Я остановился, Вова врезался в меня.
– Давай!
Он заломил стих минут на десять. С выражением и паузами. В конце стихотворения Вова пустил слезу. Я достал несколько монет и отдал ему. Вова попросил дать больше, мол. он вернёт мне, но я отказал.
– Ты чего растрогался?
– Красивый стих. Не ожидал, что он может так рассказать. А теперь стыдно, что расклеился.
– Перед нами что ли? Да ты чего? Вон сосед сто раз за неделю с девушкой расстаётся и почти всегда ревёт.
– Неправда! Один раз было-то.
– Ну, было ведь. Ты, если хочешь, давай проветримся. Лучше с нами, чем в одиночестве.
Он остановился. Мы прошли пару шагов и повернулись. Он стоял, смотря куда-то вниз.
– Не. Уже не хочу. Пойдём, – Вова.
Мы улыбнулись.
– К тебе Марина заходила сегодня, – сосед.
– И?
– Ну, я сказал, что тебя нету. Она: «хорошо» и ушла.
– Ты с ней встречаешься что ли?
– Уже нет.
Через пару минут.
– А ты знаешь, что она сирота?
– Нет. А ты откуда знаешь?
– Я с ней на баскетбол хожу. Слышал, как она рассказывала. У неё родители разбились в автокатастрофе, когда она в десятом классе была.
– Она мне не рассказывала. Хотя, это кое-что объясняет.
– Что объясняет? Да так…
Дошли до общежития. Зашли. Проходя мимо поста, охранник нас остановил.
– Вова, ты с ума сошёл целый ящик?!
– Ну, тут не целый ящик, пару штук ваших.
Он сглотнул слюну. Засмеялся. Я поставил на пол и распаковал две бутылки. Надеюсь, хотя бы одна вонючая. Вова от пива отказался. И как-то даже грустно побрёл к себе. Я отдал ящик соседу и под предлогом «я к подруге» пошёл в другую сторону. Подойдя к заветной двери, я не решился стучать, решил позвонить.
– Да.
– Это Илья.
– Да.
– Выйди, я за дверью.
– Сейчас? Ты видел, который час?
– Меня отчислили. Хотел бы поговорить.
– Иду.
Через некоторое время вышла Лола. В халате и шапке. Я начал.
– Не знаю, чем я тебя обидел, но хотел извиниться. Я сначала винил тебя и злился на тебя. Но потом, когда последний раз переспал с Мариной, понял, что сам вынуждаю девушек меня ненавидеть. Я вроде как предоставляю вам свободу без власти надо мной, что по ощущениям теснее камеры для особо буйных. Не то, что бы я выбираю особо буйных, но иногда мне кажется, что это так. С вами веселее. Ну, с буйными. Вы не предсказуемы! Вот, кто бы мог подумать, что через пару часов после секса ты пойдёшь в полицию…
– Да не ходила я в полицию,– стояла, улыбалась.
– А ну тогда… ИДИ НАХЕР! – протянул ей средний палец и, кажется, немного коснулся носа. Она ударила по руке.
– Илья, погоди…
Я пошёл по коридору. Зашёл в комнату, сосед уже лежал под одеялом. Немного посидел. Полил Леню. В какой-то момент злость сменилось облегчением. Я хотел лечь спать, но посмотрел на часы. Через три часа необходимо было вставать. Включил ночник, открыл шкаф, перебирая вещи. Достал самые траурные, на мой взгляд. Рубашку брюки погладил.
Начистил ботинки.
Два часа.
Сел на стул и стал ждать.
17
После похорон хотелось раствориться. Исчезнуть на время. Только человек существо социальное и в какой-то степени является силой для других людей. Для близких и родных я был как отдушиной, для кого-то опорой, для кого-то советчиком, для кого-то плохим примером. И мне просто не хватило сил разорвать эту связь. Я активно поддерживал связь. Навещал родственников на Бебеля. Близкие были раздавлены. И даже на момент написания этой книги не отошли от удара, что для меня подтверждает о невозможности этой затеи.
Я не могу сравнивать по важности, но пусть не затмит то, что я сразу перешёл к другим важным на тот момент делам, которые необходимо было сделать. Время в этом городе казалось ограниченным, и события понеслись галопом.
Собирать вещи было тоскливо. Я попросил соседа включить музыку по громче, сам ходил по комнатушке, формируя тематические кучи барахла. Куча кухонных принадлежностей, куча верхней одежды, куча книг и т. д. Потом я их комплектовал по сумкам, что вместе, что отдельно. В какой-то момент зашла Лола. Я удивился, но виду не подал.
– Собираешься?
– Да.
– А мы увидимся?
– Сама знаешь что навряд ли.
– Ты не можешь знать наверняка.
– Ну, это же «наверняка», понимаешь?
– Не злись! Не хочу, чтобы ты запомнил меня злобной сукой.
– Не хочу переходить на «тыканье», но я все же виню тебя. Что ты сказала, когда я спросил: «Почему ты не думаешь, что я тебя не хочу?».
– Что ты до сих пор меня даже не поцеловал…
– Да?! А я услышал: «Ну, давай уже!».
– Ну да, я решила проучить тебя.
– За что? Я сыграл в твою игру и все равно проиграл. Сколько нервов за простой секс.
– Простой секс?! ПРОСТО СЕКС? Да это минимальная плата! Считай, ты расплатился своими нервами.
– Больная! А знаешь, что говорит о том, что ты взимаешь за секс услуги плату?! Догадываешься?!
– Догадываюсь, но без этого это все лишается души. Знаешь, ты слишком глупый и упёртый, чтобы сейчас понять это! Все что не сводится к «да» и «нет», подвергается чужому мнению и не является однозначным. Ты тоже можешь считать, как хочешь. Если девушки отказываются просто тыкаться с тобой без каких-либо обязательств и эмоций не говорит ни о какой плате! Боже, да кому я это объясняю?! Хочешь считать всех девушек за это проститутками – валяй. Но и до такого упёртого как ты когда-нибудь дойдёт, что все что сведено к однозначному «+» и «-» бездушно!
– Бла бла бла. Иди уже!
Она зарычала. Потом схватила кактус Леню и убежала.
– Сука, верни кактус!
Я побежал за ней. И сколько не стучал, пинал, бил ее дверь, она так и не открыла. Я вернулся к себе, полностью уверенный, что она мне это сделала на зло. В отсутствии своего обидчика настроение опять испортилось. У меня до сих пор стоял почти полный ящик пива.
***
1 бутылка пива.
На нижнем ярусе кровати сидел Димон, Синий, Сосед и еще два их друга, которых я вечно забывал.
– Итак первый лот купоны на бесплатную кружку в «Сан кабан».
– Ставлю душу Синего.
– Принято. Кто больше?
– Куда уж больше? Путин?– Синий.
– Принято! И купоны уходят Соседу!
– Ноутбук будешь выставлять?– Сосед.
– Не дождешься. Его я заберу.
– Ну, тогда я в душ.
***
4 бутылка пива.
– Марин привет.
– Привет. Вот кого-кого, а тебя точно не ожидала увидеть.
– Может, выйдем – поговорим?
– Ну, давай.
– Ну как дела?
– Да все хорошо. Когда уезжаешь?
– Скоро. Можно сказать уже на чемоданах.
– О чем хотел поговорить?
– Ты не злись на меня. Не хочу, чтобы ты запомнила меня сук… ну это… скотиной.
– Да я и не собиралась.
– И кричать не будешь, обвиняя меня во всех грехах?
– Не это больше на тебя похоже.
– Почему все так думают? Я ведь не все время всех обвиняю. В промежутки я еще шутки вставляю.
– Лучше бы ты просто вставлял без всяких эмоций.
– Вы девушки мне всю психику к херам сломаете.
***
6 бутылок пива.
– Привет, родная.
– Привет дорогой, чем обязана?
– Ты же приедешь летом в поселок?
– Да. Ты ведь тоже приедешь?
– Я-то точно приеду. Слушай, что хотел спросить… А почему ты не поступила в ЕКБ?
– Это не мой город. Я же тебе говорила, что это город моей сестры, а я всегда делала все на наперекор этому.
– Почему мне это в голову не пришло? Знаешь, я сначала хотел поступать вообще в другое место, а потом вспомнил, что у тебя тут сестра и был уверен, что ты тоже сюда приедешь.
– Как видишь – нет.
– Походу кто-то сильно просчитался.
– Походу.
– Давай, до лета.
– Давай, немного осталось, родной.
***
8 бутылок пива, вроде.
У каждого свой взгляд на вещи, жизнь, юмор, город. Каждый сам создает уютный город, где ему комфортно и удобно. В нем географически могут жить миллионы, а на деле единицы. И я построил свой Екатеринбург.
Не стоит молиться о том, что необходимо твоей душе. Потому что я не верю, что чистые души остались. Заржавели врата в рай. В аду убрали дресс-код – вход свободный. Почему держится баланс? Зачем наступил этот век? Зачем она подошла и уткнулась мне в плечо? Кто-то сказал, что мы умираем в процессе жизни. Просто в некоторые моменты это особо ощущается. Как будто, что-то уже горит в аду и в то же время бьётся в груди. Остаётся улыбаться и жить надеждой, это не так прискорбно, как звучит в сравнении. Люди улыбаются, прислушиваясь к шорохам. Стреляют в того, кто протянул руку в знак приветствия. Просто мы захотели всего и сразу. Стёрли границы между мирами и мировоззрениями. А посягнув на все, мы уж точно будем свергнуты в ад, подобно сатане. И знаете, ощущение, что мы уже летим туда. Откуда тогда столько драйва? Столько эйфории? Столько доступного и откровенного? И упав, у нас не будет возможности повторить. Я не считаю, что чего-то боюсь, но в первую очередь, опасаюсь, что потеряю
способность это осознавать. Перестану различать антонимы.
И, когда очередные не утешительные ставки на очередное поколение сделаны, я не буду спорить. И играть тоже не стану. Ведь все само встаёт на свои места – если рухнет небо, то взлетит земля. И как бы не бичевал наш город, общество, страна. Молодёжь – бесы и надежда с пивом в крови. Мы живём в вашей пыли, являясь олицетворением всех страхов мира. Трупы с крылышками за спиной. Нас считают обманщиками, но мы ещё не научились врать. Мы неприметны, но нас везде узнают. Нас считают неважными и почти мёртвыми, но мы и есть жизнь. Нас ругают, может и из благих намерений, но и это все забудется, пока сами не пройдём весь путь, след в след. По большим отпечаткам прошлого семенят ваши дети стёртыми убитыми кедами. И как бы город не огорчал, мы все равно найдём повод для смеха. Без копейки в кармане – мы богаче многих. Ничего не имея, мы обладаем всем: страной, жизнью, миром, будущем.
Земля замедляет свой ход. Физически от увеличения массы и изменений в гравитации. Духовно от грехов человечества, от которых расползаются города, да дрейфуют материки. Финансово от заплесневелости и кредитоспособности экономики, которая рассыпается как полыхнувший продуктовый чек. Интеллектуальной от свободы слова, единой плитой, нависшей над гением и дураком, над искусством и кверулянтством, над историей и политиканством. Заря пронзает верхушки самых высоких сосен, проплывая арфой слегка розовым заревом, ласково напоминая о пришествии очередного, нового дня в просторах безумия и фиолетовой россыпи звёзд. Легким бризом, всеми силами стараясь сдвинуть, но не затушить пламя бремени жизни, приветливо и лучезарно. Новый день наполнен дыханием жизни и перемен, в которых мы как не переворачивай, желаем. И знаете что? МЫ покрытые слоем вековой пыли, завалены строительными лесами стереотипов и клише, но мы живы и переменчивы!
И только первые трамваи тронулись по моему родному городу. Только немного вздремнув, я вышел из своей комнаты с сумками. Я надеялся вернутся в этот институт, ну хотя бы в этот город, а у меня были все шансы. Родители настаивали на поступление в Югорский Государственный Университет в Ханты-Мансийске. Но знаете, что? Я скорее заживу спокойной жизнью без каких-либо происшествий, чем буду жить на Севере, где я вырос, под пристальным надзором моих родителей. Я так им и сказал: «Ханты? Нет. Никогда!».