2
Поседела мама, без детей оставшись. Все ль печати пали для Марії в сруб? Муж засуетился, делом обвенчавшись, в детективных схемах заново огруб.
И с моментов тюрем, он уже не в силе подарить заботу денежным ключом. Из пещеры старой в новую приплыли все его расклады меж добром и злом.
В Сочи олимпийском не зажглось колечко – точно так с Ігнатом не взошел очаг —
Он в постах и схемах, стрельнул без осечки, отдалившись сильно, но оставил благ.
И Марія вбилась в утешенье книгой, старым документом, историчный путь. Может там прольется крошечной интригой упоенье прошлым, разбавляя муть.
Заново открывши, своды патриотов: где Бандеры братья в нац. концлагерях
Погибали страшно от больных налетов погибали вечно в узничьих цепях.
Где Федун Полтава идеолог главный для ОУН[193], в работах ясное писал – Против большевизма с гитлеризмом, равно говорил о классах, левизной слагал —
Там по тексту ж было, продолженье жерны Революционной – что семнадц(а)тый год.
Средства производства – работягам – верно! А крестьянству – частный землеоборот.
Стало как-то странно, что сейчас забыли левое в проектах украинских грез,
Ведь Франко и Леся развивали были о социализме очень уж всерьёз.
Даже в наше время, в нулевой декаде, единелись верно УНСО[194] и нац. бол[195]
Для борьбы с властями личными, в параде Евразийской мысли, на славянский хор.
Но пошли расколы, ведь сыграла четко роль национальных и обид других…Нет, Марії хуже от такой наводки, в глубь копать не стала, да огонь утих.
Нет уже отрады в деле своей жизни. Даже если дело стал преподавать. Повторенья с роком настоящим сгрызли все попытки взяться за основу мать. Нет и света кладбищ, на которых братья сыновья утихли, нет они в окне
На трамвай уходят, оторвав проклятья тел транспортировок в саркофагной мгле.
В чем искать покоя, если даже церкви будто бы при месте с материнских смут…
Душ монополисты – гробик на обверки: воин украинский – «киборг» в ДАПе схуд.
(Прозвище, как символ, данный от вражины) Далее по списку – Иловайск – бойцы.
И конвейер двинул новые почины. Вот и сын усопший… Седина, рубцы…
В оптоволоконных передачках новость: договоры Минска – это разве мир!? Это что-то больше распредательств хворость. Это над борьбою пересмешек пир…
Снова вспоминанья голову мамули заразили током от прочтений книг. Может в ветры блуда? Забытье ж надули в прошлые моменты… Дух от ласк отвык.
Время-то проходит, деньги покидают муж еще в темнице, а Ігнат не в счет,
Да при этом мраком трупным изрыгает место из ячеек политичных вод.
И лицо Євгена рядом навострилось, на картине с братом дружно в кимоно.
И посылка в Киев у Верницькой чтилась в новый штаб Ігната путь как полотно.
Некому изведать боли, как при родах, только может хуже… Жили столько ж лет…
Да, пора укрыться вновь в развратных сводах виза на Европу развернет билет. Пусть глазок увидит – камеры, что «вебка» – тело. Через лоно душенька навзрыд.
Шторм фалличных фонов окружает крепко, дальше на продажу… В Польше дни – на стыд.
Месяца проходят. Стало безразлично. Скука одолела мечущую плоть.
Не своя в Европе, да стара прилично. Дома муж выходит, нужно встретить хоть.
В Старом Свете сытость вырвана работой, от приезжих делом – кто ж бездельем сыт.
И горит Алеппо снова нечистотой от войны, с налетом веры, прибежит
Беженец далекий, родина разрыта странами большими, ты всю жизнь на низ.
А граница будет, с временем, открыта и для Украины впрок ЕС – безвиз.
Нет, Марії пресно, вновь набег печали послевкусье горя… Вон «Je suis Charlie[196]» —
То журнал в Париже парни расстреляли за карикатуру… Ближвосточный пли.
Каждый день убийства кутают планету где-то громогласно, где-то невзначай.
КПП вкраинский получил ракеты. «Град» и мины с боку, что же жизнь, прощай!
Трауром на траур, в чьем глазу есть плаха? От локаций жути – ценности смертей.
Дюжина пропала… «Je Suis Volnovakha[197]». В Мариуполь трасса январем не спрей,
Гибелью на гибель – ураган порочный, в подконтрольной части украинских мест:
Сартана и «Марик»[198] – мик. район Восточный – от снарядов пали мирные под крест.
И Марія видит дней знаменовенья, в новостях посылы освещают дом.
США десанты в Львове на ученьях. Лик Святого Юра…Посттравмат синдром.
Чистки батальонов, ветеранам сроки, ветеранов в Раду – нищетой, мечтой.
Оклеймят как психов иль героев, в строки киллерской припевки, по стране родной.
«Миротворец» выдаст неугодных нашим. Пророссийский автор киевский падёт,
Чтоб воскреснуть взором триедино вставшем над огромной Русью из ничейных вод?
И Марія мужу на скрижальной воле, будет оберегом, искупая от
Провокаций русских, саботажей, коли вдруг и он мишенью в мушку попадет.
3
А Донецк в контрасте, большем чем когда-то. Из пустых окраин в разношерстный вздых.
На центральных блоках, время словно вата, на столе хирурга в лужах кровяных.
Голова по почте украинским землям – там, где пламя вскроет скорбности икон.
Ненависть осела разноцветным кремлем, только боль закрыта в колокольный звон.
Нет огромных матчей, вместо ультрас правых блики иностранцев в хор: «No pasarán![199]»
Кто кому сафари строит из бывалых? Кто лишь имитатор? Видно после ран…
Нет больших концертов, правда ходят звуки в местных точках карты – старый рок и поп,
А над ними рэпер разнолицый в стуке…Кто грошей попутчик, кто идеей – в лоб.
Убежали банки и частично – бренды. Блокпосты в границе действий боевых.
Откуп, бизнес-схемы и сердца в аренды – гумконвои ходят в города седых.
Где-то разгружая порции спасенья из еды, вещичек и других приблуд,
Не дающих сгибнуть части населенья, затерялся Вася грузчиком исхуд.
Доставляя свертки пожилому люду, переслышан разным кликаньем нужды.
В Украину ходят, получить чтоб ссуду пенсионных кровных, за свои труды. Здесь не деньги – мелочь, хоть и коммуналка подешевле будет, чем за той чертой.
Старики нищают, молодежь – с прилавка продается в Молох телом, головой.
Сын домой вернулся в осень, в год четвертый от декады темной из десятых лет.
Без ответов нужных, без движений, стертый, будто нет и тела, только тень-скелет.
А недавно парень, слег в больницу резко, отказал растущий организм младой.
Будто бы паралич наступил, но леска из врачей и духа всё ж выносит в строй.
Но он жив, вернулся – это будет ярче всех любых препятствий, их не перечесть:
Поиски работы, крыши, словно старче у корыта Вася, но сынуля ж есть!
Да жена простила за грехи и слабость – может это сущность всех любимых жен?
Не всегда, муж ласку годен дать на радость, опосля застенок…Разум искажен.
Где-то шахты снова возвращают в дело. А былой начальник в Киеве сидит,
А его дружочки по России спело распустились связно, каждый в свой болид. Уголь и доходы – всё по слухам спеклым – в монопольном русле делят как на торг
Боевые люди с олигархом беглым. Прибыль – частным лицам, а народу – долг.
И пока торговля с Украиной ходит, не без перебоев, но всегда есть путь.
Гибель командиров параллель городит и посадка неких, кто готов свернуть.
Наказали даже многих, кто из банды издевался жутко в заподвальной мгле…Да не все закрыты, память сушит гланды, а ТВ льет жижу скрепное суфле.
Водка забирает горло по привычке, обрушая муки памяти седой.
В бивалютном крае покупал с налички, а потом и с гривной всё ж исчез запой.
Стало слишком тошно с отвращеньем явным в прошлое вздыматься в алкогольных снах.
Между этим, рубль стал в Донбассе главным, хоть зарплата в гривнах, в неких, пром. местах.
Переезд в дом предков Светы совершился. За квартиру трудно оплатить за съем.
Крышу дочинили, свет возобновился. Правда с газом худо и поближе гром.
Эх, печально стало, что не сладил в давность на продажу мамин старый ветхий кров.
Да никто не рвался покупать печальность…Так стоит не годный для житья основ.
Вот, а дачу Светы, что сверкала рядом, вовремя продали и купили вскорь.
Это построенье, где сейчас посадом перебралась пара и живут средь зорь.
И вокруг лишь главы воинских сенсаций. Мир по документам, а по факту брань.
ДАП повстанцы взяли и чеченцы братцы, вдруг к себе вернулись поздно или врань?
И герои муки, в часе без морали (днесь герои в бликах – зло блестит – добро)
«Киборгам» плененным флаги отрезали, заставляя кушать, для ТВ… В GoPro[200].
Кушали ребята, чуть толпа не съела, в экскурсных прогулках, там и Вася был,
Вспоминая лето, издрожалось чело лишь смотрел из дали, а потом не пил.
«Как-то странно – думал (не понять вне строя) – раньше украм с ДАПа слали коридор,
Вражьи руки жали, бьют теперь до воя призрак «Буратино»[201] усиляет хор.»
И котел закрыли на дуге «Дебали». Сине-желтой силе, прогоняя прочь.
Краматорск вкраинский «Смерчи»[202] обстреляли. Президент приехал в кадре превозмочь.
А снаряды ходят друг от друга к другу. Версий очень много, как гражданских жертв.
Самострел обстрелу как мытье на руку от руки нагрянет, был бы разум мертв.
На «Боссе» троллейбус обнесли бомбежкой. Кто же это сделал не смогли сказать
Иностранцы группы наблюденья, в дрожке, но донецких гиблых нужно отпевать.
Дээргешный облик есть в мусоровозе…Мантры в повтореньях все – самообстрел.
Информаций ворох издает навозом. Купидон промывки у привычных дел.
Дээргешный облик есть в ночном извозе…Мантры в повтореньях – все врага обстрел.
Информаций ворох издает навозом. Купидон промывки у привычных дел.
А сосед по дому вышел с ополченья. Упивался долго, с горести своей.
Вот теперь собрался и зовет в блужденья на работу в Питер, Васю да скорей. Ведь январь он помнит, год пятнадц(а)тый жуткий. Как пришел с бутылкой этот бледный гость:
«Брат, жена погибла… уж вторые сутки…Пост под Волновахой… – в горле, словно кость —
Говорил не ехать, в Украину эту…Ты её ведь помнишь, делала – атас – Всем настойку с шишки, знала твою Свету, а какие искры были, в ней, из глаз…»
Много букв пропили в этих диалогах. Ведь сегодня горе – это старый мэм.
Да, сосед уедет, вспоминая в смогах Иловайск в отстройке: укры, хмель, ПМ[203]…
Разговоры в прошлом, в беспорядке даты. Алкоголь лишь силит боли прежних дней.
Рано ехать, рано, хоть малы зарплаты, нужно всей семьею сдуматься быстрей.
4
Каждый грамм эмоций отдается слогу. Миллиметры чувства прорастут в словах
Не цензуре прошлой – на спецхран, в берлогу, не цензуре оной – в денежных цепях.
Всю палитру думы Света разливает по картине жизни: Эрос и Танат.
Месяца в печати, месяца верстает безразборно, сдвигом вызванный, талант.
Видеть глазом божьим, с черною сетчаткой очередь за пачкой гумконвойных средств:
Красный Крест, «Поможем» и Россия – кладкой три столпа бакшишов[204] от различных бедств.
Полюбить обстрелы – офис Красно-Крестный в городе Донецке окрещен огнем.
Света получает упаковки честно их дают за взрывы над своим жильем.
Точно так при штабе с вывеской «Поможем» На Донбасс Арене – милосердный кров
Сердца олигарха под татарской кожей. В Украину съехал, но за ним засов
От огромных ларцев, от большой торговли, от борьбы с тем беглым, в местный пьедестал.
Самоискупленье, капитал без кровли. Все в Донецке, там же где Светланин тал
Распустился в прутьях ивою кустарной, пропуская каждый жизни элемент.
Сыну утешенье ласкою непарной, ведь он в жути скрылся из больничных лент.
Мама принимает, было б это ране. Никогда не знала б с мраком что почем!? Но сейчас у мрака есть изнанка грани, Света хороненье утренним лучем.
Этот свет разбавит письмена родские с частною посылкой денежных долей. Это отчим с мамой байки городские перескажут, просят к ним бежать скорей.
«…там у вас в Донецке на Боссе подбили Казаки троллейбус, рядом военчасть,
Ведь они друг с другом власть не поделили и теперь в своих же палят невпопасть…
…я здесь все ж чужая, хоть тружусь без грому. Как же славно было, до майданных смут.
Ну а Глеб вписался в «жити по-новому»[205]. Нас донецких любят, иль за глаз плюют…
…приезжайте, дочка, Светочка родная. От бомбёжек этих, В Киев торопясь» —
В перемешке песни в месяцах без края, с украинской симки есть плохая связь.
На работе те же жалости куплеты, не созревши в ярость, плачет персонал.
Но клиенты ходят, дав рублей билеты нет уже простоев, лишь трудись в навал.
А Светлана молча делает искусство из своей работы, и в своем быту.
Остальное мимо, остальное – пусто, но она излюбит даже пустоту.
В интернете больше не с Островским полем. Новым «Я» собралась в тропы эстафет.
Псевдоним-аккаунт ей отдал с паролем, тот кому ссылала творческий коррект.
Получила профиль, коему писала. Метатекст возглавив, дальше рисовать Божество, любого из любых начала, продолжала в трансе, и продолжит, мать.
К ней приходит слава, бликом анонима, к ней приходят фаны, зная не её.
За репост посадят иль возвысят чтимо. В социальной сети творчество твоё.
Бренды русских сказок простилают тихо на Светлану тени, но она цветет. Рядом сына, мужа проростает лихо, прутик ласки свежей может их спасет?
Ведь Василий ищет горькое спасенье, только в том, что б кто-то был ему маяк.
Ведь Иван попался в растворенье мщенья. Им любить себя бы, а они никак.
5
От полей шотландских, по законам фунтов, Референдум – выйти из британских мест
До изрытых мясом человечьим грунтов месяца в Донбассе проползут в присест.
Лишь сплошной расфокус в темноте больничной, рядом книги: Фреско, Маркс и Пикети
Отдыхает Ваня, вспоминая в личной доле на безличье как попал в пути.
Как простился с местью, в сентябре далеком по весне, по лету, по зиме в пролет
От болезней люди умирают скоком, но не мстим, а лечим, ищем антидот.
Ну и в чем же поиск – выбирай фатально: вырезать гангрену или исцелить?
Нужно по науке, не рубить банально, а понять как дальше по вселенной плыть.
Ведь убийцы живы, что бомбили наших, но убийца тоже – общества болезнь.
Как обезопасить мир от зла познавших? Ведь в тебе есть тоже тьмы бесчетность бездн.
На глазах, за время, расчертился город, пальмами проросший из железных рельс,
Из снарядов парком кованным распорот как труды людские на аверс, реверс.
Есть такие блага без которых выжить толком невозможно в наши времена. Вот, отец на шахте надрывая грыжи, добывал ресурсы, чтобы шла страна
Как в других работах, что хранят фундамент всех цивилизаций в техно-колее, На котором вырос остальной орнамент из дзюдо, из стрижек – из культур в сырье.
Почему те люди, на которых бремя всех кормить и стойко блага строить кров
Очень часто сбиты и размыты в племя нищих, полунищих, иль лакейских псов?
Чтоб найти ответы уходил он в книги, ведь казалось вера прошлых лет – в расход:
Друга нет, любимой, Олимпийской лиги – возвращенье в додзе не подарит плод.
Дээнэра паспорт не представлен в мире и спортсмену с ним же не пройти отбор,
Либо в Украину – то мишенью в тире, либо на Россию в бюрократий сор,
Не дают гражданство русское донбасским, только ждать позорно, нужных лет и дней.
А сейчас что делать – потерпеть под спасским пламенем отчизны иль стегать коней?
Да и спорт огромный прожирают фаги допинги, скандалы у РФ в гурьбе.
Олимпийцев жизни продают за флаги самой разной дури… Химики в борьбе.
Путь на тренировку всё же сохраненный – просто ради вида красоты бросков.
В недополном зале. Дальше разоренный, в километрах «Метро» с воровских годов,
Где-то там, далеко, рядом ДАП отбитый, силами повстанцев, но не при делах
Ваня ищет что-то, душенька разлита в поисках сосуда в новых берегах.
Не Корчагин, Иден – нет, не стал он в роли, у кого учился, чувствует – другой.
И смотреть же стыдно на родных, с чего ли? Не убиться толком…
Где же красный строй?!
Фабрики – рабочим, земли под колхозы. Дата-центры в общность программистам все.
Ничего не сбылось, в череде на возы бизнес-боссы рулят, а народ в узде.
И пока под планы, крупных русских строек: Крымский мост и газа северный поток,
На Донбассе ходит недомира морок, для войны восходят сто цветов, сто склок.
Если стебель жизни Ваня не по полной сжертвовал на идол бешеных боев,
То сознанье вынул склокою убойной, на местах бинарных в поиск знанья кров.
От журнала «Скепсис» до Ютьюба с Фреско споры левых блогов, где портал Рабкор,
До кружков марксистских Lenin Crew – вьет леска переосмысленья дум в научный лор.
В социальной сети неприятно жутко диалоги павших, умерших людей:
Не онлайн Біленко и Шталова чутко смотрит аватаром безвести смертей.
У Євгена папа, все ж с тюрьмой простился, новости гремели и сейчас гремят. Ваня знал – писатель, с чем-то не мирился…Может с ним связаться – весточкой на чат
Рассказать про сына, про финал в минутах, ленту что пред смертью дал, ему отдать
И тогда, в стыдливых разобравшись путах, легче станет взорить на отца и мать?
Ну, а как же взорить на витрин богатства, на людей идущих по своим делам, На оплоты мира – острова мещанства, что остались целы, под всеобщий хлам. Будто бы обида забралась в подкорку словом не отпишешь в соцсети, в пример
На иных, кто личных войн не принял сборку…Он один и разный твой ПТСР[206].
Как смотреть в прощанье уходящим братьям кто – в РФ, кто – в небо, с «помощью» иль без,
Кто домой вернется под своё проклятье Фатерлянд закроет к будущей ЧС.
Город оживает, наступают массы. Кто сбежал – обратно возвратился в дом
Под косые взгляды, под свои каркасы будущих стремлений закроить излом.
Как смотреть на рэкет – на чинуш малину, столько технологий есть у нас людей,
Что позволят голод, бедность и рутину уничтожить! Нет же – наворуй скорей. На пороге новых революционных, а точней – четвертых, индустрийных вех.
Surplus value[207] – массам, частно отчужденных. Ведь машины сменят в днешних нишах всех.
И пока господы майнят криптокоин, им на это дело слуги – весь народ.
Ты работай лучше, если не достоин и снабжай нас током да трудом за МРОТ.
От обстрела скрыться… снайперов расставить, а вон там отлично станет пулемет
Ты уже уволен, но поток не сбавить – каждый закоулок голову гнетет.
Сколько мыслей Вани развивались пьяно, сколько раз на «ПРИЗМЕ» ночью отдыхал,
В комендантский часик чей-то дом – поляна Холи Рейву будет в полусне зеркал.
В отраженьи трипом приходили лица друга и любимой, нужно вновь в ВК
Будто там аккаунт жил отдельной птицей переписки с кем-то…Удалить. Пока.
Цифровые жизни оборвутся быстро цифровым убийством – цифросуицид. Виртуальный Павка заморожен чисто, чтоб айди безликий новый был открыт.
И увидеть в трансе на ноге девичьей темный свет портрета – выбита тату Опознанье мигом без любых отличий Маяковский смотрит в синеве, в свету.
Вспоминая маму, вспоминая папу, в непривычке быта мирной суеты. Отдалился парень, отдавая драпу замкнутости личной павшие мечты.
В роковые будни, отключилось тело, после дня… встречаний… тьмы тюрьмы цепей…
Ведь «Братишка», старый сослуживец, сел он после службы, снова, обзвоня друзей.
Вспоминает Ваня этот день суровый, как искал «Братишка» помощи солдат,
Ведь он срок не полный отсидел, махровый лик войны дал волю, а затем – в обрат…
6
До свиданья, город, вот узнаем точно – будет скука длиться, коль продал свой дом?
Переезд на Киев срочно и бессрочно муж – Андрій Біленко – уготовил в слом.
Ненависть и ярость тихие ломали на уродов, ставших у корней страны
Мерзость бюрократий, мусорные дали бестолочь и бедность – главные чины.
Это всё напомнит, в мутном, соучастье гибели детишек… На себя же злой. Телеса любимых – просто мясо власти – это всё воздвиглось траурной скалой:
Пятая колонна, что кричит о мире, кумовья кремлевской трупоедной тли
И барыги с бубном всё воруют шире, прикрываясь флагом, кой когда-то чли.
Доктора России на Донбассе светят оправданьем смуты, разные творцы,
Что идут к кормушке, неживые дети уж не встанут боле, отомстят отцы?
Что ж решил Біленко, перед самопалом, по заветам прошлым будет так «лупать
Сю скалу[208]», чтоб щепки порожали жалом всех, кто безучастен и участен врать.
Свой портал в инете он открыл с донатов, а тюремный выход хайпа подтянул
В небольшой команде цифровых солдатов троллинга, с раскрытьем выпускает гул.
И назвал – «Джеджалик» – свой проект звенящий, взял жилье в столице и с женой в поход
Жінка помогает… Где-то надлежаще частные уроки, говорит, дает.
Горе обрубило все углы с разводом. Стало как-то тише, а чего уж взять?
Ведь одно осталось у супругов с годом – единенье парой. Легче выживать. Постарели телом, душами и верой, ну а Киев смотрит сквозь века рекой. Может страны вымрут под ближайшей эрой, города оставив в корпоратный строй?
Да приходят деньги, на счета в копилку от аудиторских сотен тысяч рук.
Раз на месяц даже сотрясает пылко перевод огромный – анонимный друг.
То Ігнат, как зритель помогает сыну. Внуков не вернуть же, зятянула плеть
Бизнес-политичным золотишком спину. После дней трагичных не видались впредь.
Ведь он знает точно, что Андрій копает под него, под каждых кто сейчас у мест.
Но старик подкормит инфо-шум, смекает слово и законы – не несут арест.
Может даже в нужный час раскроет карты помощи ресурсам голосливых групп.
Обратив благие и чужие старты в свой расклад красивый всем, кто точит зуб.
Ведь сынок откиснет и смекнет реально эта вся система пишет два пути:
Либо принимаешь, подломавшись стайно, либо погибаешь в жутком забытьи.
А Марія с мужем будто беспристрастно, будто нет и смысла, но привычка быть
Заставляет дальше, оживляя частно мух в бокале винном узы окрылить.
Нет уже хоть капли школой любованья да и вывод страшный прошлое несет:
Русский с украинцем смирятся в приданье точно так, как янки и британцы в счёт.
Как постичь феномен скупости эпохи в призме вящих тысяч человечьих лет?
На космичном теле, мы всего лишь блохи и не будет долгим грызости куплет.
Только подработка в съёмном павильоне: ноутбук и вебка, и на день отель.
Пару раз в неделю развратить ладони, в транс, под маскировкой макияжа, в трель.
Может – ради денег, может – чтоб забыться. Был бы постоянно интернет готов.
Но копейки плата, а в табу раскрыться – будто бунт секретный против тех основ,
Что хранила жизнью и пришла в итоге, лишь к потерям страшным, где теперь семья?
От одной чертоги, муж к другой чертоги, сыновья святые – на забой… Не зря?
Что же делать, коли не продолжишь имя? Хаотичный Киев – тысячи личин.
Игнорируй город, ты ему незрима, по теченью дальше уплываешь в сплин.
Только где-то письма в сети социальной от Верницькой Саши – хочет тет-а-тет.
Ведь когда-то в штабе все крутились стайно, а она тихоней под рукой подсвет.
Может что-то выйдет, в стонах симуляций и оргазм приходит, и уходит страх
От уродства жизни в крошках девиаций дурновкусных словно урны в нац. цветах.
Сотни тысяч сгнивших словоблудий прозы, сотни тысяч сгнивших пустословий строф
Никогда не смогут выразить некрозы осознанья смерти родненьких голов.