Секреты фарфоровой куклы

Глава 12

Дворец Сайон-хауз поразил Дерека своей поистине королевской роскошью, когда он прибыл туда после всего недельного знакомства с леди Перси, по ее приглашению. Дворецкий, свысока оглядев его, предложил подождать – леди Перси была в отцовской библиотеке.

Лансдорф весь сжался. Впервые в жизни он чувствовал себя хуже последнего нищего, в своей недорогой, поношенной одежде. Не смея присесть на предложенный дворецким стул, он разглядывал приемную дворца, украшенную двенадцатью колоннами из голубого мрамора с позолоченными капителиями и скульптурами наверху. Скульптуры эти были выполнены по рисункам самого Адама – он считался знатоком античности, а потому стволы колонн являлись подлинно античными, и были найдены на дне реки Тибр в Риме. В этой величественной комнате висели на стенах портреты герцогов, королей и принцев – предков герцога Нортумберленда. В глаза Дереку сразу бросился довольно странный портрет Элен: художник изобразил ее до пояса в мужском костюме для охоты: плаще и шапочке с пером, зачем-то придав нежным чертам девушки некоторую резкость. Рядом с этим портретом находилось еще два: один изображал увядшую бледную даму средних лет с застенчивыми голубыми глазами, а другой – красавицу неопределенного возраста, точь в точь похожую на Элен с той лишь разницей, что ее прекрасные глаза были черными, как и кудри.

Двери неожиданно распахнулись, и через приемную быстро прошел сам герцог. Он даже не взглянул в сторону Лансдорфа, лишь небрежно бросил на ходу слуге:

– Что сей за оборванец?

– Это к вашей дочери, милорд.

– Скоро мой дом, благодаря ей, превратится в приют для бродяг!

Герцог исчез в коридорах своего дворца. Слуга с затаенной усмешкой взглянул на Дерека, а тот уже готов был провалиться сквозь землю от стыда и хотел удалиться, но тут он услышал голос леди Перси:

– Господин фон Лансдорф! – она зашла в комнату и подала ему руку. – Прошу прощения, что заставила вас ждать. Идемте же в мой кабинет.

Но Дерек словно оцепенел. Слуга что-то шепнул ей на ухо. Девушка немного смутилась:

– Простите, Лансдорф, мой отец бывает иногда немного несдержан, но он, поверьте, совсем не такой грозный, как о нем говорят.

Я представлю вас ему, и он не будет препятствовать нашему общению, вот увидите!

Взглянув еще раз на странный портрет, Дерек хотел идти за ней, но она спросила:

– Вас что-то удивило в этом портрете?

– Нет, нет, просто необычно, вы в мужской одежде.

– Ага, вот вы и попались! – задорно рассмеялась леди Перси.

Лансдорф застыл в недоумении и растерянности. Продолжая смеяться, Элен пояснила:

– На этом портрете изображена не я!

– Не вы?!

– Перед вами герцог Нортумберленд в возрасте двенадцати лет.

Это семейная шутка. Мы нарочно повесили портрет здесь, чтобы наши гости сразу обращали на него внимание. Интересно, но никто еще не узнал в нем отца. И вы тоже ошиблись.

– Совершенно удивительная схожесть, – удрученно пробормотал Лансдорф и спросил, указав на портрет черноокой красавицы, – а это, должно быть, герцогиня Нортумберленд?

– Да, – ответила Элен, – только если вы не имели в виду мою матушку, – она кивнула на портрет увядшей дамы, – вот это моя мать, а та, что вы приняли за нее – покойная герцогиня Нортумберленд, в девичестве испанская принцесса Изабелла Арагонская и моя бабушка, то есть, мать отца.

Поразил Дерека и кабинет девушки уже одним своим существованием. По своему интерьеру он сильно напоминал кабинет ее отца, только здесь все стены были увешаны полками с книгами и какими-то папками. На ее письменном столе царил невообразимый хаос, а на столике у камина и под ним валялась кипа нотных исписанных листов.

– Какая у вас обширная библиотека, – восхищенно сказал он.

Леди Перси гордо улыбнулась:

– Вы бы так не говорили, если бы видели библиотеку моего отца.

А здесь большинство – партитуры.

Дерек протянул ей принесенную с собой папку:

– Осмелюсь надеяться, эта симфония понравится вам, Элен.

Она взяла партитуры, просмотрела их, мысленно наигрывая, и восторженно спросила:

– Сколько?

– Что – сколько? – не понял Дерек.

– Сколько я вам должна?

– Это мой подарок, – тихо произнес он, отводя глаза.

– Подарок? – удивилась Элен. – Но почему? – так и не получив ответа она добавила, – впрочем, благодарю, если так. В ответ разрешаю вам сколько угодно времени проводить в моем кабинете, выбрать любые книги и партитуры, а я немедленно прикажу переписать их для вас. А может поедем, Ланс, чуть позже в Друри-Лэн^[18]? С оркестром, думаю, проблем не будет, – она пристально посмотрела на него, – уж очень хочется услышать вашу новую симфонию.

Глава 13

Прошло примерно два месяца. За это время леди Перси и Лансдорф крепко подружились. Дерек тщательно скрывал свои чувства, заметив, что она не любит, когда ее осаждают пылкие влюбленные, к тому же он был сильно неуверен в себе. Однако если от Элен ему удавалось скрывать любовь, то от своего отца нет. Фредерик сразу все понял, но решил молчать. Он увидел, что Элен избалованная, но порядочная девушка и Дереку ничего не грозит рядом с ней, а его юношеская блажь, думал он, пройдет сама собой, когда Нортумберленд выдаст дочь замуж за какого-нибудь принца или герцога.

Друзья завидовали Лансдорфу, особенно Гарсиа. Он никак не понимал, как тому удалось очаровать такую девушку.

– Будь осторожен, Ланс, – говорил он, – если что, нам всем головы не сносить. На самом деле, старый Цербер Нортумберленд зорко стережет дочь.

Дерек же не откровенничал ни с кем, но правдиво отвечал друзьям, что их с леди Перси не связывает ничего, кроме музыки.

Однажды, в назначенный час, Элен не приехала к нему для занятий. И на следующий день тоже и даже записки не прислала. Встревоженный Лансдорф хотел ехать прямо во дворец, но потом раздумал, и отправился в кофейню Уилла. Не встретив в это время там почти никого, он мрачно пил кофе в одиночестве.

– Как, вы здесь, Лансдорф? – услышал он за спиной голос поэта Сиббера.

– Что же в этом такого необычного?

– Странно. Разве вы не знаете последнюю новость? Сегодня весь Лондон об этом только и говорит!

– Какую новость?

– Ну как же! Вчера ночью умерла герцогиня Нортумберленд!

Лансдорфа подбросило. Он выбежал из кофейни и, не решив куда лучше идти, направился домой. Там его ждала записка:

Ланс!

Вы, вероятно, уже знаете о нашем несчастье.

Как только сможете – приезжайте во дворец.

Элен

Не теряя ни минуты, Дерек помчался в Сайон-хауз.

– Леди Перси сегодня никого не принимает! – не пускал его дворецкий.

– Пропустите его! – послышался голос Элен. – Это потому, – объяснила она Дереку, – что лорд Уэлсли и прочие с ним, не оставляют меня в покое даже в столь горестный для меня час.

На ней было надето строгого покроя черное платье, отчего ее покрасневшие от слез глаза казались очень яркими, зелеными, а весь облик был таким прекрасным, что Дереку захотелось сжать ее в объятиях, но, не подав виду, он с грустью выразил ей соболезнования и спросил, чего бы ей пожелалось.

– Церемония прощания, – ответила она, – пройдет в нашей часовне. Затем, тело моей матери отправят в Нортумберленд для захоронения в семейном склепе. И я хотела, чтобы вы играли во время церемонии на органе. Согласны?

«Как странно. Для чего им нужно везти тело в Нортумберленд?» – удивленно подумал Дерек и ответил:

– Разумеется, Элен, я согласен.

– Тогда идемте. Траурная месса начнется через пару часов.

В небольшой часовне, примыкающей к дворцу, стоял на постаменте закрытый, обитый красным бархатом гроб. В часовне присутствовала почти вся высшая знать Англии. Каменное лицо герцога Нортумберленда, как, впрочем, и лицо Элен, не выражало никаких чувств. «До чего же они похожи!» – еще раз удивился Лансдорф. Долорес тихо плакала, уткнувшись в плечо овдовевшего герцога. Рядом с ними стояла приятная худощавая дама лет тридцати. Из ее светлых глаз непрерывно текли слезы, которые она прикрывала веером. Хотя Дерек никогда раньше ее не видел, он догадался, что это принцесса Конде, старшая дочь герцога. На ней не было парика: голову венчала густая копна каштановых волос – таких же точно как у Элен, но на этом их сходство оканчивалось. Принц Конде оказался весьма немолодым угрюмым человеком. Здесь же стоял их сын герцог Ангулемский с сестрой Анной Луизой и граф Перси со своей именитой супругой-мегерой. Вдруг из толпы выделился герцог Сент-Олбанс и медленно приблизился к гробу. Сент-Олбанс был стар, но его благородные черты, величественная осанка и ясный взгляд некогда пламенных черных глаз выдавали в нем высокородного, потомственного аристократа. Дерек знал о нем, что он очень богат, член Тайного Совета^[19], кавалер Ордена подвязки, а также, что он имеет наследственный титул Великого сокольничего Англии и наследственного секретаря суда лорд-канцлера.

Постояв с минуту, старик припал лицом к крышке гроба. Он не издал ни звука, но всем было заметно, что его плечи сотрясали судорожные рыдания. На неподвижном лице герцога Нортумберленда начала проступать краска ярости. Он уже сделал шаг вперед, но Элен так строго посмотрела на него, что он остановился. Справившись с собой, герцог Сент-Олбанс поцеловал крышку гроба и поспешил покинуть часовню. Никто из присутствовавших этому не удивился. Молва твердила, будто бы Сент-Олбанс долгое время был любовником покойной герцогини.

Церемония закончилась. Пастор, подобострастно скрестив руки на груди, поклонился семье герцога Нортумберленда. На прощание, Элен сердечно поблагодарила Лансдорфа за его игру.

– Некоторое время мы не будем заниматься, – сказала она, – но как только это станет возможным, я дам об этом знать.

Прошло три месяца. Все это время Дерек не видел леди Перси. Он и не подозревал, что даже временная разлука окажется такой тяжелой. Все его мысли и днем и ночью были о ней. Сейчас он пытался сочинять новую ораторию, но приступ меланхолии отчаянно мешал ему сосредоточиться. Он ждал прихода Гарсиа, который обещался зайти и немного помочь. Лансдорф всегда считал, что у его друга имеются недюжинные способности для написания музыки, о чем он неоднократно говорил ему, но тот всегда со смехом отшучивался: «Уж лучше быть отличным исполнителем, нежели посредственным композитором. Если мне и суждено что-то написать, так нечто великое, а для этого нужно такое событие, которое потрясло бы меня до глубины души!».

Размышления Дерека прервал стук в дверь, он крикнул:

– Входи, Гарсиа, открыто.

На пороге появилась улыбающаяся леди Перси. От неожиданности Лансдорф чуть было не подпрыгнул и поспешил ей навстречу. Глаза девушки сияли радостью, отчего ему показалась, что она стала еще красивее. От счастья Дерек готов был сказать ей всю правду, признаться, как он ждал ее и как сильно любит. Но этому мешали прибывшие с ней гувернеры и леди Флеминг. И Лансдорф, как всегда, сдержался.

– У вас такой кислый вид, Ланс, что я склонна думать, будто вы не рады мне, – надула губки леди Перси.

– Не рад?! Да я просто уже и не ждал вас. Ведь вы ни строчки не написали мне, – с тихим укором произнес Дерек.

Элен удивленно посмотрела на него.

– Но я не знала, что это нужно. У нас был траур. Вот, приехала, надеясь застать вас дома.

– И совершенно правильно поступили, – поспешил заверить ее Лансдорф.

– Что это? – спросила Элен, подходя к партитурам.

– Новая оратория. Но что-то не так. Я ждал прихода Гарсиа, его советы бывают довольно ценны и своевременны.

– А мои советы… не подойдут? – робко спросила она.

Сияя от счастья, Лансдорф протянул ей партитуры. Грейл, как обычно, угрюмо занял место у окна вместе с другими гувернерами, а Долорес стала играть с прибежавшим из другой комнаты Клаусом.

Дерек же с Элен принялись столь интенсивно писать музыку, что пришедший Гарсиа понял – ему здесь делать нечего.

Глава 14

Спустя несколько дней Лансдорф, получив приглашение Элен, снова приехал в Сайон-хауз. В саду раздавались звуки дуэта скрипки и флейты. Инстинктивно идя на эти звуки, он увидел в беседке играющих леди Перси и ее брата. На скамейке рядом с ними расположились леди Флеминг и графиня Перси. У ног Элен сидел огромный доберман, который при виде Дерека молча обнажил зубы. Элен перестала играть, погладила добермана и весело воскликнула: – Нельзя, Гектор, это ко мне! Доберман спрятал зубы, но продолжал напряженно наблюдать. – Не бойтесь, подходите, – сказал граф Перси. Но Дерек оробел, ожидая, что сын герцога Нортумберленда окажется столь же зол и надменен, как и отец. – Хочу представить тебе достопочтенного фон Лансдорфа, Нолли, – сказала Элен. Лансдорф несмело подошел и поклонился. Она продолжила: – Мой брат – Оливер Уильям Генри, граф Перси.

К удивлению Дерека, он тоже слегка поклонился и представил жену:

– Графиня Перси, моя супруга.

Та кивнула Дереку с кислой миной. Дерек вздохнул про себя, оглядывая мощную фигуру графа. Полное брюшко и наметившийся второй подбородок выдавали в нем любителя хорошо поесть. На его миловидном лице проскальзывала какая-то детская непосредственность, а красивой формы голубые глаза имели выражение легкого удивления, что придавало его облику еще больше обаяния.

И все это делало Оливера Перси совершенно непохожим на Элен и их отца.

– Я пригласила вас, Лансдорф, чтобы сделать следующее предложение, – деловито изложила леди Перси. – Общение со мной отнимает у вас много времени. Вам уже известно, что я рассталась с Бонончини и теперь хочу предложить вам стать моим учителем. Что скажете?

У Дерека радостно забилось сердце.

– Для меня это огромная честь, миледи, – спокойно ответил он, и добавил, обращаясь к Перси, – но что об этом думаете вы, граф, и ваш отец?

– Я всецело согласен с Элен, – улыбаясь, сказал граф Перси, – я уже давно вместе с ней слежу за вашим творчеством, оно мне по душе. А что до отца – ему все это безразлично, он доверяет нашему с Элен вкусу, но вы должны непременно зайти к нему. Можно прямо сейчас, пока он у себя.

От этих слов Дереку стало дурно. Он был в ужасе при мысли о встрече с Нортумберлендом лицом к лицу, помимо прочего из опасения, как бы тот не догадался о его любви к Элен. Граф заметил его страх и снова улыбнулся:

– Не стоит пугаться. Пойдемте, я провожу вас к отцу.

Доведя Дерека до дверей кабинета герцога, граф зашел туда и, выйдя через мгновение, произнес:

– Он ждет вас.

Лансдорф, перепуганный и почтительный, предстал перед герцогом. Тот что-то увлеченно писал. Рядом с ним лежал другой доберман, который посмотрел на Дерека более миролюбиво, чем Гектор. Несколько минут герцог не обращал на него внимания, пока не дописал начатое, а затем, подняв голову, уставился на бедного юношу немигающим взглядом зеленых глаз. Дерек стоял, не смея пошевелиться.

Внимательно разглядев его, герцог изрек:

– Моя дочь желает, чтобы вы были ее учителем музыки, – на минуту он замолчал, а на его неподвижном лице вдруг появилось отдаленное подобие улыбки, – чего вы застыли как истукан?

Дерек, насколько смог, спокойно ответил:

– Если вашей светлости угодно знать мое происхождение и образование…

– Мне это все давно известно, – нетерпеливо перебил его герцог. – Не следует думать, будто я не знаю, в чьем обществе моя дочь проводит столько времени. Должен предупредить – она необыкновенно пытлива, когда речь заходит о новых знаниях и посему вам, вероятно, придется тратить на нее больше времени, чем обычно на это требуется. Такой подход к делу вас устроит?

– Да, ваша светлость.

– В таком случае можете приступать к занятиям. Ваши музыкальные способности меня не интересуют. Моей дочери виднее, какой ей нужен учитель.

Герцог снова погрузился в свои дела, назвав перед этим баснословную, по разумению Дерека, сумму за занятия с Элен.

Глава 15

Теперь Лансдорф проводил много времени в Сайон-хаузе. Его чувства к Элен возрастали день ото дня, но при этом она по-прежнему не давала повода к признаниям, да и в ее музыке чуткий юноша не слышал любви. «Но Элен – девушка необыкновенной красоты и необычного склада ума. Должно быть, и любовь ее также незаурядна, как и она сама», – успокаивал себя Дерек, ведь среди всех своих знакомых она явно отдавала предпочтение ему! Зачастую, она сама желала танцевать только с ним, чтобы он избавлял ее от некоторых слишком назойливых ухажеров.

Круг общения леди Перси составляли писатели, поэты, а главным образом, музыканты и певцы. Среди последних был двадцатидвухлетний итальянский певец и композитор Луиджи Торелли, который безмерно раздражал Лансдорфа своими манерами, а в особенности слишком рьяным ухаживанием за леди Перси. Точнее, за ней ухаживали практически все молодые люди, которые имели счастье общаться с ней, но Торелли был самым горячим ее поклонником. Как композитор он ничего из себя не представлял, и Дерек как-то вскольз намекнул об этом Элен. Она согласилась с ним, но заметила, что Луи, как она его называла, вызывая тем самым в Дереке немалую ревность, примечателен для нее своим прекрасным голосом – у того был великолепный тенор. А его ухаживания заметно забавляли ее. У самой же Элен тоже был чудесный голос – сильное сопрано. Но своим настоящим и главным соперником Лансдорф считал герцога Норфолка. Молодой еще вдовец и владелец огромного состояния, Норфолк был дружен с герцогом Нортумберлендом и, как видно, мечтал жениться на его дочери. Но гордый папаша объявил всем женихам, что не собирается расставаться с дочерью до ее совершеннолетия. Влюбленный Лансдорф все больше и больше привязывался к прекрасной девушке, не замечая в ней никаких недостатков, даже несмотря на ее капризный нрав. Она казалась ему самим совершенством. Элен очень любила животных, и они платили ей за это своей преданностью. Не считая огромного количества доберманов, которые неусыпно стерегли Сайон-хауз, пес Гектор был самым строгим и ревнивым ее стражем. Был у нее и щенок мопса, непомерно толстый, по кличке Жижи. Элен не разводила мопсов, но, когда-то подобрала больную собачку, выходила ее и от жалости так раскормила, что теперь Жижи, привыкшая много есть, сбавить вес уже не могла. Она очень боялась чужих, но, в отличие от Гектора, полюбила Дерека. Заметив это, Элен позволила ему носить иногда Жижи. Дерек был счастлив – такой чести она не удостаивала никого из своих поклонников! Как-то раз в их конюшнях, помогая леди Перси спуститься с лошади, он увидел загон для старых и больных лошадей. Девушка подошла к ним. Раздалось радостное ржание. Одна старая кляча доверчиво положила голову ей на плечо. «Это подруга моего детства. Мы с отцом не отдаем друзей на живодерню», – объяснила Элен, целуя клячу в облезлую морду. В другой раз он застал леди Перси, играющей на скрипке в саду. На плече у девушки сидел прикормленный ею соловей и пел. Увидев Дерека, птичка испуганно упорхнула.

Лансдорф искренне не понимал, отчего Мэри Вильерс, догадавшаяся о его чувствах к Элен постоянно повторяла, что у фарфоровой куклы и сердце из холодного фарфора? Ведь леди Перси всегда старалась помогать талантливым, но бедным музыкантам, певцам, художникам и писателям, тратя на это свое содержание, получаемое от отца. Но эти деньги, как правило, быстро заканчивались, и тогда она черпала средства из щедрого кармана графа Перси втайне от отца – тот терпеть не мог богемы вообще. И милостыню свою она творила столь деликатно, чтобы ни коим образом не задеть достоинства нуждающегося. Размер оплаты его труда тоже был делом рук леди Перси, позже он узнал, что сам Бонончини получал от герцога вдвое меньше него!

Дерек уважал Мэри Вильерс, считал достойной и умной девушкой. Она утверждала, что у Элен отнюдь не романтическая натура и ненавязчиво, по-дружески намекала – чтобы хорошенько ее узнать, достаточно взглянуть на ее отца. Но влюбленному юноше и сам герцог не казался больше таким ужасным и злым, хотя он по-прежнему боялся его. Просто все, что относилось к обожаемой им девушке, казалось таким прекрасным! Лансдорф уже думал признаться ей в своих чувствах, но робел, не зная понравится ли ей это. По просьбе Элен он представил ей, помимо Гарсиа, остальных своих друзей. Дерек втайне опасался, как бы красота Гарсиа не затмила перед ней его талант, но к своему удивлению обнаружил, что тот произвел на нее совершенно обратное впечатление. Из его друзей она особо выделила некрасивого и веселого Пирсона. Теперь они тоже стали частыми гостями Сайон-хауза, играя уже не квартетом, а квинтетом, где первой скрипкой всегда играла, конечно же, леди Перси.

Для Лансдорфа было поразительно, что герцог Нортумберленд никогда не препятствовал таковому образу жизни своей дочери: ведь иногда Сайон-хауз буквально наводняли нищие певцы, музыканты, актеры и прочие представители богемы. Но Элен благоволила только талантливым, так что остальные уходили несолоно хлебавши, стараясь стащить что плохо лежит и от этого порой не спасали ни слуги, ни доберманы.

Леди Перси задумала было устроить у них придворный театр, но герцог был взбешен подобным предложением и запретил даже мечтать об этом. Зато постановку новой оперы Генделя папаша все-таки оплатил, чтобы смягчить перед дочерью свой отказ!