– Эй. Слышал?
Я замер с одной ногой навесу. Обождав немного, я все же медленно опустил ногу.
– Я тебя слышу. Выходи.
Заглянул за угол и оцепенел. Звенящая, давящая тишина добавляла безумия и до того сумасшедшую картину, что открылась мне. Состояние невыносимое, ни для психологически сильного человека, ни для вовсе сломленного, коим я сейчас оказался. Душевное состояние не поддавалось никакому описанию, лишь чистые, невербальные эмоции рвали на части.
Помещение оказалось кухней с деревянным столом в центре и табуретами вокруг. За столом сидели двое. На столе стояла бутылка водки и скромная закуска. Одного я узнал сразу – это был дядя Стас. Второго же узнал мгновение спустя, когда встретился с ним взглядом. Меня поглотило состояние бреда, неуловимого для отчётливого понимания и запоминания, слишком неясное, чтобы объяснить словами.
– Салам, брат, – сказал Саид. Тот, которого отморозки застрелили в парке.
Я вскочил с кровати некоторое время, не понимая, где нахожусь. «Сон! Тупой сон!» -подумал я, пытаясь взять себя в руки. Посидев немного, встал, оделся, собрал вещи. Разложил мелочь по карманам и пошёл на кухню.
Пройдя по коридору, зашёл на кухню и чуть не остался заикой. На кухне сидел дядя Стас и курил. Один.
– Ты чего в такую рань встал?
Отдышавшись, ответил.
– Да я поеду в общежитие.
– Сейчас шесть утра.
– Не спиться, и завтра контрольная, надо готовится.
– Ну, позавтракай хоть.
Он затушил сигарету. Подошёл к холодильнику. Достал бутылку водки. Взял стакан и налил треть. Затем протянул бутылку мне, предлагая.
– Не, не буду.
– Ну и зря.
Осушив стакан, убрал пузырь в холодильник и ушёл.
Я тоже покурил. Немного посидел. Потом вернулся в спальню, но не для того, чтобы снова лечь спать, а для того, чтобы забрать дедовский перстень.
14
Один не вполне вменяемый и адекватный человек. Попросту наркоман. Высказал интересную мысль или даже теорию. Я совершенно не понимаю, под какими препаратами она у него родилась. Так же понятия не имею, как долго он ее вынашивал и совершенствовал. Опасность в том и заключается, когда за основу идеи взят бред или пусть будет, наркоманский приход, со временем, давая идее жить, люди и не поймут было ли это изначально гениально либо со временем. И я не понял, счесть его за философа или за безумца, которым изо дня в день он являлся.
Когда в твоей жизни происходит какое-либо неблагоприятное событие, не важно, являешься ли ты пессимистом или оптимистом, всегда может сложиться более плачевная ситуация. Даже если последнее происшествие разбило тебе душу, свело с ума, да даже убило… При довольно скудной фантазии не сложно представить наиболее худший вариант расклада событий. Некоторые используют эту мысль для облегчения и поддержки. Некоторым необходима эта мысль для того, чтобы быть готовым к худшему. И знаете, делает ли меня это пессимистом, я согласен, что как бы плохо не было, всегда есть куда хуже.
У счастья же напротив существует какой-то предел. Какое-то мгновение, звук, запах, фраза. В минуту счастья у тебя не будет желания испытать большую радость (напоминаю, это мне говорил наркоман – охотник за счастьем). Объяв эти две мысли о пределе счастья и бесконечности печали без личного желания станешь скептиком и пессимистом. Именно в момент несчастья и радости ощутишь этот геометрический луч эмоций в пространстве жизни. И с этой позиции не сложно понять, где работа кипит, а где система с одной кнопкой. В аду или в раю.
Я лежал в своей комнатушке, в общежитии, на втором ярусе кровати, укутавшись в одеяло. Всеми силами напрягая фантазию, каким образом помочь небесам, наконец нажать эту ссаную кнопку счастья. Проклиная судьбу, Богов, Карму, Сансару томясь в безвыходности сложившихся обстоятельств. Голова раскалывалась от боли и казалось вот вот лопнет, забрызгав стены. Сосед сидел за столом и, зная мое состояние, просто оставил меня в покое. Самое что ни наесть обидное для меня в тот момент было, что я даже не употреблял алкоголь и помирал от головной боли. Съел горсть обезболивающих. Съел бы больше, но сосед за переживал и наотрез отказался позволять принять еще хоть одну таблетку. Приходилось ждать и терпеть боль, час, день (очень надеялся, что не больше, а то рукопись перейдет в жанр сопливой драмы).
А тем временем работа в аду шла полным ходом.
– Может вызвать аллергическую реакцию на все те препараты, которые он принял?
– У нас цель сделать его жизнь невыносимой, а не прикончить!
– Тогда может пожар, который убъет всех его знакомых с общежития, а его спасем?
– Думаю, боль от потери этих людей слишком слаба перед головной болью, которую он испытывает…
– Тогда необходимо усилить ее!
– Тогда это точно его убъет. Ты хочешь лишить нас работы?! Временами у меня скалывается впечатление, что ты должен работать в другом отделе. Ну, или в другом времени с высокой смертностью. Вот ты бы оторвался во времена второй мировой войны… Нет проблем? На тебе голод и смерть! Пошел за мороженным? Лови ракету!
– Очень смешно… ХА-ХА. Но, кажется, я придумал, как ухудшить сложившееся положение.
Дверь с размаха открылась, громко ударившись ручкой о стену.
– Папаня! Привет, привет, привет! Вы чего не звоните? Не пишете! И вообще, я на вас обиженна. Ну-ка чаю дочке и стопку объяснений с конфетками.
– Суки, – я.
– Это гениально! – в аду.
– Нет, нет, нет Настя. Давай потом, ближе к вечеру зайдешь, – сосед.
– Не хочу потом. Папаня ты чего разлегся? Давай обнимай меня, я соскучилась!
Настя подбежала к кровати и с размаху шлепнула ладонью мне по мягкому месту.
– ОУ! А мы не перестарались? Может, убьем ее?– в аду.
– Настя, уйди у папани голова очень сильно болит!
– Настя, сосед прав не лучшее время. Давай… – я.
– Нет! Вставай, давай!
Она схватила край одеяла и стащила его прямо на пол. Сосед подбежал, пытаясь докричаться до меня и успокоить, но было уже поздно. Я спрыгнул, щурясь от боли и грубо толкнул Настю в сторону все еще открытой двери. Практически пролетев два метра, она вцепилась в дверной проем. Улыбка и страх смешались на ее детском личике.
– ВЫШЛА!
Я снова толкнул ее, но на этот раз она была готова к нему мёртвой хваткой, держась за проем. Я схватил ее за футболку и втащил в комнату. Жар как от реактора исходил от меня. Картинка перед глазами блекла с интенсивностью в учащенный пульс. Затем, сделал ей грубую подсечку, и Настя с грохотом рухнула на пол. Я опять же за футболку, поднял ее на ноги и вновь оттолкнул в сторону двери. На этот раз она просто вылетела из комнаты, не успев ни за что уцепиться. В состоянии аффекта, не понимая что происходит, она побежала назад. Я преградил ей путь.
– Зна…зна… значит вот так?
– ДА, ВОТ ТАК!
И с силой захлопнул дверь прямо перед ней.
– Что-то я не понял… Это мы ему одну из проблем помогли решить? – в аду.
***
– Кстати сегодня Паха всех собирает, – Саня.
– Паха?! Что случилось? – я.
– Да кто его знает. Говорит при встрече все расскажет.
– Пиздец.
– Да кто его знает?
– Ладно, давай ближе к вечеру созвонимся. Паха во сколько планирует?
– Вечером, – сказал Саня и улыбнулся.
Я выкинул бычок в урну и пошел в сторону главного входа в Физ-Тех. В холле было много людей, ведь было время перерыва.
– Привет, Илюх, слышал у тебя проблемы с учебой…
– Привет, прорвемся. Да все нормально.
– О, привет, Илья, ты в курсе…?
– Да, да, в курсе. И тебе привет.
– Илья!
– Да я в курсе!
– В курсе чего? А, понял… Ну, ты держись! Мы с тобой!
– Хорошо. Спасибо.
И это я только прошел вестибюль…
Подошел к кпп в засекреченный корпус (помним, да, что я учился на физика- ядерщика). При входе меня полностью обыскали, проверили документы, пропустили.
На втором этаже я все-таки нашел свою группу.
– Ооо какие люди появились!
– Привет, я не на пару… Где Староста? А. Привет.
– Привет! – староста.
– Юль, можно тебя на пару слов?
– Да. А ты в курсе…?
– Да. Давай отойдем.
– Ну, отошли. И?
– В виду сложившихся обстоятельств… Я тебя просил отмечать меня в журнале посещаемости по возможности.
– Да, но Илюх я не могла тебя отмечать на всех парах. Некоторые преподаватели сами устраивают
перекличку…
– Я знаю. Я не по этому поводу. Можно посмотреть журнал, чтоб хоть знать, где я как бы был, а где пришлось поставить «н».
– Хорошо, сейчас принесу.
– А остальные в курсе?
– Нет, конечно! Ты за кого меня принимаешь, – улыбнулась и ушла за журналом.
Принесла тонкий журнал формата А4 с картонным титульным листом.
– Ну не так плохо…
– Нет, Илюх, все плохо.
– Давай не будем каркать, мне еще в деканате оправдываться сегодня.
– Сегодня? Тебя только сегодня вызвали?
– Ну да.
– Да они тебя уже пару недель ищут.
– Да, все плохо.
– Ну, ты держись!
– Да, да. Пойду я на казнь.
– Родителям что скажешь?
– А кто сказал, что меня отчислят сегодня?
– А. Сегодня-то есть «нет»?
– Ага,– улыбнулся, вернул журнал, пошел в деканат. Ноги плохо слушались и с каждым шагом наливались свинцом. Появилось сильное желание сбежать, куда глаза глядят. Я пытался собраться с мыслями. Тут же, как саранча, на меня налетели мыли про дядю с тетей, Лолу, Паху, Настю, Марину…Ромаха. Вот что во все времена меня успокаивало! Я достал телефон и потными пальцами набрал ее номер.
– Привет, родная.
– Привет, дорогой. Слушай, давай вечером созвонимся, я на учебе…
– Я не уверен, что вечером получиться… Давай вот так. Ты назови число от одного до десяти.
– Хорошо, семь.
– Все, пока.
– Пока.
Я загадал: четное – сбегаю, не четное – расхлебываю все проблемы.
***
– Ты где? Сказал – через час будешь.
– Иду. Уже к дендрику подхожу.
– Давай быстрей, мы уже час как пьем.
Я перешел дорогу. На улице стемнело. Было тепло и по-весеннему свежо. Пахло выхлопами и надеждой. Подошел к парку, меня встретил теплый свет фонарей. Дорожки растаяли, лишь местами под ногами похрустывал лед. Я торопился увидеть гоп-компанию, хоть их жизнь была наполнена негативом, у них не оставалось зла для близких. В общение они всегда были добры, пьяны и накурены. Мне, подобно наркоману, требовалась эта доброта и беззаботность. Хоть некая часть меня и требовала поделиться всем, что навалилось, но отстраниться от всех проблем хотя бы на один вечер было просто необходимо. Я шел по длинной аллее, вокруг ни души и лишь в дали, у фонаря я узнал знакомые силуэты. Приближаясь, они начали гудеть и улюлюкать дурачась приветствуя меня. Я расплылся в улыбке искренне рад всех их увидеть. А больше всего хотелось увидеть Паху. Пока я всем пожимал руки, некоторых обнимал, из кустов послышалось знакомое побрякивание рюкзаком.
– Опять почки покою не дают?
– Здарова, Илюх, рад, что появился.
– А как же иначе?
– Ладно, хватай пиво, сейчас выпьем и расскажу, что к чему.
Мы дружно выпили, естественно за Паху. Если кто-то пытался что-то добавить, он их останавливал, мол, хочет сам мне рассказать. Когда люди осознали, что я только подошел и, естественно, не в курсе последних событий, соблазн начал их подмывать, что-нибудь рассказать. Тогда Паха просто потянул меня в сторону, махнув на них рукой. Нас проводили смехом и продолжили отдых.
Мы с Пахой отошли. Я с пивом, он с рюкзаком, который по пути открыл. Аккуратно, достал оттуда самокрутки и присел на ближайшую скамейку. Я присоединился.
– С чего начать-то?
– С того момента, как тебя объявили барыгой.
– А с этого, – он подкурил, выпустив едкий дым и закашлял.
– Скажи, что это не правда…
– Нет, братан, правда.
– Ну, зачем?
– Да погоди и слушай, сейчас все расскажу.
– Ты знаешь, что та квартира у ЖД вокзала это мне дедушка подарил?
– Нет.
– Так вот, он сам сейчас живет с женщиной у нее, а эту внуку отдал. Родителям на нас все равно и поддержки от них мы никогда не ждали. Всю жизнь, сколько себя помню, меня воспитывал дед. Не так давно я узнал, что у него начались проблемы с позвоночником – межпозвоночная грыжа.
– У моего отчима тоже была…
– Ну, тогда ты представляешь, что это. Операции дождались – все прошло удачно. Но на реабилитацию денег не было. Тут подвернулся Рустам. Предложил торговать порошком, под предлогом, что он не запрещенный. Дал номера, у кого можно достать. Помогать пообещал только пассивно. Тогда меня еще не удивило то, что он не хотел марать руки и отговаривался занятостью.
Он же нашел мне первого клиента. И на первой передаче он с фондавцами меня накрыли. Было это недалеко от общаг и я успел позвонить Сане, он выбежал с парнями и дальше ты видел. Нас отметелили его дружки, меня в наручники и на допросы.
– Да ладно?! Зачем ты согласился?!
– А кто-то мог знать, что так выйдет? Да и Руста я знаю с первого класса.
– Зачем он так?
– Кто знает. Может, пообещали что ему, может, власть глаза затмила.
– И что сейчас? У тебя сколько было? Под какой пункт статьи попадаешь?
– Не под какой.
– Это как? В смысле? Что?
– Не под какой пункт уже не попадаю. Обвинения сняли.
– Тебя взяли с поличным! Откупился что ли? Хотя у тебя же, говоришь, нету…
– Да нет. Провели экспертизу изъятого порошка и подтвердили, что он не из списка запрещенных. Обвинения сняли. Руст, когда узнал чуть от злости и страха с ума не сошел. Сменил номер, адрес и целыми днями проводит время с фондавцами.
– Что делать будешь?
– Ничего. И всем сказал.
– Как? Он тебя чуть не посадил!
– И посадит, если я не уеду.
– И куда собрался?
– Когда сняли обвинения, посоветовался с дедом. Забрал документы с университета и пошел в военкомат проситься в армию. И если ты не в курсе, то сегодня мои проводы в армию и обмываем.
– Вот это поворот. Но ты грамотно все сделал! А деньги? Дед-то как?
– Да нормально, его супруга заняла у друзей. Говорят протянут. Ой… кажется, меня накрывает, забористая штука. Я вроде сегодня решил, как следует отдохнуть,– затянулся и снова закашлял.
– Ну, ты все равно темп-то сбавь. Ночь только началась.
– Да я в порядке. Вся сознательная жизнь как проводы в армию. Ты будешь?
– Нет, я не любитель.
– Это как хочешь. Я не злодей – заставлять не буду.
Он снова затянулся. И продолжил.
– Знаешь, наркотики как руки любимой, которая стоит за спиной. Они скользят по торсу под ласковый шепот. Как в замедленном кадре, причудливой слайд презентацией, волнами проползают по животу.
Я внимательно слушал. Он говорил серьезно, и я так и воспринимал.
– Затем по ребрам. И медленно скрещиваются на сердце… А потом резким, неожиданным движением зажимают рот, обхватив челюсть. Другая рука взлетает в воздух, блеснув ножом. А шепот… Ммм этот шепот! Он даже не дрогнул. Это и дезориентирует. Стоишь и не знаешь слушать или отбиваться, а сам стоишь и думаешь: «только не молчи».
Он снова затянулся, и только тогда повернулся и улыбнулся. Я же отвернулся, смотря на гоп-компанию. Глотнул пива, размышляя над его словами.
– А я когда-нибудь рассказывал тебе о бесконечности зла и пределе добра?
– Первый раз слышу.
– Это мой самый любимый разгон.
Паха сел поудобнее. Я отсел чуть подальше, чтобы следить за его эмоциями. Что-то мне подсказывало, что мы еще не скоро увидимся.
– Когда в твоей жизни происходит какое-либо неблагоприятное событие…
15
Мы с Мариной лежали у нее в комнате. Она лежала на моей груди, я безучастно смотрел в потолок.
– Точно?
– Да!
– Может, все-таки покурим?
– Если хочешь покурить, то придётся одеться и выйти на улицу.
– Ну, Марин.
– Не уговаривай. Ты же сам знаешь, что нельзя.
– Да мне уже все равно.
– Мне-то нет. И моей соседке тоже «нет». Прости.
Мы помолчали несколько минут.
– Илья, ты где летаешь? О чем задумался?
– Да так.
– Рассказывай, я сильная девочка.
– Хорошо. У тебя было впечатление, что ты зашла не туда и вместо того, чтобы вернуться на распутье идешь дальше.
– А кто тебя заставляет идти дальше? Всегда ведь можно вернуться.
– Ага. Чем больше стараюсь, тем дальше меня уносит.
– Тогда просто остановись.
Опять помолчали несколько минут.
– Ты ведь о девушке?
Я промолчал, опасаясь скандала.
– Что с ней не так? Почему она не хочет быть с тобой?
– Да я не знаю наверняка…
– Не отговаривайся.
– Да я не отговариваюсь, просто так же можно про меня сказать.
Тишина.
– А почему ты решила, что это она не хочет?
– Ну, все же решают по своему мнению. Со своей точки зрения. Я вот хочу быть с тобой, но сейчас ощущение, что я в постели с чужим парнем.
Она встала и начала одеваться. Не хотелось усугублять ситуацию, и я просто молча продолжал лежать, ожидая скандала. Пролежав вот так несколько минут, я тоже оделся и молча ушёл к себе в комнату, как вдруг раздался звонок. Звонила бабушка.
– Илюша, алло ты слышишь?
– Да, что случилось?
– Ой, Илюша, приезжай скорее тётя Гуля умерла.
***
Если я замечал, что очередная «любовь всей жизни» моего близкого друга ведёт себя плохо, тем более за его спиной, я считал своим долгом предупредить его о неправильном выборе. Я довольно ревниво и недоверчиво относился к их подругам. Друзья же, одурманенные эмоциями, отговаривались, находя сотню оправданий, и продолжали любить. Никогда не слушая моих советов. Я же в тайне от них, думал о Ромахе. Всеми силами сдерживал эмоции верил ей и ждал тех времён, когда мы наконец сможем быть вместе. Скольким девушкам повезло просто быть похожими на неё манерой речи, беззаботным поведением, зелёными глазами. Во все времена для меня это были главные критерии симпатии к девушкам. Я раздевал сначала тело, потом, со временем, оголял душу и к моменту, когда наши отношения увядали, увядала и Ромаха в их глазах. Я пил, мыслями возвращаясь к ней, но вновь встречал ее в ком-то. Эта паранойя могла продолжаться бесконечно, пока друзья не узнали о моих чувствах к той самой, к оригиналу идеала. Они плевались ядом, отговаривали, смеялись. Складывалось державу, но теперь я был по другую сторону стола и свято стоял на своём, не позволяя обижать ее честь. В какой-то момент я даже
ожидал с ее стороны ошибки, что-то должно было произойти и когда происходило, я находил ей оправдания по любому случаю. Если вспомнить всех девушек, и большинство согласиться со мной, что под конец отношений я становился невыносим, и они просто уходили. Исчезали так же неожиданно, как Ромаха когда-то и, в отношении девушек, это, не скрою, приятно. Потому что освобождает от очередного заблуждения и миража. Говоря обобщённо и трёхкратно, то все девушки бросали меня. Многие люди боятся быть брошенными и сами начинают этот весёлый процесс со своей подачи. Мне не было страшно, и я до последнего гнул свою линию, пока меня не бросали. Как известно, в основе чувства брошенного человека, лежит другое более страшное, для меня, чувство – чувство ожидания. Изъясняясь еще тривиальнее, я считаю себя всегда брошенным, даже в тех случаях, где эту точку зрения можно оспорить, а значит чего-то или кого-то жду. И разобрав на бумаге всю эту муть, я понял, что я до сих пор жду ее. Жду ее возвращения (как это смело и жалко звучит). Теперь, зная чего хочу, и насколько я жалок, я ужаснулся своей слабости. И начал врать. Себе, друзьям, той, что была рядом. Всем. Сначала дабы быть с позиции выше, после: потому что привык. Я не мог выкинуть ее из головы, как не старался. Все опять возвращается к ней. Всеми силами держа эмоции под контролем, я просыпаюсь с мыслями о Ромахе, умываюсь и начинаю врать до очередного сна. Вру не только потому, что трус, но и потому что та, очередная, что засыпает со мной, верит мне, я не имею права обижать ее. Сказать правду, равносильно тому, что я бросить ее. Я что есть сил веселю девушек, что есть сил держусь джентльменом с бело-жёлтым цветком на совести.
Отчётливо помню, как мы познакомились. Я учился в десятом классе. Майские выходные. На улице было прохладно и снег местами ещё лежал на земле. Я с друзьями стоял возле канализационного колодца, общались, убивали время. Она подошла к нам со своей подругой – армянкой, Аней. Все смеялись, я, после расставания с девушкой находился мыслями непонятно где, но явно не с друзьями (и, кстати, если ты гуляешь и иногда целуешься, то это считается, что ты уже встречаешься с девочкой). Она поднялась ко мне на колодец (я стоял на нем) и просто прижалась ко мне, прокомментировав это как: «замерзла». Я немного растерялся, но приобнял ее. Можно подумать это было мило и уютно, но отчасти она активно вела диалог с окружающими. Подкалывая и смеясь, оставив ощущение умиления где-то между нами – не дальше. Не дальше колодца, в недрах которого течет говно. И с этого момента никто никогда не удивлялся, видя нас вместе. Не было никакого ажиотажа, расспросов. Все приняли нашу пару как должное. И по всем моим ощущениям так оно и было. Она была центром внимания, и меня затащила в самую его гущу. Стоя с ней, у меня поднялось настроение, я позабыл обо всем и просто начал поддерживать общие темы. Она спустила меня на землю, пытаясь взобраться вверх. И не важно, что мне с тем же успехом помог бы пинок. Я был юн и действовал инстинктивно, глупо, необдуманно. А она пряталась, как ребёнок за манжет на куртке и обжигала ледяными руками мою спину. Какая она была? Она была сильная, но не волевая. Трусиха, убегающая от проблем. Беглянка. Многое пережила, и ещё переживёт – в том я уверен. Но никто с ней не сравниться в стремлении к бегству и таланту создавать бред. Она мне открыла глаза на многое. Впустила в реальность. Единственная, кто по мне, был со мной искренне всегда. Я даже не задумываюсь, что она мне врет. Мне не надо было задавать глупых вопросов на почве ревности, она просто видела их в моих глазах при встрече и сразу успокаивала меня. Ничего лишнего! Ни одной секунды! Она та, с кем я сравниваю всех этих девушек, все эти годы. Многому меня научила. Перевернула все и исчезла. Исчезла из-за моей упрямости, оставив бардак и меня. Я никогда не пытался пересилить ее нрав, это обойдётся мне не меньшей мукой. Ее необузданный нрав не клонил меня к поклонению, напротив, мне всегда хотелось подбросить дров и посмотреть, что из этого выйдет. Хоть я и проживаю аморально и бессвязно, вовсе нет намерения лишать ее рассудка, призывая на крайности, любопытства ради. Она дорога мне, вопреки вышесказанному, вопреки всем порывам к без ухабистой суете, я сохраню ее рассудок, дабы сохранить свой. Эта забота и рвение оберегать другого с осознанием, что просто не сможешь без него или не простишь себе случись что с ним. Есть чистые чувства, которые простираются не с руки, а с души. Страх одиночества, один из самых актуальных для женщин, а она одинока с рождения. Считая всех врагами и любя всех одновременно. Самый
искренний человек, врущий на каждом шагу. Целый мир, заключённый в ее зелёных глазах и сведённый к бесконечности. Девочка «никто». Ноль, изменивший все, и продолжающий творить хаос вокруг себя. И нет большего спокойствия, чем твоё сочувствие. И не придумал я смешнее шутки, чем твой смех. И нет большей власти надо мной, чем твоя доброта.
И тот момент, когда она прижалась ко мне не, был началом. И тем более я не назову его итогом. Это очень важная точка, из которой будут тянуться сотни дорог. Всевозможные варианты событий моей жизни, ее и всех, кого когда-либо мы знали, любили и просто видели. Ведь, не встретив ее, я бы не обратил внимания на всех тех девушек, с которыми мне посчастливилось проводить свою жизнь. Беспорядок, установившейся в моей жизни с тех времён, продолжает марш по моей судьбе. И тщательно подобранные, зарегистрированные и систематизированные слова и эмоции, описанные здесь, лишь малое доказательство той взрывной волны. И, если кто-нибудь назовёт это просто влюблённостью или одержимостью, наберитесь терпения. Дальнейшее развитие событий ещё не раз вас удивит и беспощадно пошвыряет из одного лагеря в другой.
Если бы я знал все своё будущее, от момента происхождения событий, описанных в книге, до своей смерти, наперёд зная все провалы, все триумфы, всю радость со слезами и без, всю горечь и боль разочарования и обиды, все равно, бесспорно для себя, с высоты этих знаний и общей осведомлённости, я ждал бы их ещё сильнее. Благодаря этим эмоциям я тот, кто я есть. Не то что бы я был безнадёжный нарцисс, просто пытаюсь объяснить необходимость этих эмоций для личности. Как фундаментальную, так и попросту максимально желанную. Мне вовсе не нужно покупать яхту или замок, чтобы пережить момент полного счастья. Нет необходимости достигать высот в спорте, чтобы удовлетворить своё эго. Я нахожу эмоции в другом: в житейском, простом и неприметном с виду, а то и пугающем. Выйдя однажды на рынок эмоций, покинув слои финансового каннибализма, я абсолютно точно могу предположить следующее:
Я никогда не дам тебе благополучия финансового, психологического да даже санитарного. Но принеся все это в жертву, одной благодетели это эмоции. То, что существует вне времени и пространства. Чистые, необузданные, неделимые, не наигранные эмоции. Те самые, за которые киноакадемии всего мира платят миллиарды, те эмоции, которые всегда будоражили и вдохновляли человечество. Те, которые так яростно будут нас жечь, что опалят все существо, но лишь выведут нас на новый бессмертный уровень. Наш антибиотик, наша химиотерапия, сохраняющая нам жизнь, будет любовь и беззаботный взгляд на вещи, несерьёзность и чувство юмора. Однажды я ощутил энергию сотни тысяч солнц в себе. И лишь со временем понял, что это была твоя забота и любовь. На периферии событий и чувств, описанных здесь, я абсолютно гол и искренен перед миром и тобой, Ромаха. Я буду стараться все расхлебать, и все дороги направлю в твою сторону. Единственное, что я не могу обещать так это то, что я понятия не имею, сколько мне понабиться времени на все дороги и пересадки до тебя. Но заглянув однажды за грань, оказавшись лицом к лицу с Абсолютом, знаю наверняка – я приду вовремя.
16
Переписка в ВК с Ромахой.
– Ну что. Тратил деньги, валял дурака. Все как обычно. Начал учиться с конца декабря только (напомню мою специальность: Разделение изотопов и ядерное топливо, закрытый факультет межмолекулярной физики). К концу декабря у меня было четыре долга. Не так давно переговорил с деканатом и мне дали время на закрытие академических долгов. Потом еще и еще. А я бегал как проклятый к преподавателю по химии. Она просто не принимала мои работы. Думал, если сдам Химию, то займусь остальными долгами позже. Потом меня вызвали в деканат. Звонил тот, с которым я на ножах. Я приехал, мол, что за дела у меня еще есть время. Он всех выгнал из деканата. Сел напротив и начал, мол, долгов много, давай не будем ругаться и сует мне бумагу об отчислении на подпись. Я и подписал.
– Мдааааааа!!! Все понятно с тобой. Дотянул… Ладно, родной, все нормально! А если тебя в армию заберут, я сильно скучать буду! Приезжай ко мне в гости.
– Заберут, так заберут. Приехать? Звучит ОЧЕНЬ заманчиво! Надоело многое… Я бы с радостью. Но родители ждут дома. В ЕКБ закончу кое-какие дела и поеду домой. А в июне снова поступать.
– Тоже не плохо. Ну летом, надеюсь, увидимся!
– Надеюсь.
– Я так хочу прыгнуть на тебя, обхватить ногами за талию и обнять крепко-крепко! Вот как я соскучилась!
СТОП! Я повернулся к соседу.
– Надо достать выпивку.
– Сейчас? Ночь на дворе, общежитие закрыто.
– Чем сложней, тем веселей.
– Ты чего это?
– Ну, у тебя бывало когда-нибудь одновременно горечь об утрате, отчисление, угроза судимости и признание очень важного человека жизни о том, что она скучает и ждет встречи?
– Нет, наверно. Но знаешь, тут и монах напился бы в дрова. И еще, я, кажется, тебя плохо знаю…
– Это плохо?
– Это странно. Прожить почти год с человеком и ничего не знать о его жизни.
– Ну, будет желание – узнаешь.
– Ага. Ладно, какой план?
– Импровизируем. Надень только носки.
Оделись. Вышли в коридор. Закрыли дверь.
– Что дальше?
– Через окно?
– Высоко. Надо через вахту пройти.
– Там охрана. Не пропустят.
– А кто с ними знаком?
– Это… Твой одногрупник, лобстер.
– Какой? Вова?
– Да!
– До Вовы.
Пошли по коридору. Я закурил, сосед засуетился вокруг.
– Вова, открывай!
Он жил один. Всех соседей к этому времени отчислили.
– Кто?
– Илья.
Открыл. Сонный. В шортах (или трусах).
– Пошли с нами. Носки только одень.
Он, не думая, одел носки, тапки и пошел за нами. Сосед снял олимпийку и дал ему.
– Проведи через охрану.
– Да я не смогу…
– Давай, вперёд.
Развернули в сторону охраны и вытолкнули за угол. Сосед сдавленно засмеялся. А тот, смелый человек в тапках на носки и олимпийке, поприветствовал охранника и начал с ним диалог, который сложно было услышать из-за нашего укрытия. Через некоторое время он вернулся, улыбаясь, как будто, наконец, получил нобелевскую премию ну или минет.
– Получилось! Только выходите до самого открытия, до шести.
– Отлично! Тогда пошли с нами.
– Что?
– Пойдём, я кое-что тебе покажу, от этого весь твой мир перевернётся.
– Не понял. Это что?
– Знаешь что это?
– Сигарета?
– Не совсем обычная сигарета.
Я демонстративно прикурил. Немного подержал дым и выдохнул. Потом передал соседу. Тот тоже затянулся, подержал дым и выдохнул. Потом я взял ее и протянул Вове.
– Нет, я не буду!
– Почему?
– Я ни разу не пробовал… Страшно.
– Не бойся. Это натуральная смесь. Расслабит и настроение поднимет. Скажи, когда ты делал хоть что-то безумное как, например, покурить травки на крыльце общежития посреди ночи в трусах?
– Это шорты…
Он молчал. Осталось только надавить.
– Держи, давай.
Он затянулся. Задержал дыхание на пару секунд и закашлял. Мы с соседом засмеялись.
– Ну как?
– Странно. Голова немного закружилась, – Вова.
– А ты сосед?
– Расслабило. Кажется, пить хочется.
– Мне тоже захотелось. Что действует уже?
– Ага,– я. Стоит ли говорить, что это была обычная сигарета?!
Мы двинулись меж домов, до ближайшего ларька с просрочкой. Система такая: алкоголь, просроченный на пару дней, можно было купить там в два раза дешевле обычной цены. Из десяти бутылок откровенно воняла только одна. Остальные – пиво как пиво. До места оставалось пару домов. Шли дворами. Мы шли и смеялись (Вова разошёлся ни на шутку). С дальней стороны дома вырулила ППС. Вова побежал в противоположную сторону. Сосед за ним. Я засмеялся и тоже за ними. Бежали, пока Вова не остановился.
– Вы чего?
– Он побежал и я тоже, – Сосед.
– Нельзя убегать от полиции! Это как признаться, что мы что-то натворили, – я.
– А гулять в шортах ночью как маньяки можно? – Вова.
Все засмеялись, все еще переводя дух. Немного подождав, пока Вова сочтёт путь безопасным, двинулись дальше. Шли молча. На вопрос: «Вы чего притихли?», Вова ответил: «А ты как будто не понял? Отпустила твоя самокрутка».
Дошли до места. Я купил ящик в стекле по 0,5. Выходя, встретили бомжа, который пристал к нам.
– Извините, пожалуйста, у вас не найдётся пара рублей?
– Отвали.
– Ну, хоть червонец?
– Нет.
– Я вам стихотворение расскажу.