдал после того, как все начали идентифицировать его как гомосексуалиста? Нет, конечно, дискомфорт и страхи были, но в целом он гордился тем, кем он был по умолчанию, а он не мог понять, как своей гордостью можно стыдиться.
Разрыв с Райаном был самым серьёзным потрясением в его жизни, это был единственный момент, когда его поверхностное восприятие жизни и умышленное игнорирование мрачных и неудобных тем дало сбой. Это было единственное время, когда он был ближе всех к тому, чтобы вкусить анти-жизнь и не сойти с ума. Скульптуры Ланже вернули его в состояние жизни, которую он стал ценить больше, это была его единственная психологическая травма, которая перевернула его мир, заставившая его начать воспринимать жизнь глубже и более многогранно.
Так что единственным его ориентиром, как эмпатически погружаться во что-то деструктивное был его опыт разрыва с Райаном, хотя он никогда никому не рассказывал о том, что стало причиной той его страшной депрессии. Кроме Стивена, с которым он познакомился тогда в Париже и сделал его своим негласным психологом, а потом у них завязался роман на несколько лет. Он до сих пор поддерживал со Стивом хорошие отношения, увы, у него теперь была жена, и он понимал, как вовремя они расстались, потому что он терпеть не мог тех людей, которые пытались усидеть на двух стульях, бисексуалы для него были слишком всеядными, слишком грязными. Поскольку он решил заняться сейчас серьёзным исследованием мрачной стороны жизни, он консультировался с Ланже обо всём на свете, названивая тому несколько раз в день и кидая десятки сообщений. И ему даже пришлось рассказать Жану, что именно стало причиной, что он неожиданно познал обратную сторону его скульптур на скромной выставке в Париже, когда имя Жана Ланже ещё никому ничего не говорило. Жан долго молчал после его откровений, а потом сказал:
– Иногда мне кажется, что вы одержимы друг другом с Райном. И скульптура вам была нужна только для того, чтобы вы это осознали. – После паузы, во время которой Джулиан пытался попробовать на вкус наблюдения Жана, он продолжил уже более серьёзно. – Ты не увлекайся, не нужно специально выискивать в каких-то событиях что-то грязное, что-то тёмное, что-то смертельное, это – плавный процесс, ты просто считываешь это и переосмысляешь прочитанное. Но если тебе надо, чтобы это проехалось по тебе как танк, углубляйся, страдай, бойся, терзай себя, но всегда помни о своём состоянии в Париже. Ты помнишь, что тебе захотелось сделать сразу после того, как ты покинул мою выставку?
– Никогда больше не вспоминать о ней, – выпалил Джулиан без размышлений, это было чистой правдой.
– Не совсем, это были эмоции, вызванные страхом, – объяснял Ланже, стараясь перекричать сверлящие шумы из своей мастерской. – Ты осознал тогда, что никогда не позволишь этой тёмной стороне засосать себя, это было толчком к тому, чтобы выскользнуть из мира анти-жизни и вернуться в свою реальность, в свою жизнь. Это – важный момент. Ты хватил с лихвой этих деструктивных ощущений и всеми путями выбирался на свет, тебя не должен поглотить ни один из этих миров, если ты намерен познать эту гармонию. Ты живёшь крайностями, у тебя существует либо одно, либо второе, вместе ты этих понятий никак не видишь, и из-за этого твоё восприятие мира фрагментарно, и хотя ты испытываешь колоссальные эмоции, разбрасываешься своими чувствами, но они между собой не взаимодействуют, так что твоя главная задача – отбросить крайности.
Ланже снова был прав, Джулиан привык ярко воспринимать мир, ему нравилось испытывать эмоции, и хотя часто он был пресыщен и избалован ими, он находил методы, как их испытывать. Если у него наступал кризис, помогали наркотики, если он переутомлялся, он брал отпуск, если он разочаровался в одном художнике, он находил нового, и если в интимной жизни исчезала искра, он искал любовника или даже нового бойфренда. И во всём у него было так, его гедонические потребности двигали его на развитие, чтобы вновь и вновь ему испытывать яркость эмоций. Даже страдал он с размахом, хотя и понимал сейчас, что глубины эмоций он не испытывал, просто какие-то чувственные вспышки энергии, которые занимали все его мысли. И если он был счастлив, то ничто не могло поколебать это его счастье, ни параллельные любовные неудачи, ни рабочие стрессы, ни даже сам всемирный потоп, всё это было лишь назойливыми отвлечениями, не влияющими на глобальном уровне на его счастье. И также и в несчастном состоянии, ни премии, ни отпуск, ни любимый рядом, ни даже знакомство с крашем детства не могло вытащить его из этой скорбной безысходности.
И снова он возвращался мысленно к тому дню, когда он впервые познакомился с мраморным миром Жана Ланже, который вытащил его из апатичного состояния тлена. И период исцеления, постепенного принятия своей реальности был ближе всего к тому состоянию, когда он пребывал вне крайностей, когда он как будто лавировал в обоих мирах – в жизни и в анти-жизни. Но как ему было настроиться на это восприятие мира, когда кругом пылали яркие краски, стучали громкие звуки и выплёскивались острые чувства, как можно в таком мире поставить знак равенства между трагедией и юмором, между чёрным и белым, между правым и левым, между жизнью и смертью? Он надеялся в своих новых жизненных уроках достичь этого, иначе крайности его погубят, и он никогда не сможет покорить то состояние, что излучала его мраморная скульптура, а ведь это и есть – его предназначение!
Он не жалел ни времени, ни ресурсов, ни сил на свои эксперименты, он должен был приблизиться к состоянию своей скульптуры, чтобы возвыситься над всем миром, как бы пафосно это ни звучало. Так что ему приходилось откапывать старые связи, давать взятки, флиртовать или обманывать, чтобы достичь своих целей. И при этом он был полон энтузиазма, хотя достаточно скептически относился к некоторым своим урокам, ориентируясь на опыт Ланже, понимая, что у каждого свои методы, как отыскать гармонию между жизнью и смертью. Ему не подходила работа в голове, ему нужно быть на поле боя, только тогда он мог погрузиться в новый опыт полностью, хотя и осознавал, что это явно считается слабостью. Он понимал, всё можно прощупать и понять на ментальном уровне, но ему было нелегко концентрироваться над этой работой, от того он и избрал подобную тактику. И если сейчас обобщить его попытки познать тайны тёмной стороны жизни или основы анти-жизни, то можно примерно так описать накопленный им опыт:
Опыт нахождения рядом с мёртвыми телами вызывал в нём брезгливость и страхи, диктуемые инстинктом самосохранения. Мёртвые тела вызывают у здравого человека некое отторжение, это совершенно нормально, ведь у него не было опыта общения с трупами, кроме как официальных похорон родственников. Несколько раз он присоединялся к похоронным процессиям и наблюдал не только за неподвижно лежащим куском плоти, который в скором времени подвергнется разложению или сжиганию, но и за теми, кто пришёл проводить этот мёртвый груз в последний путь. Люди попадались разные, большая часть испытывала некую грусть и под воздействием общего удручённого похоронного состояния эта грусть усиливалась. Этих людей он называл нейтральными, от них не было никакого толку на похоронах для него. Его скорее интересовали те, кто никак не мог смириться со смертью их любимого покойника, и их скорбь давила на него своей интенсивностью. Он прямо ощущал эту тьму энергетических сгустков, что пыталась вырваться на волю и заразить всё и всех вокруг той болью, которую невозможно сдержать в себе без вреда собственной психике, без вреда собственному телу. Его передёргивало от этого внезапного ощущения их горя, от этого эмпатического слияния, и он мгновенно покрывался испариной и едва мог удержать равновесие. Их боль была тоскующей и уже прочувствованной, она не пробивала его насквозь своей внезапностью, хотя по интенсивности и не уступала той, что он ощутил на опознании тела.
Ему удалось присутствовать на одном опознании тела, где под видом лучшего друга он топтался вокруг родителей молодого парня, который разбился на мотоцикле. Из гей среды. Такой юный, такой жизнерадостный, такой красивый, чёрт, мир несправедлив, все это знают, но почему насильственная смерть кажется нам хуже той, которую приносят болезни? Только из-за уродливости тела? Боже мой, уродливость тела воистину является проклятьем этой жизни, это не должно принадлежать стороне жизни, пусть это скорее отправляется во тьму, думал он, когда перед ним лежало чуть ли не собранное по частям тело. Но лицо покойного почти не пострадало, оно отрешённо наблюдало за тем, что доступно лишь тем, кто познал анти-жизнь. Скорбь родителей была острой и пронзительной, как один уверенный удар ножом, попавший прямо в цель, и он пытался нащупать эту связь, что связывает генетически людей, насколько она калечит разум людей, когда её насильственно обрывают?
Почему человеку нужен кто-то, кому посвящать свою жизнь, почему так много людей привязывает к себе своих детей, свои вторые половинки, своих родителей? Незаменимых людей нет, он это знал, и только уход Райана заставлял его испытать что-то подобное горю этих родителей в морге. Чем его связь с Райном отличалась от связи этих родителей со своим сыном, размышлял он? Так тяжело прочувствовать всю эту гамму эмоций, что люди испытывают друг к другу, да даже к тебе самому, но он как эмпат пытался в эти моменты раствориться и впитать их боль. Мало кто сразу принимал смерть, когда она приходит внезапно, но если ты будешь жить постоянно с мыслями memento mori, не пропустишь ли ты саму жизнь? Да, когда этот момент настанет, даже если он и придёт неожиданно, ты как будто всегда знал, рано или поздно это произойдёт, я к этому готов. По сути, это было зрело, но стоило ли нам так часто думать о неизбежности смерти в ущерб жизни?
И когда он остался после опознания тела бродить по моргу, безмолвный холод этого замершего мира не давал ему упокоения, но слегка смирял, успокаивал, но без надежды, он просто осознавал в эти моменты права смерти на жизнь, просто как констатацию факта. И прав был Жан, морг был совершенно бесполезным местом для познания жизни или смерти, сюда уже приходят только смириться с тем, что смерть существует, она неизбежна, она повсюду, и просто принять её как данное. Просто перестать ей противиться, не призывать, но и не отталкивать. Морг был всего лишь стерильной версией кладбища, временным чистилищем перед тем, как выбрать свой путь в рай или ад, или в никуда, в зависимости, во что человек верил. Прогулки по кладбищам и моргам с лицезрением мёртвых тел дали ему отведать неизбежность смерти в смирённом режиме, а также остро прочувствовать те бесконечные волны боли, что люди излучают к своим мертвецам. Если убрать эти волны, мы ничем не будем отличаться от животных, которые думают лишь о собственном выживании (за исключением периода детёнышей, когда родительские инстинкты создают связь, или за исключением стайной жизни, когда каждая особь важна для выживания и рутины). И смерть станет обычным рутинным событием, как её воспринимают сотрудники похоронных бюро или больниц. Джулиан, в который раз осознал, привязываться плохо, это ставит нам слишком много ограничений, мы застреваем в тонне привязок и зависимостей, закрытые для всего остального. Как же я небезупречен, понял он, имея не просто привязки, но и одержимости. Но моя скульптура научит меня, как быть независимым, сейчас я в цепях одержимости, но когда я извлеку все уроки, необходимость цепляться за такие банальные вещи, отпадёт сама собой.
Может быть, процесс лишения жизни даст ему понять не просто необходимость смерти, а даст почувствовать её ценность, соответствующую жизни? Он не собирался сам кого-то убивать, в этом не было необходимости, даже ради эксперимента, он не был тем, кто решал, кому стоит жить, а кому нет. Даже назойливые насекомые им крайне редко уничтожались, и хотя он осознавал, сколько за своё время он случайно уничтожил букашек, это никак не влияло ни на него, ни на мир вокруг. Стать свидетелем убийства тоже было рискованно, да и организовать это нелегко, ведь пока ещё не существует стран типа Murderland, где каждый желающий мог поехать в эту страну легальных убийств, выбрать себе персонального душегуба и подготовиться к собственному убийству именно по твоему сценарию. Интересно, был бы спрос на подобные смертельные развлечения? Вероятно.
Он понаблюдал за ритуальным закланием баранов на мусульманском празднике курбан-байрам, но там царил несусветный хаос и беспредел. Многие просто чтили так традиции, но многие верили в необходимость жертвы, и хотя он не заметил, чтобы многие сходили с ума от кровожадности, общее состояние толпы казалось было лишено всякого сострадания. Это было дико и в какой-то степени бесполезно, и хотя жажда власти над чужими жизнями тут не была ключевой, важна была сама ритуальность происходящего, всё же это был пир хищников.
Сатанинские обряды с жертвоприношениями животных, традиции колдунов и ведьм он тоже не исключал из круга своих новых интересов, и среди сатанинских сект были интересные учения, которые давали что-то схожее с тем, что он ищет. Те же самые последователи Лавея черпали многие идеи, о которых говорил Жан – проявление тёмных сторон в жизни как норма, жизнь в гармонии со своей тёмной стороной, но при этом без умышленного вреда окружающим. Это как с гниением, вроде бы деструктивное состояние, но оно само по себе не зло, оно нейтрально и необходимо. Так же и здесь. Ведьмовские обряды имели долгую историю и разнообразные цели, как раз-таки во время них можно было покинуть землю и соединиться с космическими энергиями, но он понимал, что ничего у него не получится, нужно увлекаться этим, понимать это, желать этого. Так что он довольствовался фильмами и документальными передачами о ритуалах среди сатанистов и ведьм. Конечно, это было не то, но он начал улавливать смысл во всём этом. И хотя цели у них были, как правило, связанные с земной жизнью, интересен был сам процесс, каково это прикоснуться добровольно к обратной стороне жизни.
Но, по правде говоря, трансовое состояние, в которое они впадали (когда не симулировали) ничем не отличалось от того, что давали наркотики. Не зря шаманы должны быть полуживые и обдолбанные во время ритуалов, чтобы находиться одновременно в мире духов и в мире живых. Но они были как не из мира сего, их совершенно не заботили земные заботы, и это Джулиана не устраивало, нужно было сохранять свои знания в мире живых, пользоваться ими, пропускать их через себя. В чём смысл ритуалов? Есть религиозные, есть в знак благодарности, есть традиционные, это его совсем не интересовало. Есть те, которые проводят ради каких-то целей, всякие привороты и наведение порчи он даже не рассматривал, этим занимаются только ревнивые истерички, и соответственно тут сугубо эгоистичные и материальные итоги. Ему скорее были интересны ритуалы, которые проводили для получения каких-то знаний, открытия новых способностей, это было уже ближе к его цели. По сути, эти ритуалы были с отдачей, только кто из этих ведьм и сатанистов впитывал в себя тёмную сторону жизни на таком уровне, чтобы гармонично жить с этим в живой жизни (тьфу ты, какая тавтология получилась)?
И тогда он изучал буддистов, пытаясь понять, что такое состояние бардо и все эти состояния. Его больше всех интересовало бардо процесса умирания, состояние между жизнью и смертью, именно в этот процесс можно понять больше всех, когда ты уже не принадлежишь миру живых, но ещё не углубился в мир мёртвых. Он сейчас отбросил все мысли о реинкарнации, в которую он не верил, концентрируясь на том, что же ощущают в этом бардо. И есть ведь ещё бардо медитативной концентрации, состояние между бодрствующим дуалистичным сознанием и просветлённым осознанием трансцендентальной мудрости, и всё это с помощью глубокой медитации, и умирать не надо! Но как именно добиться этого состояния, и какие именно откровения к тебе придут во время этих медитаций? Он их начал практиковать, сначала с помощью наркотиков, а потом уже пытался концентрироваться и без них на это состояние, когда твоё астральное тело ищет путь, как выбраться из оков тела. Это было нелегко, его постоянно глючило на начальном этапе, потом он тупо не мог вообще ничего осознать, кроме нагнетающей пустоты, и он сделал выводы, что его подобные медитации не вдохновляют. Ему нужно концентрироваться на чём-то, в компании скульптуры ему было гораздо проще копаться в глубинах своего подсознания, и он решил медитации практиковать в галерее Райана.
Ещё он пытался впитать в себя понятие не рождённой жизни, и это уже было психологически сложно. Он познакомился умышленно с одной девушкой в тяжёлый период, она потеряла ребёнка на последнем месяце беременности. Как влияют на мир не рождённые личности? И снова волна скорби, отчаяния и боли затопили его существование, и когда они гуляли под ручку на кладбище мертворождённых детей и жертв абортов, это ощущалось ещё сильнее. В чём смысл всего этого, зачем жить с этой печатью трагедии, она ломала жизни этих скорбящих людей и не давала концентрироваться в полную мощь на своей жизни здесь и сейчас. Но какой след оставляют души этих не родившихся детей? Что они знают об этой жизни, несут ли они багаж знаний и с тёмной стороны? Да, что-то они после себя оставляли, даже если не учитывать сейчас все те мысли, которые подпитывали их от тех, кто пережил эти личные трагедии.
Было странно впитывать в себя атмосферу этой тьмы, несостоявшиеся жизни, навечно застывшие в промежуточном состоянии, лишённые желания жить или умирать. Стоило снова отбросить привязанности, они мешали концентрироваться на самом важном, эти люди имели право воспринимать эти смерти как личные трагедии, но, по сути, ни одна душа не принадлежит кому-либо, чтобы это калечило их собственные души. Но в какой-то момент Джулиан ощутил острый приступ зависти, эти души познали то, к чему он сам так стремился, найти эту безразличную гармонию между жизнью и смертью. Только они не могли вернуться в жизнь с этими знаниями, а он мог, и он был намерен дальше окунаться в тайны отрешённой гармонии, чтобы познать и жизнь и смерть.
Были ещё неудавшиеся самоубийцы и те, кто пережил клиническую смерть, это тоже был интересный материал для изучения, правда, тема была настолько обширной, что Джулиан поначалу растерялся. Самоубийцы крайне редко имеют мотивы уйти из жизни раньше времени, не личного характера, обычно их всегда к этому шагу двигают личные несчастья – в любви, в семье, на работе, из-за комплексов, психологических травм, проблемы со здоровьем, одиночество и прочие психологические расстройства. Его скорее интересовали те случаи, когда человеку было скучно и непонятно жить в этом мире, но он не рассматривал также и зажравшихся гедонистов, которые просто с жиру бесились и жаждали испробовать что-то новое или поняли, что перепробовали всё и им уже неинтересно жить. Ему интереснее были те кадры, которых привлекала тайна смерти, которые желали разгадать её тайну, правда, большая часть из этих людей попадала под категорию психов. Это его не устраивало, ему нужны были те, кто окунался в подобный опыт добровольно и находясь в полном здравом рассудке. Даже если они и не считались психически неуравновешенными, как правило, они были больны эзотерикой и мистикой, что в глазах Джулиана делало их неприспособленными для нормальной жизни.
Столько было тем для изучения, но так мало что совпадало с его нуждами! Поклонение и поэтизация смерти тоже не подходили ему, ни смерть, ни жизнь не нуждались в этом поклонении, они просто были тем, что каждый должен был принять, и в его случае ещё и поставить между ними знак равенства. Познать одинаково хорошо и смерть и жизнь, не умирая физически, это было тяжело. Но в любом случае он должен был принять какую-то смерть, скорее символическую, чтобы полностью обрести её в себе как необходимость, как продолжение своей жизни здесь и сейчас. Возможно, это могло ему дать состояние комы, либо же после энных попыток глубокая медитация, а может даже ритуальное слияние с чем-то. Но готов ли он был добровольно рисковать тем, чтобы не вернуться назад, когда ещё осознал так мало? Кажется, он уже перестал бояться смерти, но он и не жаждал призывать её здесь и сейчас, во всяком случае, перманентно. Но и оставить это неизученным, он не мог, каким-то образом ему придётся столкнуться с царством смерти, не повредившись ни умом, и ни поплатившись здоровьем. Он обязательно найдёт методы, как приручить смерть.
На сеансах со своим психоаналитиком он делился своими откровениями, хотя полностью и не обнажал душу, очень уж глубоко придётся копать и объяснять, чтобы полностью отобразить смысл своих поисков. Конечно, в какой-то степени Джулиан с ним соглашался, когда тот втирал ему, что он чересчур увлечён учениями о сверхчеловеке, особенно часто цитируя Ницше. Да, Джулиан не скрывал, что стремится познать идеальное состояние, но ведь сверхчеловек, по мнению Ницше, не должен окунаться в противоположности жизни, он не должен проходить этап полной деградации и познавать смерть, чтобы очиститься, так что и эта концепция не до конца подходила Джулиану, чтобы слепо следовать всем её теориям.
Психоаналитик не до конца понимал его, одержимость собственной мраморной статуей выдавала в нём поверхностного нарцисса, да и его желание увековечить свою молодость и красоту и покорить вечность, ошибочно давали тому понять, что он просто был самовлюблённым созданием, помешанным на своей физической красоте. А увлечение смертью касается практически каждого человека в то или иное время, обычно молодёжь или тех, кто соприкоснулся в ней на уровне психологической травмы, но интерес к ней мог пробудиться и по более незначительным причинам. Так что Джулиан понимал, что он теряет связь с реальными людьми, он отдаляется от них своими откровениями, тогда как они мыслят чересчур приземлённо, даже банально, не способные увидеть истинные перемены в нём. Так что поддержка и такая же самоотверженность Райана были для него настоящей отдушиной.
Познание же жизни заняло у него гораздо меньше времени и ресурсов по одной простой причине, он в какой-то момент вдруг осознал, что испытывает практически те же самые эмоции, что и во время экспериментов познать тайную сторону смерти. Это было странно, даже немного пугающе, и тогда он и понял слова Ланже о том, что гармония между жизнью и смертью и есть познание себя и мира вокруг. Когда он видел, как женщина рожает ребёнка, даруя новую жизнь в этот мир, он испытал практически те же эмоции, что и в тот период, когда тесно общался с женщиной, потерявшей ребёнка. Было дико организовать это, но ему удалось уговорить жену брата (да, да, у него был старший брат, совершенно гетеросексуальный) позволить ему присутствовать во время её вторых родов. Якобы это будет тестом на выдержку, ведь они с Майклом после покупки дома планируют заняться поисками суррогатной матери.
Ему не казалось, что это такое уж радостное событие, ребёнок вылезал с болью, с криками, уродливый и беспомощный, ему предстояло сделать очень многое, чтобы стать личностью. Но и смерть была лишь недолгой агонией, а потом забирала после себя всё, оставив вновь толпящихся вокруг людей излучать волны бесполезных, но давящих эмоций. Так и тут, волны позитивных эмоций по силе не уступали тем, что люди испытывали на похоронах, и вот и подтвердилась истина о том, что между жизнью и смертью, по сути, разницы нет, это вроде бы и противоположный процесс, но также и идентичный. И если он раньше даже представить себе не мог, как между двумя такими полярными понятиями можно поставить знак равенства, то теперь благоговейное спокойствие не покидало его, он был на пути к истине.