Глава XXX
С Сейраном у меня разговор был непрост. Мы сели друг против друга.
Время поджимало, и я осознавал риск форс-мажорных обстоятельств.
– Убивать тебя нет смысла, Аветисов, наоборот, ты нас прикрываешь. Твои отпечатки на стволе, из которого был убит Багдасарян, а в комнате гильзы. Есть мотив. Самый банальный, но очень актуальный на сегодняшний день – корысть. Ты ограбил босса, присвоил его деньги, затем убил. Ограбление мы сымитируем… Можно предположить, что и Арсена ты убил. И ты имеешь отношение к убийству младшего Манучарова. Так что и с этой стороны тебе крышка. Чирикнем Спартаку, он тебя в любой точке земного шара достанет. Усек свое положение?
– Усек… – раздраженно ответил Сейран, ерзая на стуле. – Мне что, сразу упокой заказать после освобождения?
– Зачем? Это к тому, если разболтаешься. Ты и перед своими предатель. Ведь Ашота, по существу, ты сдал.
– Не сдал бы, если он не был подонком, – огрызнулся Аветисов. – Сам же убедился, он и меня собирался убить.
– Те двое, которые соскочили в Ереван, знали про существование этого дома?
– Нет. Только я и Арсен. Ашот с Арамом друг друга ненавидели.
– Тебе нельзя в Армению.
– Что?
– …
– Я же сказал, у меня там старые родители…
– Помню, и незамужние сестры, – я его перебил. – Но ты им нужен живым, а вернувшись, ты и себя подставишь, и нас. Ты нежелательный свидетель для всех, Аветисов, неужели не понимаешь? И как ты объяснишь своему руководству смерть Багдасаряна и Галустяна?
– Сам же подсказал: вернулся, босс мертв…
– А Арсена Ашот убил из-за бабы… Как, по-твоему, в Ереване этой бурде поверят?
– …
– Из тебя всю душу вытрясут, Аветисов. Сам знаешь, какие люди стояли за Багдасаряном, и они крайне будут раздражены из-за прекращения финансового потока. Рабочей версией будет то, что ты наводчик неких криминальных сил, и это ты организовал налет на вашу съемную квартиру, а позже ликвидировал своих товарищей. Мотив – корысть. Ты взял кассу…
Сейран дрожащими руками в наручниках неуклюже попытался стереть пот с лица, но безуспешно.
– Значит… обманули…
– Мне надо было подвести тебя к убийству Багдасаряна, чтобы списать на тебя все, в том числе ограбление кассы.
– …
– Теперь ты должен исчезнуть навсегда, Аветисов. Проще тебя убить и закопать рядом с Арсеном. Может, так и сделаем? – я испытующе посмотрел.
Он тяжело вздохнул и не сразу ответил. Я же с удивлением заметил, что Аветисов на глазах преображается, как бы успокаивается. Видимо, у страха тоже есть предел.
– Не жилец я… Теперь, это точно понял. Но тебе почему-то поверил… Единственное, о чем прошу, пошлите моим в Ереван хоть немного денег. У вас много, и приобрели их с моей помощью… Отец очень больной. Лекарства дорогие. Я оставлю адрес… И закопайте меня, правда, рядом с Арсеном. У нас у обоих одинаково дерьмовая судьба…
Я откинулся и прислонился к спинке стула. Внимательно разглядел пленного, который, отвернувшись, уже равнодушно смотрел в окно.
Этот человек ни разу за себя не попросил. Все его мысли, чтобы выжить, были связаны с родными.
Я вспомнил родителей.
– Да и еще… Ты, я как понимаю, сотрудник элитной организации?
– Так себе… – он нехотя произнес.
– Давай, рассказывай.
– Зачем? – удивился Сейран. – Это к делу не относится.
– Это мне решать. Ты выкладывай… – я достал из кармана портативный диктофон и поставил перед ним.
– Чего… выкладывать? – внимательно оглядев прибор, переспросил он.
– Все по порядку, как положено. Кто, откуда, где служишь, кем являешься, какие задачи выполнял, какие собирался выполнять? В общем, все.
– Но зачем это тебе?
– Ну ты, парень, нахал, – “возмутился” я. – Вы, черножопые, здесь, на Руси, черт знает чем занимаетесь, а я, майор милиции, буду перед тобой ушами хлопать?.. Доложу в соответствующие инстанции.
– Так ваши… Ну, не совсем ваши. Они и так знают… – вновь в недоумении покосился Аветисов.
– Мож знают, а мож нет, почем знать? Мож врешь… Давай выкладывай. И не ври. Перед тобой не фраер.
– Насчет родителей…
– Обещаю.
Сейран немного задумался. После тихо заматерился.
– Я, Аветисов Сейран Рубенович, 1965 года рождения… И т.д…
Длинный прервал свою речь и потянулся за колбасой. Немного пожевал и сморщился.
– В Баку колбаса чем только не пахнет, только не мясом. Помню, в детстве мама нас в цирк водила. Там в буфете такие вкусные бутерброды продавали с колбасой!.. И лимонад…
Мы переглянулись.
– Причем тут колбаса? – возмутился Прилизанный. – Вы дело говорите. Что вам этот Аветисов рассказал?
– Я с ним минут 30 беседовал, – вздохнув, спустился из машины времени Длинный. – Что вам, все слово в слово передать?
– Ну, расскажите хотя бы в общих чертах…
– Ну, если в общих… – призадумался рассказчик. – Аветисов был военным разведчиком. Про их задачи в Москве я рассказывал. Коротко: это оперативная работа в среде азербайджанцев, организация показательных карательных мер над строптивыми индивидуумами из своей среды, поборы среди них ради “общего дела”, сбор информации про действующих в России азербайджанских диаспорских и иных центров и т.д. Сейран назвал имена отдельных российских чинуш и политиков, особо интегрированных в оперативные разработки против Азербайджана. Также назвал конкретных лиц из российского Генштаба, активно сотрудничающих с армянскими спецслужбами, в том числе рассказал, что знал про организацию Корейца.
Я заинтересовался информацией о том, что одним из приоритетных направлений группы Багдасаряна в Москве являлся подкуп журналистов и руководящих чинуш в различных СМИ. Также внедрение лиц армянской национальности в эти организации в целях выгодной для них интерпретации событий в Нагорном Карабахе и вокруг, ложной трактовки исторической сути армяно-азербайджанского конфликта.
Армянские чинуши, в отличие от наших беспечных и, в некотором роде, бестолковых служилых, более внимательно и планомерно подходили к этим задачам, потому и выиграли в первой фазе карабахского конфликта информационную войну. Перед россиянином нарисовывался образ очередного врага – мусульманина-азербайджанца, который только и ждет объединения со своими турецкими собратьями, чтобы вонзить кинжал в спину России, перерезать всех христиан, не только армян, но и русских. О том, что азербайджанцы борются за освобождение отцовских земель, нагло проданных четой Горбачевых армянской диаспоре – пятой колонны Запада, естественно, ни слова. Помните, в одно время на митингах в Ереване демонстранты открыто скандировали лозунги, типа – Раиска, верни бриллианты…
То, что в Азербайджане в отличие от Армении проживает солидная русская диаспора, распространено русскоязычие… Кажется, я повторяюсь…
В убойных делах ни он, ни другой из организации не участвовали. Этим заправлял непосредственно Багдасарян. Вероятно, у него были и другие контакты в среде киллеров. Так, видимо, было безопаснее – исключалась утечка. Убийства исполнялись с криминальной подоплекой, а главное – чужими руками. Ашот мог сам заказать неугодного или получал соответствующее указание из Еревана.
Убивали ли азербайджанцев? Не знает. Его дело принеси-уноси. Помимо них в Москве еще несколько групп, каждая со своими целями и задачами. Взаимодействие через кураторов. Об Артуре в курсе, поскольку Ашот сам был вынужден сообщить, чтобы объяснить столь стремительное бегство из Москвы, и вообще, соблюдение диких мер предосторожности.
Аветисов до того был деморализован, что даже не соображал, почему я так много вопросов задаю по азербайджанскому направлению. Он просто отвечал. Видимо, уже поставил на себе крест…
– Как же вы все-таки поступили с Аветисовым? – не сдержался и полюбопытствовал Прилизанный. – Вы его… как бы… ликвидировали?
Вновь отошедший от сцен прошлого Длинный недовольно поморщился. Ответил через несколько минут. Вернее, спросил:
– А как вы поступили бы на моем месте?
Захваченный врасплох, Прилизанный вздрогнул. После с досадой заворчал.
– Собственно, почему я должен быть на вашем месте? Меня и мое устраивает.
– Ясно… – потупил глаза Длинный. После молча уставился на Арзумана.
– Оставить его в живых, подвергнуть опасности не только себя, но и товарищей. Дело, наконец, которое тебе поручили…
– Братан, ты забыл сколько пакостей они нам сделали? – беспардонно ринулся в диспут Ветеран в тельняшке. – А этот хрен еще бабки собирал на войну. Попадись в их руки, с тобой не церемонились бы.
– Понятно…
– Это очень трудный вопрос. – После некоторой паузы высказалась и Гюлечка.
– А я бы отпустил…
Все повернулись к Бакинцу. У того глаза разбежались, как бильярдные шарики.
– Что уставились? – он огрызнулся. – Тоже мне, вершители судеб! Чувак ему… – указал он на Длинного, – жизнь спас. Как тогда Карен мне40. Разве не так?
Длинный кивнул.
– Вот тебе и мой ответ…
Ганмуратбек тихо закашлялся. После лаконично высказал.
– Городской прав. Долги надо возвращать.
– А ты, Балабеков?
– Однозначно, ты его отпустил, – улыбаясь, я ответил. – Лучше расскажи…
– Мы выехали из Зеленого дома на двух машинах. Я за рулем “Нивы”. За мной на нашем раскрашенном “воронке” – Романовы с Аветисовым. Через час я свернул с дороги в лесок. Оставив машину между деревьями, сам перебрался в Газик и сел рядом с пленным. Рука его была прикреплена к Толику, так что Аветисов оказался между нами.
Машина тронулась. Я освободил армянина от наручников. Он, массируя запястье, как-то рассеянно посмотрел.
Я протянул ему греческий паспорт Багдасаряна.
– Теперь ты Леонид Попандопуло. Может на всю оставшуюся жизнь…
Сейран тупо уставился на ксиву. Я понял – единственное, что он в этот миг сообразил – его убивать не будут.
– Ты чем-то похож на Ашота. Вернее, на него в молодости. Повезло.
Ответил он тихим голосом не сразу, после, как все в себе переварил:
– У меня нет денег…
Я протянул ему пачку долларовых банкнот. Он не решался брать, видимо, ступор еще не прошел. Я сунул деньги ему в руки.
– Значит, не убьете…
Тут слезы безмолвно начали литься по его щетине. И, прикрыв лицо руками, он разрыдался.
– Успокойся, все позади.
– Когда вы… пристрелили собак, я подумал, вы и меня… Там же…
– Успокойся и внимательно выслушай. Потому, что от твоих действий будет зависеть и участь твоих родных…
Страх вновь парализовал его, и он впился в меня мокрыми от слез глазами.
– …Ты летишь в Афины послезавтрашним рейсом. Вот билет… Если мои догадки верны, то люди, встречающие тебя в афинском аэропорту, будут ждать исключительно предъявителя этого паспорта. И им абсолютно будет наплевать, что, ты, возможно, не тот человек, который оплатил этот сюжет. Скорее эта международная организация, помогающая людям за конкретные бабки исчезнуть, идентифицируясь в другую личность. Вполне вероятно, что тебя где-нибудь на берегу Эгейского моря ждет собственный домик с видом на море и, если повезет, даже небольшая яхта у причала. И вряд ли Ашот, понимая, что за ним будут охотиться и в Армении, и в России информировал хоть кого-то о своем перевоплощении, включая и членов семьи, для которых после случая с Маргаритой Гаспарян, он давно чужой…
Денег на первое время хватит. Можешь нанять адвоката, если что не так. Постарайся быть похожим на фото в паспорте. Ты обрусевший грек из России, потому не владеешь языком. Всю жизнь мечтал оказаться на исторической родине, копил деньги. Вот твоя основная легенда. Детали додумаешь сам.
– Моя семья…
– Прибудет следом. Это я тебе обещаю. Напиши пару строчек… – я передал ему заранее подготовленную бумагу с ручкой. – Пусть твои доверятся людям, которые с ними свяжутся.
– …
– И теперь последнее… Аветисов, ты мне веришь?
– Теперь, да. Как я после этого могу не верить? – он уже успокоился. Вытер ладонью слезы и спрятал деньги.
– Тогда должен осознать, что, если хоть в чем-то уклонишься от инструкции, я тебя выслежу…
– Это лишнее, – он дрожащим голосом перебил. – Я лучше сам загрызусь. Если бы не ты, Ашот меня тоже… И ты сделал мне подарок. Мы мечтали перебраться в Москву. Ашот обещал. Потому и я как раб прислуживал. О Греции даже не мечтал.
– Вот ключи от “Нивы”. Доберешься. Машину оставишь где-нибудь на стоянке и уничтожишь всякое напоминание о себе. Скоро мы тебя высадим, Аветисов, и больше не увидимся. Не забудь мои наставления.
Дальше молчали. Перед тем как выйти, он неуверенно спросил.
– Ведь ты не мент?
– Какая разница?
– Ну да… Но почему со мной провозился?
– Как договорились. Ты мне жизнь спас. Все справедливо.
Он натянуто улыбнулся. Я внимательно вгляделся в его вдруг забегавшие глаза.
– Ты хочешь сказать, поступил бы иначе?
– Я… не знаю… – он опустил голову.
– Ладно, проваливай…
Некоторое время ехали молча. Наконец, Толик высказался.
– Напрасно… Еще денег дал! Тебе бы в монастырь.
– Боишься, тебе мало достанется?
– Не в этом дело. Я хочу понять.
Павел одобряюще кивнул.
– Он спас мне жизнь. Что тут непонятного?
Я уловил в зеркале крайне удивленный взгляд старшего Романова.
– Ты уверен, что он не стуканет? – после паузы раздраженно спросил Толик.
–…
Я устало провожал взглядом мелькающие в ночной тишине серо-черные образы осени. Внезапно начался ливень. Вспомнил. Когда приезжали, тоже шел дождь. А сейчас вода сверху лилась, словно из колодца Всевышнего…
– Я привык платить по счетам. Если вы считаете иначе, то пора нам разбежаться.
Романовы в зеркале переглянулись.
– Ты хоть понял, что ляпнул? – разозлился Толик. – Из-за сраного хача…
– Дело не в нем…
Мне действительно стало до мути тоскливо. Может, потому что сомневался?
– Даже животным присуща благодарность. Неужели мы хуже?
Романовы вновь переглянулись.
– Он свидетель. Значит, угроза. Мир такой. Или ты, или тебя, – неуверенно высказал Павел.
– Если равняться на мир, надо быть сволочью…
Романовы замолчали. Кажется, усиленно перемалывали услышанное.
– …Вероятность того, что Аветисов побежит в ментовку, ничтожно мала. Он не идиот, чтобы подставиться. И даже в этом случае на нас выйти практически невозможно. Так что расслабьтесь…
Через некоторое время Толик произнес:
– Я изменил свое отношение к Кавказу, после как тебя встретил.
– Он раньше был уверен, что на Кавказ надо штук 10 атомных бомб сбросить, – заулыбался Павлик.
– А как же ваша сестренка?
– Ну ее-то мы вытащили бы! – задумавшись на мгновение, ляпнул Толик и расхохотался своей первобытнообщинной шутке. – Паша, ты когда снимешь этот ментовской горшок с головы? Его бы под жопку наседкам, чтобы цыплят вынесли. Ха-ха-ха!..
– Иди ты!.. – сконфузился Павел, но в тот же миг и сам рассмеялся, видимо, наглядно представив эту картину.
Я с улыбкой наблюдал, как братья беспечно ржали, пытаясь состязаться друг с другом в острословии.
“В начале было Слово…” – невольно вспомнил. Джулия любила цитировать из Библии.
“Наверное, так и было… Хотя, без слов было проще…”
Глава XXXI
С Арамом мы встретились в той же кафешке. Здесь к вечеру, бывало, людно, так как кафе находилась в оживленном месте – рядом с метро. А ранним утром сюда заходили лишь постоянные завсегдатаи.
Обойдя умеренно-шумную компанию, воняющую, видимо, вчерашним перегаром и копченой рыбой, я сел у окна, заказал у тотчас появившегося официанта кружку пива.
– А закусывать чем будете? – энергично улыбаясь, попытался раскрутить меня прыткий юноша.
Я бегло оглядел наглеца. Мысли витали в другом измерении.
– Могу предложить рыбу – соленую, копченую, вяленую – какую прикажете. Сальца, соленье, маринованные…
– А нут есть? – я вспомнил уютные бакинские пивнушки.
– Нн-ет… Такое у нас не бывает.
– Ну, воблу давай.
– Это прекрасная закуска к пиву. Может, пересядете в кабину? Там очень уютно, – честно усердствовал плутоватый малый, видимо, прицелившись на чаевые. С утра клиентов мало было, и он не знал, куда девать профессиональную прыть.
– Мне здесь удобно, – я посмотрел через прозрачное, как воздух стекло на улицу, где на противоположной стороне парковался Толик Романов. – Да, и протри столик… – я провел пальцем по поверхности.
– Сию минуту, – засуетился официант.
– Валя! – тут бесцеремонно замычали с соседнего стола. – Насыпь пиво!
– Ва-ля!.. – послышалось противное хихиканье. – Валентина!..
Парень с отвращением посмотрел на подзывал и удалился. Старая армянка, человек Арама, появилась через несколько минут и молча принялась вытирать столик влажной тряпкой.
– Мне нужен Арам.
Она кивнула, убралась и ушла. В заведении было холодно. Я застегнул замок куртки. Привычка легко одеваться меня и в Москве не оставила и часто создавала дискомфорт.
“Пожалуй, нужно не пиво, а водка…”
Я понаблюдал, как официант, покачиваясь, приносит на подносе заказ. Как и ожидал, он сначала обслужил соседний стол, видимо, опасаясь неадекватных реплик. После принес мое пиво.
– Еще граммов 200 беленькой. Что предложишь?
– Пшеничная или Столичная. Качество гарантирую… – c достоинством вытянулся отрок.
– Самогон есть?
– Только для вас. Тоже пшеничный, без дрожжей.
– Давай…
Арам появился минут через 30. “Живет рядом…” Я с интересом наблюдал, как он, не торопясь, снял пальто и небрежно бросил на услужливо протянутую руку официанта. Бессменные черные очки, поверх которых он внимательно оглядел помещение, прежде чем сесть, небритое угловатое лицо, бело-зеленая адидасовская спортивка, надетая поверх черной водолазки, и кроссовки. Вполне определенный типаж. В Баку или в Ереване он, наверное, тапочки одел бы вместо обуви на голые ноги. Здесь холодно…
Забулдыги, которые до этого чувствовали себя вольготно – орали и матюгались, сразу притихли. Арам, ковыряясь в зубах зубочисткой, словно вообще их не заметил, кивнул мне и сел за стол. Тотчас официант подбежал с бокалом пива. Араму принесли, как всегда, теплое. Мое же было покрыто характерно-холодным паром.
Он повернулся к официанту:
– Пусть пересядут… – кивнул он на “пьянчуг”. – От них воняет…
Я не без удовольствия наблюдал, как вся эта честная братия не только пересела, но и вообще покинула заведение, оплатив счет. Видимо, Арам и здесь установил свои порядки.
В заведении, кроме нас, уже никого не было. На столе же появился сыр, аккуратно сложенные ломтики черного хлеба, нарезанная селедка, куски сала и зеленый салат. Все это по-прежнему молча принесла старая армянка.
– Она всегда тебе прислуживает?
Арам кивнул:
– Боюсь, отравят.
– …
– Шутка.
– Я понял.
– Чувствую, я в гостях у сказки…
Я коротко рассказал. Арам долго не мог в себя прийти, узнав о коварстве Учителя. Лицо у него и так было серое от прогрессирующей болезни, теперь вовсе потемнело.
– Ты насчет Артура не знал?
Он решительно помотал головой:
– Я бы не подписался.
Я кивнул:
– Потому и использовал тебя втемную. Однажды он нашепчет Спартаку об этом, скромно замолчав о своем участии.
– Он этого не сделает… – Арам откинулся назад, пристально посмотрев. – Зачем? Я и так умру, все об этом знают. И потом, зачем ему подставлять своего человека. Он меня создал…
– Он создал монстра, с которым вынужден считаться и сам. Все знают, что авторитет его в общине не в малой степени опирается на тебя. Допустим, он выждет твою смерть, извини. А после кто ему помешает слить меня – чужого и вдобавок азербайджанца.
– Что ты хочешь? – занервничал он, привычно махнув рукой. – Чтобы я сдал человека, который меня вырастил?
– А ты? Хочешь, чтобы я простил убийцу брата своей жены? Кровь Артура на его совести.
Арам на секунду оторопело уставился. После пальцем поманил официанта.
– Закрой заведение. Повесь какую-нибудь табличку.
– Может, “Учет”? – вновь заумничал отрок.
В следующий миг он даже не исчез, а растворился от взгляда хозяина.
– Твой объект?
Арам кивнул. Вынул сигарету. Когда нервничал, я заметил, пальцы его всегда дрожали.
– Я тебя знаю, как справедливого человека. Ты один из немногих, кто никогда не подписывается на неправое дело. Теперь, где она, эта справедливость?
– Оставь это. С ним я сам… Позже…
– Ты не понял. Дело не только в мести…
Он вопросительно посмотрел.
– …Скажи честно: ты вот сейчас, положа руку на сердце, можешь гарантировать, что Учитель после твоей смерти нас не сольет? Ведь на мне висит и безопасность моих людей…
Арам кашлянул. Опять этот продолжительный, сухой кашель, вероятно, отнимающий у него немало жизненных сил, которые и так были на исходе.
– Ты предлагаешь мне стать Павликом Морозовым? – протерев губы, наконец он мрачно ответил. – А как бы ты поступил? Сдал бы своего отца во имя, как ты изрек, справедливости?
– Нет. Отцов на Кавказе не сдают, даже во имя тысячи справедливостей. Если бы он был тебе отцом, я убрал бы его без всякой этой церемонии.
Но между вами нет кровного родства. И тобой, я вижу, он хорошо пользовался. Вспомни, сколько раз ты был для него торпедой. И в этом деле, натравив меня на Ашота, ты исполнил его волю.
А как он все красиво оформил! Взял денег у Артура, по существу, присвоил. Его самого подвел под пули Багдасаряна. Этим – удар по Манучаровым. Ясно, что Спартак после гибели единственного сына не оправится. Ведь Манучаровы своим влиянием и финансами в общине, тоже являются его конкурентами…
Видимо, на собрании Учитель специально спровоцировал Ашота на грубость, чтобы после натравить тебя на него. В результате еще одна конкурирующая организация ликвидирована. Теперь он может безраздельно править единоплеменниками. Убрав же меня, неважно с участием Спартака или Корейца, он устранит не только исполнителя, чтобы обрубить концы, но и последний оплот семьи Манучаровых. Ведь я являюсь зятем младшего Манучарова и тем человеком, которой еще смог бы постоять за интересы клана. Как тебе такой расклад?
– …
Вот ты сейчас пойдешь и передашь ему заработанные нами деньги. Нормальные деньги! Думаешь, он возвратит что-то владельцам? Ради дешевого авторитета? Так он уже и так король!
Я думаю, он не будет дожидаться твоей естественной смерти, Арам. Ты тоже след. И единственный человек, который мог бы предъявить ему спрос за такой гнилой расклад.
Это страшный человек. Такого изощренного сюжета не смог бы придумать даже сам Цезарь Борджиа.
– Кто? – он удрученно спросил.
– Неважно. Был такой…
Ты Артура хорошо знал. Он всегда всем помогал. Даже кошки и собаки во дворе радовались, когда он выходил в фирменном костюме из своей крутой тачки и собственноручно их кормил. Разве он заслуживал такую подлую смерть?..
Арам курил сигарету за сигаретой, уставившись в одну точку. То, что творилось у него в душе, прекрасно отражалось на лице. Я терпеливо ждал, зная, что ему нелегко. Он должен был сделать выбор. И выбор этот, возможно, будет не тот, который я ожидаю. Незаметным движением я расстегнул замок куртки.
Наконец, он глухим голосом заговорил:
– Ребята не раз намекали насчет его… Но я затыкал их. Я ему верил. Хотел верить…
– Ты создал для себя идола.
Он не сразу ответил:
– Как мне поступить?
– Просто не мешай. Ты знаешь правила: каждый в ответе за свои поступки.
– А если… нет?
– Я раскрою весь расклад перед Спартаком. Где-то и мне достанется. Но я не мог бы предугадать последствия своих действий. Спартаку терять нечего, он не простит. Будет много крови… Предотвратить такой сценарий, рубку в среде московских армян в твоих руках. Теперь решай…
Он опустил глаза. Медленно начал глотать пиво. Я встал и вышел на улицу. Опять начался дождь. Был конец октября. Для Москвы это, считай, преддверие зимы. Я несколько раз вздохнул чистый воздух и вернулся в помещение. И уже из окна увидел, как Толик в своей красной бейсболке пружинистой походкой подходит к заведению.
Отшвырнув как котенка, пытавшегося задержать его у входа официанта, Толик подошел к столу, спустил с плеч спортивную сумку на свободный стул, также молча вышел. Отрок в страхе исчез в подсобке. Арам спокойно, но внимательно следил за процессом поверх очков.
– Твоя доля. Как договорились…
Взгляд его медленно пополз к сумке.
– …Тут еще стекляшки. Сможешь реализовать?
Он молча кивнул.
– …Не хочу обращаться к цыганам. Возникнут вопросы.
– Я разберусь…
Я вынул из внутреннего кармана документы на Зеленый дом и положил перед ним. Он неторопливо перелистал.
– Она… с тобой?
Не отрываясь от чтения, Арам вновь кивнул. Я бросил на стол также паспорт Марго Гаспарян.
– Дома два трупа. Один в комнате на втором этаже, другого закопали в конце сада. Место обозначено сломанным кубиком. В подсобке трупы собак.
– А третий?
– …
Арам удивленно посмотрел:
– Ушел?
– Отпустил.
– Которого?
– Аветисова.
– Но это след! Войти в дом небезопасно!
– Он уже за бугром…
Я положил перед ним сложенную бумагу.
– …Тут адрес, записка к его родным. Надо помочь им вылететь в Грецию. Думаю, это для тебя не проблема. Считай, эта моя личная просьба.
Он кивнул и убрал бумагу:
– Странный ты для азербайджанца. Понять бы, что движет тобой. Да не успею…
“И незачем…”
– Дом продашь или оставишь ей – это тебе решать. Но с трупами разберись.
– Скоро и я к ним присоединюсь… – Арам печально улыбнулся. – Интересно, каково быть покойником?
– У Учителя есть враги? – я перевел тему.
Лицо у него вновь помрачнело.
– А у кого их нет?..
– …
– Хочешь отвести след?
Я кивнул и начал допивать пиво:
– После него ты будешь рулить. Можно ведь искать до бесконечности, если не там искать.
– До бесконечности… – Арам после паузы зло усмехнулся.
– Адресок подкинешь? – я испытующе посмотрел.
На миг у него на лице отразилась нерешительность, но он быстро овладел собой, вынул авторучку и черкнул на салфетке адрес. Прочитав, я вернул обратно и стал наблюдать, как Арам все еще дрожащими пальцами сжигает бумагу.
Когда я выходил, он окликнул:
– Перед домом парк. Он каждый вечер выгуливает собаку. Иногда за ним наши пацаны ходят. Их не трогай. Собачку, эту сучку, можешь пристрелить. Она укусила меня за пятку…
– И собачку убили? – возмутилась Аталай.
– Что я вам, живодер, чтобы собак убивать? – реально разозлился и рассказчик. – Собаки – это не люди.
– Логика, конечно, убойная, – мрачно вставила Гюля. – Тогда почему собак в Зеленом доме пристрелили? Кажется, так изложили?
Длинный вздохнул:
– Это Толик… И не было выхода. Не могли же их оставить на цепи или выпустить на волю. Это привлекло бы внимание.
– Уверена, что выход можно было найти. Надо было лишь шевелить мозгами.
– Например?
– Взяли бы с собой. Выпустили бы на пустыре.
– Каждая из них легко могла справиться с волком. Они уже лакомились человечиной, я рассказывал. Их специально так выдрессировали. Как таких на волю выпускать?
– Господи!.. – Гюлечка прошептала.
– На чем я остановился? – попытался вновь сосредоточиться рассказчик.
– На собачке Учителя. – Бакинец.
Длинный блаженно улыбнулся…
– Собачку – это была болонка – мы не тронули, – он прикурил сигарету, – зачем? Бедняжка все еще радостно тявкала и продолжала бегать между деревьями, когда ее хозяин, как столб свалился у моих ног.
Ствол был с глушителем. А выстрелил я ему в лоб, в упор…
Длинный потянулся за остывшими бараньими гениталиями на блюде, именуемыми в народе более деликатно – белое мясо.
– Губа у вас не дура, – обратился он к Прилизанному. – В Москве такое произведение животноводства трудно найти.
– А как же его охрана? – забыв недавнюю неприязнь к рассказчику, полюбопытствовала Аталай.
– А не было в тот день никакой охраны, – ответил, смакуя “деликатес” Длинный, – они не всегда за ним следовали. Мы Учителя дня два пасли. Лишь убедившись, что он один, прихлопнули, поставив на этой грязной драме жирную точку.
– А люди? Вокруг что, никого не было?
– Вы представляете, что такое московский парк поздним вечером и поздней осенью? Тусклое освещение редких фонарей. Если не ливень, то моросящий дождь, своей сыростью проникающий в кости…
Не забудьте, речь идет о 90-ых. Были, конечно, прохожие – москвичи любят выгуливать собак. Но пока люди что-то поняли и приблизились на лай, я уже сидел в машине, номера которой заранее были замазаны. Это была старая “Волга”, угнанная накануне Толиком с какого-то двора. Менты ее вряд ли даже в розыск подали – столько каждый день угоняли дорогие иномарки.
– А что, этот Учитель ваш с такими изощренными извилинами не мог организовать себе нормальную охрану? – ехидно спросила Аталай.
– Он действительно был умным и хорошо понимал, что если захотят тебя убрать, то никакая охрана не поможет. Хоть Китайскую стену построй вокруг, хоть кремлевскую… – рассказчик вновь потянулся к рюмке. – Просто никто не знает, когда придет его время. Типа, когда зазвучит колокол. Хорошо все-таки сказал братец Ремарк… – опрокинул остаток водки он.
– Хемингуэй, – мрачно поправила Гюлечка.
– Я их всегда путаю… – закусил соленым рассказчик. – Они оба одинаково нудные.
– А каковы были последствия ликвидации Учителя? – вернул рассказ в русло Арзуман. – Все-таки убитый был лицом колоритным.
– Поверьте, после смерти всякий колорит исчезает, – вяло возразил Длинный. – Неспроста говорят: живая собака лучше, чем мертвый лев, хоть и неблагородно звучит. Старайся не умереть, умер – пипец.
– …
– Арам у гроба Учителя стоял опечаленный. Многие его тихую реакцию объяснили прогрессирующей болезнью. Мол, скоро и ему туда дорога – к наставнику. Вздыхали, типа, Арам не тот, кем был. Но я-то понимал, какие чувства обуревали его. Он никогда не сдал бы Учителя, даже несмотря на его подлость. Но осознание, что надо предотвратить рубку в среде московских армян, подтолкнуло его на этот шаг. И он хорошо понимал – мы все равно не отстанем…
– Вы участвовали в церемонии? – спросила Гюля.
– Нет, зачем. Я не вхож был в их круг. Мне позже Мансур рассказал.
– Кстати, о нем вы, кажется, забыли, – оживилась Гюля.
– О нем захочешь не забудешь… – холодно возразил Длинный. – Я же сказал, он был в отъезде. Зачем о персонаже говорить, если еще не его выход.
– А где он был? – спросил Прилизанный.
– Наверно, там, где и всегда. Я же говорил.
Ну да… – опустил глаза чинуша. – Ладно, рассказывайте дальше…
– Он, как всегда, объявился неожиданно… – Длинный немного промолчал. – Помню, как он однажды сказал, что не любит, когда его ждут. Я тогда спросил:
“– А как же друзья?”
“– В особенности, друзья.”
Он, безусловно, имел в виду больше своих нужно опасаться.
Мы встретились “У Оксаны”. Помните кафешку с сосисками? Мансур с ходу спросил по поводу известных событий. Рассказал я в меру. О деньгах и драгоценностях, об Учителе и т.д. как вы понимаете, умолчал. Он также, как и Романовы, упрекнул меня за Аветисова.
“– Грязная работа…” – так и высказался.
В общем-то наши мозговые извилины шевелились на одной волне, и я понимал, что он прав, но никогда не сожалел о содеянном. При всех жестоких издержках своей вынужденной профессии я, по возможности, хотел оставаться человечным…
– Вы с Аветисовым еще встретились? – перебила Гюлечка.
После небольшой паузы он ответил:
– Через много лет. Но это другая тема…