Za darmo

Бесы города пыли

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Тихо!– дверь подъезда устало скрипнула. Вошёл сосед, который живёт на втором этаже. Поздоровался, прошёл мимо. Я повернулся спиной к выходу.

– Ну?– Данил.

– Думаешь, встречаться хочет?

– Да, по-любому.

– Боже, что я сделал такого плохого?!

– Может молнией убьёт?

– Надеюсь. Все надо мной ржут из-за этого, а я тут причём? Она же такая выскочка. В каждой дырке затычка. Вечно бегает к маме жаловаться…

Дверь снова скрипнула. У Данила на лице расплылась дикая улыбка, он забегал глазами и начал издавать "псс", дабы привлечь моё внимание. Затем просто громко поздоровался.

– Оль, привет! – я повернулся. Она явно волновалась, на вид даже бежала.

– Привет!

– Ну я пошёл.

Он ушёл, напевая "собачий вальс" (Мопсова Оля: оригинальностью дразнилок не блистали). Я поздоровался со своими тапочками и сел на ступеньки, ведущие на второй этаж.

– Как дела?

Бла

Бла

Бла

– Ну, это же не случайность?– спросил я, теряясь в догадках.

– Да,– скромно ответили она,– ты мне давно нравишься.

– Ясно,– я был готов врезать Данилу за "карканье".

– Слушай, мы учимся в одном классе и ну… Давай встречаться?

– Нет,– глаза ее округлились. "К бабке не ходи": Оля ждала другого ответа.

Бла

Бла

Бла

***

2011г.Екатеринбург у Никиты

Я пытался справиться с головокружением, а она обнимала меня, пытаясь повернуть лицом к себе. В итоге, она начала мне начищать область ширинки. И запах шпрот куда-то делся и я был уже не против повернуться. Я попытался залезть ей в трусы, но она ещё вздумала поартачиться.

– Ты не обнаглела?!– спросил я ее.

– Тише! Тут Никита с Людой ведь. С ума сошёл? И с чего ты…

– Так!– уверенно-пьяно начал я, перебивая ее бред. Во мне плескалось ноль пять мужества, не считая пива. И поэтому эта часть пересказа будет немного высокомерной. Извините или мне "все ровно, что вы думаете".

– Пошли тогда на кухню. Я за сигаретами, есть заначка в курточке. Чтобы когда я повернулся, ты была уже на кухне.

Поворачиваюсь и, клянусь Т9, она стояла на кухне спиной ко мне. Я взял из курточки, за одно, презервативы и не совсем по ровной траектории направился к ней. Зашёл на кухню, прикрыл дверь, выключил свет, обнял. Мы целовались с такой быстротой и глубиной, что я не понимал где верх, где низ. На пол полетели кухонные приборы, затем одежда. Пыхтя носами, друг в друга я забыл о предрассудках, все исчезло: не только прошлое и будущее, но и настоящее. В такие моменты даже ангелы не в силах отследить тебя. Если и есть порталы в другую реальность, то люди давно нашли один из них, куда они будут вновь и вновь возвращаться.

Я пытался не трогать ее толстых боков, дабы не сбить настрой. В порыве страсти я хватаю ее под попу и усаживаю на разделочный стол (как созвучно). В темноте что-то издало протяжное "пи".

– Что это было?– отлепилась от моих губ.

– Не важно, завтра подумаю…-

Я все лез целоваться. Не до "пиканья» было.

Мы начали целоваться, но через некоторое мгновение она начала ёрзать, а я задумываться о звуке, затем опустил взгляд. В темноте прямо под ней горели все четыре конфорки сенсорной плиты. Я дико засмеялся. Она вскочила, махая руками. Я сел на пол и не мог остановить истерику.

5

Я, как будто отрезвел. Вдруг идея интима на кухне стала дикой и неприемлемой. Когда смех прекратился Оля начала одеваться, торопясь, не вдаваясь в мелочи. Она явно чувствовала себя неловко и спешила прикрыть свои неловкости одеждой. Почувствовав ее панику, я остановил ее прикосновением руки. Потёр тыльную сторону ладони, затем, встретившись взглядом, прикоснулся к ее щеке. Напряжение начало уходить. Скорее оно начало переходить ко мне. Не в силах выдержать его я поцеловал ее. Это был другой поцелуй. Без оттенков пошлости. Наполненный романтизмом и нежностью. И тогда даже Я расслабился. Просто растворился. Второй раз за короткий промежуток времени ее вещи начали падать на пол. Учитывая неудачи прошлого на этот раз я посадил ее на обеденный стол с лёгкой улыбкой. Она мельком взглянула на керамическую плиту и тоже улыбнулась, смущённо опуская глаза. Я опять начал высасывать из неё неловкость и скованность через прикосновения и поцелуи. Когда она была в одном нижнем белье я понял, что до сих пор не готов к близости. Так сказать "не хватает твёрдости"… Вообще… Начал паниковать, пытаясь энергичнее ласкать и целовать ее. Оля отвечала взаимностью, не подозревая, что у меня возникла «вялая проблема». Когда я затянул все сроки (да и описание этой сцены, за что прошу прощения) она скользнула ко мне в трусы. Естественно – удивилась.

– Что-то не так?– спросила она.

– Сама виновата,– сказал я, осознавая ошибки. На вопрос, читающийся в ее глазах, я начал врать, пытаясь выйти сухим из глупо сложившейся ситуации.

– Ну перестоял. Вот почему нельзя затягивать с процессом. Это же ты затянула… Мол Никита с Людой не спят. Ой да не буду, ой да не хочу.

Она с глупым видом сидела на столе в одних трусиках. Сгорбилась, не пытаясь прикрыться. Девушка, не привыкшая к таким откровенностям, когда пропал туман страсти, смогла оценить картину и сложившуюся ситуацию. Я же стоял довольный так быстро и логично придуманной отговоркой и одновременно страдал от угрызений совести. В общем, мы оба смотрели друг на друга растерянно, тогда она горько заплакала. Мне стало жаль ее, как маленькую девочку. Все женщины маленькие девочки, даже, когда занимаются «взрослыми делами». В них живёт ребёнок. Просто, у хорошо воспитанных, он на поверхности, у других – глубоко внутри. Да и с возрастом он никуда не денется, а просто задушиться и заблокируется мужчинами и их запросами. Ломая и калеча души, мужчины продолжают свой марш по женщинам. По телкам. С такой жестокостью и ненавистью. Я был готов на сострадание и искренне жалел ее тогда. От чего она дала волю чувствам и разревелась навзрыд. Я попытался ее одеть, дабы успокоить, но чтобы это не выглядело, как необходимое. Это помогло, она немного успокоилась, будучи одета.

– Успокойся. Все хорошо. Ты не виновата. И у тебя, правда, отличная мама!– решил пошутить я. Шутник, сука… Она подняла зарёванные глаза на меня, но тут же расплакалась ещё сильнее. Я как воды в рот набрал, окончательно сбитый с толку.

– Ты не представляешь, как тяжело учиться в школе, где работает твоя мать!

– Таааак. Не могу, наверно.

– Постоянный контроль и ответственность! Меня наказывали даже за четвёрки, в то время когда мои одноклассники гуляли, напивались, влюблялись…

– Кто знает, может она как раз хотела уберечь меня от этого.

– Да. У нее неплохо получалось,– улыбка? Да, кажется, это была улыбка! "Так, она больше не ревёт, можно покурить"– подумал я.

– Всегда было интересно, почему вы переехали. Как это было с моей колокольни: твоя мама держит меня в ежовых рукавицах, натаскивает на олимпиады. Я ведь тогда занимал первые места по стране!

– Я помню,– вновь улыбнулась она, я же продолжил с ещё большей уверенностью:

– Я стоял на сцене среди призёров всех направлений и не понимал, за что столько внимания? Разве все участники не знают сколько звёзд в солнечной системе?! Разве они не знают столицу Германии?! Или что такое тихоокеанское огненное кольцо?! Для меня это было так просто, но главное интересно. Именно в этом мастерство твоей мамы и заключается, она не заставляла зубрить, а умела заинтересовывать! Мне правда была интересна вся эта хрень! Поверить не могу,

как она это провернула. И вдруг, в один миг вы всей семьёй переезжаете в город. А я? А что я?! Я первый раз попробовал пиво и сигареты,– сказал я, демонстративно приподняв руку с тлеющей между пальцев сигаретой, – появились тройки в четвертях, не ночевать дома стало нормой. Я вовсе не виню твою маму, но согласись, связь присутствует. Так почему?

– Переехали-то?– в ответ я кивнул, туша сигарету и жмурясь, выдыхал дым.

– Ведь в школе я любила тебя…– неожиданно сказала она. Я, не моргнув, ответил, как можно спокойнее:

– Да я знаю. По-моему, все знали. По-моему, даже по новостям как-то говорили.

– Не удивлюсь.

– И как это связано с вашим бегством?

– Я влюбилась по уши. А ты меня отшил. Я ревела, болела, пока не встретила Максима.

– Максима?! А точно, ты же до отъезда с ним встречалась?

– Ну не после же…– вздохнула и продолжила,– в общем, с ним не сложилось.

– Может у тебя несовместимость с Ильями и Максами?

– И с Андреями и Мишами…

– Понял, понял. Ну ладно тебе.

Она продолжила:

– К тому моменту, когда я с ним разбежалась, маме предложили хорошую работу в городе. В престижном лицее, все дела…

– Я тут подумал: а это нормально, что в школе такая Санта Барбара творилась?

– Не знаю. Мы другой школы не знаем.

– Извини, что перебил…

– Предложили работу… Родители не могли решить, что делать, спросили меня. Меня как раз уже ничего не держало в поселке. Я была даже немного зла на людей, живущих там. Сказала родителям: «едем!»… Затянулась пауза. Я вновь ушел в воспоминания школьных лет. И, на удивление Оли, улыбнулся.

– Твоя мама правда прелесть! Ты не представляешь, какая она… Конечно, ты прожила и провела с ней больше времени, чем я, это бесспорно. Но у меня дикое желание пробудить именно гордость! Знаешь, в детстве я очень любил энциклопедии. Нет, правда! Своих у меня было пять, если не меньше (которые я прочитал и просмотрел вдоль и поперёк) и, поэтому я собирал их у всего района. Это было в порядке вещей (я с самого утра трезвонил в дверной звонок, затем уверял взрослых, что разбудить Диму или Вову необходимо, очень срочно, что дело не ждёт и, вообще, на кону пару сотен жизней. Затем просил, "буквально до вечера", полистать энциклопедию, а возвращал только тогда, когда напомнят, либо вообще забывал вернуть. Не из-за каких-то мерзких и обманных начал, а скорее, из-за неспособности остановиться изучать их). В то время у меня появилось желание сделать какое-нибудь открытие. Я часами ходил по комнате, дума, что можно изобрести, естественно (к сожалению), перебирая то, что давно не только воплощено в жизнь, но уже старо и привычно, как зубная щётка.

 

Злясь, я открыл окно, и по пояс свесил тело на улицу. За окном была зима, стоял крещенский мороз и темнота, разгоняемая только светом оранжевых фонарей вдоль дороги. Ни души. Тихо. И только собака где-то истошно лает на прохожего. Часто дыша я выпускал густой пар. И, посмотрев на фонари через облако пара, я увидел радугу. "Вот оно – открытие"! Не закрыв окно, я побежал на кухню рассказать все маме…

В мыслях, одетый во фрак, я открывал шампанское в президентском номере со своими коллегами в исследованиях. Мать же не просто сняла с меня фрак, но и пригубила шампанское, посмеиваясь. Мол, давно это все открыто и хватит заниматься ерундой… Я же углубился с двойным рвением в познание всего, что только мог найти. Неудача в открытии оставила свой след и я нашёл то, что мне пришлось по вкусу, а именно "мёртвую" науку. Дисциплину, которая корнями уходила тысячи жизней и приключений, умопомрачительных открытий, в доблесть, в отвагу, в любовь, в предательство и, естественно, в путешествия.

Твоя мама стала проводником и наставником в этот мир раззадоривая меня ещё сильнее. География расширяла границы и увлекала историей. В пятом классе, если честно, я сам записался на олимпиаду по географии. Занял, как помнишь, первое место в школе, районе, округе, области и крае. Эти заслуги мне давались только с дополнительной подготовкой твоей мамы, но без особых усилий. По крайней мере, я их не замечал в процессе, потому что я был увлечён. Мне просто было интересно этим заниматься… Но потом вы уехали… И вот я в трусах, пьяный, объясняю какая прекрасная у тебя мама. Понимаю, не внушает доверия и уверенности в мои слова. Я искренен, и правда благодарен твоей маме. Ты береги ее.

– Вау! Мне нечего сказать…– и в этот раз она плакала и улыбалась.

– Смотрю, ты мне веришь.

– Верю!

Она крепко обняла меня и выдала:

– Как же повезёт той девушке, которую ты выберешь!

Я смутился. Не ответил. А просто закурил новую сигарету, задумавшись. Можно бесконечно размышлять о прошлом, мол как да что… И я пошёл мыслями в другой коридор: как же ничтожно влияют наши решения на судьбу. И самое ужасное, что настолько все взаимосвязано в этом полотне, что даже взгляд, слово, мысль могут повлиять на судьбу людей вокруг. Стало не по себе от такой глобализации и личной ничтожности. Я посмотрел на неё, оценил ситуацию, тишину, улыбку и мне стало тепло и уютно. Я больше не находил в ней ничего ужасного, пугающего и отталкивающего. Передо мной стояло прекрасное создание, напуганное и скромное, с нелёгкой историей (как и у всех). Она мне симпатизировала и была интересна. Не знаю, с чем связана перемена отношения к ней, пусть психологи рассудят, есть только несколько теорий, но я уж не буду вас нагружать ими, расписывая варианты событий, прибегая к сравнениям выдуманных и упрощённых, похожих историй, венчая все цитатой или поговоркой. Почему-то все время, до того, как мы легли в постель и не заснули, я испытывал к ней превозносимую (отнюдь не принижающую) жалость.

Мне, правда, было ее жаль и впервые за многое время я вспомнил одну девушку, которая давно заняла часть души, безвозвратно. У неё давно была своя жизнь без меня. Жалость к Оле наводила на мысли и переживания о той самой. «Как она? Чем живёт? Чем дышит? Вспоминает хоть изредка? А самое главное есть ли кто у неё что бы успокоил в трудный момент?» Я искренне надеялся, что есть. И на пару дней я ушёл в бабскую депрессию. Потек и расклеился, как овощь, постоянно возвращаясь мыслями в прошлое, где я был вместе с той.

В мечтах все проще. Там ты и жнец, и творец. Художник картины. Главный автор сценария. Это душевно, просто и легко. Быть центром вселенной, выстраивать декорации и управлять марионетками. И все, как по волшебству, думают как ты и до боли предсказуемы. Сам смоделировал сцену: подхожу к ней и говорю:

– А знаешь, все это время я искренне тебя любил и был к тебе привязан, засыпал и просыпался с мыслями о тебе,– а она такая в ответ.

– Я знаю. И всегда знала. Как долго же я ждала от тебя этих слов, ты даже не представляешь!

А на деле: она пошутит, чтобы упростить неловкую ситуацию а-ля: «опять ты пьяный, наговоришь. Такой смешной». уйдёт от комментариев и ответа, а может и переведёт тему. Или просто уйдёт, отдалившись навсегда, остаток дней считая тебя психом (ну по-моему уже никто не будет сомневаться в моей вменяемости…). Или ещё сто сценариев, которые даже не приходили тебе в голову. Что и делает жизнь и любовь, в частности, такой живой и не предсказуемой. Ты можешь посвятить жизнь человеку (или большую ее часть), а человек тебя всё же несказанно удивит. Приятно думать, что если печально удивит, то это ещё не конец, а лишь предисловие к счастью. Только жизнь не разбита на главы. И, конец наступает, когда о тебе забывают. Или твой вклад перестаёт быть полезен и необходим. Или.. или… На это у меня не хватает фантазии.

Я искренне горевал о той самой. Но как типичный мужчина не решался сообщить ей. Объясню это со своей позиции, защищаясь своими страхами и предубеждениями. Я не решался

так долго объясниться в чувствах (на момент действий: немного не мало, два года), потому что боялся показаться слабым, чувствительным, уязвимым. Ведь я надеялся, в конце концов, стать ее стержнем, защитником и оберегом. А оберег с прошлым слюнтяйством и соплями длинее дамских, выглядит недостаточно внушительно. В этом и проблема. Я боялся сделать шаг, расписывая и пугаясь мной же придуманного будущего. Просто опасался себя самого. Что может быть противней. Ну, если только тухлая рыба (и то посоперничает). Какой слабак! Я был сильнее тухлой рыбы в номинации "самое отвратительное создание". Чтобы подкрепить образ, разбитость и унижение, добавлю: «хоть где-то я оказался первым». Тлен. Осень. Мёртвые единороги. Плачущие ламантины.

***

– Ну что жал сотку? – Никита.

– Ты про что?

– Ну, заглянул в нутро чёрные дыры?

– Что?

– Перелистал все складки? Закладки на интересных местах оставил? Или загнул уголки, чтобы при повторе быстро найти?

– Ты про тот вечер?– понял я, расстроившись от отношения Никиты к Оле.

– Да! Вы довольно шумно себя вели. И хоть она не в твоей весовой категории, ты всё же ушёл гладиатором с лавровым венком на локонах славы.

– Тише, тише. Какие локоны? Какая слава? Складки, закладки… Что там ещё? Дыры… Ничего не было. В смысле я бы хотел, ну то есть, тогда, но не было. Не получилось. И не спрашивай почему: я типо джентльмен и не расскажу.

– Я так скажу дружище: бог уберёг! Он ведь видит, что ты парень не плохой и решил уберечь от ТАКИХ душевных и мышечных травм. А сколько она вообще весит?

– Успокойся…– он был противен для меня впервые в жизни! Очень сложно было объяснить ему, что она чуткий человек и прекрасная девушка. И, что ему только мечтать о такой жене и спутнице жизни. И я сказал лишь:

– Есть мазь для спины, да глаза залью уксусом, чтобы не видеть ничего подобного…

– Ха Ха Ха. Это точно! Ну ты держись! Понимаю травма на всю жизнь!

– Хорошо… А сам что молчишь? Я видел, ты там с Людой хорошо время проводил. Колись было что?

– Да нет… Ничего. Ладно, Илюх, мне бежать надо. Береги спину!

– Хорошо. Давай.

Я взял сигареты и решил выйти покурить на крыльцо общежития. Подышать свежим воздухом.

***

Я знала, что не почувствую ничего! Надо было раньше ее послать! Наверно так и сидит в этой тараканьей дыре под названием кафе, размазывая сопли по меню! Влюбилась она в бывшего! Это же оксюморон! Сколько сил! Сколько времени! Сколько мудрости я вложила в эту суку! Ведь идеальная кандидатура была! Уже называла себя лесбиянкой и саркастически высмеивала парней! Да как?! Где я ошиблась?! На что… На что они цепляются?! Почему ОН вернулся?! Красота? Сексуальность? Наверно! Ну да она стала выглядеть намного лучше, чем когда я ее встретила. Секущиеся кончики не знали ни Муса ни даже кондиционера для волос. Я уж молчу о цвете… А тряпки, которые она носила? Ха Ха Ха! Нежно розовый тонкий свитер с классической юбкой ниже колена и внимание: туфли на квадратном низком каблуке!!! Если бы не ее история о скотине парне, я бы даже не обратила свое внимание на нее, как на нечто бесформенное податливое, из чего можно будет слепить что-то путнее. И ведь слепила! Сука!

Мимо стремительно пролетали прохожие оглядываясь. Поверьте было на что! Мне двадцать два. Я свободна от предубеждений, мужчин, семейных, финансовых пут! Я владею совершенным телом, милым лицом, а главное опытом! На шпильки моих туфель насажено немало слабаков, а тех, кто выпендривался, насадила что как по-моему мнению, у них незаслуженно свисало до пола. Тонкий звон каблуков отражался от домов, заманивая зевак. Гордо покачивая бёдрами, она завораживала каждого. Она издевалась над каждым, разжигая в мужчинах низшие

инстинкты. Они заранее были в проигрыше! Ни у кого не было шанса завладеть ее вниманием, если она сама того не пожелает (да и то – забавы ради). Она не искала лёгких путей. Напротив – старалась ввязаться в самую гущу событий, но не любопытством, или привлекая всяческое внимание. Она не была скрипкой "в пещере горного короля"… Она была дирижёром! Увлекая психологией и сексологией, она играла абсолютно со всеми.

Ещё я не убивалась из-за нее. Ну и к чёрту. Сегодня мой день! Как и любой…

***

Из-за угла вышла девушка. Даже не знаю, как ее описать… Такую сложно не заметить! Практически невозможно пролистать в журнале. Она была космически, вселенски, галактически сексуальна! Она стремительно приближалась, изящно виляя попой. На пол пути мы встретились взглядами. На моё удивление, она как-то зловеще улыбнулась и слегка изменила траекторию, направляясь ко мне. И чем ближе она подходила, тем меньше мыслей оставалось в голове. С каждым "цокотом" я чувствовал себя уродливее. Она подошла так близко, что я мог разглядеть комочки на ее ресницах. Взяла сигарету из моих пальцев. Элегантно затянулась, осмотрев меня.

– Ты идёшь со мной.

– Ну… Хорошо… Наверно…

Она бесцеремонно потащила меня за руку. Да будь это хоть зелёная миля я пошёл бы за ней!

6

Сотни: «хочу!». Тысячи: «еще!». Десятки тысяч стонов. Я потерял счет во времени. Не было ни понедельников или четвергов, было «сегодня», «сейчас». Не важна стала даже еда. Ведь большую часть времени мы с Мариной проводили в постели. Ей всего было мало, а я не был против. В какой то степени, я был безумно рад нашей встрече и ее гостеприимству, но я всеми силами глушил эти мысли. Рядом с ней я чувствовал себя ребёнком, неопытным девственником. Если бы я допускал проявлять ещё и радость нашего времяпрепровождения, меня бы раздавило окончательно от моей никчёмности. Она же вела себя довольно беззаботно. Казалось, она не знает ни горя, ни тоски. Я никогда не успевал за ней. Она была лёгкой, хрупкой, живой. Настолько живой, что прислушиваясь к ее дыханию ночью, я никогда не замечал ровного дыхания. Ей богу как у психопата, либо собаки… Грудная клетка вздёргивалась и подскакивала разрывая лёгкие новой порцией кислорода. Пальцы никогда не гладили – они сжимали до побеления, вгрызаясь ногтями. Лишённая любого стеснения, она разверзалась энергией. Ей некуда было ее деть. Я не успевал восхищаться ее живости, чувству юмора, красоте, зелёным глазам. Я потонул в ее объятиях и в догадках, зачем ей понадобился я. Она была цельным, единым и неделимым существом. Во всем я чувствовал себя отстающим или тем, кто просто рядом, как говориться «плюс один».

Первые пару дней я и не ощущал себя лишним. Имя-то ее через раз вспоминал, какие там недостатки и изъяны в характере и отношениях? А есть ли они вообще? Это было не важно, все стало легко и «не важно». Мы занимались любовью, любовью! Вместе принимали душ ночью (душевые кабинки были общими на все общежитие), танцевали, дрались (до перьев), кидались и обмазывались пиццей из «Пиццерии», рисовали простыми карандашами на стенах… В этом головокружительном начале мне было не до самоанализа. Просто было хорошо.

Этого этапа хватило на два с половиной дня. Затем избыток алкоголя, физических и эмоциональных нагрузок дал о себе знать. Мы начали много спать и по по-маленьку интересоваться внешним миром. С моей стороны: я стал появляться у себя в комнате, сходил на пару лекций. С ее стороны: она стала чаще куда-то уходить (бывало без объяснений пропадала на ночь). Именно в эти моменты в мою голову полезли мысли, выше сказанные про «плюс один».

И в тоже время я искренне радовался, когда она вновь появлялась и мы снова веселились и проводили время вместе. В тот период я ухватился за глупую мысль,что если мне скучно, то и ей тоже. И чем дальше мы были знакомы и близки, тем чаще я начинал скучать в ее обществе. В отчаянии предлагал всевозможное дурака валяние, слабо веря в его реализацию, да и сильно сомневаясь в собственном желании заниматься задуманным. Бросаться едой уже не выглядело весело – это было грязно, липко и как-то не по-христиански. Мыться стали отдельно. Да что уж там… ночевали вместе, сначала через день, потом все реже и реже. Почему-то я начал считать себя настолько важным и значимым в ее жизни персонажем, что стал интересоваться куда, с кем и зачем она ходит. Сначала, естественно, она отшучивалась. Со временем ее и меня это начало злить. Катализатором всего этого для меня служила ее привычка с кем-то переписываться по телефону. Да, временами она от него ни на секунду не могла отвлечься. До сих пор помню звук приходящей смс. Тогда я был убеждён, что его придумали в аду… Либо в раю, дабы мы ничего не напридумывали себе тут на Земле. Мол, вы можете любить друг друга и котиков, но не забывайте, что рай здесь, а у вас всего лишь сраная Земля и сигнал смс будет напоминать вам это. К этому моменту я настолько достиг пика своей «ненужности» ей, что, когда увидел ее с парнем в обнимку, на том самом месте, где она выясняла отношения с подружкой накануне нашего знакомства, я просто докурил и пошел к себе. Поднимаясь в комнату, я подумал: она считает, что имеет на это право. Она не выставляла ни его, ни меня на показ другому. Наверняка она мысленно допускала и ответное, похожее поведение от нас. Или же ей вовсе было все равно, что в принципе идентично. Т.е. Наделяет меня теми же возможностями. И с пониманием наших отношений в таком свете мне стало тоскливо и легко одновременно. Легко «по-мужски» и тоскливо «по-бабски», как потом охарактеризовала одна подруга. Ведь как мужчина, я был рад такому раскладу событий: мы были свободны и не обязаны друг, другу, продолжали встречаться и проводить время вдвоем. А с другой, скорее с какой-то наивной или даже Шекспировской стороны, хотелось

 

преданности и искренности от человека, с которым спишь и пьёшь. Моя психика, честно говоря, тогда с трудом это удерживала.

К моему удивлению, она начала этот разговор. Я сидел за ноутбуком и переписывался со школьными друзьями. С самыми близкими мне людьми, которые знали меня от и до.

Неожиданно она заявила:

– Илья, а ты знаешь, мне вчера цветы подарили.

– Зачем ты это говоришь?

– Надеюсь, что тебя это разозлит.

– Почему?

– Потому что подобное меня бы разозлило. Кстати, кто такая Настя? Я слышала, она часто у вас гостит. Кто это вообще?

– Друг. Скорее соседа, чем мой. Но в любом случае твои информаторы халтурят. Она давненько к нам не заходит, после одного инцидента.

– Да? После какого?

– Не скажу. Не хочу быть тем, кто разносит слухи.

– С чего ты взял, что я расскажу всему универу?!

– Успокойся, я такого не говорил. И к чему все это? Я думал тебе все равно, кто и когда заходит ко мне.

– И почему ты так решил?

– Ну у меня тоже есть информаторы в стенах общежития и они сообщают без умолку, что ты довольно лояльно относишься к серьёзным семейным ценностям.

– Подожди… Кто тебе это сказал? Нет, не знаю, что тебе наговорили, ведь я серьёзно отношусь к нашим «семейным ценностям» и поэтому, хочу того же от тебя.

– Да неужели? Ну хорошо.

– Не «хорошо»! Не хочу больше слышать, что кто-то вроде Насти к тебе ходит.

– Эй ты не можешь запретить ни ей, ни кому-то еще. И вообще, разговор довольно странный. Если ты за верность и даже почти назвала нас парой…

– А кто мы еще?

–…что меня удивляет и радует, так это то, что думаю, я тебе подыграю и прямо сейчас отменю бикини вечеринку у меня в комнате.

– Я серьёзно!

– Хорошо, хорошо. Я понял. Давай попробуем вести себя как мистер и миссис.

Она рассмеялась. А я накинул кухонное полотенце на предплечье подобно официантам в хороших ресторанах и начал кривляться, смеша ее еще сильнее.

***

Вечером мы набрали вина и только в комнате поняли, что накупили пакет «Кагора». Опустили ряд шуток про то, как нас накажет Бог и как стоит нагрешить, чтобы не было так уж обидно попасть в ад.

Мы много пили и разговаривали. Первый раз я задумался о «нас», и о том, что мы действительно классно смотримся и ладим. В тот момент я был уверен во взаимности этих чувств.

Часов в девять мы собрались продолжить веселье в баре. Общих денег было не так много, да и те, которые были, являлись родительскими. Прекрасные годы первых курсов! Беззаботные и безответственные годы прожигания родительских денег! Я вытащил блестящие пакеты из еще не тронутых коробок вина, сложил в пакет. Оделись. Она выглядела потрясающе. Настолько потрясающе, что мне было гордо и лестно идти с ней под локоток. Мы вынесли с собой какую-то бурно обсуждаемую тему и донесли ее до входа в бар, тем самым, совершенно не заметив дороги. Охраны при входе не было. Мы достали двухлитровый пакет, курили и пили. Допив вошли в внутрь.

Бар был оформлен довольно типично по тем меркам, для того времени, того города. Стилизован под ирландский или английский паб двадцатого века с неуместными картинами Нью-Йорка, ярких табличек, хипповых лозунгов. Не обошлось и без Монро, Биг-Бена, Битлз… Короче,

каша стереотипов и клише. Марина присела за столик (почти все были свободны) у стены в центре заведения. Я взял пиво.

– Извините, тут компания пришла день рождения справлять. Так как вас всего двое, вы не могли бы пересесть за барную стойку, пожалуйста.

Я передал слова официанта Марине, она кивнула. Мы пересели за барную, взяв по третей бутылке пива. Настроение было хорошее. Заведение набилось гостями и уже начали включать громкую танцевальную музыку.

– Пойдём танцевать!

– Не хочу.

– Да пойдём, песня классная!

– Ты иди я места подержу.

Она поцеловала и ушла делиться своей грацией с миром. Я сидел абсолютно спокоен и непоколебим. Сколько в ней секса! В такие моменты он вырывался из нее, кричал безумцем, оглушая всех окружающих. Самые раненые и потрёпанные сердца впадали в исступление, забыв о приличии. Забыв о правилах поведения, забыв, что хорошо и полезно. Она абсентом вышибала равнодушие и спокойствие, вышибала гордость, правильное питание, мысли о здоровом образе жизни, политические взгляды, учение родителей, громкие газетные заголовки, коммунальные платежи, серию убийств в пригороде, социальные выплаты, злые, да и вообще любые эмоции. С громким хлюпающим звуком все это вылетело в разбитый иллюминатор, оставив пустоту в комнате, вызывающую лишь растерянность и неловкость. Она облизывала нижнюю губу, приподняв тонкое плечо и публику накрывал ужас бессилия пред этим Ганнибалом в бабочке и на каблуках.

Песен пять она как заведённая не сходила с танцпола. Я пил. К ней начали подкатывать парни. Она отлично смотрелась под любой ритм. Марина, стоит заметить, поступала благородно по отношению ко мне: почти все последующие песни подбегала ко мне и демонстративно целовала, выпивала и убегала вызывать самоистязание у публики. Я почти перестал пить. Денег не осталось, а своё пиво оставил Марине. В три захода она его допила. Рассказал ей про наше финансовое состояние, мы решили, что пора возвращаться и допивать винишко.

Мы вышли в ночной город. Ночь была поистине волшебна. Космос не был так близок к Земле со времён сотворения звезды Солнце и образования планет, выстроившихся в систему. Этот порядок в пространстве хауса и разрушения либо возродился, либо давно скрывался в нашей груди. Машины, люди, фонари, билборды, неоновые вывески – все, что беспокоило и увлекало, уменьшилось до назойливых и смешных мошек. Этот космос заполнил все между нами. И мы, проплывая между созвездий, огибая планеты, смахивая кометы с волос, пьяны и счастливы шли по Екатеринбургу. Какую бы глупость я не говорил, она заливалась смехом, что подталкивало меня творить и озвучивать еще более бессмысленную лабуду. Меня тоже это смешило и забавляло, но искренне было бы сказать, что я радовался за Марину. Смотря на нее пьяными и влюбленными глазами, я хотел лишь смешить ее. Это один из тех моментов, когда мужчину переполняют чувства и он готов на все, ради нее и во имя ее имени. Поднимаясь вверх по проспекту Ленина мы прошли перекресток с Восточной, прошли под железнодорожным мостом и уже видели вдалеке белоснежные колонны своего Университета. Как вдруг…